Семь я

Прежде чем начать работу с семьей, я задаюсь следующими вопросами:

• Какие я предвижу проблемы в работе с этой семьей?

• Имею ли я необходимую подготовку и опыт работы с этими проблемами?

• Представляется ли этот случай посильным для меня?

• Чего я лишусь, если откажусь работать с этой семьей (например, заработка)?

• Готов ли я начать терапию сам или направлю семью к другому терапевту?

• Что вызывает мой особый интерес к этой семье?

• Какие мои личностные характеристики помогут или помешают мне работать с этой семьей?

• Как моя собственная семейная история может помочь или помешать терапии в данном случае?

• Нет ли у меня сейчас личностных или ситуационных проблем, подобных тем, которые представила семья? Если да, то как ослабить возможность их влияния на терапию?

• Буду ли я работать с котерапевтом и в какой роли: супервизора, коллеги, ученика?

• Каков интерес и степень его энтузиазма в данном случае?

Чтобы решить, кого включить в работу, я задаю следующие вопросы:

• Как члены семьи взаимодействуют относительно симптома и как это взаимодействие влияет на симптом?

• Какова функция имеющегося симптома?

• Какого несчастья опасаются в семье, что мешает ей более открыто воспринимать конфликт?

• Как определить актуальный конфликт одной фразой?

На первой сессии я делаю следующее:

• Устанавливаю контакт со всеми членами семьи и принимаю точки зрения на проблему и чувства присутствующих.

• Устанавливаю лидерство, контролируя структуру и ход встречи.

• Создаю рабочий альянс с семьей, балансируя между сердечностью и профессионализмом.

• Хвалю членов семьи за позитивные действия и сильные стороны семьи.

• Сохраняю эмпатию к участникам и уважительное отношение к образу действий всей семьи.

• Фокусируюсь на конкретных проблемах и предпринятых попытках к их разрешению.

• Создаю гипотезу относительно бесполезных взаимодействий вокруг существующей проблемы. Интересуюсь, почему она сохраняется.

• Учитываю возможную вовлеченность отсутствующих членов семьи, друзей и сослуживцев.

• Заключаю рабочий договор, который фиксирует семейные цели и мои функции с целью структурирования работы.

• Предлагаю членам семьи задать любые вопросы.

Вначале я определяю, кто в семье лидер, кто сублидер – «рупор семьи», кто обозначен как пациент (чаще – ребенок, выделенный семьей в качестве семейной защиты). Если в семье есть явный лидер, я обращаюсь к другим членам семьи через него. Затем присоединяюсь к семье, устанавливая конструктивную дистанцию, подражая их речи, употребляя метафоры и идиомы семьи, используя понятия, отражающие доминирующие анализаторы того или иного участника. Говорю с родителями на языке ответственности, с детьми – на языке отстаивания прав; с общительной семьей я общителен, со сдержанной – сдержан. Синхронизирую дыхание и экспрессивность речи с членом семьи, заявляющим проблему, копирую позы, мимики и жесты участников беседы.

Применяю следующие приемы:

• сажусь рядом с членами данной субсистемы и действую вместе с ними;

• внимательно слушаю членов данной субсистемы и способствую тому, чтобы остальные тоже внимательно их слушали, признавали их право на самостоятельные высказывания;

• показываю членам субсистемы, как они используют свою власть неадекватно и тем самым достигают результата, противоположного желаемому;

• тренирую супругов в адекватном родительском поведении и предлагаю им сразу же применять результаты этого тренинга во взаимодействии с ребенком;

• помогаю членам субсистемы ясно определить свои собственные потребности и позиции и продемонстрировать это в откровенно напористой манере;

• соотношу внутрисемейные роли и задачи с ясно очерченными границами внутри семьи (помогаю распределить обязанности);

• освобождаю ребенка от псевдородительской роли или сдвигаю его с приятельской позиции по отношению к родителям (прошу родителей делать то, что обычно делают дети);

• напоминаю членам каждой из субсистем (в том числе прародителям) об их адекватном месте в семейной системе и помогаю определить свое собственное семейное пространство, свои права, привилегии и обязанности в рамках каждой из субсистем.

Работа обычно начинается с приглашения членов семьи обсудить имеющиеся у них заботы, чувства и мысли. Последующие встречи начинаю либо молча, либо спрашивая: «С чего бы вы хотели сегодня начать?» Затем откидываюсь на стуле и позволяю клиентам говорить, минимально направляя их и вмешиваясь в разговор. Вопросы ограничиваются просьбой дать развернутое описание и разъяснение. «Не могли бы вы подробнее рассказать об этом?», «Вы обсуждали с кем-нибудь в семье ваши чувства по этому поводу?»

Когда первоначальные ассоциации и спонтанные взаимодействия прекращаются, начинаю медленно зондировать почву, выяснять историю, мысли и чувства людей, а также их представления о перспективе членов семьи. «Что думает ваш отец о ваших проблемах? Как бы он объяснил их?» Большое внимание уделяю воспоминаниям детства и ассоциациям, связанным с отношениями с родителями, а также эмоциональным долгам, которые могут переноситься из родительской в собственную семью или из первого брака во второй. Так, жена может чувствовать вину перед матерью и искупать ее, потакая эгоизму мужа. Он же считает, что первая жена недодала ему внимания, и ожидает выплаты этого долга от второй жены.

Я избегаю вовлечения в треугольники и учу избегать их членов семьи. Для этого задаю объективный и рациональный тон беседе, направляю ее ход, поощряю членов семьи обращаться непосредственно друг к другу. Делаю акцент не на объяснении возможных мотивов поведения, а на констатации того, «кто, что, когда и где кому сказал или сделал». Для сохранения справедливого равновесия сил иногда в игровой форме занимаю сторону то одного, то другого члена семьи.

В процессе консультирования семьи я решаю следующие задачи:

• налаживаю прямой взаимный контакт;

• создаю терапевтическую атмосферу, способствующую эмпатическому взаимодействию между членами семьи, а также между семьей и собой;

• обеспечиваю безопасность и эмоциональную поддержку наиболее слабого в данный момент члена семьи;

• помогаю семье понять суть происходящего процесса и обращаюсь к глубинному конфликту, который лежит в основе неправильного отношения к члену семьи;

• развиваю способности к взаимопониманию и эмпатии;

• развиваю способности принимать существующие различия в оценках и взглядах;

• добиваюсь, чтобы члены семьи понимали и уважали интересы и потребности друг друга;

• формирую более гибкое отношение к тому, кто становится лидером в определенной ситуации;

• стремлюсь, чтобы участники осознали динамику взаимоотношений между поколениями;

• совершенствую у участников навыки индивидуального и совместного решения проблем;

• не позволяю приписывать семейные проблемы кому-то одному;

• освобождаю от этой роли «козла отпущения»;

• развиваю способности участников к анализу собственных потребностей и переживаний;

• стремлюсь к балансу между личными и семейными факторами, стремлением к независимости и сплоченности;

• изменяю дезадаптивные правила, действующие в семье.

При этом я учитываю различные варианты структуры семьи: смешанная семья с детьми от другого брака или приемными детьми, неполная семья или сожительствующая гетеросексуальная или гомосексуальная пара. Внимательно отношусь к семейным правилам, нормам и объединениям внутри семьи. При определении причин каких-либо событий или поведения рассматриваю более широкую картину и выясняю, как взаимосвязано поведение участников.

Я не склоняю семью ни к какому типу взаимоотношений, честно признаю границы своих возможностей. Проявляю уважение ко всем членам семьи, не разделяя их на правых и неправых, воздерживаюсь от критики. Работаю в единой «команде» с семьей, подчеркиваю позитивную роль семьи в терапевтическом процессе, с пониманием и сочувствием отношусь к интенсивным эмоциональным проявлениям в семье. Помогаю членам семьи в их развитии, информирую семью о самых различных возможностях лечения, помогаю ей в психологическом и медицинском образовании, давая читать свои книги, обеспечиваю информацией о возможной социальной помощи.

Когда кто-нибудь из членов семьи говорит о проблеме, я замечаю следующие вещи:

• Волнует ли родственника, что подумают другие по поводу его высказываний. Это позволяет выдвинуть гипотезы о существовании коалиций.

• Говорят ли члены семьи об этой проблеме в первый раз или раньше они об этом уже рассказывали. (Некоторые семьи уже проходили лечение у другого психотерапевта, и это важная информация.) Она дает возможность эффективнее производить изменения, делая что-то отличное от предыдущих способов лечения.

• Верит ли семья, что терапевт им может помочь, или она чувствует безнадежность. Тогда в последнем случае мне придется искать различные способы мотивации для членов семьи, иначе будет трудно произвести изменения.

• Кого они обвиняют в сложившейся ситуации? Ребенка, школу, себя? Исследование этой информации дает мне возможность подстроиться к критериям и ценностям семьи, затем я привожу ее к тому, что решить проблему можно только совместными усилиями всех ее членов, и слежу за их реакцией. Особое внимание уделяю родственникам, не согласным с таким заявлением, чтобы подстроиться к их критериям и сохранить адекватный раппорт.

• Когда один человек говорит, я наблюдаю за реакцией остальных. Согласны ли они с говорящим? Особенно важно мне заметить реакцию жены на высказывания мужа и наоборот. Это позволяет точнее исследовать иерархическое устройство и определить патологическую последовательность или какую-либо ее часть.

Я добиваюсь осознания семьей того, как нерешенные в прошлом проблемы влияют на взаимоотношения в семье в данный момент и как из этого нарушенного контекста отношений возникают неконструктивные способы адаптации к жизни семьи у некоторых ее членов. Поощряю каждого участника в строительстве непосредственных личных отношений с каждым из членов расширенной семьи, без вмешательства других.

Как правило, семья неосознанно «проверяет» мою моральную и аффективную устойчивость, пытается использовать меня в решении семейных конфликтов для усиления позиций одного или нескольких членов семьи, переложить на меня ответственность за проблемного члена семьи. В случае кризиса, сформировавшегося или проявившегося в период психотерапии, семья обвиняет меня в происходящем, представляя меня в роли «козла отпущения», чтобы еще на какой-то период сохранить шаткое равновесие в семье.

Откровенные обсуждения семейных проблем обычно являются болезненными, и многие идут на все, чтобы избежать этого. Чаще всего такое сопротивление выражается в стремлении пройти курс или отдельные сеансы индивидуальной терапии, чтобы избежать разговора о семейных проблемах; в стойком желании разговаривать со мной, а не с другими членами семьи; в стремлении избежать конфликтных тем; в навязывании роли «козла отпущения»; в прибегании к депрессии, чтобы избежать конфронтации; и в постоянном отказе обсуждать собственную роль в проблемных взаимоотношениях.

Проявления сопротивления могут быть такими:

• Терапия застряла в положении плато.

• Сессии однотипны и предсказуемы.

• Я слишком активен при выборе темы разговора.

• Мы с семьей наслаждаемся дружеской атмосферой, которая стала важнее, чем обращение к конфликтам.

• Я взял на себя определенную роль в семье (сочувствующий слушатель супругов или фигура строгого родителя для детей), заменяя недостающую функцию в семье (когда супруги не слушают друг друга, а родители недостаточно дисциплинируют и контролируют своих детей).

Сопротивление семьи служит поводом задуматься над следующим.

• Какое послание семья пытается мне передать?

• Не слишком ли я настойчив?

• Кто перегружен – вся семья или кто-то один?

• Может быть, мы еще не готовы для работы с этой темой?

• Достаточно ли сильна мотивация семьи, чтобы реализовать мое предложение?

В работе с семейным сопротивлением я предпринимаю следующее:

• Создаю альянс. Присоединяюсь к семье в качестве сочувствующего и готового оказать поддержку ее члена.

• Помню, что все семьи сопротивляются терапии. Любая система активно работает в направлении поддержания своего равновесия и препятствует любым изменениям.

• Создаю альянс с человеком, обладающим в семье реальной властью. Без учета семейной иерархии никакое изменение невозможно.

• Становлюсь на позицию членов семьи с точки зрения их взгляда на проблему. Не оспариваю с первых минут мнение того или иного члена семьи о сути проблемы. Понимаю, что возможно лишь медленное изменение.

• Начинаю с того, что доступно членам семьи. Не предлагаю им сделать то, к чему они пока не готовы.

• Иду по пути наименьшего сопротивления. Избегаю вступать в борьбу, вначале сосредоточиваюсь на тех аспектах проблемы, которые легче поддаются изменениям.

• Рассматриваю сопротивление с точки зрения его полезности. Вместо того чтобы считать отказ от сотрудничества проявлением упрямства, рассматриваю его как обратную связь.

• Заключаю рабочий договор. Оказываю членам семьи помощь в выборе реалистичных целей и помогаю справиться с заданиями, которые им под силу.

Если сопротивление проявляется в сомнениях по поводу моей компетентности («Вы сами в браке? Вы разводились? У вас есть дети? Вы давно занимаетесь семейной терапией?»), я поступаю следующим образом.

• Отвечаю открыто – важнее не содержание ответа, а взаимная честность и открытость.

• Избегаю защитных реакций («Почему вы спрашиваете?»).

• Задаю вопрос клиенту только после ответа ему («Скажите, пожалуйста, почему вам важно было это узнать?»).

• Выражаю благодарность, если мне помогают осознавать мои уязвимые места.

В период знакомства с семьей, члены которой отличаются авторитарностью и ригидностью взаимоотношений, я применяю недирективный стиль; в момент постановки определенных задач использую директивный стиль; вызванную перестройкой взаимоотношений фрустрацию преодолеваю вновь с помощью недирективного стиля; реакция на рецидивы неблагоприятных отношений в семье может потребовать директивности.

Инициатор обращения предъявляет, как правило, манипулятивный запрос, который позволяет инициатору обращения дистанцироваться от бессознательного или осознаваемого чувства вины, снять с себя ответственность за происходящее в семье и перенести ее на ребенка и меня. С помощью психотерапевтических метафор я перевожу запрос с поверхностного манипулятивного уровня на уровень осознания матерью и отцом своей неэффективности в роли родителей и супругов.

Я исследую ресурсные состояния семьи как системы и отдельных ее членов. «Был ли в вашей жизни момент, когда вы вместе чувствовали себя комфортно? Как вы этого добивались?» Экскурсы в прошлое я осуществляю в основном для поиска ресурсных состояний членов семьи. Формулирование целей каждого члена семьи приводит к формулированию цели семьи как единого психологического механизма.

На этой стадии я применяю недирективный подход, нацеленный на вербализацию неосознаваемых отношений членов семьи, установление контактов и влияние через механизмы семейной иерархии.

Для присоединения к семье и предъявляемой структуре ролей я:

• устанавливаю конструктивную дистанцию – свободное расположение членов семьи;

• присоединяюсь через синхронизацию дыхания к тому члену семьи, который заявляет проблемы.

• использую приемы подражания – прямое и непрямое отражение поз, мимики и жестов участников терапии;

• присоединяюсь к заявителю проблемы и к выделенному пациенту по скорости, громкости и интонации речи;

• использую в своей речи выражения, отражающие доминирующие репрезентативные системы членов семьи;

• сохраняю ту структуру семейных ролей, которую семья демонстрирует.

Второй этап (реконструкции семейных отношений) я посвящаю групповому обсуждению актуальных семейных проблем. Ввожу, обсуждаю с семьей и закрепляю на последующих встречах специальные правила ведения дискуссии.

• Цель дискуссии – не доказать свою правоту, а совместно найти истину.

• Прежде чем возражать, подумай, в чем может быть прав собеседник, и попробуй развить это.

• Цель дискуссии – не согласиться ради мира, а установить истину.

Провожу ролевой поведенческий тренинг и обучение правилам конструктивного спора по С. Кратохвилу, 1991. Применяю приемы групповой терапии: сбалансированность в исследовании негативного и позитивного опыта, использование обратной связи, психоскульптуру, семейную психодраму.

Способствую установлению границ между подсистемами, усилению функционированию одних и связанному с этим ослаблению функционирования других. Для повышения эффективности и компетентности обратившихся как супругов и как родителей разделяю супружеский и родительский контекст. Учу прародителей распознавать границы своей подсистемы, качества ее функционирования и мотивы, по которым они несогласованно пересекали внутренние границы.

На третьем, поддерживающем этапе я закрепляю в семейных естественных условиях возросший диапазон ролевого поведения и навыки эмпатического общения, приобретенные на предыдущих этапах. Заслушиваю отчеты о динамике внутрисемейных отношений и корригирую приобретенные навыки общения применительно к реальной жизни семьи.

Четвертый этап. Завершение психотерапии в соответствии с оговоренным сроком лечения и отсоединение. О завершении психотерапии свидетельствует достижение сформулированных целей. Экологическую проверку я провожу с помощью процедуры «Совместное рисование семейного счастья».

Типичные заблуждения начинающих семейных терапевтов

• Семейная терапия начинается на первой встрече (на самом деле – с телефонного обращения и договора о составе участников).

• Положительные результаты могут быть достигнуты в ходе одной сессии (это наивно).

• Семейный терапевт является специалистом в решении семейных проблем (подобная тенденция к спасательству повышает уровень тревоги в семье).

• Главная цель – осознание семьей своих проблем (на самом деле необходимо осознать характер взаимоотношений и взаимных ожиданий и стремиться изменить поведение всех членов семьи).

• Основная роль семейного терапевта – дать возможность членам семьи рассказать ему о своих отношениях и переживаниях (на самом деле – обеспечить атмосферу, в которой члены семьи по-новому услышат и поймут друг друга, осознают, как на их поведение влияют прошлые поступки партнеров, надежды и устремления, связанные с будущим).

• В первую очередь надо защищать детей. При этом матери посылается сообщение: «Я была бы лучшей матерью этим детям, чем вы». Такая позиция терапевта провоцирует сопротивление матери или семьи в целом.

Типичные ошибки

• Неадекватное понимание и анализ обстоятельств обращения, особенно в отношении оценки проблемы.

• Недоучет системного характера проблемы, например, игнорирование петли обратной связи.

• Нечеткая постановка цели, неясность, кто ее устанавливает.

• Несоответствия или противоречия между теоретическим подходом и применяемыми вмешательствами.

• Теоретические ошибки и упущения, например, игнорирование основной семейной травмы, психологических ресурсов семьи или влияния межпоколенческих моделей поведения.

• Недоучет роли заявленной проблемы.

• Недостаток внимания к влиянию определенных мотиваций, например, меркантильных.

• Противоречивые цели, которые влияют на результат терапии.

• Слабый терапевтический альянс с семьей.

• Несовместимость котерапевтов и разрушающая лечение модель котерапии.

• Нарушения терапевтического процесса при смене терапевтов.

• Экологические ошибки, например, неадекватное подключение других учреждений или конфликт множественных ролей терапевта.

• Размывание терапевтического процесса, затягивающее время и обессиливающее терапевта.

Встречаются два друга.

– Сходил к психологу?

– Сходил.

– Помог?

– Да, настроение улучшилось, стало легче.

– И как же он помог, новая методика?

– Рассказал, какие сволочи его жена и тёща.