Когда мы говорим о той части христианской морали, которая касается человеческих отношений, прежде всего необходимо понять, что Христос приходил не для того, чтобы проповедовать какую-то совершенно новую мораль. Золотое правило Нового Завета – поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой, – лишь выражает коротко то, что в глубине души каждый считает истиной. Великие учителя нравственности никогда не предлагали каких-то новых правил, этим занимались шарлатаны и маньяки. Кто-то сказал: «Людям гораздо чаще надо напоминать, чем учить их чему-то новому». Истинная задача каждого учителя нравственности в том, чтобы снова и снова возвращать нас к простым старым принципам, которые мы то и дело упускаем из виду. Так мы снова и снова подводим лошадь к барьеру, через который она отказывается прыгать; так снова и снова заставляем ребенка возвращаться к тому разделу урока, от которого он норовит увильнуть.
И еще одно надо понять: у христианства нет разработанной политической программы, которая помогла бы применить принцип: «Поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой». Нет и быть не может; мы и не говорим, что она есть. Ведь оно рассчитано на всех людей, на все времена, а конкретная программа, подходящая для какого-то одного времени и места, не подошла бы для других. Да и принцип работы у него иной. Когда оно говорит вам, чтобы вы накормили голодного, то не дает вам урока кулинарии. Когда говорит, чтобы вы читали Библию, то не преподает вам древнееврейскую, или греческую, или, скажем, английскую грамматику. Христианство никогда не собиралось подменить собою или вытеснить ту или иную отрасль человеческого знания; оно скорее направляющий фактор, некий руководитель, который каждой области знания (или искусства) отводит соответствующую роль; источник энергии, который способен вдохнуть в них новую жизнь, если только они отдадут себя в полное его распоряжение.
Люди говорят: «Церковь должна руководить нами». Это верно, если верно их представление о церкви, и неверно, если оно неправильно. Под церковью следует подразумевать всех истинно и активно верующих христиан земли вместе взятых. Тогда тезис «Церковь должна руководить нами» обретает такое содержание: те христиане, которые наделены соответствующими талантами, должны быть, скажем, экономистами и государственными деятелями, а все экономисты и государственные деятели должны быть христианами; и все их усилия в политике и экономике должны быть направлены на то, чтобы претворить в жизнь золотое правило Нового Завета.
Если бы так случилось и если бы мы, остальные, были действительно готовы это принять, тогда мы довольно быстро нашли бы христианское решение всех наших социальных проблем. Но на самом деле руководящей ролью церкви большинство называет некий направляемый духовенством политический курс или особую политическую программу, созданную церковными деятелями. Это глупо. Церковнослужители – люди, в пределах церкви избранные и подготовленные, чтобы заниматься такими вещами, которые важны для нас, потому что мы предназначены для вечной жизни. А мы просим их взяться за дело, которому они никогда не учились. Заниматься политикой и экономикой, отвечать за них надо нам, рядовым верующим. Применять христианские принципы к профсоюзной деятельности или к образованию должны профсоюзные деятели и учителя; точно так же, как христианскую литературу создают христианские писатели, а не епископы, собравшиеся вместе и пытающиеся писать в свободное время повести и романы.
И тем не менее Новый Завет, не вдаваясь в детали, дает нам довольно ясный намек на то, каким должно быть истинно христианское общество. Возможно, он дает нам немного больше, чем мы готовы принять. В Новом Завете говорится, что в таком обществе нет места паразитам: «Кто не работает, пусть не ест». Каждый должен трудиться, труд каждого приносит пользу; такое общество не нуждалось бы в производстве глупой роскоши и в еще более глупой рекламе, убеждающей эту роскошь покупать. В таком обществе нет чванливости, самовосхваления, притворства.
С одной стороны, христианское общество соответствовало бы идеалу сегодняшних «левых». С другой – христианство решительно настаивает на послушании и покорности представителям власти, которые соответствуют занимаемой должности (а также на внешнем уважении к ним), на покорности детей родителям и (боюсь, это требование уж очень непопулярно) покорности жен своим мужьям.
Кроме того, общество это должно быть жизнерадостным. Беспокойство и страх в нем – отклонение от нормы. Естественно, члены его вежливы друг с другом, ибо вежливость – тоже одна из христианских добродетелей.
Если бы такое общество действительно существовало и нам с вами посчастливилось бы его посетить, оно произвело бы на нас любопытное впечатление. Мы увидели бы, что экономическая политика напоминает социалистическую и, по существу, – прогрессивна, а семья и стиль поведения выглядят довольно старомодно – возможно, они даже показались бы нам церемонными и аристократическими. Каждому из нас понравилось бы что-то, но, боюсь, мало кому понравилось бы все как есть.
Именно этого и следовало бы ожидать, если бы мы на основе христианства пытались составить генеральный план для всего человеческого содружества. Ведь все мы так или иначе отошли от этого плана, и каждый из нас пытается сделать вид, будто изменения, вносимые им, и есть самый план. Вы убеждаетесь в этом всякий раз, когда сталкиваетесь с теми или иными аспектами христианства: каждому нравится что-то одно, это он хотел бы оставить незыблемым, отказавшись от всего остального. Поэтому-то нам не слишком удается продвинуться вперед; поэтому люди, борющиеся, в сущности, за противоположные вещи, утверждают, что именно они борются за торжество христианства.
И еще одно – древние греки, евреи Ветхого Завета и великие христианские мыслители Средневековья дали нам совет, который совершенно игнорирует современная экономическая система. Все люди прошлого предостерегали: не давайте деньги в рост. Однако одалживание денег под проценты – то, что мы называем «помещением капитала», – основа всей нашей системы. Делать отсюда категорический вывод, что мы не правы, не стоит. Некоторые люди говорят: Моисей, Аристотель и христиане считали, что «ростовщичество» надо запретить, ибо они не могли предвидеть акционерных обществ, имели в виду только ростовщиков, и предостережение их не должно нас беспокоить.
Тут я ничего не могу сказать. Я не экономист и просто не знаю, виновата или нет эта система в состоянии современного общества. Именно здесь нам и нужен христианин-экономист. Но просто нечестно скрыть, что три великие цивилизации единодушно (по крайней мере, на первый взгляд) осудили то, на чем основана вся наша жизнь.
Наконец, последнее. В том стихе Нового Завета, где говорится, что каждый должен работать, есть и причина: «… трудись, делая своими руками полезное, чтоб было из чего уделять нуждающемуся» (Еф. 4: 28). Благотворительность, забота о бедных – существенная часть христианской морали. В пугающей притче об овцах и козлах дается как бы стержень, вокруг которого вращается все остальное. Теперь говорят, что благотворительность не нужна. Мы просто должны создать такое общество, в котором не будет бедных. Возможно, они абсолютно правы, такое общество мы создать должны. Но если кто-нибудь полагает, что из-за этого можно уже сейчас прекратить благотворительную деятельность, он отходит от христианской морали. Не думаю, чтобы кто-нибудь точно установил, сколько давать бедным. Боюсь, единственный способ избежать ошибки – давать больше, чем мы можем отложить. Иными словами, если мы расходуем на удобства, роскошь, удовольствия приблизительно столько же, сколько другие люди с таким же доходом, то на благотворительные цели мы, видимо, даем слишком мало. Если, давая, мы не ощущаем никакого ущерба для себя, значит, мы даем недостаточно.
Должны быть такие вещи, от которых приходится отказаться, потому что наши расходы на благотворительность делают их недоступными. Я говорю сейчас об обычных случаях. Когда случается несчастье с нашими родственниками, друзьями, соседями или коллегами, Бог может потребовать гораздо больше, вплоть до того, что само наше благополучие окажется под угрозой. Для многих из нас главное препятствие – не любовь к роскоши или деньгам, а неуверенность в завтрашнем дне. Страх этот чаще всего – искушение. Иногда нам мешает тщеславие – мы тратим больше, чем следует, на показную щедрость (чаевые, гостеприимство) и меньше, чем следует, на тех, кто и впрямь нуждается в помощи.
А сейчас, прежде чем я закончу, постараюсь угадать, как подействовал этот раздел книги на тех, кто его прочитал. Я предполагаю, что среди читателей есть так называемые «левые»; их возмутило, что я не пошел дальше. Люди же противоположных взглядов, вероятно, думают, что я, наоборот, слишком далеко зашел влево. Что ж, в наших проектах христианского общества есть камень преткновения. Дело в том, что большинство из нас не хочет выяснить, что говорит христианство, а надеется найти в христианстве поддержку собственному мнению. Мы ищем союзника там, где нам предлагается либо Господин, либо Судья. К сожалению, и сам я – такой же. В этом разделе есть мысли, которые я хотел бы опустить. Вот почему такие разговоры ни к чему не приведут, если мы не готовы пойти длинным, окольным путем. Христианское общество не возникнет, пока большинство не захочет его по-настоящему; а мы не захотим его по-настоящему, пока не станем христианами. Я могу повторять золотое правило, пока не посинею, но не стану ему следовать, пока не научусь любить ближнего, как самого себя. А я не научусь любить ближнего, как самого себя, до тех пор, пока не научусь любить Бога. Бога я научусь любить только тогда, когда научусь Ему повиноваться. Словом, как я и предупреждал, это ведет нас к проблеме нашего «я», от вопросов социальных – к вопросам религиозным. Ведь самый длинный, окольный путь – кратчайший путь домой.