Одна из самых таинственных легенд, связанных с двором Людовика XIV, повествует о таинственной мавританке – темнокожей девушке, ушедшей в монастырь в городке Морэ. Эта необычная монахиня до конца жизни была убеждена в том, что она – принцесса королевской крови. Однажды, услышав звук охотничьего рога – в лесу неподалеку охотился обожавший это занятие дофин, – она как бы между прочим обронила: «Это мой брат охотится». И никто не возразил! Никто не осудил ее за дерзость.
Письмо с просьбой о принятии девушки в монастырь в сентябре 1695 года написала аббатисе лично госпожа де Ментенон, в письме она упомянула, что «мавританка» выразила желание, «чтобы на церемонии присутствовал весь двор», и к этой ее просьбе отнеслись со вниманием. «Мавр», «мавританка» – таким было вежливое наименование людей с темным цветом кожи в том веке, независимо от их национальности.
О здоровье и поведении этой сестры была проявлена величайшая забота, лично аббатиса следила за всем, что имело к ней отношение. Есть сведения, что с этой поры г-жа де Ментенон довольно часто наведывалась в монастырь в Морэ, делая обители богатые подарки. Бывал там и дофин, и другие принцы и принцессы. Сам король через доверенное лицо каждый год жертвовал значительные суммы монастырю в Морэ именно на содержание этой монахини. В пансионной грамоте значилось ее имя, девушку звали Людовика-Мария-Тереза!
Вольтер сообщает: «Она была на редкость смуглая и к тому же походила на него (короля). Когда король отправил ее в монастырь, он сделал ей подарок, назначив содержание в двадцать тысяч экю. Бытовало мнение, будто она его дочь, что вызывало у нее чувство гордости, однако настоятельницы выражали по сему поводу явное недовольство… Г-жа де Ментенон посетила Морэйский монастырь, она призвала чернокожую монахиню к большей сдержанности и сделала все, чтобы избавить девицу от мысли, тешившей ее самолюбие. «Сударыня, – ответила ей монахиня, – усердие, с каким такая знатная особа, как вы, пытается внушить мне, что я не дочь короля, убеждает меня как раз в обратном».
Возможно ли, что у Людовика XIV была темнокожая любовница? Историки, пристально изучившие жизнь Версаля, не обнаружили такой женщины. Зато они нашли мужчину!
И родилась сплетня. Она заключается в том, что мавританка была дочерью королевы Марии-Терезии – но не от короля. Мол, в свите французской королевы состоял паж-африканец. Королева была к нему очень привязана, пока он был ребенком, и многому его учила. Мальчик вырос, повзрослел, превратился в привлекательного юношу и… исчез. Пропал без вести.
В то время королева была беременна, но на восьмом месяце заболела и разрешилась раньше срока слабым младенцем – девочкой. Это произошло в ноябре 1664 года. По описанию свидетелей – а роды королевы всегда проходили в присутствии придворных дам – младенец был очень темнокож, весь черный, с головы до пят.
Восьмимесячные младенцы часто бывают очень смуглы, чернота кожных покровов может развиться и от недостатка кислорода в результате трудных родов, поэтому само по себе это наблюдение ни о чем не говорит. Но придворные сплетницы тут же принялись судачить, что «новорожденная как две капли воды походила на очаровательного мавритенка, которого привез с собой г-н Бофор и с которым королева никогда не расставалась; когда все смекнули, что новорожденная могла быть похожа только на него, несчастного мавра убрали прочь».
Младенец якобы умер, прожив чуть больше месяца. Принцесса Пфальцская написала, что, хотя «все придворные видели, как она умерла», народ в это не поверил «ибо все знали, что она находится в монастыре в Морэ, близ Фонтенбло», – то есть именно там, где позднее была пострижена таинственная мавританка.
Правда ли это? Может, да, может – нет… Есть и другая версия: мол, у привратника в Зоологическом саду служили мавр и мавританка. У них родилась дочь, и отец с матерью, не будучи в состоянии воспитать ребенка, поделились своим горем с г-жой де Ментенон, та сжалилась над ними, снабдила девочку весомыми рекомендациями и препроводила в монастырь. Но почему дочку привратника Зоологического сада содержал сам король? Зачем ее навещали дофины? Это объяснения не находит.
Небесные знамения, имевшие место в 1626 году, ясно сообщили придворным астрологам шведского короля Густава-Адольфа, что ему следует ожидать рождения сына. Наступил декабрь, пришло время королеве рожать, и произвела она на свет младенца, который, однако, оказался не сыном, а дочерью, которую назвали Христиной. Раздосадованный король приказал воспитывать девочку как мальчика; он очень привязался к ребенку, часто напоминая девочке о том, что она – будущий король. Именно так: король, а не королева.
С матерью девочка виделась редко. Мария Элеонора Бранденбургская, хоть и считалась самой красивой и элегантной королевой Европы, была настолько нервной и злой женщиной, что общение с ней сказывалось на ребенке явно отрицательно. «Она обладала всеми слабостями и грехами, присущими женскому полу», – вспоминала о ней Христина.
Девочке исполнилось всего лишь шесть лет, когда ее отец погиб на войне и Христина стала монархом Швеции.
Она была очень умна и развита не по возрасту: изучала иностранные языки, интересовалась политикой, экономикой, древней историей. С пятнадцати лет Христина стала самостоятельно принимать иностранных послов, затем начала участвовать в Королевском совете. Она переписывалась с Рене Декартом и даже уговорила старого ученого переехать в Швецию. К сожалению, почти сразу после приезда он жестоко простудился и умер от пневмонии. Злые языки твердили, что причиной болезни стало необычно раннее время для посещений, назначенное ему Христиной: занятая делами королева отвела для бесед с ученым время с шести до семи утра, а Декарт привык обычно вставать поздно.
Притязания многочисленных женихов Христина отвергала, объявив, что решила остаться девственницей по примеру Елизаветы Английской. Конечно же сплетники старались угадать, есть ли у королевы любовник. Называли молодого графа Делагарди, дипломата Класа Укессона Тотта и… прекрасную графиню Эббу Спарре. Эта женщина, славившаяся своей красотой и умом, стала ближайшей подругой Христины на долгие годы, и, даже покинув страну, королева продолжала писать Эббе, заполняя свои письма уверениями в вечной любви. Впрочем, это не значит ровным счетом ничего: цветистый стиль был принят в то время.
Отказавшись от замужества, Христина назначила наследником своего двоюродного брата – Карла-Густава Пфальцского. Позднее за ним признали право передать шведскую корону по-наследству, а спустя четыре года Христина отреклась от престола. Ей были назначены доходы с нескольких областей в размере 200 тысяч риксдалеров ежегодно; в отведенных ей землях она пользовалась всеми правами королевы; ей запрещено было лишь отчуждать эти области, и население их обязано было присягнуть на верность Карлу-Густаву.
Причины ее поступка остались не поняты современниками и получили разнообразные противоречивые истолкования у историков. Властная, честолюбивая, умная, привыкшая к роскоши, молодая – ей исполнилось всего лишь двадцать восемь лет – королева внезапно отказывается от всего, что составляло основу ее жизни, и отправляется в путешествие, которое продлится всю ее оставшуюся жизнь. Поступок поистине странный!
Выехав из Швеции, Христина добралась до Брюсселя. Часть пути она проделала верхом в седле, переодевшись в мужское платье; часть – в карете, в женском наряде. В Брюсселе в день Рождества 1654 года она приняла католичество, приняв имя Мария-Александра. Это вызвало сенсацию во всей Европе еще большую, чем ее отречение. По приглашению папы Александра VII Христина (все же она предпочитала называться своим старым именем) перебралась в Рим и поселилась там в роскошном палаццо Фарнезе.
Ей не было тогда еще тридцати лет. Она славилась на всю Европу своим умом и образованностью, молва о смелости ее характера и скандальных любовных похождениях лишь добавляла ей шарма. Поэтому Рим встретил Христину как героиню. Только что вошедший на престол папа Александр VII произнес речь, посвященную ее приезду, приветствуя новообращенную католичку, и подарил ей изумительной красоты карету, запряженную шестеркой белых лошадей и исполненную по рисунку Бернини. Однако Христина не воспользовалась подарком: она въехала в город верхом, на мужском седле. Высыпавшая на улицы Рима толпа с интересом разглядывала странную гостью. Судя по портретам и по описаниям современников, она была небольшого роста, худощава, плохо сложена, с очень смуглым лицом и большим носом. Особенно неприятное впечатление производил на римлян ее низкий и грубый голос.
Расположившись во дворце, Христина предалась всевозможным увеселениям, позабыв о своих прежних ученых занятиях. Иногда она набрасывала кой-какие записки, например о равенстве полов, но не удосуживалась облечь их в завершенную форму и тем более опубликовать.
Папа Александр VII был даже несколько смущен той малой заботой о благочестии, которую она проявляла. Церковные службы очень быстро прискучили ей, даже несмотря на сопровождавшую их оперную музыку. Во время мессы она могла вдруг расхохотаться во все горло над нашептанным ей на ухо непристойным анекдотом. Папа пытался увещевать свою духовную дочь, но тщетно. Он не добился от Христины даже того, чтобы она носила в церквах четки, как подобает всякой католической даме. Христина смеялась над ним открыто и угрожала уехать, если ей будут надоедать советами.
Зато римская знать была рада развлечь экзотическую гостью. Традиционный карнавал того года был даже назван в честь Христины «Карнавалом королевы». Римская знать соперничала в великолепии устроенных ради нее празднеств. Князь Памфили воздвиг перед своим дворцом павильон, в котором избранное общество проводило дни и ночи за пиршествами и азартной игрой. Барберини тешили Христину турнирами, фейерверками, скачками и костюмированными шествиями на прилегающей к их дворцу площади с фонтаном Тритона. В палаццо Альдобрандини шесть тысяч человек слушали новую оперу, переполненную всякими диковинными кунштюками, вплоть до арабского каравана с верблюдами и слонами, несущими на спине башни. Во всех этих празднествах и увеселениях Христине принадлежало первое место, она легко нашла себе множество новых друзей, из которых самым верным и близким сделался молодой и красивый секретарь Ватикана кардинал Адзолини.
«Мое времяпрепровождение состоит в том, чтобы хорошо есть и хорошо спать, немного заниматься, приятно беседовать, смеяться, смотреть итальянские, французские и испанские комедии и вообще жить в свое удовольствие», – признавалась Христина в письмах друзьям.
Все вечера Христина проводила в театре, где держала себя так, что римский народ скоро перестал стесняться ее. Однажды она опоздала к представлению, публика выражала досаду и нетерпение свистками и криками. Христина поднялась в своей ложе и начала комически раскланиваться. В другом подобном же случае на свист она отвечала свистом. Теперь, как только она появлялась на улицах, острые на язык римляне кричали ей вслед «любезности», граничащие с непристойностями. Христина, высунувшись в окно кареты, отвечала им в том же духе. Она вовсе не была смущена и тем более огорчена, напротив, все это ей очень нравилось!
Тогда Александр VII перешел от увещеваний к действиям и сократил новообращенной ее содержание. Обиженная Христина, продав часть имущества и драгоценностей, села на корабль и отплыла во Францию. После ее отъезда палаццо Фарнезе являл вид разрушения. Свита королевы расхитила серебряную посуду, сорвала со стен гобелены, распродала картины и даже сняла часть медных листов, которыми была покрыта крыша.
На французский берег она высадилась, облаченная в мужской камзол с лентой через плечо, юбку, доходящую лишь до колен, в белых чулках и башмаках, в напудренном парике, прикрытом широкополой шляпой с большим пером. Однако французский король отчего-то не выказал особого ликования в связи с ее приездом. Христина даже планировала вернуться в Рим, но передумала из-за случившейся в Вечном городе чумы и предпочла поселиться в выделенном ей для жительства Фонтенбло.
Мадемуазель де Монпансье:
«После балета мы вместе с королевой отправились в комедию. Там она меня удивляла чрезвычайно. Чтобы выразить свое одобрение местам, которые ей нравились, она клялась именем Бога. Она почти ложилась на своем кресле, протягивала ноги в разные стороны и задевала их за ручку кресла. Она принимала такие позы, какие я видела только у Травелина и Жоделе, арлекинов итальянской и французской комедии. Она громко читала вслух стихи, которые ей запомнились, и говорила о тысяче вещей, и говорила, надо сознаться, очень хорошо. Иногда ее охватывало глубокое раздумье, она сидела некоторое время молча и тяжело вздыхала и затем вдруг просыпалась и вскакивала на ноги. Она во всем совершенно необыкновенна!»
Ее пребывание во Франции ознаменовалось скандальным событием: расправой с маркизом Мональдески, бывшим любовником Христины. Формально он состоял при ней главным управителем дел и некоторое время пользовался неограниченным доверием королевы. Его погубила вражда с другим подобным же кавалером двора Христины, неким Франческо Сантинелли. В чем именно заключалась вина Мональдески, с точностью не известно. По-видимому, то были письма, где фаворит имел неосторожность слишком откровенно распространяться о милостях к нему королевы, не удержавшись при этом от насмешек над ней. Как бы то ни было, получив эти письма от Сантинелли, Христина была страшно разгневана. Дальнейшие события известны нам из описания аббата Ле Беля, бывшего свидетелем всего произошедшего.
Христина призвала Мональдески в одну из комнат дворца, где находились уже Сантинелли и еще двое преданных ей людей, все с обнаженными шпагами. Она пригласила туда же аббата Ле Беля. В этой комнате состоялось некое подобие суда, Христина предъявила Мональдески бумаги и письма, изобличающие его в неком перед ней преступлении. Тот сначала отрицал вину, но потом, уличенный, упал на колени и умолял о прощении. Королева слушала его с невозмутимым спокойствием, опершись на трость из черного дерева. «Будьте свидетелем, – сказала она, обращаясь к аббату, – что я не тороплю его и даю ему случай оправдаться». Но все оправдания Мональдески пропали втуне. Выслушав его покаянную речь, Христина произнесла недрогнувшим голосом: «Отец, вручаю вам этого человека, приготовьте его к смерти и молитесь об его душе». После этого она вышла из комнаты.
Мональдески рыдал и умолял о спасении аббата и трех вооруженных людей. Один из них, почувствовав к нему жалось, пошел просить королеву о смягчении участи несчастного маркиза. Но королева была непреклонна. Сам Ле Бель тоже пошел уговаривать Христину. Он нашел ее спокойной и твердой. На все доводы аббата она отвечала: «Он должен умереть».
Когда Ле Бель вернулся, несчастный маркиз понял все по его лицу, упал на колени и стал исповедоваться. По прошествии нескольких минут убийцы начали приближаться к нему. «Маркиз, готов ли ты, кончил ли ты исповедоваться?» – спросил один из них и, не дав ответить, нанес ему удар шпагой в живот. Страшно закричав, Мональдески упал на пол и корчился, пытаясь укрыться от сыплющихся на него ударов. Вся комната была залита кровью, но несчастный маркиз все еще был жив и громко стонал. Шум отчаянной борьбы должен был доходить до ушей королевы. Наконец Мональдески испустил дыхание. Ле Бель сообщает, что Христина заплакала и стала молиться, узнав о том, что все наконец кончено.
Убийство в Фонтенбло возбудило всеобщее негодование и любопытство, но сама королева совсем не была смущена и даже показывала своим гостям ту комнату, где была совершена зверская расправа. Как это ни странно для нас, людей двадцать первого века, но совершенное ею не было преступлением для века семнадцатого. По статусу Христина оставалась королевой, хоть и отреклась от престола. Она имела власть над людьми своего двора, имела право их судить и наказывать. Соблюдя видимость дознания, она сделала свои действия совершенно легитимными, и даже Людовик XIV признал это, посетив королеву несколько дней спустя с дружеским визитом.
Однако отношение к ней изменилось, и через несколько месяцев Христина вновь вернулась в Италию. Но и тут ее встретили намного более прохладно, чем в первый раз: она, чужеземка, распорядилась убить итальянца, причем принадлежавшего к очень знатному роду. Чтобы замять скандал, папа Александр VII попытался объявить главным виновником всего Сантинелли, но Христина не позволила: она лично написала папе, описав все произошедшее, и назвала виновной только себя. Сантинелли успел бежать из Рима в Венецию. Раздосадованный понтифик, чтобы сорвать зло, отправил в монастырь любовницу Сантинелли Анжелу-Маддалену, обвинив ее в отравлении мужа, герцога Чери. Через несколько лет женщине все же удалось выбраться оттуда, и она таки вышла замуж за своего возлюбленного.
Христина поселилась в палаццо Корсини – прекрасном дворце, но расположенном не в самом центре города. Деньги ей выделяли нерегулярно и не в тех количествах, как ей бы хотелось. Христина все больше и больше тяготилась своей зависимостью от папы. С целью поправления денежных дел она предприняла даже путешествие на родину, но была и там встречена без энтузиазма. Возвращаясь обратно, она узнала о смерти Александра VII и остановилась в Гамбурге, чтобы выждать результатов конклава. Ожидая со страхом известий об избрании папой своего врага, кардинала Фарнезе, она занялась поисками философского камня вместе с алхимиком Борри и астрологом Бандиерой. Новости, пришедшие из Италии, были благоприятны: под именем Климента IX папой был избран ее большой друг, кардинал Роспильози, назначивший своим секретарем другого ее друга – кардинала Адзолини. Христина радостно устремилась в Рим.
Климент IX умер через три года, а его преемник, Климент X, не испытывал симпатии к королеве-нахлебнице. Христина безвыездно жила в своем дворце, занимаясь науками, основанной ею академией и своей библиотекой, услаждаясь операми, комедиями, изысканными обедами и азартными играми. Преемник Климента X, Иннокентий XI, основательно подпортил ей последние годы жизни: стремясь искоренить порок, он распорядился закрыть в Риме все театры и увеселительные заведения. Кроме того, он отменил право убежища, которым пользовались до тех пор в Риме дворцы, занятые представителями иностранных держав. Не все этому подчинились! Французский посланник маркиз де Лаварден, имевший в своем распоряжении восемьсот вооруженных людей, смеялся над требованиями папской полиции. Христина не располагала таким войском, но она дала приют в палаццо Корсини разнообразному сброду: изгнанникам, беглецам и просто бандитам. Эти люди были ей безгранично благодарны и в случае надобности могли защитить ее жилище лучше любой гвардии. Командовал этим своеобразным войском некий маркиз дель Монте – дуэлянт, волокита и мошенник, ставший последним любовником королевы. Постаревшая Христина прощала ему измены и грубость обращения, доходившую, как говорили, до побоев, ради минут, свидетельствовавших о самой пылкой его преданности. Когда дель Монте внезапно умер, во время приготовления к какому-то празднеству, Христина увидела в этом предзнаменование и своей скорой смерти. В самом деле, она немногим пережила маркиза и умерла в апреле того же 1689 года.