Завершив учебу в Базельском университете и получив диплом врача, в декабре 1900 года Юнг приступил к своей профессиональной психиатрической деятельности в клинике Бургхёльци при Цюрихском университете. Клинику возглавлял профессор Э. Блейлер, который требовал от врачебного персонала максимальной отдачи сил при соблюдении строгих правил поведения, к которым помимо всего прочего (ворота клиники закрывались в десять часов вечера и ассистенты не имели ключей) относился запрет на алкоголь.
Юнг поселился в здании клиники, совершив, по его собственному выражению, «постриг в миру» и заключив себя в своего рода монастырь. Тем самым он имел возможность полностью проникнуться жизнью и духом психиатрической лечебницы, а также воочию увидеть, как душевнобольные реагируют на свои собственные расстройства. Это добровольное заточение, сопровождавшееся погружением в психиатрическую литературу, позволило Юнгу по-новому взглянуть на человеческую психику с тем, чтобы понять суть того, что сам он назвал патологией нормальности.
«Я хотел знать, как человеческий дух реагирует на собственные расстройства и разрушения, потому что психиатрия казалась мне ярким выражением той биологической реакции, которая завладела так называемым здоровым сознанием при контакте с сознанием расстроенным. Мои коллеги по работе оказались мне не менее интересными, чем мои пациенты. Впоследствии я втайне обработал сводную статистику по наследственности моих швейцарских коллег, что способствовало моему пониманию психиатрических реакций».
В Бургхёльци Юнг научился пользоваться ассоциативным тестом, который применялся в диагностических целях. Он стал проводить словесно-ассоциативные эксперименты. Испытуемым предлагалось дать спонтанные ответы на набор слов; с помощью хронометра фиксировалось время их реакции на слова-стимулы, а задержки во времени рассматривались в качестве комплексов, свидетельствующих о тревогах испытуемых. Юнг настолько увлекся подобными исследовательскими задачами и вскоре добился столь значительных успехов в их решении, что с 1901 года стал руководить соответствующей программой.
Ассоциативный метод имел не только познавательное значение, способствующее постановке диагноза душевнобольным. Он открывал возможности для выработки стратегии лечения, что не ускользнуло от внимания Юнга, который, опираясь на материал ассоциативного эксперимента с конкретным пациентом, пытался выяснить историю его жизни и отыскать истоки его заболевания с тем, чтобы приступить к дальнейшей терапии.
«В психиатрии пациент зачастую скрывает свою историю. Для меня же собственная терапия начинается с изучения этой – очень личной – истории. В ней та самая тайна, которая стала причиной болезни и которая разрушила психику. Если я узнаю ее, у меня будет ключ к лечению. Задача врача, таким образом, состоит в том, чтобы узнать историю пациента. Он может задавать вопросы, касающиеся человека в целом, а не только симптомов его болезни».
Клинические исследования с помощью теста словесных ассоциаций привели к обнаружению целого ряда комплексов у пациентов и уточнению возможностей работы с ними при истерии и шизофрении.
Однажды Юнг проводил тестирование женщины, находящейся в клинике с диагнозом «шизофрения в депрессивной форме». Тестирование привело к таким результатам, которые его особенно заинтересовали. Первое отклонение было связано со словом «ангел», при слове «упрямый» не было никакой реакции вообще, другие слова типа «зло», «богатый», «глупый», «милый», «вступить в брак» дали совершенно сбивающую с толку серию ответов.
Если пациента сначала спрашивать о словах, вызвавших сильное возбуждение, то можно получить неверные ответы. Поэтому лучше начинать с относительно безболезненных слов. Исходя из этого, Юнг спросил пациентку, что для нее означает слово «ангел». Пациентка ответила, что это ребенок, которого она потеряла. Затем она разрыдалась. После того как пациентка успокоилась, Юнг спросил, что для нее означает слово «упрямый». Ответ был таков, что это слово ничего не означает для нее. Юнг возразил, сказав, что данное слово вызвало у пациентки сильное беспокойство. Но этим он ничего не добился.
Юнг перешел к рассмотрению других слов. Когда дошли до слова «голубой», пациентка сказала, что она связывает это слово с глазами ребенка, которого она потеряла. Обсуждение голубых глаз и переживаний пациентки по этому поводу помогло выяснить то обстоятельство, что у ее ребенка были глаза не как у ее мужа, а как у ее прежнего возлюбленного. Постепенно Юнгу удалось восстановить событийную канву заболевания пациентки.
Будучи молодой девушкой, пациентка влюбилась в богатого молодого человека. Поначалу она рассчитывала, что у нее есть шанс выйти за него замуж. Однако в семье решили, что этот богатый молодой человек не захочет связывать с ней свою судьбу, на примете есть другой солидный господин, с которым она будет счастлива. Выйдя замуж за этого господина, женщина была вполне счастлива, пока на пятом году их супружеской жизни к ней в гости не явился старый приятель из родного города. Он поведал ей о том, что тот молодой человек, с которым она ранее хотела связать свою судьбу, был влюблен в нее и очень расстроился, когда узнал, что она вышла замуж за другого.
В душе женщины вспыхнул огонь, который она сумела погасить. Спустя несколько дней она купала двухлетнего сына и четырехлетнюю дочь. Во время купания дочка стала сосать влажную губку, но, несмотря на то, что вода была подозрительной, она не помешала дочери делать это. Сыну же она запретила пить эту воду, хотя он просил пить. Девочка заразилась брюшным тифом и умерла, а мальчика удалось спасти. Через какое-то время женщина отказалась от своего брака и вышла замуж за другого человека. Фактически, хотя женщина этого не понимала, тем не менее она совершила убийство, так как ей было известно, что вода содержит инфекцию и пить ее опасно.
Перед Юнгом встала дилемма: сказать пациентке, что она совершила преступление, или лучше оставить ее в неведении. Сначала он подумал, что, если скажет об этом, то может произойти резкое ухудшение ее психического состояния. Однако поскольку прогноз лечения пациентки был все равно неутешительным, то существовала возможность того, что, осознав свое деяние, пациентка сможет поправиться. Юнг решился и сказал пациентке, что она убила своего ребенка.
Поначалу это сообщение Юнга вызвало у пациентки взрыв эмоций. Затем она признала факт совершенного ею деяния, и через три недели врачи смогли выписать ее из клиники. По сообщению Юнга, в дальнейшем он наблюдал эту женщину на протяжении пятнадцати лет, и никаких рецидивов у нее не было.
«В ее случае депрессия объяснялась чисто психологически: она была убийцей и при иных обстоятельствах заслуживала бы уголовного наказания. Вместо тюрьмы она попала в сумасшедший дом. Возложив этот непосильный груз на ее сознание, я фактически спас ее от умопомешательства. Если грех признан кем-то, с ним уже можно жить. А если нет – неизбежны самые печальные последствия».
Помимо клинического применения, Юнг обнаружил, что тест словесных ассоциаций может быть с успехом использован в других областях. В частности, благодаря этому тесту ему удалось установить личности тех, кто был причастен к совершению преступлений.
В одном случае речь шла о юноше, которого подозревали в краже денег и который признался в совершенном им деянии после того, как Юнг использовал специально приспособленный для этого тест. В другом случае речь шла о краже денег в госпитале, трех подозреваемых в этом медсестрах и обнаружении с помощью теста той из них, которую меньше всего из троих подозревали в краже, но которая как раз и совершила ее.
На протяжении ряда лет Юнг руководил программой экспериментальных исследований с использованием теста словесных ассоциаций. Этот тест использовался не только на пациентах, страдающих психическими расстройствами. Объектом экспериментов были и коллеги Юнга, работавшие в клинике Бургхёльци.
Стремясь лучше понять природу и специфику психических расстройств, Юнг стал обращать внимание на не бросающиеся в глаза проявления мышления и поведения пациентов, которые ускользали, как правило, от взора психиатров. Наглядным примером в этом отношении стали его наблюдения над семидесятипятилетней пациенткой, сорок лет жизни которой были проведены в клинике.
Эта старая женщина не могла говорить, ела исключительно протертую пищу и во время еды делала какие-то странные ритмические движения, смысл которых Юнг не мог понять. Однажды во время очередного обхода пациентов он вновь обратил внимание на загадочные жесты женщины и спросил себя, что бы это могло означать. Поскольку он не мог получить ответа ни от себя, ни от этой пациентки, то отправился к старшей медицинской сестре и попытался выяснить, всегда ли эта пациентка вела себя таким образом.
Медицинская сестра поведала ему, что, поступив на работу, она застала эту женщину именно такой, какая она есть в настоящее время. Однако ее предшественница рассказывала, что раньше эта пациентка представляла себя сапожником. Юнг вновь перечитал историю болезни пациентки и обнаружил старую запись, подтверждающую сообщение медицинской сестры.
Вскоре пациентка умерла. На ее похороны пришел ее старший брат, которого Юнг спросил о том, как заболела его сестра. Оказалось, что она была влюблена в сапожника, который не захотел на ней жениться. После этого она «свихнулась» и стала совершать те монотонные, повторяющиеся движения, смысл которых никто не мог понять.
Юнгу стало понятно, что бедная женщина повторяла движения сапожника, зажимающего обувь между колен и тянувшего дратву через кожу определенным образом. Тем самым она стремилась продлить связь с возлюбленным, что продолжалось вплоть до ее смерти.