Транссоциальность

Транскультурный проект зародился в обществе с высочайшим уровнем общественного детерминизма. Марксистская идея о том, что общественное бытие определяет общественное сознание и в конечном счете индивидуальное сознание, вместе с ленинской идеей о том, что невозможно жить в обществе и быть свободным от общества, были исходными пунктами советской идеологии. Поскольку советское общество так настойчиво и насильственно гомогенизировалось, ни одна социальная группа не имела возможности бросить ему вызов, противопоставить себя обществу в целом. В результате транскультурный проект с момента своего зарождения в 1982 году был направлен на то, чтобы активизировать транссоциальный потенциал, свойственный человеческой личности, а не оппозиционные или революционные элементы, свойственные определенным социальным группам.

Одно из теоретических предвидений транскультурного и транссоциального модуса можно увидеть в фигуре «иного» (stranger), выведенной в работах немецких философов и социологов Георга Зиммеля и Альфреда Шютца. Я процитирую здесь несколько социологических определений, чтобы пояснить специфику транскультурного опыта.

«Иные – к которым относятся, например, бедняки или различные „внутренние враги“ – это элемент самой группы. Позиция иного как полноправного члена группы включает одновременно как нахождение вне группы, так и противостояние ей… В торговле, единственном занятии, допускающем неограниченные комбинации, ум всегда находит возможности для расширения, завоевания новых территорий, чего первоначальному производителю достигнуть очень трудно… Классическим примером может служить история европейских евреев. Иной – это по своей природе не „землевладелец“… Он не предан всецело уникальным составляющим и специфическим тенденциям своей группы и, следовательно, подходит к ним с особой „объективностью“… Объективность можно также определить как свободу: объективный индивид не связан никакими обязательствами, могущими создать у него предвзятое восприятие, понимание и оценку».

«…Для иного культурный шаблон группы, к которой он приближается, – это не убежище, а поле для приключений, не нечто само собой разумеющееся, а подвергаемый сомнению предмет исследования, не инструмент для распутывания проблемных ситуаций, а сама проблемная ситуация, и к тому же весьма непростая».

Социологически качество «странничества» (strangeness) принадлежит определенному человеку или группе людей. Странничество – это категория групповой идентичности, хотя эта группа по определению и рассеяна среди других групп. С культурологической точки зрения, странники не составляют отдельной группы людей, однако странничество входит во всю культурную структуру. Странничество – это потенциал нашего культурного отстранения от того самого общества, признанными и законными членами которого мы являемся.

Мы в наибольшей степени вписаны в общество, когда исполняем предписанные нам служебные роли: политические, профессиональные, семейные (рабочий, инженер, управляющий, чиновник, член партии, отец, дочь и т. д.). Однако во множестве случаев мы выпадаем из этих ролей: асоциальность и транссоциальность не только свойственны человеку как биологическому и духовному существу, но и составляют условия динамического развития самого общества, предохраняют его от стагнации. Все люди проходят через детство, отрочество, юность с их антисоциальными порывами и обостренным восприятием соблазнов контркультуры. Большинству людей знакомы одиночество и скука, болезнь и страдание, любовь и вдохновение, бросающие вызов устойчивым социальным и культурным ценностям. Сама личность не укладывается полностью ни в какую социальную конструкцию. Перефразируя М. Бахтина, можно сказать, что человек больше всех своих идентичностей – или меньше своей человечности.

Нужно ли искать вызова «господствующим канонам» непременно в меньшинствах, если большинство людей так или иначе причастно асоциальным состояниям, проходит через кризисы социальности? Временное или частичное выпадение из общества вписано в саму структуру человеческого бытия, как ресурс для постоянного обновления самого общества, и не ограничено меньшинствами и маргинальными группами.

Обычно мы противопоставляем «меньшинства» (во множественном числе) большинству (в единственном числе). Однако можно говорить о больши́нствах (majorities) именно во множественном числе: о классах людей, которым знакомы любовь, страдание, болезнь, вдохновение и другие состояния, выходящие за рамки их социальных идентичностей. Частичная социальная отчужденность «большинств»: старых и малых, больных и влюбленных, чем-то подавленных и что-то скрывающих, творческих безумцев и открывателей – приводит к транскультурной деятельности, отличной от деятельности мультикультурной, основанной на самосознании и психофизической идентификации меньшинств. Концепция транскультуры может служить теоретической базой для давно назревшего исследования подобных странностей и странничеств, чуждостей и отчуждений, рассеянных среди культурных «большинств». Под «большинствами» я понимаю не разделяющие категории, вроде «белые гетеросексуальные мужчины» (в отличие, например, от «черных гомоэротических женщин» и т. п.), но пространство транссоциального и транскультурного опыта, объединяющего подавляющее большинство людей поверх этнических, расовых, гендерных, конфессиональных границ.

Повторяю, речь идет не об одном этнорасовом, гендерном или конфессиональном большинстве, которое противопоставляется всем остальным, представителям данной нации или человечества как меньшинствам (белые – черным, мужчины – женщинам, христиане – иудеям и т. д.). Речь идет о таких большинствах, которые объединяют представителей самых разных меньшинств. Все мы когда-то были или будем детьми и стариками, больными и влюбленными… Поэтому наряду с культурами меньшинств необходимо признать и исследовать транскультуру большинств, объединяемых поверх всех существующих мультикультурных делений. Например, все любящие, любившие, влюбленные, к какой бы расе и этносу, гендеру или конфессии они ни относились, образуют одну общность, одно большинство, одну «транскультуру» любви, которая не разделяет людей по признаку происхождения и идентичности. Точно так же все болеющие и страдающие, имеющие этот опыт в прошлом или настоящем, образуют, условно говоря, «транскультуру» страдания, и к ней принадлежит большинство человечества. Видеть человечество как совокупность большинств, интегрирующих общностей, а не разделяющих идентичностей, – таков горизонт транскультуры.

При этом расовые, этнические и прочие идентичности, разумеется, не отменяются, но они перестают довлеть себе, служить знаками размежевания и «гордой» самодостаточности. Транскультурное мировоззрение инклюзивно, а не эксклюзивно, оно исходит из того, что член даже самого маленького меньшинства принадлежит к какому-то большинству, точнее, ко множеству большинств, объединяющих его со всем человечеством. Возможности для транскультурной деятельности белых и черных, русских и немцев, мужчин и женщин лежат в их личном опыте детства и юности, страдания и творчества, любви и болезни и не сводимы к детерминациям их расы, этноса, пола и т. д. Транскультурные большинства пересекаются с мультикультурными меньшинствами и требуют сегодня настоятельного признания в контексте глобальных коммуникаций.

Все мы «иные для себя», по выражению Юлии Кристевой, не только потому, что мы приезжаем в Америку из России или в Россию из Средней Азии, но и потому, что мы приходим в данное общество из детства, из нашего одиночества, из тех внесоциальных, контркультурных ниш, которые объединяют (а не разделяют) большинство людей во всем мире. Даже если состояния одиночества или вдохновения ориентированы «от обратного» на социальные отношения, они не вписываются в конкретный социум, но объединяют людей по типу мирочувствия, по способности сопереживать и сомыслить друг другу. Внутри каждой личности есть несоциальные и несоциализируемые элементы, а также некое ощущение культурного беспокойства, того, что можно назвать «тоской по мировой культуре» или даже по «сверхкультурному бытию». Тот же самый импульс свободы, который выводит человека из плена природы, ее инстинктов и детерминаций, далее ведет его из плена той первичной культуры, которой он принадлежит по рождению и/или воспитанию и которая становится для него второй природой. Транскультурная деятельность доступна всем, а не только угнетенным меньшинствам или тем привилегированным и «романтическим» личностям, которые именуются «странниками».

Итак, транссоциальные элементы есть в каждом обществе – и они обеспечивают динамику культурного развития. Эти элементы укоренены в человеческом опыте любви, страдания, болезни, в том, что знакомо большинству людей. С социологической точки зрения, Иной – это чужой по отношению к данному обществу, проходящий через него, принадлежащий ему лишь временно. Но с транскультурной точки зрения таков, по сути, каждый человек, привносящий опыт иного. Если мультикультурный подход опирается на категорию меньшинств (этнических, расовых, гендерных, сексуальных идентичностей), то транскультурный – на категорию большинств (во множественном числе), поскольку подавляющее большинство людей способны соразделять опыт детства и старости, одиночества и болезни, любви и вдохновения.

* * *

В заключение важно еще раз подчеркнуть роль культурологии в создании транскультуры. Если, например, вы изучаете Л. Толстого или Ф. Достоевского, Н. Бердяева или М. Бахтина с точки зрения американской или китайской культуры, вы не можете не посмотреть их глазами на собственную культуру – и занять позицию вненаходимости по отношению к ней. Воспринять то, что казалось привычным, как нечто странное, удивительное, ни на что не похожее. Это и есть начало транскультурного процесса: смотреть на себя и свое глазами другой, изучаемой культуры.

У каждой культуры есть свой выход в транскультуру, способ бороться со своей ограниченностью. Таково, например, западничество в России. Но как в каждой культуре есть элементы более близкие природе и более отдаленные (материальная и духовная культура), так и в транскультуре есть слои более близкие национальным культурам и более отдаленные, общие для всего человечества. Мы бежим из разных тюрем и разными путями, но встречаемся в общем пространстве транскультуры.

Было бы целесообразно ввести в школах элементы транскультурного образования. Сначала изучать родную культуру изнутри, на основе своего личного опыта, непосредственных впечатлений и знаний. Потом, с 5–6-го класса – изучать свою культуру извне, глазами иностранцев, путешественников. Затем, с 8–9-го класса, вводить сравнительное изучение разных культур: обычаев, ритуалов, языков, литератур, национальных характеров и ментальностей. Так, постепенно можно воспитывать транскультурную личность, которая способна сознательно и свободно создавать себя из элементов разных культур.