В смягченном варианте модель поведения Фрейда по типу «друг – враг» была действенной по отношению к близким ему людям, включая жену, детей, внуков. Разумеется, речь не идет о том, что он не любил их. Конечно, любил и, будучи мужем, отцом и дедом, проявлял к ним соответствующие нежные чувства.
Известно, в частности, что Фрейд так сильно любил своего внука Хайнца (сына его рано скончавшейся дочери Софии), что после его смерти от туберкулеза в возрасте четырех с половиной лет его впервые видели плачущим.
И все же его любовь и привязанность к близким ему людям не была всепоглощающей. Напротив, в ней просматривался оттенок сдержанности и отстраненности, свойственной человеку, с головой погруженному в свои дела и испытывающему неудовольствие от необходимости отвлекаться от них.
По воспоминаниям семидесятисемилетнего внука Вальтера Антона Фрейда, родившегося в 1921 году в Вене и в преклонном возрасте проживавшего близ Лондона, дедушка никогда не сажал его на колени, как это делал он сам по отношению к своим детям.
Несомненно, в отношениях Фрейда с близкими ему людьми исключался такой компонент избранной им в жизни модели поведения, как «враг». Но в смягченном варианте данная модель представляла собой образец двойственных отношений, складывающихся по типу «нежная привязанность – внутренняя сдержанность».
Наиболее показательным в этом плане является отношение Фрейда к своей жене.
Если, будучи помолвленным, на протяжении четырех лет (1882–1886) он забрасывал невесту многочисленными письмами (порядка 1500 писем), в которых не скупился на изъявление своих чувств любви, то, став мужем и отцом шестерых детей, Фрейд довольствовался редкими часами совместного отдыха и уделял своей жене ровно столько внимания, сколько мог позволить сверхзанятый человек.
Если в порыве юношеской страсти и ревности он доводил себя, что называется, до белого каления и говорил невесте, что, окажись с ней в одной комнате, смена дня и ночи не смогла бы разлучить их, то буквально десять лет спустя после заключения брака писал своему другу Флиссу о том, что его либидо уже не требует разрядки.
Если до женитьбы, делая комплимент большой науке, он, в шутливой форме обращаясь к ней на Вы, писал о то, что знает другую Даму, которую ценит больше, чем науку, то, склонив Марту на свою сторону и став ее мужем, он с головой ушел в различного рода научные исследования, написав и опубликовав огромнейшее количество статей и книг.
Если в письмах к невесте он называл свою любимую «сокровищем», «принцессой» и посылал ей «сто тысяч поцелуев», то, будучи мужем, никогда не брал жену с собой в Италию, где со своим братом или с сестрой жены Минной наслаждался путешествием по стране с богатым культурным прошлым.
Если он знал пристрастия своей жены, знал, что цикламены – ее любимые цветы, то все же, по его собственному признанию, редко дарил их ей, а в сновидениях видел засушенные цветы, пригодные не столько для жизни, сколько для гербария.
Если восторженный юноша наставлял свою невесту по поводу того, что не следует «скупиться на нежность», так как, по его словам, чем больше тратишь ее, тем больше она восполняется другим, то обогащенный психоаналитическими знаниями и занимающийся частной практикой муж редко проявлял свою нежность по отношению к жене и детям.
Одним словом, в своих отношениях с самыми близкими ему людьми Фрейд не был человеком, способным во имя нахлынувших на него нежных чувств поступиться своими исследованиями, раз и навсегда установленным в доме распорядком дня.
Даже будучи помолвленным со своей невестой, когда, как ему казалось, он был готов «хоть двадцать четыре часа в сутки вновь и вновь воскрешать свои воспоминания» о ней, он тем не менее имел такие личные устремления, которые в тот период его жизни сводились к тому, чтобы, используя его собственное выражение, «все время заниматься научной деятельностью и врачебной практикой».
Поэтому, зная его пристрастие к исследовательской деятельности и насыщенный график занятий частной практикой, можно представить себе, какой из двух Дам (Науке или Марте) он отдавал больше времени и сил.
Как бы в молодости он ни тешил себя мыслью, что обе Дамы смогут мирно уживаться друг с другом, и «гордая, неприступная Дама должна будет уступить другой – ласковой и скромной», в последующие десятилетия, вплоть до своей кончины, служение обеим Дамам обернулось в лучшем случае мудрой терпимостью Марты к Науке, которая безоговорочно завладела Фрейдом.
Действительно, можно только поражаться той огромнейшей работоспособности основателя психоанализа, которая сохранилась у него на протяжении всей его жизни. График работы Фрейда был настолько плотным, что в течение недели у него фактически не оставалось времени на своих близких. Исключение составляло воскресенье, когда он не принимал пациентов и мог посвятить свое свободное время семье, родственникам, друзьям.
Его рабочий день начинался рано. Встав около семи часов утра, успев совершить необходимые процедуры, позавтракав и просмотрев газеты, обычно уже в восемь часов утра он принимал первого пациента. Промежуток времени между приемами пациентов составлял всего пять минут. Прием пациентов в первой половине дня продолжался до часу, после чего он делал двухчасовой перерыв.
Во время этого перерыва Фрейд имел возможность пообщаться с женой, детьми, гостями, так как в час дня начинался второй завтрак, в котором участвовала вся семья. Во время завтрака он был немногословен, больше слушал других, нежели говорил сам, как будто шло продолжение психоаналитической сессии, на которой врач молча выслушивал то, что ему говорил пациент. После завтрака Фрейд совершал прогулку, деловые встречи, улаживал личные дела.
С трех часов дня и до девяти часов вечера он давал консультации, принимал пациентов. В девять часов начинался ужин, но случалось и так, что его приемы больных завершались только в десять часов вечера. Таким образом, практическая аналитическая работа Фрейда составляла не менее одиннадцати часов, а иногда доходила и до тринадцати часов в день.
После ужина Фрейд совершал прогулку. Если дочери или жена ходили в театр, то он встречал их после окончания представления. Надо полагать, что, хотя в подобных случаях Фрейд проявлял себя как истинный джентльмен, все же это делалось без большой охоты, поскольку сокращалось время на его исследования.
Были случаи, когда он приходил за женой к театру слишком поздно и та, не дождавшись его, уходила домой одна. Было, вероятно и так, когда, увлекшись работой, он забывал о своих благих намерениях.
Один из подобных эпизодов описан в его работе «Психопатология обыденной жизни». Фрейд хочет оправдать себя в том, что не зашел за женой в театр вовремя. При этом он говорит, что подошел к театру десять минут одиннадцатого. Его поправляют: ты хочешь сказать – без десяти десять, так как на афише было написано, что спектакль заканчивается около десяти вечера.
Описывая это происшествие, Фрейд отмечает, что в тот момент он так и хотел сказать – без десяти десять. Но вместо этого сказал десять минут одиннадцатого, в результате чего обмолвка не столько послужила оправданием, сколько обнаружила его неискренность.
Эта неискренность состояла в том, что на самом деле он пришел к театру без пяти десять. Однако, решив изобразить дома дело в более благоприятном свете, он хотел сократить свое опоздание на пять минут, но во время оправдания, напротив, увеличил его на пятнадцать минут.
После вечерней прогулки Фрейд возвращался домой и тотчас же уходил в свой кабинет, где работал в течение нескольких часов. Это было, пожалуй, единственное время, когда он мог полностью отдаться своим мыслям. Именно в эти поздние часы основатель психоанализа занимался своей корреспонденцией, отвечал на письма, обдумывал и писал свои труды, правил готовящиеся к публикации работы. За этими занятиями он засиживался за полночь и ложился спать не раньше часа ночи.
Такой распорядок дня неукоснительно соблюдался Фрейдом на протяжении всей его жизни в Вене. Конечно, были и отклонения от заведенного порядка в семье. Так, в начале частной практики у Фрейда не было столь много пациентов, как это имело место впоследствии, когда он ежедневно принимал по 10–12 человек.
Ему приходилось читать лекции в Венском университете, излагать идеи и концепции перед сторонниками психоанализа, собиравшимися несколько лет у него дома по средам, участвовать в обсуждении докладов и сообщений в венском психоаналитическом обществе, принимать участие в работе Международных психоаналитических конгрессов, организации и издании психоаналитических журналов.
По сути дела, у Фрейда был расписан каждый час. Лишь в субботу вечером он предавался игре в карты. И только в воскресенье, когда у него не было приема пациентов, он регулярно и неизменно наносил визиты своей матери, встречался со своими друзьями.
Что касается летнего отпуска, то он проводил его вместе с семьей в пригороде Вены или ездил в путешествия, предпочитая брать себе в спутники брата, коллег-психоаналитиков, сестру жены, которая на протяжении сорока лет была членом его семьи и жила вместе с ними, но только не свою жену.
Одним словом, у Фрейда действительно было мало свободного времени и он не мог уделять много внимания своей жене. И все же слишком разительными выглядят пылкие признания двадцати шести – тридцатилетнего молодого человека в любви к невесте и сдержанные отношения зрелого Фрейда к жене.
Внутренняя сдержанность наблюдалась у него не только по отношению к жене, детям и внукам. Нечто аналогичное имело место и по отношению к пациентам, что в конечном счете вылилось в создание определенного свода правил, которым должен был руководствоваться психоаналитик в своей практической деятельности.
Это не означает, что Фрейд проявлял равнодушие к своим пациентам. Напротив, были случаи, когда он помогал им материально, проявлял живой интерес к их работе, знакомился с публикациями писателей и поэтов, обращавшихся к нему за помощью.
Так, до того, как впервые встретиться с поэтом Б. Гецем, Фрейд прочитал некоторые его стихи и, приняв решение не подвергать психоанализу пришедшего к нему на прием молодого человека, после завершения консультации вручил ему в конверте 200 крон.
Внутренняя сдержанность по отношению к пациентам являлась частью его теоретических и практических разработок, связанных с развитием психоанализа. Речь идет о концепции Фрейда, согласно которой аналитик – это своего рода зеркало, отражающее все то, что касается жизни пациента, его внутренних переживаний и внешних действий.
Аналитик должен быть непроницаемым для пациента, то есть отстраненным наблюдателем, не проявляющим никаких эмоций, а только фиксирующим свободные ассоциации своего подопечного. В этом смысле между аналитиком и пациентом устанавливается некая дистанция, которую во что бы то ни стало должен сохранять первый.
Не исключено, что представления Фрейда о необходимости установления подобной дистанцированности между аналитиком и пациентом, рассматриваемой в качестве эталона психоаналитической работы, являются результатом личного следования манере поведения, заданной ранней детской моделью «друг – враг». Точнее было бы сказать, что отстаиваемый им взгляд на отношения между аналитиком и пациентом есть не что иное, как отражение смягченной модели его собственных отношений с людьми.
В основе этой модели лежало его двойственное отношение к людям, характеризующееся проявлением чувств привязанности, нежности, сочувствия и в то же время отстраненности, позволившей ему уйти с головой в разработку новых идей и концепций, положивших начало возникновению психоанализа, развитию его теории и практики, выходу его на международную арену.