34
Ханна Бауэр

Я распахнула глаза. Жгучая боль пронзила спину Между ног было мокро. Я. конечно, могла описаться, но я этого не помнила. Я перекатилась на бок и спустила ноги с кровати, каждое движение отдавалось болью.

Я проковыляла в ванную, примыкающую к нашей спальне, спустила трусы, и тут на меня нашло осознание происходящего.

- Кристофер! У меня воды отошли!

Он мгновенно поднялся и прибежал в ванную.

- Ты уверена?

Я кивнула, от боли было тяжело говорить. Мне уже было все равно, что он видит меня на туалете.

- Я сейчас принесу чистую одежду. Подожди здесь, - сказал он.

Боль понемногу затихала, и когда она отпустила, я не могла не улыбнуться. Когда на прошлой неделе я расспрашивала маму и Элисон о схватках Брэкстона - Хикса, они заверили, что настоящие схватки я не пропущу. Сейчас я не сомневалась: эти - настоящие.

Кристофер вернулся мгновенно с чистым бельем и удобной одеждой, которую мы отложили несколько месяцев назад.

-Давай помогу, - сказал он, наклоняясь, чтобы поднять меня с туалета.

Я отмахнулась.

- Сейчас все хорошо. Схватка закончилась.

Я оделась, он позвонил Элисон. Когда я чистила зубы, меня скрутила еще одна схватка. Я продышала ее, пока не отпустило.

Элисон приехала быстро, словно только и ждала нашего звонка. Она едва переводила дух, когда подбежала ко мне. Я сидела на диване, у ног стояли давно упакованные сумки. Она меня обняла.

- Это происходит! Я так за тебя рада! - Она выглядела как в детстве на Рождество, когда мы сбегали вниз по лестнице, чтобы посмотреть, что Санта оставил для нас под елкой. - Я стану тетушкой!

Я рассмеялась.

- Тебе еще не очень больно? - спросила она.

Я покачала головой.

- Еще нет.

Она еще раз крепко меня обняла, когда Кристофер вышел из ванной, и тогда показала на дверь.

- Ладно, идите. Тут все под контролем. Ни о чем не волнуйтесь. Просто роди этого ребенка.

Никогда я еще так живо и четко не ощущала свое тело. Мне хотелось остановить и смаковать момент, пока боль не усилилась. Кристофер держал меня за руку и вел машину, как восьмидесятилетний старик. Он знал, что у нас в запасе много времени, и очень боялся во что-нибудь врезаться.

Меня уложили на кровать, как только завезли в родовой бокс, потому что у меня уже отошли воды. Я хотела ходить по коридору, делать еще что-нибудь, но мне велели лежать на спине. Кристофер переключал телеканалы в поиске чего-нибудь посмотреть, но мне было неинтересно. Время замерло в ожидании младенца. В течение ночи они проверяли меня каждые несколько часов, но раскрытие не шло. Около четырех утра мне поставили капельницу с окситоцином, и тут началось.

Я читала, что от окситоцина схватки становятся более болезненные, так вот, это правда. Час спустя я от боли ничего не соображала. Больше я ничего не замечала. Меня всю трясло. Когда меня рвало, Кристофер придерживал мне волосы, а потом собрал их в хвостик. Казалось, что меня разрывает изнутри.

Я вцепилась в Кристофера. Лицо у него покрылось потом. Волосы странно торчали от того, что он то и дело их взъерошивал.

- Я не могу. Вколите мне что-нибудь! - прокричала я.

В плане родов я написала, что хочу максимально естественные роды и отказываюсь от обезболивания. Это единственный шанс в моей жизни все испытать, и я не хотела его упустить. К тому же я прочитала кучу исследований о том, как обезболивание замедляет родовую деятельность и повышает вероятность кесарева сечения, а я хотела родить сама.

- Уверена? - спросил он с сомнением. Он часами выслушивал, как я мечтаю о родах без обезболивания.

Я сжала зубы от боли.

- Да.

- Я позову медсестру. Скоро вернусь, - сказал он.

Он быстро вышел из палаты и вернулся с медсестрой. Подбежал к моей кровати и стал массировать мне спину.

- Не трогай меня! - У меня будто все тело горело от схватки, от шеи и до пяток. А в центре раскаленная добела поясница. От его прикосновений становилось только хуже.

Он поморщился и отошел.

- Ладно, как хочешь. Тебе решать. Здесь медсестра. Она поможет, - он глазами умолял ее мне помочь.

- Вколите мне что-нибудь! Обезболивающее! - крикнула я ей.

- Поняла, - ответила она спокойным твердым голосом. - Я уже позвала анестезиолога. Он сейчас у другого пациента, но подойдет, как только освободится. - Она подошла к изножью кровати. - Мне надо посмотреть раскрытие.

Я вцепилась в поручни по бокам, почти теряя сознание от боли. Перед глазами плясали белые пятна. Я схватила Кристофера, вжавшись в его руку ногтями.

- Пожалуйста, я передумала. Вколите обезболивающее.

Кристофер откинул мне волосы со лба.

- Почти полное. Доктор скоро придет.

Медсестра достала руку лицо выражало сочувствие.

- Извините, уже слишком поздно для обезболивания. Я чувствую головку ребенка в родовых путях. Скоро начнутся потуги.

Я замотала головой как бешеная собака.

- Я не могу. Я устала. Мне больно. Мне очень больно.

- Ты справишься, милая. Справишься. Я знаю. Ты сильная, - сказал Кристофер.

В комнате появились еще медсестры и второй врач. Все надевали стерильную одежду и окружали кровать. Кристофер поднял одну мою ногу, медсестра подняла вторую, и они стали прижимать ноги к моему животу.

- Стоп! Стоп! - завопила я. - Я не могу. Не могу.

- Расслабься. Сделай глубокий вдох, - говорила медсестра. - Дыши. Ты должна дышать.

Я не могла сосредоточиться ни на чем, кроме жгучей боли, раз за разом пронзающей меня.

- Давай, Ханна, тужься! - крикнула она.

Они напевно считали до десяти, а я сжала зубы и тужилась. Я издавала животные звуки. Они дали мне пару секунд отдышаться, потом заставили повторить еще и еще. Казалось, это никогда не закончится.

- Горит. Что-то горит, - стонала я сквозь боль.

- Просто тужься, - сказала медсестра.

- Я не могу, слишком больно, - но тело не слушалось и тужилось само по себе. - Я больше не могу.

Кристофер посмотрел на меня. Я сфокусировалась на его глазах, заряжаясь от него силой.

- Ты сможешь, милая. Еще один раз.

Один раз: и ребенок уже здесь. Как только он выскользнул, я почувствовала мгновенное облегчение. Доктор подхватил ребенка и положил мне на грудь.

- Это мальчик, мальчик! - воскликнул Кристофер.

У меня по щекам струились слезы, боль была позабыта в ту секунду, как он первый раз закричал. Он сразу же стал искать грудь, у меня внутри что-то открылось, что все время было там и только ждало своего времени. Он начал сосать. Я смеялась и плакала.

- Он идеален, - повторяла я, а Кристофер вместе с доктором перерезал пуповину, как мы и планировали.

Я мгновенно влюбилась в моего мальчика, восхищаясь его совершенством и тем, как долго он прожил во мне. Чувства шли из глубины. Он не был чужим -это как частица меня, потерянная, а теперь вернувшаяся на место.

Нас перевезли из родового бокса в палату. Голова гудела от усталости. Я хотела только уснуть с ребенком у груди. Мы только устроились в палате, как он заплакал. Я много раз слышала детский плач, но впервые ребенок плакал так, будто у него сейчас легкие выскочат. Я попыталась его успокоить, но он только сильнее разревелся. Я перепробовала все: укачивала его, ходила, пела ему, говорила с ним - все без толку. Он кричал почти восемь часов. Мы с Кристофером по очереди пытались его успокоить.

Когда была его очередь, предполагалось, что я отдыхаю, но это было невозможно в тесной больничной палате. Я не могла расслабить ни одного мускула. Все тело напрягалось от его криков. Я должна была что-то сделать, я испытывала физическую боль от того, что не могла остановить его страдания.

Когда взошло солнце, мы лежали втроем на кровати, подняв бортики с обеих сторон. Мы с Кристофером лежали по бокам, по очереди держа младенца. Мы пару часов поспали, но утром все завертелось.

Мы выбрали имя Коул. Бабушку Кристофера звали Николь, и мы решили назвать ребенка в ее честь независимо от пола. В палате бурлила больничная деятельность, и хотя Коул наконец уснул и проспал весь день, нам не давала спать череда посетителей, желавших нас поздравить. Позвонила Элисон, мы попросили поговорить с Джейни, но та отказалась общаться даже с Кристофером.

- У нее выдалась тяжелая ночь, - сказала Элисон.

У меня не было сил спрашивать.