13. ТАМИМ АС-САБАХ, ТЕНЬ КОРОЛЯ
Хьюстон, Техас,
Объединенная Североамериканская Федерация,
ночь с 27 на 28 октября 2053 г.
Тонкие пальцы Морвана де Тарди протянулись над застывшим в оборонительной позиции войском белых и сомкнулись на изящной шее вооруженного изогнутой саблей офицера.
— Шах Вашему Величеству.
На освободившийся квадрат доски переместилась королева черных
—высокая, закованная в доспехи из вороненой стали, с холодным точеным лицом ангела смерти. Ее равнодушный взгляд был устремлен на открывшегося для удара белого короля.
Тамим ас-Сабах погладил бородку, пропуская волоски между большим и указательным пальцем, — именно так поступал Хасан ибн-Сауд в минуты задумчивости. Положение на доске складывалось неблагоприятное. Стремительная атака белых, предпринятая им в первой половине партии, увязла в глубоко эшелонированной обороне Морвана де Тарди и бесславно захлебнулась к концу двадцатого хода. Теперь защищаться приходилось уже ас-Сабаху, а тяжелые фигуры черных медленно смыкали кольцо вокруг его короля, почти лишенного поддержки. Один конь, один офицер и одна ладья — жалкие остатки королевской гвардии. Правда, были еще и пешки. Три пешки, одна из которых выдвинулась достаточно далеко на поле противника.
— Сложная ситуация, — задумчиво произнес ас-Сабах. — J Боюсь, мне опять придется пожертвовать возможностью хоро– ' шего хода для того, чтобы спасти своего короля.
Не скрывая неудовольствия, он передвинул увенчанную короной фигуру на одну клетку вбок — теперь монарх находился под защитой оставшегося в живых офицера и жалкой пешки. Впрочем, на шахматной доске даже самые ничтожные из пехотинцев могут решить судьбу сражения.
— Мне очень жаль. — Тонкие губы де Тарди едва заметно дрогнули. — Через два хода я заставлю вашего короля отступить в единственное оставшееся ему убежище, и игра будет сыгранаг Впрочем, я готов предложить вам ничью, если, конечно, это не оскорбит достоинства вашего королевского величества…
Он приложил раскрытую ладонь к груди жестом, неловкость которого позабавила Тамима. Морван де Тарди ему нра” вился: в нем не было той надменности, что так отличала американцев, и он очень старался вести себя в соответствии с принятыми на Востоке правилами. Выходило у него скорее смешно, чем вежливо, но подобная неуклюжесть удивительным образом располагала к нему ас-Сабаха.
Собеседники сидели в высоких чиппендейловских креслах в той комнате королевских апартаментов, которую, по распоряжению Юсуфа аль-Акмара, оборудовали для игры в шахматы. Теплый лимонный свет струился из подвешенных под потолком яшмовых спиралей, отражаясь в стоявших перед игроками бутылках и бокалах. Де Тарди смаковал бургундское урожая 1969 года — вино ему явно нравилось, но, несколько смущенный тем, что сам король пьет воду, он тактично воздерживался от похвал. Ас-Сабах любовался игрой пузырьков в бокале с “Акуа Дай-монд” — лучшей очищенной водой, доступной на территории Федерации. Насколько он знал, король предпочитал воде свежевыжатые соки из плодов своих оранжерей, но самому ас-Сабаху литровая бутыль “алмазной” казалась сказочным сокровищем. В обычной жизни он довольствовался той сотней литров безопасной для здоровья, но ужасной на вкус воды, которой власти ежемесячно обеспечивали каждого взрослого мужчину королевства. На детей приходилось еще по тридцать литров, Айша, как замужняя женщина, получала семьдесят. Если двести тридцать литров не удавалось растянуть на месяц, Тамим шел в лавку одноглазого Рахмана и покупал десятилитровую канистру “жемчужной”. Такая канистра обходилась ему в четверть гонорара за полностью дублированную фата-моргану. Вкус у нее был чуть получше, чем у бесплатной королевской воды, но по сравнению с “Акуа Даймонд” “жемчужная” казалась прокисшей верблюжьей мочой.
И какая великолепная форма бутылки! Ас-Сабах с трудом оторвал взгляд от мерцающих хрустальных плоскостей опустевшего наполовину сосуда и добродушно кивнул ожидавшему его ответа консулу.
— Не оскорбит. Но я не принимаю вашего предложения. Партия должна быть доиграна.
Де Тарди покачал головой и передвинул делающего “свечку” боевого коня с фланга в центр. Еще один ход — и король белых окажется под перекрестным ударом коня и королевы черных. Ас-Сабах потянулся к неглубокой чаше из бирюзового стекла, до краев наполненной сваренными в меду орехами и прозрачным рахат-лукумом, и выудил нежно-розовую дольку засахаренного померанца.
— Вы интересный противник, друг мой. Ваши атаки напоминают мне тактику бронетанковых войск Израиля в Войне Возмездия. Буря и натиск, мгновенные удары в самые уязвимые точки противника. Правда, войска Последнего Союза более чем в три раза превосходили израильтян численностью, что, как видите, моей армии не грозит — по крайней мере, в этой партии. Боюсь, что положение у меня достаточно неприятное. — Он вновь протянулрукукбородке, но на полпути остановил ее, словно пораженный неожиданно открывшимся ему путем к спасению. — Полагаю, хуже от этого мне уже не станет. Вам шах.
Последний оставшийся в живых офицер белых стремительным броском переместился в центр вражеской позиции и угрожающе занес саблю над головой черного короля. В этом не было бы ровным счетом ничего страшного, если бы не одна мелочь — уводя короля, де Тарди неизбежно открывал для удара второго коня. Атака на монарха белых теряла характер блицкрига, хотя общая расстановка сил на доске принципиально не изменялась.
— А мне, Ваше Величество, — посмеиваясь, проговорил де Тарди, — наша игра отчасти напоминает события, описанные в “Песни о Роланде”, только на этот раз в роли Боабдила почему-то выступаю я. Ваш храбрый Роланд проживет не дольше двух ходов.
— Вы уже говорили это про моего короля, — напомнил ас-Сабах. — И, кроме того, вы помните, чем упомянутая вами кампания окончилась для Боабдила?
Он подождал, пока консул уберет своего короля под защиту панцирных пехотинцев и грозной боевой башни. И двинул вперед пешку.
— Ага, — де Тарди побарабанил пальцами по вырезанной из розового мрамора доске, — проходная пешка… Но вы же понимаете, я не могу позволить ей дойти до последнего рубежа обороны. Мне придется… — Он протянул руку к остававшемуся под ударом белых коню, почти коснувшись его искусно вырезанной гривы. И замер. — Скверно, скверно, — пробормотал Морван де Тарди. — Очень скверно. Вы давно готовили эту ловушку, Ваше Величество?
— С самого начала, — признался довольный ас-Сабах. — И даже раньше. С тех пор как вы признались, что любите многоуровневые комбинации.
— А вы сказали, что вам импонирует агрессивная манера игры моего босса. И я имел наивность поверить вам…
— Вы хотите сказать, что я вас обманул? Но я вовсе так не считаю. Вурм действительно играет очень быстро и мощно, и мне это нравится. Во всяком случае, мне проще выигрывать у него, чем у вас. Но сам я также предпочитаю более тонкий стиль игры.
— Прекрасно, — де Тарди уже вполне оправился от полученного удара, — в таком случае мне остается лишь пойти вам навстречу.
Он увел коня с линии атаки офицера белых, и ас-Сабах получил возможность беспрепятственно превратить проходную пешку в ферзя. Операция, которую он холил и лелеял в течение предыдущих двадцати ходов, завершилась. У черных по-прежнему оставалось преимущество в боевой силе, но находящаяся у них в тылу мощная фигура белой королевы делала этот перевес несущественным.
— Позвольте выразить вам мое восхищение, Ваше Величество. — Консул вежливо склонил голову. — Это был великолепный маневр. Какая все же прекрасная, благородная игра — шахматы! В реальной жизни подобная комбинация непременно означала бы крушение чьих-то судеб, неисчислимые бедствия для проигравшей стороны, vae victis1 (Горе побежденным (лат.)), как выражались римляне. А мы с вами просто перевернем доску и начнем новую партию.
— В жизни, разумеется, все куда грубее, — согласился ас-Сабах. — Но кто мы, как не фигурки на доске мироздания, и кто, как не Аллах, передвигает нас, играя в бесконечную и непостижимую игру?
Де Тарди внимательно посмотрел на него.
— Когда я думаю, сколь глубока пропасть, лежащая между нашими расами, меня охватывает священный трепет. Фатализм Востока и мятежный дух Запада, вера в предопределение и стремление вершить судьбы мира, повиновение и воля к власти… Различия огромны, и менталитет нордической расы всегда будет противостоять мистической созерцательности азиатских рас. Но в данном случае я почти готов с вами согласиться. Большинство из нас — действительно лишь фигурки на шахматной доске, и лишь очень немногие могут быть признаны игроками.
— Каждому из нас случалось бывать и игроком, и фигуркой, — заметил Тамим. — Но, если вам не нравится чувствовать себя пешкой в руках Аллаха, можете вспомнить о роке, судьбе или предопределении.
Де Тарди ответил не сразу, словно бы давая ас-Сабаху довести свою мысль до конца. Однако Тамим не собирался говорить много. Он предполагал, что у консула есть некая информация, которой тот хотел бы с ним поделиться, и с едва скрываемым нетерпением ожидал, когда это произойдет.
— Помните, Ваше Величество, мы говорили сегодня о бойцах, охранявших Брата Проповедника? Гвардейцы Белого Возрождения — весьма поучительный пример того, чего можно добиться от слабого человеческого существа, действуя правильными евгеническими методами. Возьмите мальчика, рожденного в хорошей семье, с безупречной генетической картой. Удалите инстинкт самосохранения, замените его сверхтренированными физическими реакциями и воинской этикой в духе американизированного кодекса “Бусидо”, добавьте строгое религиозное воспитание, дополненное превосходным техническим образованием, — и вот перед вами великолепная человеческая машина, идеальный материал для манипуляций. Чем не пешки в руках того, кто считает себя игроком! Конечно, вы можете возразить, что гвардейцы — это крайность… — Консул коснулся одиноко стоявшей фигуры короля белых. — Но человек, придумавший гвардию Белого Возрождения, планировал внедрить подобную систему воспитания в общенациональном масштабе. А впоследствии, вероятно, и во всем мире.
Ас-Сабах вспомнил огромные белесые глаза плавающего в зеленой жидкости аксолотля, и его замутило.
— Говорят, в юности он много занимался нейролингвисти-ческим программированием. Он никогда не сомневался в том, что любой человек при правильном подходе превратится в послушную, абсолютно управляемую куклу. Он всего лишь хотел упростить эту задачу для будущих поколений манипуляторов.
— Но этот человек мертв, — медленно произнес ас-Сабах. — И многое из того, что он хотел бы воплотить в жизнь, умерло вместе с ним.
Вот сейчас, подумал он, чувствуя, как превращаются в камень мышцы живота. Если де Тарди действительно хочет что-то сообщить королю, он сделает это сейчас.
Тамим уже не сомневался в том, что консул Евросоюза с самого начала искал возможность поговорить с ним наедине. Наверное, это было чертовски трудно сделать, не нарушая дипломатического протокола, раз де Тарди открытым текстом намекнул королю на свою любовь к шахматам. А ведь шахматистом он оказался далеко не блестящим…
— Многое, но не все, Ваше Величество. Наследие Пророка велико, и главное его детище способно навсегда изменить судьбы нашего мира… — Консул все еще раскачивал точеную фигурку белого короля, легко подталкивая ее длинным наманикю-ренным ногтем. — Да и умер ли он вообще?
— Что вы имеете в виду, мой друг? — Ас-Сабах удивленно поднял бровь, стараясь, чтобы этот европейский жест вышел у него естественным.
— Сомневаюсь в факте смерти Иеремии Смита, Хьюстонского Пророка, — спокойно пояснил де Тарди. — Такие люди не могут просто взять и исчезнуть. Слишком разрушительны последствия. Слишком велик объем образовавшегося вакуума. От Иеремии Смита обязательно должно было что-то остаться — тень, призрак, встающий из гроба вампир. Возможно, это была психоматрица.
— Психоматрица? — переспросил Тамим. Он хорошо знал этот термин, но вот от короля ибн-Сауда глубоких познаний в данной области ожидать не приходилось.
— Ходят слухи, что еще при жизни Хьюстонского Пророка несколько ученых-хуацяо, работавших в Силиконовой долине и живших в вечном страхе перед Стеной, обеспечили себе места в квоте, сделав несколько психоматриц Иеремии Смита — точных нейронных слепков его мозга, заключенных в кристаллические носители. Подобная технология широко используется в Голливуде при производстве фата-морган, но китайцы исхитрились имплантировать кристаллы в органические процессоры Q-компьютера. Получились матрицы невероятно высокого качества, настоящие ИскИны. Говорят, Пророк даже советовался с ними по некоторым важным вопросам.
— Что же случилось с ними потом? Де Тарди пожал плечами.
— Дальше — тишина. После катастрофы в Куала-Лумпуре все разговоры о копиях прекратились словно по команде. Очевидно, кто-то очень не хотел, чтобы имя Пророка упоминалось в связи с порицаемыми Церковью Господа Мстящего искусственными, лишенными души сущностями. Но несколько лет назад слухи поползли снова. На этот раз довольно жуткие.
Он замолчал, и в наступившей тишине Тамим ас-Сабах услышал стук своего сердца.
— Вроде бы где-то в одной из армейских лабораторий, спрятанных в недрах Скалистых гор, военным удалось вырастить клон Иеремии Смита и соединить его с одной из китайских психоматриц. Таким образом произошло нечто вроде воскресения Пророка, но, как это принято у военных, все оказалось жутко засекречено. Никакого нового культа не возникло — скорее всего, потому, что в нем уже не было нужды. Иеремия Смит еще при своей жизни создал новую религию, пусть она и продолжала называться христианством. Помните этот ужасный псалом, который распевали сегодня утром в Доме Господа Мстящего? Будь я воистину ревностным католиком, я откусил бы себе язык, лишь бы не повторять столь гнусное глумление над Священным Писанием. Откровение святого Смита, вообразите себе…
Тамим ас-Сабах едва слышно прищелкнул пальцами. Мор-ван де Тарди поднял на него рассеянный взгляд.
— Вы не боитесь, мой друг? — мягко спросил ас-Сабах. — Вы ведь дипломат… Хорошо ли будет, если вас вышлют на родину за оскорбление национальных ценностей Федерации?
Консул Евросоюза налил вина в высокий розовый с золотыми прожилками бокал венецианской работы.
— Нет, — сказал он серьезно. — Я не боюсь. Во-первых, я в гостях у Вашего Величества, а во-вторых, эти апартаменты надежно защищены от сканирования.
— Вы переоцениваете мои технические возможности.
— Нисколько. Но речь сейчас идет не о ваших средствах защиты, а о моих.
Де Тарди медленно наклонил голову и раздвинул короткие седые волосы у себя на затылке. От затылочной кости к теменной тянулся тонкий, отливающий серебром шов.
— Я не нуждаюсь во внешних блокирующих устройствах, Ваше Величество. Как говорили римляне, omnia mea mecum porto1(Все свое ношу с собой (лат.). Поверьте, технология, обеспечивающая конфиденциальность нашей беседы, превосходит уровень спецслужб Федерации, по крайней мере, на порядок.
“Аллах милосердный, — подумал ас-Сабах, — я видел такое только в фантастических фата-морганах. Если все, с чем я столкнулся за последние два дня, естественно для высших этажей власти, то какие же вещи считаются здесь поистине удивительными?”
— Нет-нет, — де Тарди улыбнулся лукавой галльской улыбкой, и его жесткие усы забавно встопорщились, — я не киборг, не искусственный человек, не агент инопланетян. Ваше Величество могут быть совершенно спокойны. Небольшая нанохирур-гическая операция, только и всего. Эта методика разработана еще двадцать лет назад, другое дело, что, как и в случае с китайскими психоматрицами, применялась она в исключительных случаях. Впрочем, мы отвлеклись. Не утруждая Ваше Величество техническими деталями, хочу просто заверить вас, что все сказанное в этой комнате останется строго entre nous2(Между нами (фр.). В вашей и моей памяти. Кстати, это же относится и к нашей беседе в соборе… то есть Доме Господа Мстящего…
— Предположим, психоматрица существует. — Ас-Сабах позволил себе перебить собеседника, показывая, что воспоминания об утреннем богослужении ему неприятны. — Тогда те, кто провел эксперимент, могут контролировать личность самого Хьюстонского Пророка…
— Совершенно верно, Ваше Величество. Конечно, это не тот Иеремия Смит, который сгорел заживо в Куала-Лумпуре, но максимально приближенная к нему реплика. Таким образом, существует небольшая замкнутая группа людей, получившая возможность манипулировать манипулятором. Как я уже говорил, к гласности они отнюдь не стремятся. Их оружие — тайна. Их тактика — неожиданные точечные удары, даже не удары, а уколы.
К сожалению, они действительно очень хорошо законспирированы, и нам пока не удалось подобраться к ним вплотную…
— Нам? — Ас-Сабах вопросительно изогнул бровь. — Какую из европейских спецслужб вы представляете, друг мой?
Де Тарди рассмеялся. Смех у него был сочный, как спелая дыня.
— Прошу прощения, Ваше Величество. Вы меня с кем-то явно путаете. Как я уже имел честь вам докладывать, я исполняю обязанности офицера связи при члене Совета Семи Патрике Вурме. Подобные… м-м… ассистенты есть почти у каждого входящего в состав Совета, за исключением господина Мориты и, еще раз прошу меня простить, Вашего Величества. Так вот, мы, помощники, входим в состав некоего неофициального комитета, занимающегося по большей части организационными вопросами, ну и проблемами безопасности, само собой. Разумеется, мы не относимся ни к одной из специальных служб Евросоюза. Да и зачем? У нас есть собственные возможности, смею вас заверить, весьма широкие…
Он допил вино и с сожалением посмотрел сквозь розоватое стекло на пылающий в голографическом камине огонь.
— Когда мы узнали, что самолет Вашего Величества сел в Ливерморе, было уже поздно. Нам не удалось предотвратить вашу встречу с Хьюстонским Пророком… к сожалению. Однако было принято решение предостеречь вас…
— Друг мой, — ас-Сабах поднял руку, прерывая консула, — Хьюстонский Пророк мертв. Все остальное — не более чем забавная игра ума. Вы неистощимый выдумщик, господин консул.
— Разумеется, — легко согласился де Тарди. — Все, о чем я прошу, — выслушайте мою выдумку до конца. Итак, мы не знаем, где вы находились с четырех утра до двух пополудни вчерашнего дня и о чем шла речь между вами и носителем личности Иеремии Смита. Мы можем только предполагать, что Хьюстонский Пророк потребовал от вас выполнения неких достаточно тяжелых условий, одним из которых было участие в сегодняшнем богослужении. Поскольку вы официально объявили о своем желании посетить объект “Толлан” лишь вчера во второй половине дня, можно предположить, что это также было связано с полученными вами инструкциями. Логично было бы подумать, что Иеремия Смит или, точнее, группа стоящих за ним людей навязала вам некую линию поведения, которой вам следует придерживаться в ходе церемонии Большого Хэллоуина. Позвольте договорить, Ваше Величество, я ведь не спрашиваю вас, так ли обстояло дело, я лишь фантазирую… Предположим, все было именно так. В этом случае вами манипулируют — нельзя сказать, чтобы очень искусно и изощренно, но чего еще можно ожидать от военных? Помните, мы с вами говорили о том, что за проектом воскрешения Пророка стоит армия? Теперь самое время задаться вопросом — а что может быть нужно военным от короля Аравии на церемонии Большого Хэллоуина? И вот тут я осмелюсь попросить Ваше Величество пофантазировать вместе со мной.
Ас-Сабах подавил инстинктивное желание перевести разговор на другую, менее щекотливую тему, и, стараясь выглядеть немного рассеянным, сказал:
— Возможно, они добиваются того, чтобы лидер крупнейшей мусульманской страны одобрил Большой Хэллоуин публично. По крайней мере, мне это предположение представляется наиболее логичным.
Де Тарди пощипал себя за ус.
— С точки зрения политика — безусловно. В конце концов, в нашем мире продолжают жить около миллиарда мусульман, попавших в квоту. Это сила, с которой приходится считаться, нравится нам это или нет. Да, политически такой ход был бы вполне оправдан. Проблема лишь в том, что мы имеем дело не с политиками.
Ас-Сабах вспомнил гранитный подбородок полковника Бейли и саркастически усмехнулся.
— Военным в высшей степени наплевать, призовет ли король Аравийский своих братьев по вере поддержать Белое Возрождение или же нет. В первом случае они ничего не выигрывают, но и не теряют; во втором получают несколько региональных конфликтов, а с ними возможность обкатки новой боевой техники, решение карьерных вопросов, применение на практике полученных в академии теоретических знаний, et cetera, et cetera1(И так далее (лат ). To есть, если уж быть до конца откровенным, второй вариант устраивает их еще больше. Именно поэтому, с моей точки зрения, попытка заставить Ваше Величество произнести подобную примиряющую речь лишена всякого смысла.
— Таким образом, вы сами признаете, что наши фантазии завели нас в тупик, друг мой. — Ас-Сабах мягко улыбнулся, хотя слова консула изрядно взволновали его. — Если эти гипотетические заговорщики не нуждаются в моем одобрении Большого Хэллоуина, им просто невыгодно тратить силы и средства на организацию моей встречи с фальшивым Иеремией Смитом…
“Но ведь я его видел, — подумал Тамим. — Он был совсем рядом, за стеклянной стеной, в пяти шагах от меня… Конечно, это мог быть не Пророк… Кто, во имя Аллаха милостивого и милосердного, вообще убедил меня в том, что я встречался именно с Хьюстонским Пророком? Нет-нет, я каким-то непостижимым образом с самого начала знал, что это он. Король ибн-Сауд знал это. Смог бы он распознать психоматрицу? Вряд ли… Даже стандартные голливудские фата-морганы обладают высокой степенью достоверности, что уж говорить об искусственном интеллекте. Мне не разобраться в этом клубке, я даже не политик, я простой имперсонатор, и еще десять дней назад я не подозревал о существовании Совета Семи, подземных чудовищ с человеческим мозгом, людей, способных блокировать лазерное сканирование усилием мысли… Лживый, трусливый, забывший о чести король, почему ты выбрал своей Тенью именно меня ? ”
— Ваше Величество, как всегда, смотрит в корень, — учтиво склонил голову де Тарди. — Простой анализ ситуации показывает, что, если подобная встреча состоялась, ее организаторы ставили перед собой совершенно иную цель.
Он снова коснулся розоватым ногтем увенчанного высокой белой тиарой шахматного короля.
— К сожалению, мы почти ничего не знаем о той группе, которая, возможно, контролирует психоматрицу Пророка. Поэтому все попытки просчитать разработанную ими стратагему обречены на неудачу. Единственным ключом к разгадке может быть личность самого Иеремии Смита — если, конечно, история о кристалле, имплантированном в Q-компьютер, не просто апокриф.
Консул изящным жестом поднес к губам блеснувший кровавым золотом бокал.
— Ему никогда не нравилась идея темпорального замка. Думаю, он не слишком хорошо разбирался в механизме квантового резонанса, а разъяснениям ученых не доверял. Однажды мне довелось наблюдать, как он кричал на директора ЦЕРНА Жана Терье…
— Вы знали Хьюстонского Пророка? — заинтересованно спросил ас-Сабах.
Де Тарди поднял тонкую бровь.
— Я несколько раз встречался с ним в довольно узком кругу, но мы никогда не беседовали, и не думаю, что он помнил, как меня зовут. В ту пору я отвечал за безопасность проекта “ Гильга-меш” и имел привилегию находиться всюду, не представляясь никому. Одним словом, головомойка, которую Смит устроил доктору Терье, происходила в моем присутствии. Опускаю скандальные подробности за их несущественностью. Коротко говоря, гнев Пророка вызвала та легкость, с которой Терье и Лесаж выдергивали своих подопечных обратно из сумеречной зоны. Он-то, оказывается, считал, что темпоральный сдвиг анизотропен и движение в зоне резонанса может осуществляться только в одну сторону. Билет в один конец, так сказать. Когда Терье попытался объяснить Пророку, что возвращение подопытных является единственным доказательством существования пригодных для жизни условий за границей сумеречной зоны, тот взбесился окончательно. Мысль о том, что миллионы грешников, с таким трудом загнанные за Стену, смогут однажды вернуться в наш мир, привела его в ужас. Напрасно руководители проекта втолковывали ему, что подобного рода перемещение поглощает невероятное количество энергии; что технология квантового резонанса вряд ли станет доступна изгнанникам раньше чем через тысячу лет; что возможность обратного перехода носит чисто теоретический характер. Пророка уже посетило одно из его апокалиптических видений — оно описано в седьмой части Библии Белого Возрождения. Мне кажется, именно после этого случая он стал чаще повторять слова “окончательное решение”, вкладывая в них вполне определенный смысл.
Консул замолчал и значительно посмотрел на ас-Сабаха.
— Уничтожение?
— Именно. Но даже такой фанатик, каким был Иеремия Смит, понимал, что мир никогда не согласится с хладнокровным закланием двух миллиардов человек, имевших несчастье переболеть паралихорадкой, кенийской чумой или синдромом Лурье или просто получить в наследство от родителей пару дефектных генов. Такую операцию следовало проводить в глубочайшей тайне, ограничив количество посвященных до необходимого минимума. Насколько я знаю, он начал предпринимать кое-какие действия с конца тридцатых годов, однако катастрофа в Куала-Лумпуре перечеркнула его планы. Я еще не слишком утомил вас, Ваше Величество?
— Нисколько, — отозвался ас-Сабах. — Однако поясните, каким образом вы оказались в курсе этой сверхсекретной операции? Неужели она тоже имела отношение к проекту “Гильга-меш”?
Де Тарди вежливо улыбнулся, промокнув ярко-красные губы прошитой золотыми нитями салфеткой.
— Разумеется, нет. Но комитет, в котором я имею честь состоять, достаточно осведомленная организация. Кроме того, деятельность Иеремии Смита вызывала самый пристальный интерес у тех сил, которые на протяжении столетий держали в своих руках нити европейской, а потом и мировой политики.
— И к которым вы, разумеется, имеете непосредственное отношение?
Консул покачал головой.
— Я всего лишь скромный офицер связи, Ваше Величество. Однако нельзя не признать, что наше время отмечено непрекращающимися войнами за контроль над разумом индивида и эмоциями толпы. Манипуляторы всюду! И чем ближе к вершине политической пирамиды, тем сильней их влияние. Да вы и сами столкнулись с попыткой навязать вам совершенно чуждую и невыгодную линию поведения не далее чем сутки назад…
— В чем в таком случае ваш интерес, друг мой? — напрямик спросил ас-Сабах. — Почему вы так настойчиво предупреждаете меня об опасности? Неужели вам настолько небезразлична судьба Аравии ?
Де Тарди перестал улыбаться. Поставил опустевший бокал на шахматную доску, с хрустом сплел длинные гибкие пальцы.
— Речь идет не только о судьбах вашего королевства. На кон поставлено существование всей человеческой цивилизации — во всяком случае, ее западного форпоста. Согласен, ваша культура во многом отличается от западной, и не наследнику Дома Сауда скорбеть об очередном закате Европы, но мир стал слишком мал и тесен для того, чтобы цивилизации могли гибнуть в одиночку. Крах Белого Возрождения сметет Аравию, как и все развитые и богатые государства планеты.
Ас-Сабах предостерегающе поднял руку.
— Каким образом мое присутствие на церемонии Большого Хэллоуина может спровоцировать столь чудовищный катаклизм?
— Именно на этот вопрос я и пытаюсь сейчас найти ответ, — серьезно отозвался консул. — Возможно, мне было бы проще, если бы я знал, кто и о чем беседовал с вами вчера на базе Ливер-мор. К сожалению, этой информацией обладаете только вы, а я уже понял, что вы не расположены делиться ею с кем бы то ни было. Однако кое-какие предположения я рискнул бы высказать — исключительно в порядке вольного полета фантазии — Допустим, тот, кто встречался с вами, предъявил Вашему Величеству заведомо невыполнимый ультиматум. Некое условие, которое вы не можете принять, но и отказаться от которого вы тоже не в состоянии. Это действительно может быть требование публичного одобрения Большого Хэллоуина — сделанное к тому же в канун священной ночи Рамадана, Ляйлятуль-кадр Выступив с таким заявлением, Ваше Величество неминуемо потеряет лицо — тем более что этому будет предшествовать скандальное участие короля Аравийского в протестантском богослужении. Но плюнуть на требования ваших партнеров вы тоже не можете — предположим, что им удалось найти некий рычаг давления на Ваше Величество. Будучи загнаны в угол, вы поступаете не так, как требует от вас манипулятор, но на самом деле именно так, как он рассчитывает. Например, выступаете перед корреспондентами всех каналов с гневным обличением проекта “Толлан”, Белого Возрождения и лично Хьюстонского Пророка. И как раз в этот момент заговорщики наносят свой удар — с тем расчетом, что вся ответственность за последствия ляжет на вас.
— Куда же они будут целить?
— В одно-единственное место. — Морван де Тарди снял с доски свой бокал и начал группировать черные фигуры в некое подобие круга. Когда крут был готов, он взял белую боевую башню и со стуком опустил ее на головы черных. — В лагеря за Стеной. Туда, где собрана вся грязь, весь генетический мусор, все отбросы нашей цивилизации. И вот тогда…
Он замолчал и принялся сосредоточенно собирать раскатившиеся по шахматной доске черные фигуры.
— Невероятно, — сказал ас-Сабах, подумав. — Никто не станет уничтожать несчастных, которые никому больше не угрожают. Зачем тогда вся эта бессмысленная двадцатилетняя возня, огромные средства, пущенные на ветер? Вам не кажется, что в этом случае намного выгоднее было бы вкладывать деньги в газовые камеры?
Де Тарди прищурился.
— Никто? Правильнее сказать, нормальный человек не станет. Но я имею в виду другого, совсем не нормального и, скорее всего, не человека. Смыслом жизни Хьюстонского Пророка была ненависть — ненависть к греху, грязи, другому цвету кожи, другому вероисповеданию. Я уверен, что он думал об уничтожении обитателей лагерей еще до своей страшной гибели. А уж после смерти стремление отомстить могло перевесить любые рациональные соображения.
Ас-Сабах представил себе плавающую в зеленоватом растворе тушу, в которой, словно в тюрьме, заперт больной разум Иеремии Смита, и содрогнулся. Возможно, нарисованная консулом картина выглядела фантастической только на первый взгляд.
— Я благодарен вам за предупреждение, месье де Тарди, — чуточку официальней, чем следовало, произнес он. — Искренне надеюсь, что вы ошибаетесь и церемония Большого Хэллоуина пройдет в соответствии с намеченным планом.
— Разумеется, — улыбнулся дипломат. — Я и сам ничего бы так не желал, как признать свою ошибку. Тем более что я, как представитель Евросоюза, тоже отправляюсь на объект “Толлан”. И все же… если мне будет позволена такая вольность… я попросил бы Ваше Величество вспомнить мои слова, когда наступит час выбора.
“Выбора, — мрачно подумал ас-Сабах. — Можно подумать, у меня изначально был какой-то выбор. Схватили, стали шантажировать жизнью самых близких людей, заставили лгать и лжесвидетельствовать в месяц Рамадан. Отправили под личиной короля в какое-то гадючье гнездо… А под конец еще ждут от меня эффектной игры на публику…”
Он внезапно спохватился, что реагирует на слова консула вовсе не как Хасан ибн-Сауд, король Аравийский, а как бедный имперсонатор Джингиби. Неужели высыхает и съеживается, словно кусок пергамента, неосторожно брошенный рядом с пламенем, почти приросшая к коже маска?
— Хорошо, — внезапно охрипшим голосом сказал ас-Сабах. — Обещаю, что вспомню о ваших словах… когда настанет час.
“Когда настанет час, — услышал он чей-то хорошо знакомый голос, — тебе выпадет честь совершить джихад. Джихад сердца, достойный ас-Сабах. Или мне следует называть тебя недостойный ас-Сабах? Ты и впрямь много грешил и мало думал о божественном. Но Аллах в своей неизреченной мудрости дает тебе шанс все исправить”.
“Ваше Величество” — едва не произнес вслух ас-Сабах, но вовремя прикусил язык. Не хватало еще консулу Евросоюза быть свидетелем разговора короля Аравии с самим собой. “Я недостоин, — подумал он, обращаясь к обладателю голоса. — Я недостоин поднять знамя джихада. Кто я такой? Я всего лишь маленький человек, волею Аллаха ставший Тенью короля…” “Вот уж ерунда, — решительно перебил его голос. — Ты просто боишься, Джингиби. Ты боишься того, что тебе предстоит свершить. Подумай о братьях по вере, Тамим. Подумай о своей жене и своих детях”.
— Простите, Ваше Величество, — Морван де Тарди словно прочитал его мысли, — я утомил вас и отнял у вас время. Для меня большая честь беседовать с вами, но мне бы не хотелось показаться назойливым. Тем более что вместо игры в шахматы последние полчаса я смущаю ваше воображение разными мрачными фантазиями.
— Последнее замечание верно, — заметил ас-Сабах. — Беседа отвлекла нас от главного нашего занятия — игры. Что же касается ваших опасений, будто вы меня утомляете, это не более чем вежливая чушь. Собирайте-ка заново фигуры, мой друг, и постарайтесь взять реванш.
Они сыграли еще две партии, и оба раза победа осталась за ас-Сабахом.
Когда парни бен Теймура отвезли консула Евросоюза обратно в его резиденцию, была уже глубокая ночь. Ас-Сабах чувствовал себя разбитым и усталым. Беседа с де Тарди заставила его усомниться в безупречности разработанного королем плана и наполнила душу беспокойством. Если что-то пойдет не так, пострадают Айша и дети. Не говоря уже о том, что его джихад окажется напрасным. Хуже того — он может оказаться роковым.
Конечно, де Тарди мог попросту лгать. Ас-Сабах запутался в переплетениях интриг на Олимпе власти; всей подготовки, полученной в лаборатории доктора Газеви, не хватало, чтобы ориентироваться в том политическом лабиринте, куда он попал прямо из родного квартала Аль-Завахия. Он едва ли не ежечасно молил Аллаха уберечь его от ошибок, которые могли бы повлечь за собой катастрофические последствия. Вполне возможно, что консул, слова которого он принял так близко к сердцу, выполняет тайное поручение самого Пророка. Почему нет? А мгновенное смущение Президента Лейна — оно тоже было частью инсценировки? Как отличить ложь от истины, когда сам ты не тот, за кого себя выдаешь?
К шайтану Хасана ибн-Сауда, раздраженно подумал он. Это он должен ломать себе голову над тем, как найти выход из расставленной Пророком ловушки. Это его королевству угрожает опасность. Я и так уже сделал больше, чем он мог от меня ожидать, поручив шейху Абдулу спрятать принца Сулеймана.
Ас-Сабах потянулся к вазе со сладостями, но рука его замерла на полдороге. Рамадан, подумал он, месяц поста. Конечно, солнце уже давно село, но правоверный не должен впадать в грех чревоугодия даже под покровом ночи. Сколько засахаренных фруктов ты съел, играя в шахматы с де Тарди? Каждый из них тяжелым камнем повиснет у тебя на лодыжках, когда ты будешь перебираться через мост ас-Сират…
— Заткнись! — неожиданно крикнул он и сам испугался своего крика. Имперсонатор не должен противопоставлять себя личности-образцу, это слишком похоже на шизофрению и свидетельствует о непрофессионализме. Но последние сутки, похоже, сломали его. Ас-Сабах уже не мог сдерживать злость при мысли о короле, скрывающемся в горных убежищах Хадрамау-та. “ Проклятый ханжа, отнял у меня все, превратил в глупую марионетку да еще пытается диктовать мне, что можно есть, а что нельзя! Кусок старой ослиной задницы, вот ты кто, Хасан ибн-Сауд!”
Он запустил пальцы в вазу и отправил в рот пригоршню сладостей. Закашлялся, едва не подавившись вязкой слюной. От избытка сладкого Тамима затошнило, и он выпил остатки воды прямо из бутылки.
Успокойся, приказал он себе, глупо было бы оступиться на дынной корке, почти добравшись до цели. Ты слишком многим рискуешь. Процесс отслоения личности короля может стать неуправляемым, и ты провалишь всю операцию. В конце концов, план “Халиф” разработан людьми поумнее тебя, наверняка они предусмотрели все возможные варианты. Твое дело — выполнять инструкции, Джингиби, не больше и не меньше…
Нервы ас-Сабаха были натянуты до предела. Ему казалось, что мышцы его тела напряжены так, что могут лопнуть от единственного неосторожного движения. Хуже всего обстояли дела с шеей — позвонки пронзали острые иглы, в основании черепа плескалась тупая боль. Яд, тупо подумал он, это начинает действовать яд… Может быть, план “Халиф” предусматривает именно такой вариант развития событий? Имитация естественной смерти короля Аравийского накануне Большого Хэллоуина? Династия сохранит лицо, планы Пророка будут сорваны… Да, это имеет смысл. Может быть, на месте ибн-Сауда я поступил бы именно таким образом. Но тогда… тогда все разговоры о джихаде сердца лишь дымовая завеса, призванная заморочить мне голову. С другой стороны, какая разница? В любом случае мне не пережить Ночь могущества. А яд — не самый плохой проводник на тот свет, ничем не хуже пистолета.
Он посидел еще немного, успокаиваясь и смеясь над внезапно охватившей его паникой. Боль в позвоночнике понемногу отпускала — это, конечно же, был банальный остеохондроз, обычный недуг имперсонаторов. Когда дыхание Тамима вновь стало ровным, он поднялся и, бросив исполненный сожаления взгляд на оставшиеся в вазе деликатесы, вышел из комнаты.
По его распоряжению всю аппаратуру, необходимую для входа в сеть и загрузки фата-морган, смонтировали в спальне. Ас-Сабах сильно сомневался, что ему удастся поспать до назначенного на полдень отлета, тем более что сна у него не было ни в одном глазу, но путешествия по виртуальным мирам выматывают и находящаяся поблизости кровать могла оказаться очень кстати. Он с легкой грустью подумал о своем старом жестком диванчике, ютившемся в углу студии на улице Сафир. Много бы я отдал, чтобы оказаться сейчас за своим рабочим столом, подумал он. Чтобы никогда не знать мерзких секретов высокой политики, подлости и безумия тех, кто направляет судьбы мира.., Аллах милостивый и милосердный, верни мне мою семью, верни мне мою простую жизнь с ее простыми радостями, которыми я, недостойный, в слепоте своей пренебрегал!..
Тамим ас-Сабах присел к столу, на котором была закреплена легкая серебристая рама портала, надел изящные черные очки, наклеил на виски прозрачные лепестки сенсорной пленки и, прикрыв глаза, провалился в радужный водоворот виртуальной реальности.
Вход в городскую сеть Хьюстона представлял собой помпезную триумфальную арку из красноватого золота с высеченной над входом латинской надписью. Для тех, кто не знал латыни, немного ниже струящимися призрачными буквами давался перевод, гласивший: “Есть города старше, но нет городов могущественнее”.
Тамим проскользнул под аркой, наслаждаясь свободой и легкостью, которые виртуальный мир дарил своим обитателям. Он не испытывал этих восхитительных ощущений с того проклятого Аллахом дня, когда молчаливые люди в черных плащах пришли за ним в его маленькую студию. А ведь раньше добрая половина его жизни проходила здесь, в изменчивой и непостоянной вселенной фата-морганы…
Виртуальный Хьюстон явно создавался по образцу Древнего Рима эпохи расцвета империи. Гигантские дворцы с титаническими колоннадами высились по обеим сторонам широкой, мощенной шестиугольными плитами дороги. В отдалении сияли на солнце белоснежные портики и террасы Форума. На ступенях толпились горожане — все как на подбор высокие, мощного телосложения патриции, облаченные в пурпурные, голубые и красные с золотом одежды. Несмотря на поздний час, в городе было людно — очевидно, в Сети шло оживленное обсуждение приближающегося Большого Хэллоуина.
К Тамиму приблизился громадный легионер в сияющих бронзовых доспехах. На кончике копья он держал маленький кожаный мешочек.
— Ваш ай-ди номер, господин Джингиби, — произнес он, протягивая копье ас-Сабаху. — Добро пожаловать в Хьюстон-в-Сети, сэр!
— Спасибо, — поблагодарил тот, принимая мешочек. Он оказался тяжелым и холодным на ощупь. — Где мне найти каталог фата-морган?
— Вон там, сэр, — легионер махнул рукой в массивной латной перчатке туда, где за туманными зданиями вырисовывался грузный силуэт гигантского цирка. — Это Колизей, сэр. Там вы найдете все, что угодно.
— Вы очень любезны, — улыбнулся ас-Сабах. Конечно, легионер — всего лишь простенькая программа-привратник, не наделенная даже слабой тенью собственного интеллекта. Им-персонатор средней руки тратит на “оживление” такой программы не больше десяти минут, включая время на тестирование. Но Тамим, две недели общавшийся только с людьми из плоти и крови, обрадовался ему как родному. — Удачной службы, центурион!
Вблизи Колизей оказался чем-то вроде фантастических размеров паззла, состоящего из переливающихся всеми цветами радуги стрельчатых окошек-порталов. Сквозь туманную дымку, мешавшую разглядеть, что происходит по ту сторону порталов, просвечивали вычурные символы, похожие на иероглифы индейцев майя. Ас-Сабах не успел удивиться такому неудобному способу организации каталога, как откуда-то сбоку выскочил худой и оборванный мальчишка-китаец, прижимавший к груди большую глиняную кружку.
— Добрый господин желает выбрать фата-моргану?
— Добрый господин хотел бы просмотреть список сетевых программ. — Тамим пошарил в мешочке и вытащил увесистую серебряную монету. Оборванец ловко поймал блеснувший на солнце кругляш своей глиняной кружкой и осклабился.
— Прошу вас, щедрый господин, следуйте за мной.
Мальчишка повернулся и нырнул в темный проем, мгновенно возникший на месте перламутрового портала. Ас-Сабах последовал за ним и очутился в длинном и узком туннеле с закопченным сводчатым потолком и решетками в стенах. За решетками слышалось какое-то приглушенное ворчание, кто-то тяжело ворочался в темноте, из-за заржавленных прутьев тянуло острым звериным запахом. Потом тонкая мальчишечья фигурка на секунду заслонила бьющий откуда-то снаружи дневной свет, и туннель кончился.
Ас-Сабах и его провожатый стояли посреди круглой арены, огороженной циклопическими прямоугольными глыбами. На каждой глыбе стилизованными под готику буквами были выбиты названия фирм-производителей сетевых фата-морган. Тамим присмотрелся повнимательнее — программа, которую он искал, принадлежала компании “Warlocks”, специализировавшейся на сетевых мультиплексных фэнтези-играх. Монолит, украшенный буквой W, обнаружился буквально в двух шагах — сразу за украшенным псевдоантичным барельефом порталом. Он кивнул мальчику и кинул ему еще одну монетку.
— Хей-я! — весело крикнул оборванец и растворился в воздухе. Ас-Сабах улыбнулся. Неизвестный художник, придавший крохотной сервисной программке облик парнишки из Чайна-тауна, обладал своеобразным чувством юмора. В невыносимо торжественных древнеримских декорациях Хьюстона-в-Сети китайчонок выглядел тонкой насмешкой над вкусами добропорядочных последователей Белого Возрождения.
Ас-Сабах протянул руку и дотронулся до теплой шершавой поверхности камня. Сейчас же огромная литера W засветилась изнутри голубоватым мерцающим светом, а под ней вспыхнули и пришли в движение значки-указатели фата-морган. Когда из глубины ставшей полупрозрачной глыбы всплыла иконка с изображением двух исполинов в белых одеждах, простерших мускулистые длани над облачной бездной, Тамим убрал ладонь и легонько щелкнул пальцами.
Это была легендарная программа “Боги и Герои”, одна из наиболее известных фата-морган в классе фэнтези. Ас-Сабах участвовал в ее дублировании, имперсонировав два ключевых образа — благородного паладина Эдрика Бронзовую Руку и отвратительного некроманта Убуса, а также десяток мелких действующих лиц второго плана. В голливудском оригинале Эдрика играл сам Лайонел Гвен, получивший за эту роль “Оскара”, так что Тамим имел все основания гордиться своей работой. Но сейчас гордость была ни при чем.
Ас-Сабах усмехнулся, вспомнив, сколько раз, возвращаясь из студии, он заставал Фирузу у домашнего сетевого терминала. Сколько раз запрещал ей проводить все свободное время в виртуальной реальности, придумывая новые и новые страшилки о мальчиках и девочках, которые не слушались родителей и становились жертвами ужасных монстров, гнездившихся в темных закоулках Сети. Тщетно: вот уже три года, как его старшая дочь не представляла своей жизни без мира фата-морган. Или, точнее, одной-единственной фата-морганы. Пока ее сверстницы тратили состояния в иллюзорных бутиках Парижа и Лос-Андг желеса, заводили себе друзей в сетевых студенческих кампусах, становились любимыми женами оцифрованных нефтяных шейхов и водяных королей, бороздили океанские просторы на белоснежных яхтах в сопровождении бронзовокожих атлетов и ручных пантер, Фируза играла в “Богов и Героев”. Упорно, не отвлекаясь на другие игры, набирая призовые очки, медленно, но верно переходя с уровня на уровень. Тамим время от времени интересовался ее успехами, и, насколько ему было известно, последние месяцы героиня Фирузы, девушка-воительница Роксана, сражалась с полчищами демонов, населявших заброшенные города разоренного царства Харад в двадцать шестом модуле фата-морганы. Именно эти места он и собирался сейчас навестить.
Неповиновение родителям — грех, подумал Тамим, но благослови Аллах мою Фирузу. Потому что ее увлечение “Богами и Героями” — мой единственный шанс узнать, все ли в порядке с семьей.
Он швырнул серебряную монету в лопатообразную ладонь одного из облачных исполинов и назвал свой личный пароль. В период работы над этой фата-морганой Джингиби насочинял себе множество паролей для различных персонажей, даже не подозревая, что спустя годы они ему понадобятся. Для проникновения в Кхарад он выбрал Пляшущего Дервиша Сантала — боевого мага восемнадцатого уровня с полным набором смертоносных заклинаний в волшебной книге, облаченного в заговоренные доспехи эльфийской работы и вооруженного дьявольски острой секирой с огромным бонусом на пробой. В Дервише было почти семь футов росту, он брил голову налысо и отпускал длинные висячие усы. Произнеся пароль, ас-Сабах автоматически принял его облик и только тут запоздало подосадовал на себя за то, что вошел в Сеть, даже не позаботившись об элементарной маскировке. Теперь любой из патрициев, видевших его появление из триумфальной арки, может засвидетельствовать, что король Аравийский в ночь с 28 на 29 октября за каким-то дьяволом полез в локальную городскую Сеть Хьюстона. Впрочем, для этого еще нужно, чтобы меня узнали, сказал себе ас-Сабах. Вряд ли кто-то в этих краях знает Хасана ибн-Сауда в лицо.
— Сюда, сюда, добрая госпожа, — затараторил за спиной знакомый голос веселого оборванца. Тамим обернулся. Китайчонок приплясывал на обломках свалившейся с постамента статуи гладиатора, размахивая своей огромной кружкой.
— Госпожа ходить сюда, выбирать здесь. Скорей, скорей!
Та, к кому он обращался, настороженно оглядываясь по сторонам, выбралась из темного проема туннеля. На вид ей было не больше шестнадцати лет. Длинные волосы цвета воронова крыла, высокие скулы и чуть раскосые миндалевидные глаза делали ее похожей на девушку из индейского племени. Выражение лица гостьи наводило на мысль о том, что племя это в настоящий момент вышло на тропу войны.
Увидев на арене Тамима, девушка остановилась, словно налетев на невидимое препятствие. Ас-Сабах церемонно поклонился, отметив при этом, что девушка, похоже, новичок в Сети — уж больно непосредственно она среагировала на его необычный внешний вид.
— Прошу прощения, — хрипловатым голосом сказала девушка. — Чертова программа, кажется, все напутала. Вы-то хоть человек, я надеюсь?
Тамим кивнул и воинственно потряс роскошными усами.
— Слава господу. — Она наклонилась и поправила отворот высокого ботфорта, облегавшего стройную мускулистую ногу. — Что-то вы не слишком похожи на римлянина.
— Я нездешний, — признался ас-Сабах. — И первый раз в этом городе.
— Дерьмо городишко, — объявила девушка. — И к тому же совершенно идиотские поисковые машины. Дважды пыталась найти архивы, и дважды меня выбрасывало в какое-то совершенно постороннее место…
— Архивы, — восторженно закричал китайчонок, — здесь архивы, добрая госпожа! Много архивы, много!
— Скормите ему ваш ай-ди, — посоветовал Тамим, — и уточните, что за архивы он имеет в виду. Вообще-то здесь располагается центральный каталог фата-морган. Вам нужен архив игр?
“Индеанка” раздраженно притопнула сапогом по усеянному мраморной крошкой песку арены.
— Нет, разумеется! Мне нужен городской архив Хьюстона.
— Боюсь, что я мало чем могу быть вам полезен, мадемуазель. — Приличия требовали если не оказать помощь незнакомке, то хотя бы поинтересоваться, не может ли он что-нибудь для нее сделать, но ас-Сабах слишком торопился. — Возможно, вам удастся разговорить сервисные программы. Вы разговаривали с центурионом у ворот?
— С этой дубиной? — Девушка махнула рукой. — А кто, по-вашему, меня сюда направил? А теперь оказывается, что никакого архива, кроме никому не нужного хранилища старых игр, здесь нет и, что самое главное, никогда не было. Ну, как считаете, справедливо это?
— Безусловно, нет, мадемуазель. — Тамим почувствовал нетерпение. Времени у него было в обрез. — Прошу меня извинить, мне нужно кое-что проверить… Надеюсь, мы еще увидимся.
Шагнув в голубоватую дымку, клубившуюся под украшенной орнаментом притолокой, он ощутил ее взгляд у себя между лопаток. Очень хотелось обернуться, но он заставил себя держать голову ровно и прямо, словно офицер на параде. А потом фиолетовая вьюга, сопровождавшая загрузку модуля, закружила его в своих леденящих объятиях, и ас-Сабах забыл об индейской девушке, словно ее и не было на свете.
Время остановилось. Тамим висел в пустоте, заполненной нереальным, космическим ветром. Словно птица в аэродинамической трубе, подумал он, только птица неподвижно парит на месте, а движется сама труба, причем с бешеной скоростью. Ветер, который был одновременно всем окружавшим ас-Сабаха пространством, дул ему прямо в лицо. Где-то за спиной у Тамима располагалась некая титаническая воронка, затягивавшая в себя весь этот странный мир. Мелькали призрачные силуэты каких-то зданий, смазанные скоростью убегания пейзажи, далеко внизу проносились расчерченные на одинаковые квадраты, отливающие металлом поля, высоко над головой стремительно летело назад темное, набухшее грозовой мощью небо. Оно было совершенно однородным, без малейшего намека на облака или просвет, через который могло бы выглянуть солнце. Только ровная тяжелая фиолетовая пелена, озаряемая белыми разрядами молний. Так выглядел снаружи Империум — внутренняя закрытая Сеть, объединяющая правительства и мегакорпорации планеты. Когда-то, много лет тому назад, начинающий имперсона-тор ас-Сабах мечтал взломать сверхсекретный код и войти в пространство Империума, чтобы своими глазами увидеть, что скрывается за непроницаемой грозовой завесой. Потом это желание само собой сошло на нет, как и большая часть романтических порывов юности. Теперь, став, пусть на краткое мгновение, двойником короля Аравийского, он мог войти в Империум абсолютно законным образом и осуществить давнишнюю мечту. Однако, по странной иронии судьбы, именно сейчас ас-Сабаху совершенно не хотелось этого делать. Стоявшая перед ним цель была куда как важнее, и он не собирался отклоняться от курса.
Горизонт внезапно приблизился, и Тамим обнаружил, что парит над облачным колодцем, по бокам которого расположились те самые исполины, изображения которых он видел на иконке Вблизи они поражали воображение — каждый из них превосходил размерами минарет мечети Аль-Акса, а в складках сотканных из полупрозрачной материи хитонов мог спрятаться целый оазис.
— Привет тебе, Сантал Великолепный! — рявкнули великаны громоподобными голосами. — Мир Богов и Героев ждет тебя!
Облака под ногами ас-Сабаха заклубились и разошлись. В просвете мелькнула темно-зеленая шуба леса, прорезанная светлыми лентами рек, — мелькнула и ушла куда-то вбок. Показалось море, неспокойное, покрытое хорошо различимыми с высоты белыми барашками бурунов, скользнувшая по волнам галера, похожая на жука-плавунца, желтое пятно какого-то острова. Наконец за розоватыми уступами коралловых рифов, просвечивавших из-под воды, поднялись острые словно клыки скалы, защищавшие побережье Харада. От самого побережья до мертвого города Зардоз, в развалинах которого Фируза-Роксана уже второй месяц пыталась отыскать какой-то могущественный артефакт, тянулась унылая, безжизненная с виду пустыня, в действительности переполненная всяческой зловредной нечистью, Ас-Сабаха, однако, это не беспокоило: Пляшущий Дервиш Сантал владел искусством телепортации и мог попасть в Зардоз из любой точки двадцать шестого модуля. Кроме того, Тамим помнил наизусть все секретные коды, позволявшие перекраивать пространство и время этой фата-морганы по своему разумению.
Поэтому он спокойно спикировал на раскаленный белый песок у самой кромки прилива, походя уничтожил какое-то страшилище, выползшее из моря, чтобы полакомиться незваным пришельцем, посохом начертил у своих ног магический знак портала и, испытав обычный приступ легкого головокружения, оказался на центральной площади Зардоза.
Город был покинут давно. Его белоснежные некогда дворцы обратились в пожелтевшие, изъеденные временем руины. Обломки колонн торчали из груд кирпича и щебня, словно раскрошившиеся зубы гиганта. На дне выложенного зеленоватым мрамором фонтана, иссякшего тысячу лет назад, сплели себе гнездо огромные пауки.
Ас-Сабах осмотрелся, просчитал уровень опасности с помощью соответствующего заклинания, и, удостоверившись, что он едва переваливает за единицу, пошел искать дворец. Судя по всему, Фируза основательно подчистила это местечко или, по крайней мере, его верхний ярус. В развалинах то здесь, то там попадались какие-то люди — ничего удивительного, учитывая всемирную популярность “Богов и Героев”. Тамим поторопился прочитать заклинание невидимости — не из боязни нарушить инкогнито, а просто не желая задерживаться по пустякам. Героическая фэнтези диктовала свои законы — здесь встретившегося на дороге незнакомца могли вызвать на поединок. И хотя ас-Сабах не сомневался, что он выиграет, а его противнику придется возвращаться к исполинам и молить о реинкарнации в новом теле, времени на такие развлечения у него не было.
Дворец, в котором обосновалась Роксана, он нашел, основательно поплутав по лабиринтам Старого Города. Низкое приземистое здание с массивными, чуть наклоненными наружу стенами и узкими прорезями бойниц явно отличалось по стилю от обычной для Зардоза архитектуры. У низких — едва в средний человеческий рост — ворот дежурили два мрачных великана, одетые в немыслимые набедренные повязки и вооруженные копьями.
— Расступись, — скомандовал им ас-Сабах, кидая стражникам по серебряному кругляшу из мешочка. Серебро прошло сквозь мускулистые тела, как сквозь воздух, и зазвенело на каменных плитах площади.
— Прочь, смертный! — рявкнул один из великанов, перехватив копье могучей волосатой лапищей так, что длинный зазубренный наконечник уперся прямо в грудь Пляшущего Дервиша. — Не приближайся к дверям дворца Роксаны Великолепной, или я проткну тебя раньше, чем ты успеешь пожалеть о своей глупости!
“Молодец Фируза, — подумал Тамим, — с такими ни один местный маг не справится… — Великанов его дочь явно притащила откуда-то из другого модуля, и законы этого мира на них не распространялись. То есть сами они могли проткнуть копьем кого угодно, но при этом оставались неуязвимыми и даже бестелесными призраками. Хитрый ход, требовавший длительной подготовки и немалого магического опыта. — Ну, прости, дочка, мне придется немного побеспокоить твоих ифритов…”
Он шагнул назад и извлек из мешочка еще одну монетку. Не глядя швырнул ее в воздух и произнес заклинание.
Монетка исчезла в метре над головой ас-Сабаха — выглядело это так, будто невидимый ловкий вор выхватил ее прямо из воздуха. Спустя мгновение тот же вор украл великанов — только трехметровые копья с тупым деревянным стуком упали на мостовую.
Ас-Сабаху, знающему коды всех модулей игры, не составило бы особого труда одолеть стражников в магическом поединке, но он ни на секунду не забывал о том, что привело его в мир “Богов и Героев”. Времена, когда фата-морганы приносили ему одновременно и деньги, и удовольствие, прошли навсегда. Поэтому он не стал растрачиваться на мелочи и активировал подпрограмму редактора, позволявшую менять роли и местоположение монстров независимо от того, с какого уровня игры они бы ни являлись. Великанам теперь предстояло промаяться некоторое время в тесных, запечатанных Звездой Соломона сосудах из позеленевшей бронзы, аккуратно зарытых в песок одного из островов Жемчужного Архипелага. “Ничего, —подумал Тамим, подбирая валявшиеся рядом с копьями монетки, — посидят день-другой, злее станут…”
Ему пришлось применить редактор модуля еще два раза — в одном из коридоров, где с потолка и из стен неожиданно высунулись сотни не особенно длинных, но склизких и цепких щупалец, попытавшихся разорвать его на куски, и у самого входа в библиотеку. Высокая дверь из черного дерева охранялась совсем не страшной на вид кошкой, мирно дремавшей на обитом розовым шелком диванчике. Ас-Сабах вовремя вспомнил, что Фируза не слишком любила кошек, предпочитая им собак. “Кошки всегда себе на уме, — сказала она однажды. — А я не люблю тех, кому не могу доверять”. Он остановился на достаточном расстоянии от дивана и просканировал уровень опасности. Красная точка мерцала далеко за отметкой “max”. С точки зрения редактора, Фируза поставила на охрану библиотеки необычайно мощный замок, представлявший собой полусущество, полузаклинание — программу-убийцу, единственной задачей которой было стирать все не защищенные специальным кодом программы. Магическим зрением ас-Сабах разглядел колыхавшееся перед дверью грязно-серое полотнище, состоявшее из сотен мясистых, похожих на вздувшиеся жилы волокон. Кошка, как он и предполагал, оказалась иллюзией, созданной этим монстром исключительно в качестве маркера — привязки к конкретному объекту.
Ему очень хотелось навсегда стереть колышущуюся дрянь из модуля — уж больно неаппетитное зрелище она собой представляла, но он сдержался. В конце концов, это игра Фирузы, и если она решила поставить у библиотеки именно такого стража, то, надо полагать, хорошенько перед этим подумала. К тому же такое резкое вмешательство в фата-моргану может вызвать вопросы. Поэтому он ограничился тем, что дезактивировал ловушку на один час, толкнул тяжелые черные створки и оказался в библиотеке.
Вся библиотека была завешена черным. Бархат цвета ночного неба струился по стеллажам. Окна задрапированы плотными, без единой складки шторами. В медных кувшинчиках с высоким узким горлышком горели черные свечи.
Тамим ас-Сабах замер, завороженный торжественным ве~ личием этого места. Он стоял, обводя глазами огромное помещение, и нашел в себе силы сдвинуться с места, лишь когда взгляд его упал на стоявшее на массивном эбеновом столе серебристое зеркало в ажурной раме. Это был портал — копия реального портала, через который человек попадал в мир фата-морганы. Несколько месяцев назад, посещая владения Фирузы, он обратил внимание, что дочь упорно копирует в виртуальном мире какие-то детали своей настоящей жизни — зеркало-раму портала, стоптанные домашние тапочки, игрушечного львенка — и с их помощью обустраивает жизнь в фата-моргане так, словно она приняла решение никогда отсюда не возвращаться. Сейчас эта ее страсть оказалась как нельзя более кстати.
Тамим ас-Сабах подошел к столу, приложил обе ладони к переливчатому зеркалу портала и отчетливо назвал код планировщика.
— Слушаю и повинуюсь, мой господин, — мгновенно отреагировало зеркало.
— Вывести протоколы системы, — распорядился ас-Сабах. Портал мигнул, левую ладонь пронзила мгновенная боль, похожая на прикосновение раскаленной иглы. Тамим вздохнул и попытался отвлечься — в конце концов, боль, как и серебряная рама портала, существовала только в его воображении. Защита от взлома — вот что такое этот укол. Будь на месте Пляшущего Дервиша кто-нибудь послабее, от него осталась бы только горстка пепла. Молодец Фируза, в который раз подумал Тамим, охраняет свои секреты…
Тут же показались и протоколы. Сухие колонки цифр плыли перед глазами ас-Сабаха, но понадобилось несколько минут, пока до него дошло, что он видит именно то, ради чего проник в виртуальный мир. Все это время в его душе сосуществовали надежда и страх — слабая тень надежды и холодная глыба страха. И вот сейчас глыба растаяла — мгновенно, словно превращенная в пар лучом лазера. Фируза была жива.
“27. 10. 2053.19.14. Активация системы. Код SANA 7903751. Активность системы — 174 минуты 23 секунды”.
Личный код Фирузы. Вероятность того, что люди ибн-Сауда воспользовались им, чтобы ввести в заблуждение Джингиби, ничтожна — помимо кода, нужно знать еще множество хитростей и обходных путей, иначе стражи вроде давешней кошки уничтожат непрошеных гостей в первые же минуты пребывания в мире фата-морганы. Протоколы же показывают, что Роксана провела в модуле без малого три часа. И, наконец, самое главное — никому и никогда не придет в голову, что ас-Сабах станет искать здесь ответ на вопрос, сдержал ли король свое обещание. Для того чтобы предположить такое, нужно иметь воображение имперсонатора… или двенадцатилетней девочки.
Совсем недавно его дочь была здесь. Если бы он решился заглянуть в фата-моргану вчера днем — разница во времени между Эр-Риядом и Хьюстоном шесть часов, семь вечера соответствуют часу пополудни, — он увидел бы Фирузу… нет, Роксану — здесь, в этой библиотеке. Деву-воительницу, высокую, грозную, смертельно опасную… Но ведь и она увидела бы не своего отца, а Пляшущего Дервиша Сантала. Сумел бы он поговорить с ней, не раскрывая тайны? Очень, очень сомнительно. С другой стороны, признаться в том, что он еще жив, означало навлечь на свою семью новые беды. Король жесток и мстителен — теперь Тамим ас-Сабах знал это как никто другой. Так что вполне вероятно, в том, что он не мог проверить фата-моргану раньше, угадывался промыс ел Аллаха.
Он скользнул взглядом по широкой черной поверхности эбенового стола, надеясь увидеть хоть что-нибудь, что рассказало бы ему о последнем визите Фирузы во дворец Роксаны Великолепной. Стол был ослепительно чист. Черное пламя свечей дрожало в до блеска отполированном благородном дереве. Смешно — что он рассчитывал найти здесь? Дневник? Стереопортрет? В мире фата-морганы можно оставлять только виртуальные следы…
Серебряное окошко портала засветилось холодным голубоватым сиянием. Засветилось само — не дожидаясь команд с его стороны. От неожиданности ас-Сабах отпрянул на шаг назад.
Из глубины мерцающего окна медленно проступало лицо его дочери.
Не Роксаны, нет. Маленькой перепуганной девочки с тонкими чертами лица и огромными, похожими на два куска шираз-ской бирюзы глазами. На мгновение Тамиму показалось, что она смотрит прямо на него.
— Папа, — сказала девочка в раме, и по ее интонации он догадался, что видит запись, — папа, я очень… очень тебя люблю. Я не верю, что ты умер. Они сказали, что ты был в студии, когда… когда… Помнишь, ты рассказывал мне про мальчика, которого хотели схватить шпионы, как он сбежал от них в фата-моргану? Я думаю, ты тоже от них убежал. Никто лучше тебя не разбирается в фата-морганах, и у них просто ничего бы не получилось, даже если бы они смогли побежать за тобой. Вот… — Она всхлипнула и некоторое время терла глаза рукавом какой-то темной накидки. Тамим никогда раньше не видел у нее этой одежды. — Вот, я и вправду знаю, что ты жив. Мама говорит, мы должны носить траур… она, наверное, права, я даже в Роксанином дворце везде развесила черное, но я все равно не верю. Ты самый лучший папа в мире… и ты обязательно вернешься. А пока… пока я оставляю тебе это письмо. Вдруг ты придешь сюда, я же знаю, ть| любил эту фата-моргану. Письмо будет ждать тебя, папа. Я H^S буду плакать, обещаю… только ты, пожалуйста, возвращайся^ Нам без тебя так плохо… а воды теперь больше, нам каждый ден^ привозят очень вкусную воду, много. Мама говорит — это за то, что полиция не сумела тебя защитить. Но мне не нужна вода, папа, мне нужно, чтобы ты был со мной! Пожалуйста, папа, пожалуйста… А еще мама говорит, чтобы я больше не играла в “Богов и Героев”, потому что в траур нельзя играть, но я ведь не для развлечения! Я не для игры сюда хожу, честно, а потому, что надеюсь встретить тебя. Если ты зайдешь в библиотеку… там, конечно, много ловушек, но тебя они не остановят, я знаю. Пожалуйста, папочка, дождись меня, ладно? И мы тогда вместе вернемся к маме…
— Она вновь зашмыгала носом. — Милый, милый папочка, я тебя очень люблю… И Лейла, она тоже очень тебя любит. Ей не сказали, что ты… ну, в общем, она думает, что ты уехал, но тоже все время плачет. А мама так похудела, что ее может унести ветром. Но, когда ты вернешься, все снова станет хорошо, правда. А еще… еще я всегда буду тебя очень, очень любить. — Фируза замолчала и несколько секунд сидела неподвижно, глядя куда-то за плечо ас-Сабаха. Потом она опустила глаза и совсем тихо добавила: — Даже если ты никогда не вернешься.
Прежде чем экран заволокла непрозрачная дымка, Тамим успел увидеть крупную хрустальную слезинку, выкатывающуюся из-под опущенных ресниц дочери. Он моргнул и почувствовал в уголках глаз влагу. Со стороны, наверное, смешная картинка — огромный Пляшущий Дервиш, плачущий перед погасшим магическим зеркалом. Но каким-то образом ас-Сабах знал, что его настоящие глаза — глаза человека, притворяющегося Хасаном ибн-Саудом — тоже полны слез.
Король сдержал слово. “Даже твои внуки никогда не забудут вкуса чистой воды”, — пообещал он в их первую встречу. “Нам привозят вкусную воду”, — сказала Фируза. Что ж, остается надеяться, ибн-Сауд не забудет о своих обязательствах и после того, как ас-Сабах сыграет написанную для него роль до конца. После того как ничтожный имперсонатор Джингиби из квартала аль-Завахия спасет честь Дома Сауда и избавит исламский мир от великого унижения. Теперь, прочитав прощальное письмо Фирузы, ему будет легче это сделать. Память о скатившейся по щеке его дочери слезинке поможет ас-Сабаху преодолеть последние шаги по мосту ас-Сират.
“Если ты увидишь, что иного выхода нет, — сказал ему король накануне отлета в Хьюстон, — ты совершишь джихад сердца. Таким образом, ты одержишь победу над неверными в том месте, которое они считают средоточием своего могущества, и в то время, которое кажется им величайшим триумфом в истории. Люди никогда не свяжут этот подвиг с именем Тамима ас-Сабаха, но Аллах ведь всеведущ. Кроме того, подумай о том, что ты делаешь это не для меня. Для своей семьи, Тамим. Ты делаешь это ради своей семьи”.
Ты отнялу меня семью, с ненавистью подумал ас-Сабах. Малодушный, хитрый, трусливый лжец. Ненавижу тебя. Ненавижу себя.
“Я не вернусь, — сказал он почти беззвучно, обращаясь к призраку дочери в погасшем зеркале. — Я хочу этого больше всего на свете, но я не могу вернуться. Я должен пройти мой путь до конца”.
Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой и дрожащей из-за подергивающейся нижней губы. Он подумал о том, что Фируза наверняка еще раз увидит его, хотя и не поймет, что видит своего отца.
Большой Хэллоуин будет транслироваться по всем каналам планеты. Все те, кому посчастливилось попасть в квоту и избежать отправки в азиатские степи, за страшную Стену, прильнут к экранам, чтобы собственными глазами понаблюдать за величайшим событием двадцать первого века. Ас-Сабах не сомневался, что его дочь будет в числе этих любопытствующих счастливчиков.
Она увидит, с неожиданным спокойствием подумал Тамим. Она увидит, как король Аравийский в парадном кителе полковника Военно-воздушных сил спускается по трапу межконтинентального лайнера на аэродроме базы “Асгард”. Как он приближается к возвышению, за которым ему предстоит произнести историческую речь о поддержке мусульманами мира идей Белого Возрождения и грандиозного проекта, задуманного безвременно ушедшим от нас Хьюстонским Пророком, — Великой Стены объекта “Толлан”. Аллах, прояви милосердие, взмолился ас-Сабах, не дай ей увидеть правду. Не дай разглядеть за замершим, подобно гипсовой маске, лицом Хасана ибн-Сауда другое,' искаженное страхом и болью. Лицо ее отца.
Тогда она выдержит. То, что она увидит вместе с миллиардами других жителей планеты, повергнет ее в шок, но она выдержит. Аллах, милостивый и милосердный, каким счастливым чувствовал бы я себя, если бы был уверен, что она никогда ничего не узнает…
…Никогда не узнает, что человек в парадном мундире королевских ВВС, на глазах у всего мира выстреливший себе в голову из тяжелого армейского пистолета, на самом деле не Xacari ибн-Сауд, а ее отец, скромный имперсонатор Тамим ас-Сабах по прозвищу Джингиби. И что последние слова, обращенные им к братьям по вере во всем свете, придуманы и продиктованы ему не Аллахом, а доктором Газеви.
“ Пусть это навсегда останется тайной, — подумал ас-Сабах. — С меня достаточно и того, что Фируза будет смотреть на меня в последние секунды моей жизни. Не каждый отец может надеяться на такое”.
— Код редактора, — негромко скомандовал он. — Стереть всю информацию о посещении дворца и библиотеки. Без сохранения резервных файлов. Меня здесь не было.
— Слушаю и повинуюсь, мой господин, — привычно откликнулось зеркало.
На тридцать седьмом этаже отеля “Хьюстон Астория” в роскошной спальне королевских апартаментов человек с лицом Ха-сана ибн-Сауда, короля Аравийского, плакал, глядя в опалесци-рующий в серебряной раме туман фата-морганы.
14. ДЖЕЙМС КИ-БРАС, КРЫСОЛОВ
Лондон, Европейский Союз,
28 октября 2053 г.
Над Лондоном висел смог.
Триста лет назад его считали миазмами, ползущими из трущоб Ист-Энда. В викторианскую эпоху—порождением фабрик и заводов, превративших Британию в могущественнейшую державу мира. В двадцатом веке его источником объявили автомобили с двигателем внутреннего сгорания, так заполонившими столицу, что, как говорят, скорость этих неуклюжих, сбивающихся в медленно текущие по узким улицам стада машин порой уступала скорости пешехода.
В Ист-Энде давным-давно нет никаких трущоб, да и само понятие “бедность” навсегда исчезло из современного лексикона. Сто лет назад растаял в лондонском небе последний заводской дымок: теперь на территории Европейского Союза не осталось ни одного грязного производства, а высокие технологии больше не угрожают природе. С развитием воздушного транспорта ушли в прошлое автомобильные пробки.
А смог остался.
Его было видно издалека — Ки-Брас заметил вспучившуюся на горизонте грязно-серую тучу в тот самый момент, когда страт пошел на снижение над Каналом. Удивительное зрелище — залитые лучами яркого, жгучего на такой высоте солнца белые лужайки облаков внизу где-то на границах Суррея внезапно теряли свою невинность, расплываясь гигантской вздутой кляксой. Смог по-прежнему висел над огромным мегаполисом подобно рыхлому, истрепанному в лохмотья одеялу, в прорехах которого сверкали зеркальными гранями небоскребы Сити и проблескивала сталью излучина Темзы.
Он был здесь всегда, подумал Ки-Брас. Задолго до того, как задымили первые фабрики в Лимбери и Грейт-Фолз. Об заклад готов побиться, когда король Артур проектировал свой Камелот, небо над той деревенькой, что называлась Лондоном, уже оставляло желать лучшего Но, черт возьми, это же потрясающе. Великолепный пример вековых традиций, столь милых сердцу каждого истинного британца. Я жил в Сеуле, Гонконге, Каире, Мехико, Париже, Риме и Нью-Йорке, видел сотни других городов, но Лондон с его вечным серым туманом я не променяю ни на один из них И пусть те, кому не нравится лондонский смог, катятся к дьяволу.
В аэропорту Хитроу чувствовалась та особая нервозная атмосфера, которая неизбежно сопутствует воздушным катастрофам или терактам. Мелькали каменнолицые ребята в темных костюмах-двойках — без шевронов и значков, но с характерными повадками службы безопасности У таможенных терминалов стояли непривычно большие очереди — багаж, судя по всему, сегодня проверяли особенно тщательно. В зале прилета Ки-Брас заметил патрульных Европола — серо-голубая форма, прозрачные шлемы, короткие “ингремы” с хищными широкими дульца* ми. Здоровенные светловолосые парни шли, ощупывая пространство вокруг себя цепкими, не упускающими ни малейшей детали взглядами, и притихшие пассажиры расступались перед ними, с опаской поглядывая на автоматы Парализаторы, разумеется; настоящее боевое оружие в аэропортах имеют право применять только штурмовые бригады спецназа, и пассажиры не могут об этом не знать. Но на “ингремы” все равно косились.
Джеймс уже получил исчерпывающую — на данный мо* мент — информацию о случившейся ночью катастрофе. Экзо* сферный челнок “Гавриил” — большая пассажирская ракета” преодолевающая межконтинентальные расстояния столь бью” стро, что, если верить бородатой шутке пилотов, посадка и выр садка занимают больше времени, чем сам полет, — был захват чен группой террористов из австралийской группы Подполья р момент выхода на околоземную орбиту. Экипаж, видимо, не оказал сопротивления, а обоих офицеров безопасности, находившихся на борту инкогнито, террористы каким-то образом вычислили и убили в первые мгновения захвата. Как только управление челноком перешло к подпольщикам, “Гавриил” изменил курс и поднялся на сотню километров выше обычной орбиты, зависнув над Североамериканской Федерацией вне досягаемости наземных средств ПВО.
Террористы обратились к Совету Наций и правительству Федерации на открытой волне, а потом продублировали свои требования по Сети. В городах Федерации, особенно в Лос-Анджелесе, куда направлялся челнок, началась паника Падение пятисоттонного “Гавриила” грозило оставить от Большого Эл-Эй немногим больше, чем просто воспоминание. С половины одиннадцатого до двух часов ночи в мегаполисах Калифорнии наблюдался массовый исход жителей — перепуганные люди прыгали в вингеры и улетали на восток и на север. Данные о жертвах паники не попали в сводки новостей, но сетевой оператор Ки-Браса, имевший доступ к базам данных Империума, сообщил, что только в Лос-Анджелесе при одновременном взлете тысяч машин с частных посадочных площадок пострадали более трехсот человек.
Террористы повторили свои требования трижды. Отменить Закон о генетической безопасности, открыть зону объекта “Тол-лан”, уничтожить Стену. В заложниках у них находились восемьсот тридцать семь пассажиров челнока и пять членов экипажа. Кроме того, в случае отказа подпольщики грозили стереть с лица земли один из городов Федерации. С такой орбиты сделать это было несложно — в задачи национальной системы ПРО не входило отражение ударов из космоса.
Все закончилось без десяти два по калифорнийскому времени. Боевая орбитальная станция “Поллукс”, подкравшаяся с солнечной, невидимой для пилотов челнока стороны планеты, сожгла “Гавриил” импульсом из плазменной пушки. Едва ли не впервые за годы существования Внешнего Щита его мощь была явлена столь открыто. Выживших, разумеется, не осталось — и террористы, и их заложники обратились в распыленные в околоземном пространстве атомы, а немногочисленные обломки челнока рухнули в воды Панамского залива.
К этому времени паника внизу немного поутихла — не в последнюю очередь благодаря взвешенной политике средств массовой информации. И все же огненная плеть страха вновь хлестнула Прекрасный Новый Мир, и он съежился, затаив дыхание в ожидании следующего удара. Повышенные меры безопасности в аэропортах, патрули на улицах, фотороботы разыскиваемых активистов Подполья, вытеснившие рекламу с гигантских плазменных экранов на городских площадях… Знакомые симптомы, подумал Ки-Брас, несколько часов — а может быть, даже дней — все будут следить друг за другом, подозревать ближних и дальних в совершении самых немыслимых преступлений, включая, разумеется, и пособничество террористам. Сколько доносов будет написано! Господи, помоги сетевым операторам, они задохнутся от такого количества грязных выдумок. А кончится это, как уже не раз бывало, ничем. Пройдет какое-то время, и все вернется на круги своя. До следующей катастрофы.
Джеймс быстрыми шагами пересек зал прилета, едва не столкнувшись с одним из патрульных европоловцев. Небрежно махнул ему рукой с зажатой в ней девятиугольной звездой — значком Агентства. Патрульный мгновенно отдал ему честь и вроде бы даже приостановился, но Джеймс уже прошел мимо
Джилз, как обычно, подпирал собою стену в дальнем углу зала, у неприметной двери с надписью “Только для персонала”. В зубах у него была зажата сигарета — незажженная. Джилз делал вид, будто она только что потухла.
По сведениям Ки-Браса, в Агентстве насчитывалась дюжина сотрудников, так и не избавившихся от этой вредной привычки, и Джилз прочно удерживал среди них сомнительный чемпионский титул. Курить на улице давно уже стало дурным тоном и признаком принадлежности к низшим классам; на курильщиков смотрели косо почти повсюду, а в верхних кругах иерархии пристрастие к никотину считалось таким же пороком, как, например, гомосексуализм. Однако Джилз, который, по его собственным рассказам, смолил как паровоз с десяти лет, плевать хотел на все эти предрассудки. Он курил и на улице, и дома, и в гостях — хотя в гости его как раз приглашали редко. Там, где курить по каким-либо причинам было строжайше запрещено — как вот сейчас в аэропорту, — он совал в рот незажженную сигарету и всем своим видом показывал, что, если он не нарушает дурацких антиникотиновых законов, то ничто не мешает ему их презирать.
Он увидел Джеймса издалека и послал ему обаятельнейшую из своих знаменитых кривых ухмылок — сигарета при этом повисла у него на губе как приклеенная. Ки-Браса всегда интересовало, как Джилз ухитряется проделывать такой трюк, но спросить напрямую он, разумеется, не мог.
— Привет, чиф, — буркнул Деймон Джилз, крепко сжимая ладонь Ки-Браса своей лопатообразной лапищей. — Как поживает в-задницу-трахнутая-Корея?
— Великолепно поживает, дружок. С тебя десять евро в общую кассу — ты опять выругался.
Это была инициатива Аннабель, заместителя Джеймса по оперативной работе и главной стервы Вселенной по совместительству. По крайней мере, последним титулом ее величали ребята из Одиннадцатого отдела — за глаза, разумеется. “Холодная как лед и острая как бритва” — сказал однажды старый Адам Сно-уфилд, а он-то умел заглянуть человеку в нутро. Придя в отдел прямиком из аналитической службы “Бритиш Петролеум”, леди Флетчер некоторое время выслушивала большие и малые загибы сотрудников, брезгливо морща аристократический носик, а затем внесла смелое предложение — платить штрафы за сквернословие. Сумма штрафа при этом зависела от воображения любителя обсценной лексики — примитивный “fuck” обходился в символическую сумму в один евро, конструкции посложнее оценивались от пяти до десяти евро, а отдельные умельцы порой выкладывали до полусотни. Система, как ни странно, оказалась жизнеспособной, ругаться в отделе стали поменьше, но в кассе все равно почти всегда имелась некая сумма, на которую время от времени закатывались пирушки в “Лисе и гончих” — излюбленном пабе сотрудников Агентства.
— Неужели, чиф? — Джилз выглядел праведником, облыжно обвиненным в массовом совращении малолетних. — Ну, если выговорите…
Он быстро набрал комбинацию цифр на широком браслете, украшавшем левое запястье
— Готово, я обеднел на целых десять монет. Черт, мне было бы куда как приятнее с ними расстаться, если б я знал, что вы привезли из Кореи хорошие новости и нам есть что отпраздновать нынче вечером. Как у нас с хорошими новостями, чиф?
Он шел на шаг впереди своего начальника, распахивая перед ним двери служебного сектора — крепко сбитый, широкий, резкий в движениях мужчина. Джеймс знал его почти четверть века — в тридцать первом году Деймон был сержантом морской пехоты на крейсере “Веллингтон”, где проходил службу двадцатилетний Ки-Брас. В те поры Джилз спуску ему не давал — гонял молодого морпеха, словно призового жеребца на эпсомском дерби, но все по делу. Пустых придирок он себе не позволял, правда, за серьезные провинности и спрашивал строго. А весной тридцать второго, в первый месяц Войны Возмездия, когда ВМФ Евросоюза блокировал египтян и ливийцев у Порт-Саида, сержант Деймон Джилз вытащил отрезанного от основной группы десанта Ки-Браса прямо из-под носа у бешеных федаи-нов из бригады Зеленого Знамени и тем самым спас не только от смерти, но и от чудовищных пыток. Ки-Брас не забыл этого — он никогда не забывал ни хорошего, ни дурного, — и, когда пришло время и у него появились соответствующие возможности, он отыскал своего сержанта в маленьком городке Лоушир-на-Эйво-не, где тот тренировал крикетную команду графства, и предложил ему работу в Агентстве. Не самое хлебное место, да и работенка беспокойная — поначалу Джилза приписали к службе физического воздействия, то есть, называя вещи своими именами, к пушечному мясу. Но сержанту морской пехоты, осатанев-шему от гражданской жизни, и СФВ казалась синекурой. Несколькими годами позже, став шефом Одиннадцатого отдела, Ки-Брас перетащил Джилза к себе в команду, где тот на удивление быстро и легко прижился. Аннабель даже заявила как-то, что проще представить себе Одиннадцатый отдел без его начальника, нежели чем без старого курильщика и сквернослова Деймона Джилза.
— Новости есть, сержант, — ответил Джеймс, дождавшись, пока его провожатый обернется через плечо (никогда не говорить с человеком, если он стоит к тебе спиной, — одна из изюминок аристократического воспитания). — Хорошие они или нет, станет ясно позднее, но с пирушкой в любом случае придется подождать. Визирь сейчас в конторе?
— Прилетел два часа назад и сидит у себя в кабинете, гордый, что твой индюк. Ходят слухи, что он чуть ли не лично давил на кнопку, отдавая приказ спалить этот гребаный “Гавриил” к чертовой матери. Только, сдается мне, он сам эти слухи и распус” кает
Директор Агентства по борьбе с терроризмом Эдвин Рочес” тер, девятый граф Корнуолл, получил прозвище “Визирь” в подарок от умников из аналитической службы Прозвище необидное, если не знать скрытой игры ассоциаций — краснолицый обладатель трех подбородков, Рочестер был действительно похож на надутого индюка. Индюк же по-английски “турецкая птица”,, “turkey”, а от турков рукой подать до Османской империи с ее султанами и визирями. Очень характерное для головастиков развлечение — придумывать прозвища с двойным, а то и тройным дном. Джеймс в свое время потратил немало сил, чтобы yas-нать, как аналитики называют его самого, но до истины так и не докопался.
— Это удачно, — сказал он. — Хорошее настроение Виз” ря — это то, что нам сейчас нужно Поехали в контору.
В связи с ночными событиями в городе был ужесточен режим безопасности, и воздушные сообщения в радиусе трех миль от Букингемского дворца отменили на неопределенное время. От аэропорта до Виктория-стейшн Ки-Брас и Джилз добрались на скоростном монорельсе, а остаток пути проделали пешком.
Оставив позади три поста охраны, на каждом из которых им сканировали сетчатку глаза и задавали одни и те же идиотские вопросы, Ки-Брас обернулся к Джилзу.
— Собери ребят в отделе — всех, кто сейчас свободен. Свяжись с Аннабель и передай ей, что она должна немедленно явиться сюда. Сам будь готов вылететь в любой момент. Можешь задать вопрос.
— Вылететь куда? — сразу же спросил сержант. В глазах у него явственно заплясали озорные искорки, и Джеймс без особого удивления понял, что Деймон Джилз совершенно счастлив. — Меня вот что интересует, чиф, — теплые вещи брать или там и так жарковато будет?
— Готовь зимний комплект. Может, нам действительно придется попотеть, но климат там не курортный. Все, сержант, выполняйте.
Он дождался, пока тяжелые шаги Джилза затихнут в глубине затянутого зеленой ковровой дорожкой коридора, обернулся и, показав личный значок охраннику четвертого поста, прошел в приемную Эдвина Рочестера.
— Привет, Джеймс, дорогуша, — величественно произнесла миссис Форрестхилл, восседавшая за внушительных размеров конторкой (кто-то из головастиков пошутил, что в тумбы конторки встроены два пулемета на турелях — точь-в-точь как у одного из руководителей немецкой разведки в сороковые годы прошлого века). Шутка была красивая, но Ки-Брас знал, что ничего, кроме большого количества старых ненужных бумаг, в тумбах найти нельзя. Двадцать лет назад, когда он пришел на первое собеседование в Агентство, миссис Форрестхилл — совершенно, кстати, с тех пор не изменившаяся — чопорно осведомилась, не извинит ли ее мистер Ки-Брас, если она оставит его буквально на пять минут. Минуту или две Джеймс рассматривал гравюры на стенах, а потом какой-то бес толкнул его к конторке, похожей на оставленную защитниками огневую точку. Для начала он изучил разложенные прямо на жидкокристаллической панели терминала бумаги — в надежде отыскать там что-нибудь, имеющее отношение к его досье. Затем быстро открыл верхний ящик левой тумбы — он оказался битком набит файлами с ксерокопиями авиабилетов и квитанций об уплате штрафов за парковку в неположенных местах. Ничего интересного не обнаружилось и в других отделениях стола — если не считать книги “Путь паломника” с неразрезанными страницами. Тогда Джеймс быстро задвинул ящики на место и отошел от конторки, опередив вернувшуюся миссис Форрестхилл на двадцать секунд.
Несколько позже общительные специалисты из мнемохи-рургической службы, проводившие глубинную проверку личности нового сотрудника, объяснили Джеймсу, что, если бы он не удосужился заглянуть в ящики и не запомнил, что и в каком порядке там лежит, с мыслью о работе в Агентстве ему бы пришлось расстаться. Еще позже он узнал, что тест этот стар, как вся британская разведывательная служба, а миссис Форрест-хилл неизменно оставляет новичков “на пять минут” в приемной, чтобы потом похихикать над ними в соседней комнате, оснащенной системой видеонаблюдения.
— Прекрасный день, Синтия. — Джеймс приблизился к конторке и положил на муаровую поверхность видеофона подарки — бамбуковый веер и изящную нефритовую фигурку зайца, сжимающего в лапах большой, причудливой формы пестик.
— Это Лунный Заяц, он толчет в ступе траву бессмертия и, как говорят, дарит тем, кто ему по душе, невероятное здоровье. Надеюсь, ты ему понравишься.
— Хм, — с сомнением протянула миссис Форрестхилл, подозрительно вглядываясь в подарок. — Хорошо, что ты объяснил, чем он занимается, хотя я по-прежнему не вижу ступы… Надеюсь, для сэра Эдвина ты припас кое-что получше. Он сегодня в настроении получать подарки.
Ки-Брас поднял бровь, но ничего не спросил. Что-что, а подарок директору он приготовил.
— Сэр Эдвин приглашен сегодня во Дворец, — понизив голос, сообщила миссис Форрестхилл. — Ее Величество хочет поблагодарить его за операцию с “Гавриилом” — лично.
— Большая честь, — заметил Ки-Брас. — Его не к завтраку пригласили?
— Сэр Эдвин будет пить с Ее Величеством чай в пять часов. Но ты же понимаешь, дорогой мой, ему предстоит еще посетить визажиста, сменить костюм, приготовить речь…
— Разумеется, — прервал ее Ки-Брас. — Однако, прежде чем он укатит к визажисту, я должен с ним переговорить. И, честно говоря, я предпочел бы сделать это немедленно.
Синтия Форрестхилл работала в Агентстве со дня его основания, пережила трех Директоров и знала, когда распоряжение “никого не пускать” должно соблюдаться беспрекословно, з когда его можно с легким сердцем нарушить. Сейчас интуиция подсказывала ей, что для начальника Одиннадцатого отдела следует сделать исключение.
— Минуточку. — Ее пальцы коснулись сенсоров терминала! Ее разговор с Рочестером был неслышим Джеймсу, ибо велся при помощи тактильной почты, но быстрые движения пальце^ подсказывали, что она о чем-то спорит с директором, очевидно, пытаясь убедить его принять Ки-Браса немедленно. Джеймс спокойно ждал, сцепив руки за спиной и перекатываясь с пятки на носок. — Можете отправляться в пасть льву, мистер Ки-Брас, шеф вас примет. Но имейте в виду — он разговаривает с какими-то важными шишками, и, кроме того, там сидит Гарольд.
— Почему все сегодня пытаются испортить мне настроение? — вздохнул Джеймс. Подмигнул миссис Форрестхилл, стремительно наклонился и чмокнул ее в мягкую, пахнущую пудрой щеку. Она немедленно стукнула его веером по скуле.
— Держите себя в руках, мистер Ки-Брас! Ваше поведение неприлично!
Начальник Одиннадцатого отдела улыбнулся с видом человека, отмочившего славную шутку, отчего глаза у него приобрели совершенно гражданское, доброе выражение, а на щеках обозначились едва заметные ямочки. Впрочем, когда он положил руку на бронзовую львиную голову, украшавшую ручку двери главного кабинета Агентства, по его лицу словно провели невидимым ластиком. К сэру Эдвину Рочестеру вошел хмурый, озабоченный свалившимися на его плечи проблемами профессионал.
Старый умник Адам Сноуфилд сказал однажды, что фирменный стиль Агентства можно определить как хронотопичес-кий эклектизм. Деймон Джилз потребовал с него десять евро в общую кассу, но Сноуфилд объяснил, что имел в виду всего лишь высокотехнологичное оборудование, противоестественным образом втиснутое в викторианские интерьеры Веллингтонских казарм. Кое-где такой эклектизм не слишком бросался в глаза — как, например, в случае с терминалом, вмонтированным в чип-пендейловскую конторку миссис Форрестхилл. Однако кабинет Визиря был местом, где уши хронотопического эклектизма торчали из всех мало-мальски заметных щелей.
Больше всего кабинет походил на студию крупной телекомпании. Эллиптически изогнутый стол директора Агентства располагался на возвышении, к которому полагалось идти по гологра-фической дорожке, мерцающей благородным темно-вишневым цветом. Умная дорожка, оснащенная невероятным количеством датчиков, считывала основные физические и психические параметры вошедшего и передавала информацию виртуальному секретарю хозяина кабинета. Ни один человек, ступивший на такую дорожку с преступными замыслами, не продвинулся бы дальше чем на два фута. Справа и слева от дорожки стояли высокие полупрозрачные кресла модной в последние пять лет модели “все в одном” — при необходимости такие седалища могли вырастить из себя небольшой стол, а также снабжались полным комплектом офисной аппаратуры. Над возвышением висела огромная голубоватая сфера — мультидисплейный терминал связи, предназначенный для проведения видеоконференций.
Весь этот суперсовременный антураж размещался в мрачноватом зале, использовавшемся в былые годы для фехтовальных тренировок господ гвардейцев. Стены и потолок, разумеется, очень тщательно отреставрировали, но общий архитектурный стиль остался тем же, что и двести лет назад. Кроме того, на стенах кабинета через небольшие промежутки висели портреты.
Настоящие, классической школы портреты — темные, в массивных золоченых рамах с вычурными завитками. Изображены на них были выдающиеся сыны Британии, в разное время отвечавшие за ее безопасность. Суровый Фрэнсис Уолсингам, блестящий генерал Джон Черчилль Мальборо, скромный адвокат Джон Терло, высокомерный Роберт Пиль… Даже неплохо разбиравшийся в английской истории Ки-Брас не мог с уверенностью назвать всех поименно. При этом последний портрет занял свое место на стене явно задолго до начала Второй мировой войны — по-видимому, позже традиция писать парадные портреты государственных деятелей понемногу сошла на нет.
“А старик неплохо смотрелся бы в компании этих динозавров, — в который раз подумал Джеймс, приближаясь по мерцающей винным цветом дорожке к серебристому столу дирек” тора. — Породистый профиль, тройной подбородок, густы$ брови… разве что бакенбардов не хватает”.
Эдвин Рочестер, девятый граф Корнуолл, пока не обращал на него особенного внимания. Голубая полусфера над его голог вой переливалась мягким радужным светом — директор Агентства с кем-то беседовал. За противоположным концом стол” сидел высокий, худой и стройный молодой человек в безупречном костюме-тройке от Харпера и Мосли — Гарольд Статхэм,-Пэлтроу из Департамента внешних связей.
Ки-Брас остановился в пяти шагах от возвышения — так, чтобы не попасть в поле зрения объективов и не мешать видеоконференции. Зашел за спинку одного из полупрозрачных кресел и оперся на нее локтями — вполне естественный жест для только что вернувшегося из сложной командировки и смертельно уставшего оперативника.
Свет, струящийся из-под голубоватой полусферы, стал немного тусклее — видимо, собеседник отключил связь. Визирь плавно развернул свое кресло и кивнул Ки-Брасу.
— Привет, Джеймс, мне сказали, что ты вернулся. Ты очень кстати. Поднимайся, примешь участие в беседе.
Ки-Брас поднялся на возвышение, которое на жаргоне Агентства называлось “капитанским мостиком”, и прошел сквозь радужный занавес. Сэр Эдвин небрежным жестом указал ему на кресло.
— Присаживайся. Мы с Гарольдом как раз собирались с тобой кое-что обсудить.
Гарольд Статхэм-Пэлтроу принадлежал к тому сорту людей, которых Джеймс определял как самовлюбленных ничтожеств, а Деймон Джилз в простоте своей называл понтярщиками. В активе этого тридцатитрехлетнего красавца с чеканным римским профилем и смоляными саксонскими кудрями значились пятнадцать поколений предков, принадлежавших к самым знатным родам Британии, а также безупречная генетическая карта. Статхэм-Пэлтроу умел обворожительно улыбаться и произносить бессмысленные, но абсолютно необходимые в любом светском разговоре полуфразы, что-нибудь типа: “Видишьли, старина…”, “Полностью с тобой согласен, дружище, но…”, “Как говорил мне давеча герцог Мальборо…” — и все это с таким выражением лица, что Сократ, учивший мудрости в Садах Академии, рядом с ним показался бы просто валяющим дурака комедиантом. Эти редкостные способности, выделявшие Гарольда Статхэма-Пэлтроу из серой массы грубоватых и тяжелых в общении сотрудников Агентства, стали своего рода реактивными двигателями его карьеры. Сэр Эдвин Рочестер, назначенный директором Агентства в результате сложной многоходовой интриги в Комиссии ЕС и правительстве Ее Величества Елизаветы III, сразу же обратил внимание на приятного молодого дипломата, подвизавшегося на вторых ролях в Департаменте внешних связей, безошибочно признав в нем человека своего круга. Не прошло и трех лет, как Гарольд стал начальником одного из отделов, а затем и заместителем директора Департамента. В круг его обязанностей, насколько знал Джеймс, входили контакты с национальными спецслужбами, такими, как Министерство безопасности Североамериканской Федерации, Аналитический Институт Великого Израиля и Информационно-исследовательское бюро Корпоративной Японской Империи. В определенном смысле Статхэм-Пэлтроу оказался на своем месте — он постоянно общался с иностранными коллегами, ездил на какие-то совещания и без устали трепал языком. Выигрывало ли от этого Агентство — бог весть, но Джеймс давным-давно решил для себя, что война с терроризмом ничем не отличается от настоящей войны — дело делают солдаты и боевые офицеры, а штабные шаркуны, хоть и едят даром свой хлеб, неизбежны, словно корабельные крысы.
— Привет, Джеймс, старина, — сказал Гарольд, приветствуя его обворожительной улыбкой. — Говорят, ты сегодня вернулся из Кореи?
— На вашем месте, босс, я бы издал приказ о смертной казни за болтовню, — хмуро заметил Джеймс, проигнорировав его приветствие. — Кого ни встретишь, все знают, куда и зачем я ездил.
Визирь с важным видом поднял указательный палец.
— Гарольда поставил в известность я сам. Какие новости от нашего китайского друга?
Меньше всего Ки-Брасу хотелось рассказывать об этом при Статхэме-Пэлтроу, но выбора ему не оставили.
— Продавец Дождя сдал нам цепочку наркоторговцев, переправляющих товар из района “золотого треугольника” прямо в зону Ближнего периметра Есть веские основания предполагать, что этот канал используется людьми Подполья для подготовки крупномасштабной диверсии…
Ему не понравился взгляд Рочестера — слишком благодушный, слишком ироничный. Слишком неадекватный ситуации.
— Я подготовил подробный отчет о встрече, сэр, вот он. — Ки-Брас осторожно протянул Визирю крошечный циркониевый цилиндрик. — Но, если сразу перейти к выводам, то я считаю совершенно необходимым отправку в зону Ближнего периметра оперативной группы для проверки сведений нашего агента и предотвращения возможного теракта. Боюсь, что время работает против нас, сэр.
— Блестяще, старина. — Гарольд так и лучился радостью, и это тоже не нравилось Джеймсу. — Ты просто блестяще поработал с этими корейцами .. или китайцами, что не так уж принцит пиально И я бы полностью согласился с тобой, дружище, но, ви” лишь ли…
Ки-Брас даже не посмотрел в его сторону. Формально Статхэм-Пэлтроу стоял на ступеньку выше его на иерархической лестнице, но сейчас это ничего не значило. Джеймс пришел к Визирю и ждал ответа от Визиря. А Визирь почему-то молчал.
— Похоже, ты немного поторопился, — продолжал между тем Гарольд. — Угроза диверсии действительно существует, больше того, она и вправду связана с зоной Ближнего периметра, тут ты совершенно прав, старина. Но боюсь тебя огорчить> Подполье здесь ни при чем. Совершенно ни при чем!
Тут наконец вступил в разговор и директор:
— Мы сломали хребет Подполью, уничтожив “Гавриила”. У нас есть агентурные данные, что вчерашний захват готовился больше года и стоил террористам колоссального напряжения сил. Да, они рассчитывали опустить нас на колени, но просчитались, поставив все на одну карту. Теперь о Подполье можно забыть по крайней мере на несколько месяцев, если не лет. После таких нокаутов быстро не поднимаются…
— В результате блестящей операции, проведенной сегодня ночью сэром Эдвином… — сказал Статхэм-Пэлтроу. И больше ничего не сказал.
Рочестер попытался сдержать довольную улыбку.
— Ну, я ведь там был не один. Норман Иглбергер, генерал Матцер — старые, закаленные в боях ветераны, надежные и бесстрашные.. Мы вместе держали щит, если можно так выразиться. Правда, решение принимал действительно я и кнопку нажимал именно я…
“Еще бы, — подумал Джеймс. — Кризисный председатель Совета Наций и командующий космическими войсками просто стояли и смотрели, как ты будешь выкручиваться. Железный старик Иглбергер, герой Войны Возмездия, один взгляд которого смертоносней любой плазменной пушки, и легендарный Вильгельм Матцер, создатель Внешнего Щита. Никаких сомнений, что именно они и подготовили план операции по уничтожению “Гавриила”. А потом, чтобы не брать на себя ответственность в случае неудачи, почтительно предложили нажать красную кнопку единственному затесавшемуся в их компанию дилетанту…”
— Я уже слышал об этом, сэр, — вежливо сказал он. — Вы действовали крайне решительно, сэр.
В глубине души Визирь, конечно же, понимал, что для подчиненных ему профессионалов он навсегда останется штатским выскочкой, бюрократом и назначенцем. Поэтому скупая похвала Ки-Браса достигла своей цели — Рочестер взглянул на него куда более благосклонно, чем минуту назад. Иронии у него во взгляде тоже немного поубавилось.
— Думаю, ты не станешь спорить с тем, что после столь сокрушительного разгрома Подполье можно не принимать всерьез. Тем не менее угроза безопасности объекту “Толлан” существует, это нам известно доподлинно. Именно об этом мы и говорили сейчас с Гарольдом…
— Введете меня в курс дела, сэр?
— Позвольте мне, — снова вмешался Статхэм-Пэлтроу. — В конце концов, все это дело — от начала до конца — раскручивал именно я.
— Рассказывай, Гарольд, — кивнул Визирь. — Только покороче — времени у нас действительно мало. Сегодня меня ждут в Букингемском дворце…
Только теперь Джеймс обернулся к заместителю директора Департамента внешних связей. Тот улыбнулся ему широкой дружелюбной улыбкой, словно и не заметив столь демонстративного пренебрежения.
— Ну, если в двух словах, старина… Где-то год назад мы обратили внимание на группу под названием “Ангелы Нодд” — ручаюсь, ты никогда и ничего о них не слышал. Группа не то чтобы новая — скорее долгое время находившаяся в законсервированном состоянии. Это довольно немногочисленная секта, объединяющая наиболее рьяных поклонников Хьюстонского Пророка, знаешь, как те католики, что стараются быть святее самого папы. В нее входит с десяток довольно влиятельных военных и политических деятелей Федерации, обладающих кое-какими возможностями… далеко не безграничными, к счастью. Уже несколько лет они разрабатывают план уничтожения объекта “Толлан” — не самой Стены, а людей, которые за ней находятся. Им, видите ли, завещал разобраться таким образом с погаными язычниками сам Иеремия Смит.
— Когда завещал? — поинтересовался Ки-Брас. — Между первым и вторым взрывами в Куала-Лумпуре?
— Смешно, — сказал Статхэм-Пэлтроу. — Ты, конечно, мог об этом никогда не слышать, но речь идет об апокрифической Серой книге Смита, комментариях к его Исправленной Библии Церкви Господа Мстящего. “Ангелы Нодд” постоянно ссылаются на ее текст. Так вот, там четко указано, что истинной целью возведения Стены, отделившей богоизбранное человечество от Детей Каина, является не изоляция Детей, а их тотальное уничтожение. Выжечь скверну — вот как выражался Пророк. Именно это “Ангелы” и собираются сделать.
— Каким же образом они собираются уничтожить два мили лиарда человек? Запустить за Стену чумных крыс ?
— Вряд ли, старина. — Гарольд посмотрел на Ки-Браса с плохо скрываемым сожалением. — Постарайся понять — мы говорим об очень серьезных вещах. Они настроены… м-м, как бы лучше выразиться… ну, скажем, как религиозные фанатики. Как своего рода камикадзе. Предположительно у них есть некая очень мощная технология, с помощью которой можно достаточно легко уничтожить даже не два, а двадцать два миллиарда человек. Не думаю, конечно, что они станут уничтожать столько, но побочные эффекты могут быть ужасающими. Просто ужасающими. Ну так я продолжаю?
Джеймс молча кивнул. Визирь словно бы ненароком бросил взгляд на старинные часы в дубовом футляре, висевшие над дверью кабинета.
— По нашей информации, они собираются приурочить свой теракт к празднику Большого Хэллоуина… Надеюсь, ты помнишь, что должно произойти через два дня и откуда будет дан старт самой большой прогулке в истории человечества?
— Уничтожить Стену? — перебил его Ки-Брас. Его наконец-то проняло. Не может быть, чтобы и Тонг толковал об этом, подумал он, хотя если разобраться, то почему нет? Мир, в котором обитают террористы, похож на заброшенные ветки метрополитена — темные коридоры пересекаются друг с другом, образуя многоуровневые лабиринты, затерянные в них люди блуждают впотьмах, не зная, с кем сведет их судьба в следующей галерее…
— Вместе с теми, кто за ней заперт, — педантично уточнил Гарольд.
— Серьезная угроза, не правда ли? К тому же в последнее время мы слишком сосредоточились на акциях, проводимых Подпольем. Между тем Подполье сегодня — слабое, разобщенное на несколько десятков фракций аморфное подобие бывшей грозной организации. Да, вчера они решились осуществить захват лайнера, и им это, к сожалению, удалось. Но, как совершенно справедливо заметил сэр Эдвин, резервы Подполья оказались исчерпаны этой операцией на долгие годы вперед. А между тем существуют силы, обладающие куда более серьезным потенциалом и совершенно выпадающие при этом из поля зрения наших спецслужб…
Последовала пауза. “Это плевок в мою сторону, — подумал Ки-Брас. — Слишком сосредоточились, видите ли… Да что ты знаешь о Подполье, щенок? Ты и живых террористов-то видел только в сетевых новостях, не иначе… Стоп, стоп, спокойнее… Представь, что ты играешь в покер, на руках у тебя неплохой стрит, а партнер все время удваивает ставку, причем похоже, что он нагло блефует… Самое главное в этой ситуации — сохранять невозмутимое лицо. Рано или поздно мы вскроемся”.
— “Ангелы Нодд” как раз из таких. К счастью, сэр Эдвин по достоинству оценил опасность, исходящую от этих фанатиков, и приказал взять их в разработку. Конспирация у них на высоте, но некоторое время назад нам удалось абсолютно безошибочно вычислить агента, который должен был сыграть ключевую роль в уничтожении объекта “Толлан”.
— Можешь назвать имя, — кивнул Визирь, когда Статхэм-Пэлтроу сделал очередную ораторскую паузу. Улыбка директора, обращенная к Джеймсу, словно призывала порадоваться за успехи его любимца.
— Им оказался некто Филипп Барнард Карпентер, помощник Роберта Фробифишера по связям с общественностью. — Гарольд дотронулся до сенсорной панели и вывел на голубой купол объемный портрет агента. Лет сорока — сорока пяти, аккуратный, светловолосый, с холодными глазами англосакса, Карпентер походил скорее на бухгалтера, чем на религиозного фанатика, но Джеймс на своем опыте убедился, что по внешнему виду о таких вещах судить невозможно. — Первоначально предполагалось, что он будет сопровождать босса на базу “Асгард” во время церемонии Большого Хэллоуина — эти умники в Совете Наций решили, что кнопку должен нажать именно Фро-бифишер. Ну да ты, наверное, слыхал об этом, старина.
— Кем предполагалось? — сухо спросил Ки-Брас.
— Это просто само собой подразумевалось. Ближайшие доверенные лица из аппарата Высокого представителя всегда присутствуют на таких мероприятиях.
— Такое мероприятие проводится впервые в истории человечества, Гарольд. Именно поэтому я и спрашиваю — кто внес фамилию Карпентера в список лиц, приглашенных на Большой Хэллоуин на базу “Асгард”?
Статхэм-Пэлтроу сморщился так, словно проглотил сырую лягушку.
— Не имею понятия. Разумеется, эта информация у нас есть… но неужели, ради всего святого, ты считаешь ее такой уж принципиальной ?
Джеймс позволил себе усмехнуться.
— Ты рассказываешь мне об операции, Гарольд, или мне показалось? Так вот, в оперативной работе не бывает мелочей. Любая щепка может оказаться принципиальной, когда придет время. Это ведь твоя первая самостоятельная операция, дружище?
Заместитель директора Департамента внешних связей начал медленно наливаться краской. Краснел он как школьник — с ушей, и Джеймсу на какое-то мгновение стало жаль этого лощеного выскочку. Но тут в разговор вмешался Визирь:
— Операция “Ханаан” с самого начала находилась под моим личным контролем, Джеймс. Конечно, отдельные недочеты имели место, но кто из нас не допускает ошибок? Затронутый тобой вопрос, безусловно, важен, однако, как я уже говорил, время поджимает, поэтому не будем отвлекаться на частности. Продолжай, Гарольд.
— Итак, после того как нам удалось установить агента, мы очень осторожно вышли на связь с Фробифишером и предупредили его — в общих чертах, разумеется, — о возможной двойной игре Карпентера. Он был шокирован, но роль свою сыграл как по нотам. Еще одна проблема заключалась в том, что мы не могли напрямую потребовать от военной администрации усиления режима охраны в зоне Ближнего периметра — если бы агенты “Ангелов” про это разнюхали, это могло бы их спровоцировать… ну, ты понимаешь! Тогда мы просто слили в СМИ тщательно рассчитанную дезинформацию о готовящихся атаках террористов на объект “Толлан”, и администрация встала на уши. Теперь попасть на базу стало значительно сложнее, чем в хранилище американского золотого запаса в Форт-Ноксе. Воспользовавшись этим как предлогом, предупрежденный нами Фробифишер сумел убедить своего пиар-менеджера, что его место — вместе с большей частью его журналистского пула на объекте “Б”. Тоже, в общем, достаточно близко к Стене, но, по крайней мере, не у самого сердца ее энергетической системы…
Объект “Б” был кодовым обозначением базы ВВС Совета Наций в двадцати милях от Стены. Туземное название — Бакыр-лы — оставалось непроизносимым для большинства цивилизованных людей, поэтому в обиходе ее именовали просто объектом “Б”.
— Нейтрализовать Карпентера в этих условиях несложно, — заметил Ки-Брас. — Но у этих ваших “Ангелов” наверняка имеется в запасе резервный план, и хорошо еще, если один. Серьезные люди никогда не будут ставить все на единственную карту. Агентов может оказаться несколько… нет, их наверняка несколько. Вы ведь установили только одного, правда?
— Со стопроцентной вероятностью — да, — нехотя признал Гарольд. — Однако мы вели постоянное наблюдение за Карпентером в режиме “муравейник”, и это принесло свои плоды. Нам удалось установить, что руководитель “Ангелов”, с которым он поддерживал связь, находится где-то в окрестностях Хьюстона. Кроме того, позавчера вечером Карпентер провел ночь в мотеле с личным референтом Высокого представителя Совета Наций Даной Янечковой. К сожалению, точно сказать, о чем они говорили, мы не можем, поскольку комната мотеля оказалась защищена от прослушивания.
“Ого, — подумал Ки-Брас. — Неплохие возможности у этих фанатиков, если они способны прикрыть комнату в мотеле от плотного аудиовизуального контроля в режиме “муравейник”. Обычно данные о тех, кого Агентство помещало “под колпак”, добывались через Империум — эта сеть могла снимать информацию даже с обыкновенной электропроводки, не говоря уже о системах связи. Закрыться от Империума в городских условиях было невероятно сложно — на какое-то время эту проблему помогал решить разве что наногель, которым сам Ки-Брас пользовался вчера утром в Сеуле.
— Вы подозреваете каждую девицу, с которой вздумается повеселиться Карпентеру? — небрежно спросил он.
— Янечкова не просто девица, — нетерпеливо вмешался сэр Эдвин. — Дело в том, что она в любом случае будет сопровождать босса на базу “Асгард”, и тут мы почти ничего поделать не можем…
— Что значит — “почти ничего”?
— Ну, мы могли бы каким-либо образом нейтрализовать ее до отлета на базу, но это почти наверняка деморализовало бы Фробифишера. Ведь про Янечкову мы ему ничего не сообщали…
— Она вообще появилась в списке фигурантов только после этой ночи в мотеле, — добавил Статхэм-Пэлтроу. — Мы прокачивали ее, но никакой информации на нее не поступало… Обыкновенная девица, славянского происхождения, довольно примитивная…
— То есть вы предполагаете, что она — скороспелка? — спросил Джеймс. В кабинете воцарилось слегка недоуменное молчание. Гарольд был похож на школьника, открывшего учебник по математике и обнаружившего в нем не формулы и задачки, а голопостер с обнаженной Сюзи Уизерспун. На лице сэра Рочестера отражалась титаническая работа мысли — он явно пытался припомнить, что означает использованный Ки-Брасом термин, и столь же явно терпел в этом деле неудачу.
— Скороспелка? — произнес наконец Визирь задумчивым тоном. — Что ж, исключать такую вероятность нельзя…
Ки-Брас сделал вид, что молча согласился с ним.
— Скороспелкой мы называем человека, завербованного без подготовки, экспромтом, — пояснил он, обращаясь к Гарольду. — Такое иногда случается… и в краткосрочных операциях скороспелки способны причинить значительно больше неприятностей, чем хорошо подготовленные агенты, которые, как правило, подчиняются определенному алгоритму. Что ж, в вашем списке уже двое. Кто-нибудь еще?
— К сожалению, нет. “Ангелы Нодд” — на редкость хорошие конспираторы.
— Террористы всегда ловко конспирируются. Это не оправдание.
— Короче говоря, ситуация сложная. — Визирь побарабанил пальцами по панели терминала, выводя на купол карту Центральной Евразии с нанесенным на нее пульсирующей черной линией контуром Стены. — “Ангелы Нодд”, вероятно, будут действовать в разных местах, благо территория объекта “Тол-лан” это позволяет. Но приоритетной для них, разумеется, остается база “Асгард”, где сосредоточено управление всеми энергетическими системами Стены. Именно поэтому я принял решение сыграть на опережение — отправить туда оперативную группу, которая должна будет предотвратить теракт независимо от того, где и когда противник попытается нанести удар.
— Великолепно, сэр, — сдержанно отозвался Ки-Брас. — Двадцать минут назад я предлагал вам именно этот вариант. Дайте мне оперативную группу и допуск “ред шифт”, и я принесу вам головы террористов на золотом блюде, как какая-нибудь Саломея.
Статхэм-Пэлтроу беспокойно оглянулся на Визиря, наткнулся на его благосклонный взгляд и нервно улыбнулся Джеймсу.
— Это моя операция, Ки-Брас, — сказал он дрожащим от напряжения голосом. — Я ее начал, я вел ее все это время, мне ее и заканчивать.
Джеймс смерил его удивленным взглядом и повернулся к директору.
— Гарольд прав, мой мальчик, — благодушно прогудел сэр Эдвин. — Он вел “Ангелов” почти год… под моим постоянным контролем, разумеется.
“И установил одного-единственного агента противника, — прокомментировал про себя Джеймс. — Потрясающе эффективная работа”.
— Сегодня утром я подписал приказ о формировании оперативной группы для работы в зоне Ближнего периметра, — продолжал Визирь. — Общее руководство группой — мое, в оперативно-тактическом плане группа подчиняется Гарольду Статхэм-Пэлтроу. Группа вылетает в зону Ближнего периметра сегодня в шесть вечера — таким образом, она опередит прибывающую на базу “Асгард” делегацию Совета Наций почти на одиннадцать часов. Все необходимые разрешения, включая допуск “редшифт” для руководителя группы, получены непосредственно из секретариата Совета Безопасности. Четко сработано, не правда ли, Джеймс?
Ки-Брас ответил не сразу. Он всегда гордился своим умением держать удар, но этот получился каким-то уж слишком предательским, подлым — как если бы боксера, увлеченного схваткой с противником и уверенного в победе, огрели сзади железным ломом. С того момента, как он покинул Чжуан-до, его мозг постоянно работал, выстраивая контуры будущей операции, прокручивая различные варианты действий, собирая цельную картинку из подброшенных Продавцом Дождя разноцветных кусочков мозаики. Кое-что — но далеко, далеко не все — Джеймс записал на циркониевый кристалл, лежавший сейчас перед сэром Эдвином. О Басманове, например, в отчете не говорилось ни слова. Теперь Джеймс мог порадоваться такой предусмотрительности — вот только радоваться ему совершенно не хотелось.
При всех прочих условиях Визирь не должен был отказать ему в проведении операции. Не мог отказать. Не имел права. Продавец Дождя продал Джеймсу слишком опасную информацию. Случись в зоне Ближнего периметра хотя бы попытка теракта, любая внутренняя инспекция неминуемо вытащит на свет божий отчет Ки-Браса и начнет задавать недоуменные вопросы: как же так, вас предупреждали, называли имена, цифры — а где реакция? По всему выходило, что Визирь обязан поддержать его идею просто из чувства самосохранения. В этой ситуации совершенно не обязательно было сообщать ему о том, что где-то в окрестностях “Толлана” обретается легендарный Зеро. Одиннадцати контейнеров с непонятным содержимым с лихвой хватало для того, чтобы санкционировать охоту на крыс по всей зоне Ближнего периметра. А то, что об истинной цели этой охоты осведомлен только сам руководитель операции, лишь увеличивает ее шансы на успех. Джеймс хорошо помнил, с чего началась цепочка неудач, закончившаяся постыдным провалом в Каракасе, — с его хвастливой докладной тогдашнему директору Агентства о намерении поймать Влада Басманова. На этот раз он такой ошибки не допустит…
И вот теперь выяснилось, что Визирь играет в свою собственную игру, совершенно не собираясь воплощать в жизнь планы начальника Одиннадцатого отдела. А его проходной пешкой должен стать Гарольд Статхэм-Пэлтроу.
— Превосходно, сэр, — медленно произнес Ки-Брас. — Надеюсь, ваши друзья из Совета Безопасности не имеют отноше” ния к этим “Ангелам Нодд”.
— Безусловно, нет, — снисходительно отозвался Визирь. — Проверка лояльности отдельных политических деятелей, так или иначе задействованных в подготовке Большого Хэллоуина, была одной из основных задач “Ханаана”. Именно поэтому я поставил Гарольда во главе операции: нам ведь пришлось тесно сотрудничать с национальными спецслужбами, а подобное сотрудничество — материя деликатная. До сего дня он прекрасно справлялся, и я не вижу причин, чтобы не доверить ему проведение заключительного этапа операции.
— Я благодарен вам за то, что вы сочли возможным так глубоко посвятить меня в тему вашей разработки, — продолжал Джеймс, стараясь, чтобы голос его звучал как можно ровнее и безэмоциональнее. — Полагаю, я должен составить рапорт о проведенной беседе с агентом и не откладывая пройти проверку в мнемохирургической службе… Разрешите идти, сэр?
Эдвин Рочесгер мог не слишком хорошо разбираться в тонкостях оперативной работы, но в подковерных боях без правил он, безусловно, был чемпионом. Поэтому он мгновенно среагировал на произнесенную скучным официальным тоном фразу своего подчиненного, которая подразумевала вот что: “Если вы отстраняете меня от разработки раскопанного мной материала, то помимо моего отчета, предназначавшегося лично вам, я напишу еще и рапорт, копия которого уйдет в мнемохирургическую службу. И при случае с помощью этого рапорта вас крепко возьмут за задницу”. Кустистые брови Визиря медленно поползли к переносице, отчего его лицо сразу же приняло озабоченно-начальственное выражение. Джеймсу пришло в голову, что шеф скопировал эту мину с одного из портретов своих предшественников.
— Не спешите, Ки-Брас… Как вы полагаете, для чего мы столь детально рассказывали вам об операции “Ханаан”?
— Не имею представления, сэр, — по-прежнему бесстрастно ответил Джеймс. Теперь, после того как он сделал свой ход, можно было немного поиграть в тупого служаку. Во всяком случае, помогать Визирю придумывать себе оправдание он не собирался. — Вероятно, у вас имелись на то веские причины.
“Ничего у тебя не было, старый индюк, — подумал он. — Просто ты хотел лишний раз похвастаться победой над террористами, а заодно допустил достаточно серьезную утечку информации… пусть даже и в кругу лиц, допущенных к конфиденциальным материалам…”
— Разумеется. Зона Ближнего периметра формально находится в ведении вашего отдела. Вы же курируете всю Азию, не так ли?
— Совершенно верно, сэр.
— Мне много говорили о вас как о лучшем в Агентстве специалисте по этому региону. Не так ли, Гарольд? С этой минуты вы подключаетесь к операции “Ханаан”, Ки-Брас. Письменный приказ мы оформим позже.
Судя по ошеломленному лицу Статхэма-Пэлтроу, решение Визиря оказалось для него полной неожиданностью. Однако у него хватило выдержки, чтобы не ввязываться в спор, — он даже нашел в себе силы, чтобы кивнуть, подтверждая, что полностью согласен с сэром Эдвином.
Джеймс не слишком любил собак, но делал исключение для бультерьеров, которых уважал за способность не разжимать челюсти до окончательной победы над противником.
— В каком статусе, сэр ? — спросил он деревянным голосом, чувствуя себя таким вот бультерьером.
Сэр Рочестер побарабанил кончиками пальцев по терминалу.
— Ну, скажем, в статусе консультанта. Что скажете, Гарольд?
Прежде чем Статхэм-Пэлтроу успел раскрыть рот, Джеймс сказал:
— Со всем уважением вынужден отказаться. Консультант — фигура абсолютно номинальная, к нему обращаются, если захотят, но обычно его никто не слушает. Я предлагаю задействовать систему “двойного ключа”.
На этот раз Гарольд не выдержал:
— Неприемлемо, сэр Эдвин! Я не подвергаю сомнению профессионализм Ки-Браса, но делить с ним руководство операцией не намерен. Не обижайтесь, дружище, но вы с вашим маниакальным стремлением видеть всюду убийц из Подполья можете поставить под удар весь “Ханаан”…
Джеймс повернулся к нему с холодной улыбкой на лице.
— Каким же образом, позвольте узнать?
— У вас абсолютно нет воображения! Вы зациклились на маргиналах, не желая видеть реальную угрозу! Вы полагаете, Подполье — единственная организация, представляющая опасность для мирового порядка?
— Успокойтесь, Гарольд! Вы не хуже меня знаете, что представляет собой Подполье на самом деле. Тот факт, что террористы всего мира собрались однажды на съезд и провозгласили свой Кровавый Интернационал, еще не говорит о существовании единой организации. Именно поэтому Подполье нельзя недооценивать — с одной-то конторой мы с божьей помощью управились бы…
Его снисходительный тон окончательно выбил Статхэма-Пэлтроу из колеи — впрочем, именно этого Джеймс и добивался.
— Бросьте, старина, — сказал он тоном, каким говорят на скачках о шансах лошади взять забег. — Признайтесь лучше, что не можете простить им тот взрыв в Париже. По-человечески это очень понятно, но в нашем деле может только повредить.
Кровь прилила к лицу Ки-Браса, и на мгновение все вокруг окрасилось в тревожные багровые тона. “Успокойся, — скомандовал он себе, — ты же хотел взбесить щенка — у тебя это получилось. .. даже лучше, чем ты предполагал…”
— Я полагаю, вы отдаете себе отчет в том, что только что сказали, — произнес он, когда в глазах снова посветлело. Слова упали в гулкую, опасливо замершую тишину. — Могу только посоветовать вам никогда больше не говорить ничего подобного, Гарольд, для вашего же блага.
“Какая же я сволочь, — подумал он отстранение. — Лили, милая, неужели я дожил до того, что использую саму память о тебе как тактическую уловку в игре с дураками? Лили, если ты видишь меня, если ты слышишь меня, прошу, не смотри и не слушай… хотя бы сейчас”.
Каким бы индюком ни казался время от времени сэр Рочестер, он, безусловно, был умным человеком. Джеймс мог бы держать пари, что сейчас он мысленно костерит своего любимца, используя далеко не дипломатические выражения. Гарольд действительно подставился по-глупому — теперь Ки-Брас мог с полным основанием зачислить его в разряд своих врагов, а иметь такого врага, как начальник Одиннадцатого отдела, означало нажить себе слишком много проблем. Сэру Эдвину оставалось лишь признать, что этот раунд закончился в пользу Джеймса, и попытаться как-то сгладить ситуацию.
— Прошу вас извинить нашего коллегу, Ки-Брас. — Голос Визиря заметно подрагивал. — Уверен, он не имел в виду ничего дурного. Итак, вы предлагаете использовать принцип “двойного ключа”?
Джеймс помедлил минуту, представляя, как челюсти бультерьера все сильнее смыкаются на мягком горле противника.
— Настаиваю на нем, сэр. Однако я не намерен отбирать у Гарольда его лавры и не претендую на руководство всем личным составом. С меня довольно, если в моем распоряжении будут находиться несколько сотрудников Одиннадцатого отдела. Собственно, имена я могу назвать уже сейчас.
— Зачем тогда “двойной ключ”? — Статхэм-Пэлтроу послал шефу умоляющий взгляд. — Не проще ли вам считаться моим заместителем с самыми широкими полномочиями?
— Потому что я не хочу, чтобы вы командовали моими людьми, — сухо ответил Ки-Брас. — И, кроме того, я предпочел бы, чтобы решения по ходу операции принимались согласованно. Мне кажется, сэр Эдвин, это разумное требование. У меня за плечами двадцать лет полевой работы. Откровенно говоря, я вообще не понимаю, как вы собираетесь проводить сложнейшую операцию, имея в своем багаже только бесконечное “бла-бла-бла” с дармоедами из национальных спецслужб…
Это, разумеется, было уже чистой воды хамство. Но офицер и джентльмен, оскорбленный до глубины души другим офицером и джентльменом, имеет право на некую толику тщательно вымеренного хамства.
— Я побеспокоился об этом, — заверил его Визирь. — Заместителем Гарольда назначен Данкан Кроу. Старина Данкан совсем неплох, когда дело касается силовых методов, так что на долю Гарольда останется тонкая интеллектуальная работа… но, полагаю, вы отлично дополните друг друга.
“Еще и Кроу, — подумал Ки-Брас. — Спору нет, Кроу хорош, когда надо покрошить в капусту бригаду федаинов, захвативших телецентр, или ликвидировать снайпера, засевшего где-нибудь в мертвой зоне, но страшно даже подумать, что такой великоленный инструмент может натворить в руках самоуверенного болвана вроде Статхэма-Пэлтроу”.
— О, это меняет дело, сэр, — сказался. — Сколько всего человек планировалось задействовать в операции?
— Четырнадцать. Администрации, разумеется, будет предписано оказывать группе всяческую поддержку, хотя я предпочел бы, чтобы мы справились без посторонней помощи. Однако в случае необходимости вы всегда сможете использовать местных головорезов из Истребительных отрядов — они, конечно, уступают нашим специалистам, но зато их совершенно незачем беречь. Вы что-то говорили про людей из Одиннадцатого отдела, Джеймс?
— Всего четверо, — Ки-Брас кивнул на циркониевый цилиндрик. — Я предполагал использовать десять человек, но не вижу никакого смысла раздувать личный состав сверх необходимого. Мне вполне хватит Аннабель, Лоренса, Сноуфилда и Деймона Джилза.
— Возникает одна проблема, — озабоченно перебил его Гарольд. — У нас просто физически не хватит времени на то, чтобы проверить их так же тщательно, как моих людей…
— Я ручаюсь за каждого из этих четверых, — надменно сказал Ки-Брас. — Незачем тратить время на пустяки. До вылета остается меньше восьми часов, и неплохо было бы подготовиться к операции.
Статхэм-Пэлтроу вновь беззвучно воззвал о помощи к сэру Эдвину, но тот искусно делал вид, что изучает какие-то данные на своем терминале. Джеймс решил воспользоваться деморализованным состоянием противника и добить его окончательно.
— Прошу прощения, сэр, — очень вежливо обратился он к директору, — памятуя о том, что вы приглашены в Букингем-ский дворец и со всей очевидностью будете очень заняты вечером… я взял бы на себя сме\ость настаивать на внесении изменений в письменный вариант приказа о проведении операции в зоне Ближнего периметра. Во избежание всевозможных недоразумений, сэр.
— Нельзя быть таким крючкотвором, мой мальчик, — кисло усмехнулся Визирь. — В конце концов мы все делаем здесь одно общее дело. Забирай свой приказ и убирайся. И выкинь из головы эту чушь насчет мнемохирургов •— все равно не успеешь пройти обработку до вылета…
— На это мне тоже понадобится ваше письменное разрешение, сэр, — невозмутимо сказал Джеймс. В глубине души он был очень доволен. — Непрохождение мнемохирургической проверки после контакта с агентом является грубым нарушением устава, сэр.
“А не перегнул ли я палку? ” — подумал он, глядя, как наливается кровью короткая толстая шея сэра Эдвина. На мгновение ему показалось, что девятый граф Корнуолл сейчас заорет: “Вон отсюда!!!” — и швырнет в него чем-нибудь тяжелым. Ничего подобного, к счастью, не произошло. Визирь молча протянул ему плотный листок зеленоватого пластика с голографической виньеткой личной подписи директора Агентства и так же молча махнул рукой в сторону двери. Джеймс принял листок, щелкнул каблуками, отдал честь и, развернувшись, пошел к выходу из кабинета. Портреты провожали его задумчивыми взглядами.
— Ну, мистер Ки-Брас, — поинтересовалась миссис Фор-рестхилл, — не лишились ли вы головы либо других жизненно важных частей тела? Сдается мне, львы нынче не в духе…
— Они подавились, — сообщил ей Джеймс. — Синтия, дорогая, будь так любезна, обрати внимание, какого цвета будет физиономия молодого Гарольда, когда он покинет кабинет шефа. Меняю эту информацию на выигрышный билет на завтрашнее дерби.
— Странно слышать такие посулы от человека, ни разу не выигравшего на скачках суммы крупнее шиллинга. Но из необъяснимого расположения к вам, юноша, я, так и быть, пришлю сообщение вашему виртуальному секретарю.
Покинув миссис Форрестхилл, Джеймс поднялся по застеленной красным бархатом лестнице на третий этаж и по длинному сводчатому коридору прошел в дальнее крыло здания, где располагались личные комнаты сотрудников Агентства. У Ки-Браса была небольшая двухкомнатная квартирка в Челси, но большую часть времени он, как и другие оперативники, проводил на работе и зачастую оставался ночевать в казармах. За последние двое суток Джеймсу удалось немного поспать лишь в кресле страта Сеул—Лондон, так что мысль о мягкой, застеленной чистейшим бельем кровати казалась ему весьма соблазнительной, но позволить себе такой роскоши он, разумеется, не мог. “После Большого Хэллоуина возьму отпуск, — решил Ки-Брас, открывая дверь старомодным железным ключом, — уеду в Шотландию, заберусь в горы и первые три дня буду тупо отсыпаться в маленьком домике у реки…”
Он разделся, скинув пропахшую потом рубашку и помятые брюки прямо у порога (неизгладимое, должно быть, впечатление произвел его внешний вид на сэра Рочестера и его фаворита Гарольда), стянул плавки и прошлепал босыми ногами в ванную.
Помедлил секунду у панели управления — из месячного резерва воды оставалось еще целых сто семьдесят литров, и непохоже было, что он успеет израсходовать их до конца октября. Ионный душ — штука, разумеется, полезная, но нет ничего приятнее бьющих по коже тонких струек настоящей воды. Тем более что вряд ли в зоне Ближнего периметра представится возможность принять ванну.
Когда он втирал в короткие черные волосы прозрачный гель биовиталайзера, часы, лежавшие на стеклянной полочке над умывальником, сказали голосом Софи:
— Босс, миссис Форрестхилл просила передать, что известное вам лицо имело оттенок молодого шпината. Занести сообщение в долговременную память?
— Пожалуй, не стоит, — фыркнул Ки-Брас. — Пошли ей тот билет, который мне проспорил Деймон на прошлой неделе. И, кстати, напомни, как сейчас оценивают шансы Бриллианта на завтрашних скачках?
— В букмекерских конторах Корпорации на него принимают ставки в среднем шесть к одному, — немедленно ответила секретарь. — В частных лавочках разброс побольше — от трех до семи к одному. Аналитики Клуба Фаворитов считают, что Бриллиант может победить завтра во втором заезде с вероятностью около восьмидесяти двух процентов. Вы уверены, что хотите расстаться с этим билетом, босс?
— Там, куда мы отправляемся, он мне не понадобится. Посылай не раздумывая.
— Снова в дорогу, босс? Данные последнего медицинского осмотра говорят о том, что вам требуется по крайней мере недельный отпуск.
— Очень трогательно. — Джеймс выкинул пустой тюбик из-под геля в раструб утилизатора и взялся за бритву. — Не забудь напомнить об этом секретарю сэра Эдвина, когда мы вернемся в Лондон в следующий раз.
Ультразвуковой станок приятно холодил кожу. Джеймс, не торопясь, несколько раз провел бритвой от подбородка к виску и обратно, пока от выросшей за сутки щетины не осталось даже воспоминания. Он мог ввалиться небритым и в мятом костюме в кабинет к Визирю — в конце концов, начальству даже полезно иногда видеть, что некоторые сотрудники работают на износ, — но никогда не позволял себе показаться неопрятным перед подчиненными. Выкроить пятнадцать минут, чтобы привести себя в достойный джентльмена вид, можно даже перед концом света.
В дверь постучали. Джеймс завернулся в полотенце и, оставляя на пластиковом полу мокрые следы, вышел в прихожую.
Теоретически казармы Уэльской гвардии относились к числу самых безопасных мест на планете, но сотрудникам Агентства по борьбе с терроризмом не стоит расслабляться даже у себя дома. Особенно у себя дома. В старинной притолоке двери, ведущей в комнаты Ки-Браса, пряталась вполне современная система внешнего контроля. Поэтому, открывая дверь, Джеймс уже знал, кого он за ней увидит.
— Послушайте, старина, — сказал Гарольд Статхэм-Пэлт-роу, вернувший себе прежний светский лоск, — мне чертовски неудобно отрывать вас от вашего туалета… но, по-моему, нам следует кое о чем поговорить.
— То есть? — сухо спросил Ки-Брас. Он стоял на пороге, загораживая проход, не оставляя гостю ни малейшей надежды на то, что его пригласят войти.
— Насчет “двойного ключа”… Понимаете, Джеймс, я, безусловно, ценю ваш опыт и умение ловить террористов, но здесь на карту поставлена моя репутация. Я готовил эту операцию почти год, посвящал ей все свое время — и тут являетесь вы и с ходу получаете равный статус… Согласитесь, у меня были причины вспылить.
— По-моему, я уже имел возможность предупредить вас, Гарольд. Вы намерены продолжить обсуждать эту тему?
— Нет, — поспешно отозвался Статхэм-Пэлтроу, — нет, прошу прощения. Я хотел предложить вам — если, разумеется, такой вариант покажется вам приемлемым — не могли бы вы не афишировать перед личным составом — я имею в виду как ваших, так и своих людей — тот факт, что мы с вами руководим операцией совместно? Принципу “двойного ключа” это не противоречит, поскольку в процедуру принятия решений все равно вовлечены лишь три человека — вы, я и сэр Эдвин. В свою очередь, я предоставил бы вам и вашим людям полную свободу действий и не донимал бы мелочными придирками. Вы удивитесь, Джеймс, если узнаете, каким я могу быть отвратительным занудой — не зря же я учился на юриста!
Ки-Брас смерил его снисходительным взглядом.
— Я не собираюсь ничего афишировать, Гарольд. Хотите считаться полноправным хозяином “Ханаана” — считайтесь себе на здоровье. Мне нужно совсем немного: чтобы вы не принимали важных решений, не посоветовавшись со мной, и чтоб не путались у меня под ногами, когда придет время ловить крыс. Ну и, разумеется, мне нужен допуск “ред шифт”.
— А он-то вам зачем? Господи, сэр Эдвин по первому требованию организует из Лондона такую поддержку, что любые допуски потеряют всякое значение!
— Тогда отдайте мне ваш допуск, — любезно посоветовал Джеймс. — За ненадобностью.
— Ну, разумеется, я не хочу сказать, что он не понадобится вовсе, — не стал спорить Гарольд. — Но кого, черт возьми, вы собрались там арестовывать? Генерала Ховарда?
— А вот об этом вы узнаете в скором времени, Гарольд. — Джеймс поправил соскальзывавшее с узких мускулистых бедер полотенце. — Что ж, если это все, что вы хотели мне сказать, считайте, что мы договорились. А теперь вы позволите? Мне нужно переодеться.
— Разумеется. — Статхэм-Пэлтроу поспешно отступил на шаг в глубь коридора. — Благодарю, Ки-Брас, это очень благородно с вашей стороны. Если хотите, я могу посетить инструктаж, который вы будете проводить сейчас в своем отделе. Возможно, на некоторые вопросы будет легче ответить мне…
— Не сомневаюсь, — сказал Ки-Брас. — Однако пока в этом нет необходимости. Спасибо за предложение, Гарольд. Будет неплохо, если вы пришлете мне основные наработки по “Ханаану” , чтобы мне не пришлось отрабатывать ложные версии.
— Черт, — Статхэм-Пэлтроу скорчил удрученную физиономию, — мне правда очень неудобно, Ки-Брас… Дело в том, что большая часть данных по этой операции защищена кодом “Го-морра”. Дать разрешение на знакомство с ними может только сам сэр Эдвин…
— Ну так попросите сэра Эдвина. — Джеймс автоматически бросил взгляд на запястье, но часы с безотказной Софи остались лежать в ванной комнате. — Впрочем, я и сам могу это сделать, чтобы не загружать вас лишней работой.
— Боюсь, ничего не выйдет, старина, — с показным разочарованием развел руками Гарольд. — Сэр Эдвин покинул Агентство и отключил канал связи. Вы же понимаете — прием в Бу-кингемском дворце требует некоторых приготовлений…
“Ну вот я и в нокдауне, — хмуро подумал Джеймс. — Разумеется, какой-то резервный канал связи с Визирем действует, только никто мне его не выдаст — никто, включая Синтию, которой совсем ни к чему наживать себе неприятности. А лезть в документы, закрытые “Гоморрой”, не имея под рукой программы-антидота, — развлечение для малолетних хакеров. Которым, впрочем, в этом случае не грозит превратиться в хакеров великовозрастных. ..”
— Что ж, — невозмутимо сказал он, — в таком случае мне придется в основном полагаться на вашу склонность делиться профессиональными секретами. Полагаю, у нас будет время обсудить эту проблему в полете.
— Конечно, — кивнул Статхэм-Пэлтроу, разочарование которого выглядело теперь куда более естественным. — Я рад, что мы пришли к соглашению, а еще больше тому, что не держим друг на друга зла. Вы ведь не держите на меня зла, дружище?
Он протянул Джеймсу руку. Ки-Брас сымитировал встречное движение, но оставшееся без присмотра полотенце тут же скользнуло вниз, и ему пришлось перехватить его на полпути. Ладонь Гарольда повисла в воздухе.
— Что ж, не буду вам мешать. — Заместитель начальника Департамента внешних связей сделал вид, что не заметил неловкости. — Увидимся вечером!
Он повернулся и зашагал по коридору, высоко подняв голову и расправив плечи. Ки-Брас задумчиво смотрел ему в спину.
“Я не держу на тебя зла, мальчик, — мысленно ответил он на вопрос Статхэма-Пэлтроу. — Это было бы слишком большой честью для тебя. Ты обыграл меня с кодом “ Гоморра”, но если бы не поддержка Визиря, никакого проигрыша не было бы. Ты почти украл у меня мою операцию, но я не позволил тебе украсть ее целиком… Ты оскорбил мои чувства к Лили… но сделал это лишь потому, что тебя заставил я. Нет, ты не заслуживаешь ненависти, по крайней мере, не моей ненависти. Но если ты начнешь мне мешать — мешать по-настоящему, — я убью тебя. Хотя бы за то, что, глядя на тебя, я теперь всегда буду вспоминать о том, что использовал память моей возлюбленной, чтобы добиться выигрыша у такого ничтожества, как ты…”
Он повернулся и захлопнул за собой дверь.