ГЛАВА 19
Телефон зазвонил, и Антонов неохотно взял трубку. Пугался он в последнее время всякого звонка. От каждого звонка ждал неприятностей. И на этот раз он не ошибся.
– Здравствуйте, – сказал Демид там, в трубке. – А Валерьфедорыча, значится, позвать-то можно? Это от братца его сродственничек звонит.
– Чего надо? – Антонов не отличался особой приветливостью.
– Я вот тута проездом, значится, в городе. Просили вам передать веничек можжевеловый. Для баньки. От спины хорошо помогат.
– Где будешь?
– Как всегда.
– Ладно. – Антонов бросил трубку.
Мало того, что домой звонит, еще цирк устроил, клоун чертов. Можно подумать, что разговор этот не будет понят теми, кто захочет его услышать и понять. Тьфу ты!
Не дают человеку покоя.
***
Антонов прошлепал мимо Демида и не узнал его. Только когда мужичок плебейского вида, отирающийся здесь уже минут пять, хлопнул его по плечу, Антонов прозрел.
– Привет, сродсвенничек. Ну ты вырядился!
Антонов, на что уж профессионал, сам поразился, насколько этот не был похож на Демида Коробова. Типчик был одет так, как никогда не оделся бы Коробов – на нем была синяя махровая кепка, пиджак десятилетней давности неопределенно-помоечного цвета, розовая рубаха с воротником навыпуск и коричневые штаны с пузырями-коленками. Ходил этот человек тоже по другому – волочил ноги словно спохмела, сутулился, тащил в руке портфель, в котором, наверное, лежала бутыль самой дешевой бодяги, луковица и полбуханки хлеба, а может быть, и недоеденная кем-то котлета – гуманитарная помощь из столовой. Короче говоря, существо это получеловеческой породы было настолько неприметной частью городского пейзажа, подобно сотням сходных с ним незаметных полулюдишек, что взгляд не останавливался на нем ни на секунду, как бы автоматически протестуя против такого скучного и невыносимо невыразительного зрелища. Он был обычным безработным – неопасным, неинтересным, и вообще как бы несуществующим.
– Извини, братишка, – сказал Демид. – Ты это, не выручишь? Трехи не хватает. На пузырь. Я верну завтра, чес-слово. Мне Женька должон. А у его завтра полтинник будет, он компрессор из гаража толкнул. А деньги только завтра принесут…
– Ладно-ладно, ты, Шерлок Хамс, артист доморощенный! – Антонов ткнул Демида пальцем в живот. Неплохо эта парочка смотрелась со стороны – принц и нищий. – Ты как, где обитаешься? И долго ли надеешься так протянуть? Я же тебе сказал – сваливай! Уезжай из Нижнего Новгорода, здесь тебе делать нечего. Фоминых большой шухер наводит, всю милицию на уши поставила. Они, между прочим, не любят, когда их братию обижают, газом травят, веревками вяжут. Ты хоть газеты-то читаешь?
– А как же! – Дема достал из сумки местную газету, на первой полосе которой красовался его собственный портрет и надпись "ИЗ НИЖЕГОРОДСКОЙ ТЮРЬМЫ СБЕЖАЛ ОПАСНЫЙ МАНЬЯК-УБИЙЦА". Дальше в двух абзацах шла та же чушь про линию производства собак-мутантов, которую Дема лично в свое время выслушал от Фоминых. – Это ж надо, на всю страну меня ославила, стерва! Что про меня сейчас на работе думают? А рожа-то, рожа… – Дема ткнул пальцем в газетный снимок. Физиономия там была угрюмой, обшарпанной и явно уголовной.
– Можно подумать, сейчас ты лучше выглядишь.
В самом деле, Демид смотрелся далеко не мальчиком с журнальной обложки. Он был густо небрит, немыт, приклеил себе клочковатые седые брови, мшисто свисающие на глаза, а в ноздри вставил специальные колечки, превратившие его в безобразно курносого бульдога. Он даже не носил темные очки, но узнать его было невозможно.
– Слушай, Валер, – быстро зашептал Демид, – давай по делу. Я отсюда свалю. Свалю, как только разберусь с моей любимой подружкой – с Оленькой Игоревной. Я, понимаешь ли, любознательный очень. Любопытно мне, за что это меня, ангела такого, убить хотят? И пока я с ней тет на тет не побеседую, покою мне все равно не будет. Ты узнал, где она живет?
– Узнал, – буркнул Антонов неохотно.
– Мы сходим к ней в гости. Чайку попьем, покалякаем. Может, и расскажет нам что-нибудь интересненькое.
– Кто это – мы?
– Мы с тобой, друг мой любезный Валера. Вдвоем по бабам шляться всегда сподручнее. Ты на гитаре играешь, я анекдоты травлю. Не так страшно.
– Никуда я не пойду! – заявил Антонов. – Сдурел ты, Коробов. Ты просто неуемный какой-то! Нет, с меня довольно. Не хочу я, чтоб шлепнули меня. И в тюрьму на старости лет мне садиться не хочется. В конце концов, пенсия у меня есть. Работу тоже, глядишь, найду, жизнь свою налажу. У меня, Дема, можно сказать, жизнь только начинается. А ты мне ее испортить хочешь.
– Ты сам ее себе испортил. – Демид посмотрел в глаза Антонова, и тот понял все. – Испортил тем, что пожалел меня. Испортил тем, что не стерпел несправедливости, воспротивился злу. Испортил тем, что ты слишком честный человек, Антонов. И никуда тебе не деться, Антонов. Ты уже записан там, в золотой книге Небес. Ты пойдешь.
Антонов уже знал, что пойдет.
***
– Вот, это он! Мужик тот самый, с которым Фоминых живет! – шепнул Антонов Демиду. Они стояли у входа в некогда преуспевавший НИИ. Теперь институт едва дышал от недостатка финансов, и, чтобы оставаться на плаву, сдавал в аренду все помещения, которые только можно было сдать. Здесь было все – стоматологическая частная поликлиника, автомастерская, склад рубероида, магазин, в котором можно было купить любые прокладки – от женских до сантехнических, газетный киоск, цех по сборке компьютеров, и офисы, офисы, офисы. А еще здесь был спортивный зал. Место для культуристов, где поднимали они свои никелированные железки, с вожделением глядя на развешанные по стенам портреты Ли Хейни, Арнольда Шварценеггера, Корины Эверсон и прочих Мистеров Олимпий и Миссов Олимпш. В зале этом тренировался человек, который сожительствовал с Фоминых Ольгой Игоревной, следователем, старшим лейтенантом юстиции.
Больше об этом человеке не было известно ничего. В данный момент он довольно быстро передвигался в направлении автобусной остановки и Антонов с Демидом едва успевали за ним. Человек сей был чуть ниже среднего роста, сложения, судя по размеру кожаной куртки, довольно крепкого, прическу имел короткую и энергичную, но, впрочем, ничуть не "бычью". Выглядел он, в общем-то, весьма приятно. Дема успел даже на секунду увидеть его лицо. Довольно симпатичное лицо, даже юное. Фоминых жила с человеком, который был моложе ее лет на десять.
Демид и Антонов втиснулись за парнем на заднюю площадку автобуса, набитого, как обычно, до полной невозможности. Дема даже оказался прижат к спине и ягодицам преследуемого объекта, отчего объект брезгливо сморщился, заелозил плечами и продвинулся дальше в толпу, состоящую из людей, менее отвратных, чем Демид. Через десять минут парень вышел на улицу, и новоявленные филеры выскочили за ним. Народу было довольно много, и они успешно проводили его до самого подъезда, не рискуя быть замеченными.
Дальше произошла заминка. Фоминых жила на четвертом этаже высокого панельного дома. Подниматься вместе с парнем на лифте? Бить его по башке, искать ключи, открывать железную дверь квартиры Фоминых? Слишком шумно для шести часов вечера, когда все возвращаются домой, выносят мусорные ведра и курят на лестничных площадках. Слишком заметно.
– Вот что мы сделаем, – сказал Демид. – Мы вернемся сюда попозже, часика в два ночи. Возьмем их тепленькими, в постельке. Я залезу в форточку и открою тебе дверь. Ты войдешь в дверь как человек, Антонов. Разве это не приятно?
– А сумеешь? – Антонов чесал в затылке, глядя снизу на открытое окно кухни Фоминых. – Высоко все-таки. И уцепиться не за что.
– Сумею, – сказал Демид. – Ну, может, упаду пару раз, сломаю себе пару рук-ног. Но своего добьюсь. Я настырный.
***
Дема скромничал. Что-что, а залезть в открытое окно на четвертом этаже не составляло для него никакого труда. Может быть, в нем и вправду пропадал талант домушника? Он спрыгнул с подоконника – беззвучнее, чем кошка. Он прошел в прихожую и открыл замок – стандартный, знакомый до последнего винтика. Открыл дверь и впустил Антонова.
Слава Богу, у Фоминых не было собаки. Сейчас не было. Раньше здесь жила собака – Дема чувствовал это по запаху. Огромная, очень опасная собака. Но Демид убил эту собаку не так давно. Новую псину Фоминых завести не успела.
– Ты готов? – шепнул Демид.
– Да.
– Ты запомнил, что теперь тебя зовут Боба? В целях конспирации.
– Да.
– Vamos, amigo. Vamos.
Прежде, чем включить свет, Дема провел рукой по тумбочке у изголовья кровати. Ну да, конечно, там был пистолет. Фоминых, как истый профессионал, не хранила его под подушкой. Очень неудобно лезть рукой под подушку, когда у тебя всего полсекунды времени. Только на этот раз Фоминых нарвалась на еще большего профессионала.
Эти двое спали, обнявшись, тихо сопели в темноте. Навозились, должно быть, достаточно, вдоволь назанимались любовью. Все одеяла сбили, всю простыню скомкали. Обнаженные округлости Фоминых высовывались из-под одеяла, соблазнительно блестели при свете луны. Очень даже приличная попка, как у девочки. В форме себя держит ведьмочка. Жаль, что такой гадиной оказалась. А сожитель Ольгин спрятался под одеялом с головой. Ну и славно. Чего на них, голых мужиков, смотреть? Ничего интересного.
Фоминых застонала во сне, и вдруг широко открыла глаза, уставилась на Демида, наклонившегося над ней.
– Включай, – сказал Демид.
Антонов у двери щелкнул выключателем. Рука Фоминых метнулась к тумбочке, но там уже ничего не было.
– Пушка твоя у меня в кармане, – сообщил Демид. – От греха подальше.
Фоминых болезненно застонала, закрыла глаза руками от яркого света, съежилась. Зато человек, который лежал с ней под одним одеялом, вдруг ожил. Он выпрыгнул как чертик и бросился на Демида. Он был удивительно мощным и красивым, этот человек, весь состоял из одних мускулов. Был голым и бронзово-загорелым. Только он не был мужчиной.
Демид сделал нырок в сторону, не глядя нанес удар костяшками открытой ладони. Человек влепился в стену, Демид схватил его за руку, вывернул резко, так что человек взвыл нечеловеческим голосом. Демид стоял за спиной человека, держал его руку, обхватил его твердый, без капли жира, живот, прижался к заднице его в интимной тесности.
– Боба, – сказал он, – а ну-ка, посмотри, что там у него между ног?
– Ничего себе… – Антонов открыл рот. – Слушай, это ведь баба, ей-богу!
– Я так и думал. – Дема пошарил по телу плененной и нашел грудки – совсем небольшие по сравнению со вздутыми, накачанными грудными мышцами. – Класс! Всегда мечтал потискать культуристку. Слушай, а у нее и вправду мышцы как у мужика! Хочешь потрогать?
Девчонка рванулась. Мощно рванулась. Она была удивительно сильным созданием, эта девчонка. Обычного мужика она вырубила бы двумя ударами.
– Не дергайся, детка. – Дема сделал легкое усилие и обнаженное тело девушки натянулось от боли, как струна. – Твоя подружка Оленька не объяснила тебе, кто я такой? Здесь не кино, милая. Я мускулы, конечно, не качаю. Просто я старый убийца. А потому советую тебе, детка, сесть на кровать и быть хорошей девочкой. Или мальчиком – не знаю, кем уж там тебе больше нравится. Во избежание неприятностей.
Он толкнул девчонку и она полетела на кровать. Не слишком, конечно, нежно было со стороны Демида, но что поделать? Никак ему не удавалось проявить свой гуманизм и элегантную обходительность с дамами. Условия все время оказывались неподходящими.
– Я так и думал. – Демид вытащил трофейный пистолет из кармана и кинул Антонову. Теперь у того было два пистолета – по одному в каждой руке. – Я так и думал, что ты – лесбиянка, Ольга. Я тебе не понравился, ты даже не захотела со мной танцевать! Признайся, это была твоя ошибка, Ольга? Ты выдала себя. Если уж я не понравился той женщине, которой захотел понравиться, то это либо полная идиотка, либо лесбиянка. На полную идиотку ты не похожа.
– Что, опять со мной на ты? – Фоминых улыбалась неуверенно, тянула одеяло на грудь. – Может, я и право на интимную связь опять получила?
– Получила, – пробурчал Демид. – Сейчас будет тебе интимная связь. Крики вожделения и фонтаны оргазмов. Боба, держи их на мушке, глаз не спускай.
Бобу-Антонова, затянутого в черную маску, в черных перчатках, бессловесного, дабы не оставить отпечатков своего голоса, уговаривать не было надобности. Он торчал черной статуей у двери, и проскочить мимо него было труднее, чем прорваться между Сциллой и Харибдой.
Дема сейчас выглядел, как обычно, без маскарада. Только чуть злее был, чем обычно.
– Никогда не видел, как спариваются лесбиянки, – сказал он. – Живьем не видел, только в кино. Ты ведь любишь кино, детка? Как тебя зовут?
– Таня, – девчонка выглядела насмерть перепуганной, побледнела даже. Таких монстров, как Демид, ей еще не приходилось встречать.
– Ты меня не бойся, Таня. Я против таких, как ты, ничего не имею. Я вас очень понимаю даже. Я сам – старый лесбиян. Люблю женщин – что ж тут скрывать? Вот с мужиком бы я не смог, противно. Мы сейчас кино будем делать, Танюша. По-моему, для этого какое-то приспособление нужно? Вот, типа этого?
Он поддел ногой огромный розовый резиновый член с тесемочками, лежащий на полу.
– Надевай, Таня. Судя по мужской комплекции, мужиком сегодня быть именно тебе.
– Да ты что? – завизжала Фоминых. – Ты что делаешь, мразь?! Я тебя…
– Ты уже пыталась меня трахнуть. – Демид резко сдернул одеяло и кинул его в угол. – Теперь твоя очередь подставляться.
– Нет, нет… Я не могу! – Соблазнительная, красивая в совершенной своей наготе, Ольга сжалась на кровати, поджала ноги. – Демид, я прошу тебя…
– Таня!.. – Демид чуть повысил голос, выразительно глянул на девчонку, и та резво соскочила с кровати, начала привязывать орудие производства к своей бритой наголо писке. – Видишь, Ольга, как девочка твоя тебя любит? Всегда готова, никаких проблем с эрекцией. Ну, давай, что же ты стесняешься? Мы же свои люди.
Ольга со вздохом легла на спину и раздвинула ноги. И когда Татьяна вошла в нее, Демид в первый раз нажал на кнопку фотоаппарата. Сегодня он был папарацци. Эти снимки дорого стоили.
Интересно, что чувствовал Антонов – там, под черной маской? Дема готов был ручаться, что он вспотел. Он, наверное, многое видел в жизни. Но такое – вряд ли.
– Хватит, хватит, – Демид махнул рукой. – Разошлись! Молодец, Танюша! Пришлю тебе снимок на память – прямо твоему шефу на работу, если будешь себя плохо вести. Можешь одеваться. А с вами, Ольга Игоревна, нужно еще поговорить.
– А если я ничего не скажу?
– Ты мою рожу на первые страницы газет поместила? – рявкнул Демид, начигая выходить из себя. – Еще одно выступление с твоей стороны, и твоя п… будет там же! Крупным планом!!! Ты со мной кончай играть! Кончены игры! Быстро в другую комнату! Боба, дай пушку!
Голая Фоминых шмыгнула в дверь, и Демид с пистолетом в руке шагнул за ней. Антонов озабоченно нахмурился. Не нравилось ему все это. Мокрухи ему только не хватало. Кто его знает, этого шизофреника Коробова, что стукнет в его раскуроченную башку?
Но все было тихо. Негромкий разговор доносился из-за двери. Видать, Фоминых была все-таки не настолько тупой бабой, чтоб не понимать, что ни малейших шансов вывернуться у нее нет.
Потом раздался негромкий шум. Похоже, что там искали что-то, в соседней комнате. Ящиками хлопали, мебель с места на место передвигали, шуршали бумагами. Тихий возглас – и все затихло.
Дверь открылась и оттуда вышел Коробов. Не то чтобы очень довольный – скорее, ошарашенный. Потрясенный. В руке он держал тоненькую папку из-под бумаг.
– Ну и дела, – сказал он. – Мать-распромать, ну и дела… Боба, увози меня отсюда скорее, пока я весь этот гадюшник не взорвал на хрен. Я, понимаешь, по логике вещей, убить должен эту тварь. А я не могу. Потому что она – человек. Ты представляешь, Боба, такая мразь – и человек… Я не могу…
Боба покинул дом с радостью. Все прошло, как по маслу. Демид даже заявил Антонову, что в его услугах больше ПОКА не нуждается. Но на душе Антонова скребли кошки. История была совершенно непонятной. И Антонов вляпался в нее по уши.
