Книга: Франция. Полная история страны
Назад: Созыв Генеральных штатов
Дальше: Падение монархии и начало террора

«Взятие» Бастилии

Так называемый «штурм» Бастилии 14 июля 1789 года стал символом Великой французской революции. Почему так называемый? Да потому что никакого штурма, по сути, и не было.

Да и никакой «зловещей тюрьмы» в Бастилии тоже не было.

В действительности это было довольно роскошное заведение: во всех «камерах» имелись окна, мебель, печки или камины для обогрева. Немногочисленным заключенным разрешалось читать книги, играть на различных музыкальных инструментах, рисовать и даже ненадолго покидать «застенки». Питание было очень хорошим, и его всегда хватало…

Как известно, Бастилия пала 14 июля 1789 года, а накануне, в одиннадцать часов утра, революционеры (или заговорщики, кому как больше нравится) собрались в церкви Сент-Антуан. В тот же день вооруженной толпой были разграблены Арсенал, Дом Инвалидов и городская Ратуша.

На следующий день революционный комитет послал своих представителей к Бастилии с предложением открыть ворота и сдаться.

Ироничный Франсуа-Рене де Шатобриан описывает события у Бастилии следующим образом: «Эта атака против нескольких инвалидов да боязливого коменданта происходила на моих глазах. Если бы ворота остались закрытыми, народ никогда не ворвался бы в крепость».

Вообще-то Бастилия – это крепость, которую построили в 1382 году. Она должна была служить укреплением на подступах к Парижу (сейчас же это почти центр города).

Вскоре Бастилия стала выполнять функции тюрьмы, но, как это ни покажется странным, она представляла собой не мрачное место заточения, а довольно роскошные апартаменты (пусть и за высокой стеной) для всевозможного жулья из числа дворян, а также иного рода нарушителей закона с голубой и не очень кровью – вроде пресловутого маркиза де Сада. Они коротали в Бастилии время в окружении собственных слуг, а порой и имели право на время покидать «казематы».

То есть если Бастилия и была тюрьмой, то это была тюрьма привилегированная, рассчитанная на 42 персоны. Однако вплоть до вступления на трон Людовика XIV в ней редко сидело больше одного-двух узников одновременно: в основном это были мятежные принцы крови, герцоги или графы. Им выделяли просторные верхние комнаты (правда, с железными решетками на окнах), которые они могли обставлять мебелью по своему вкусу. В соседних помещениях (уже без решеток) жили их лакеи и прочая прислуга.

При Людовике XIV и Людовике XV Бастилия стала более «демократичной», но осталась тюрьмой для представителей благородного сословия. Простолюдины попадали туда крайне редко.

С восхождением на престол Людовика XVI Бастилия потеряла статус государственной тюрьмы и превратилась в обычную, с той лишь разницей, что заключенных в ней содержали в сравнительно лучших условиях. В Бастилии окончательно отменили пытки и запретили сажать узников в карцер.

Что касается «свирепой охраны», то ее практически не было. Гарнизон Бастилии состоял из 82 солдат-ветеранов (инвалидов) при 13 пушках, к которым 7 июля добавились 32 швейцарских гренадера из полка барона де Салис-Самада под командованием лейтенанта Луи де Флюэ.

Удивительно, но такое достаточно человечное отношение в этом «исправительном учреждении» почему-то не помешало французам люто ненавидеть Бастилию. А вот две другие тюрьмы, Бисетр и Шарантон, где умирали с голоду и тонули в грязи настоящие политзаключенные и уголовники, никто в 1789 году и пальцем не тронул.

Связано это с тем, что революционные агитаторы (масоны) умышленно распаляли страсти, утверждая, что подвалы Бастилии полны громадных крыс и ядовитых змей, что там годами томятся закованные в цепи «политические», что там есть камеры для пыток и т. д. и т. п.

Разумеется, все это было вымыслом.

Тем не менее, в ночь на 14 июля толпы оборванцев, вооруженных ружьями, вилами и кольями, заставляли открывать им двери домов. Практически все городские заставы были захвачены ими и сожжены.

Потом, в течение двух суток Париж был разграблен, хотя несколько разбойничьих шаек удалось обезоружить и кое-кого даже повесили. Когда король Людовик XVI узнал о происходившем, он спросил у герцога де Ларошфуко:

– Это бунт?

– Нет, сир, – ответил ему герцог, – это революция.

Что касается рядовых парижан, то они повели себя весьма легкомысленно, и на призыв республиканца Камилла Демулена идти на Бастилию откликнулось всего примерно 800 человек.

Как уже говорилось, 49-летнему коменданту Бастилии Бернару-Рене Журдану, маркизу де Лонэ, предложили открыть ворота и сдаться.



Шарль Тевенен. Штурм Бастилия 14 июля 1789 года.

Ок. 1793. Метрополитен-музей, Нью-Йорк





После отрицательного ответа коменданта народ двинулся вперед. Мятежники легко проникли на первый наружный двор, а потом двое молодых людей, Даванн и Дассен, перебрались по крыше парфюмерной лавки на крепостную стену, примыкавшую к гауптвахте, и спрыгнули во внутренний (комендантский) двор Бастилии. Обен Боннемер и Луи Турне, отставные солдаты, последовали за ними. Вчетвером они перерубили топорами цепи подъемного моста, и он рухнул вниз с такой силой, что подпрыгнул от земли чуть ли не на два метра. Так появились первые жертвы: один из горожан, толпившихся у ворот, был раздавлен, еще несколько человек – покалечены. После этого народ с криками ринулся через комендантский двор ко второму подъемному мосту, непосредственно ведшему в крепость.

Маркиз де Лонэ, отлично понимая, что ему нечего рассчитывать на помощь из Версаля, решил взорвать крепость. Но в то самое время, когда он с зажженным фитилем в руках хотел спуститься в пороховой погреб, два унтер-офицера, Бекар и Ферран, бросились на него и, отняв фитиль, заставили созвать военный совет. Дело в том, что гарнизону с высоты стен показалось, что на них идет весь миллионный Париж. И инвалиды, с самого начала выражавшие недовольство комендантом, заставили маркиза де Лонэ согласиться на капитуляцию. Затем был поднят белый флаг, и несколько минут спустя, по опущенному подъемному мосту толпа восставших проникла во внутренний двор крепости, грабя по пути конюшни, каретные сараи и кухни, относившиеся к крепостному хозяйству. Чтобы остановить этот грабеж, солдаты дали по мародерам один (и единственный) выстрел из пушки.

Но, по сути, Бастилия сдалась без боя. Это – исторический факт, не подлежащий сомнению.

«Осаждавших» было всего 800–900 человек, но площадь перед Бастилией и все прилегающие улицы были заполнены любопытными, которые сбежались смотреть на интересное зрелище. Cопротивления практически не было никакого, а среди многочисленных зрителей находилось много весьма элегантных дам в собственных экипажах.

Развязка наступила в пять часов вечера. До этого времени число жертв составило около десятка человек, что выглядело вполне «нормально» по меркам тогдашнего неспокойного времени. Командир гвардейской роты, первой вошедшей на территорию Бастилии, собрался принять капитуляцию, но был смят толпой, которая рвалась разграбить все, что попадалось под руку, и казнить всех, кто встречался на пути. Солдатам не удалось сдержать напор мародеров, и многие «защитники» Бастилии были убиты.

Над комендантом Бастилии восставшие учинили зверскую расправу. Маркиз де Лонэ защищался как лев, но его подняли на штыки, а его окровавленную косу и голову потом носили по улицам как символ победы…

Таким образом, ненавистная Бастилия пала под ударами «восставшего народа», взорам которого представилось удивительное зрелище…

Какое же?

Всего семь находившихся там заключенных…

Кто же это были?

Четверо из них (Жан Бешад, Бернар Лярош, Жан Лякорреж и Жан-Антуан Пюжад) были мошенниками и сидели за подделку финансовых документов.

Граф де Сулаж был помещен под арест в 1782 году – за «устроенный дебош» и «чудовищное поведение» (по-видимому, речь шла об инцесте) по требованию своей же семьи, которая неплохо платила за то, чтобы иметь гарантию того, что распутник просидит в Бастилии, как можно дольше.

А еще двое – Огюст-Клод Тавернье и некий Уайт (он же граф де Мальвилль, он же Джеймс-Фрэнсис Уайт, ирландский дворянин, ставший офицером французской армии) – были психически больными, причем первый из них утверждал, что лично убил короля Людовика XV, а второй – принимал себя за Цезаря и говорил на латыни. Место им было явно не в Бастилии, а в клинике Шарантон.

В некоторых источниках утверждается, что был освобожден и знаменитый маркиз де Сад, но это полная ерунда – он был еще в июне переведен в упомянутый Шарантон, а посему 14 июля не мог быть освобожден народом в качестве «жертвы королевского произвола».

Как видим, ни один из этих людей не тянул на титул «жертв режима».

Революционеры были страшно расстроены таким незначительным количеством и таким качественным составом узников, а посему тут же придумали еще одного – некоего графа де Лоржа, якобы несчастного, который томился в королевских застенках 32 года, а в Бастилии якобы сидел в сырой камере без света, полуголый, с длинной бородой и в цепях…

И чтобы уж совсем закрыть этот вопрос, отмечу, что все эти «освобожденные восставшим народом» узники так и не получили свободы: четверых мошенников вскоре вновь посадили, а остальных троих просто перевели в более подходящее для них место – в лечебницу Шарантон.

Все остальные камеры Бастилии пустовали. Впрочем, парижская чернь вовсе и не собиралась никого освобождать. Восставшие хотели поживиться неплохими продовольственными запасами крепости, что они успешно и сделали. На семерых заключенных же они вообще набрели совершенно случайно.

Тем не менее, революционный комитет поспешил уведомить Национальное собрание об этом «подвиге народа».

При этом «штурм» прошел почти незаметно: из почти миллиона парижан не более тысячи принимали в нем хоть какое-то участие. Никто из них практически ничем не рисковал: король дал распоряжение войскам ни в коем случае не стрелять в народ и не проливать кровь. А вот то, что происходило после «великой победы», весьма красочно описывает Шатобриан: «Покорители Бастилии, счастливые пьяницы, провозглашенные героями в кабаке, разъезжали в фиакрах; проститутки и санкюлоты, дорвавшиеся до власти, составляли их эскорт. Прохожие с боязливым почтением снимали шляпы перед этими победителями, некоторые из которых падали с ног от усталости, не в силах снести свалившийся на них успех».

Забавно, но «взятие» Бастилии было предсказано за три года до этого известным авантюристом и алхимиком Алессандро Калиостро, основателем «египетского» масонства, побывавшим и в России и высланным оттуда как лицо, симпатизировавшее вольным каменщикам. В 1786 году он написал свое «Письмо к французскому народу», где, между прочим, говорилось, что он не вернется в Париж до тех пор, пока не будут созваны Генеральные штаты, а Бастилия не падет и не превратится в место всенародных гуляний.

Так оно, собственно, и случилось. Рядом с Бастилией были открыты временные кафе, и у их владельцев не было отбоя от посетителей. Кареты сновали взад-вперед у подножия башен, а нарядные щеголи и барышни, смешавшись с полуголыми рабочими, под восторженные крики толпы «героически» сбрасывали со стен камни, поднимая столбы пыли.

В любом случае, день взятия Бастилии (14 июля) был отпразднован как «торжество свободы и патриотизма». Теперь мы знаем, что он ознаменовал собой начало новой революционной эпохи, напрямую связанной с террором, направленным против своего же народа. Но как только не писали об этом в свое время. Вот, например, слова академика Е.В.Тарле: «Осада и взятие Бастилии – одно из грандиознейших событий в истории человечества. Оно имело огромное значение в глазах не только современников, но и последующих поколений. Взятие Бастилии сделалось символом всякого достигнутого революционным путем политического освобождения, самое слово «Бастилия» стало нарицательным».

Но на самом деле, Бастилия не была «местом заточения политических преступников, которых бросали туда без суда и следствия» (Л.Д. Троцкий), «твердыней абсолютизма» (А.З. Манфред) и «основным оплотом врага» (Е.В. Тарле). Ее не осаждали и не брали штурмом, она сама открыла ворота народу.

Так что же до сих пор ежегодно в этот день салютами и военными парадами отмечают французы?

День взятия Бастилии?

Но ее никто не брал…

День обретения свободы и отмены эксплуатации?

Но никакого равенства и братства как не было, так и нет, да, наверное, и быть не может…

Строго говоря, французам следовало бы 14 июля отмечать не день взятия Бастилии, а праздник ее передачи народу Парижа. Но в этом нет ничего героического (не считать же подвигом зверское убийство маркиза де Лонэ и некоторых из его ветеранов), и подобные события плохо пригодны для общенациональных празднований.

Бастилия была не просто государственная тюрьма, она была символ тирании. Свобода начинается с уничтожения символа, революция довершает остальное.

Александр Дюма,
французский писатель

За уничтожение этого символа заплатили своими жизнями несколько десятков человек (например, из числа швейцарцев было убито два десятка человек). Жертв революционного террора было, по оценкам, около пятидесяти тысяч (только на гильотине в Париже погибло 18 613 человек). А вот в ходе гражданских войн, вызванных Великой французской революцией, погибло уже от 600 до 800 тысяч человек.

Вот так довершилось остальное…

Но легенда о штурме Бастилии была нужна – революции всегда питаются такими легендами. И потом, как это обычно и бывает, нашлись те, кто сумел доказать, что участвовал в свержении «символа тирании». В результате 863 парижанина назвали «почетными участниками штурма» или просто «людьми Бастилии», и они потом много лет получали государственный пенсион «за особые заслуги перед Революцией».





Французская военная форма 1789–1799 гг.

(Французская Революция). 1897. Иллюстрация из «Энциклопедического словаря Мейера»





А что же Бастилия?

Уже 15 июля 1789 года мэрия Парижа, приняв предложение Дантона, создала комиссию по разрушению крепости. Работы возглавил некий предприимчивый гражданин, которого звали Пьер-Франсуа Паллуа. Это он «подогнал» рабочих, это он стал производить миниатюрные модели Бастилии и продавать их (таких моделей наштамповали сотни экземпляров), это он додумался продавать и обломки крепости с надписью: «Подтверждаю, что это камень Бастилии. Паллуа-патриот». Отметим, что этого «патриота» самого посадили в декабре 1793 года за растрату, но он и там сумел выкрутиться и прожил восемьдесят лет, пережив и Революцию, и Директорию, и Консульство, и Империю, и Реставрацию.

Когда стены Бастилии снесли более чем наполовину, на ее руинах устроили народные гулянья и вывесили табличку: «Здесь танцуют, и все будет хорошо!» Окончательно крепость разрушили 21 мая 1791 года, а камни ее стен и башен были проданы с аукциона почти за миллион франков.

Назад: Созыв Генеральных штатов
Дальше: Падение монархии и начало террора