Глава 6. Крепость Таку

Я стоял на восточной стене Южного форта номер два и смотрел через бинокль на идущую по реке китайскую грузовую баржу под парусами, которые казались алыми в лучах заходящего солнца.

— Что там, Тимофей Васильевич? — поинтересовался у меня поручик Станкевич, который пытался рассмотреть судно невооружённым глазом.

— Я думаю, на этом корыте оставшиеся в живых китайские солдаты с северных фортов. Вернее всего, с помощью рыбачьих лодок захватили эту посудину и попытаются на ней прорваться вверх по реке. Самоубийственный, конечно, шаг, но как говорится «смелость города берёт». Мы-то сегодня форты взяли, а сил у нас было в два раза меньше, чем у противника.

— Судно идёт уверено. Прилив и ветер попутный. Может и получится у них проскочить мимо фортов, а там, не доходя Тонгку, высадятся на берег и соединятся со своими, — задумчиво произнёс поручик.

— Вы, имеете виду те китайские войска, о которых говорил Хаторри-сан?

— Да, господин капитан. Если там действительно семь тысяч солдат и сорок орудий, нам будет несладко.

— Сдюжим, Сильвестр Львович. Вояки из китайцев, скажем так, слабоватые. Вспомните, как они впереди собственного визга улепётывали с северных фортов к морю…

Произнося эти слова, я мысленно пробежался по тем событиям, которые произошли за сегодняшний день после захвата форта номер четыре.

Оставив в Северо-Западном форте наших английских и немецких союзников, мы вместе с японцами, буквально на плечах бегущих китайцев ворвались в Северный форт. Бегству китайцев способствовали несколько мощных взрывов на Южном форте, которые вызвали там пожары. Видимо, рванули склады со снарядами. Кроме того, увидев взвившийся над фортом номер четыре британский флаг, канонерские лодки под громкие и радостные крики матросов снялись с якорей и направились вниз по реке ближе к её устью. Канонерки пошли все, кроме «Гиляка», который, как потом узнали, получил множество повреждений и потерял четверть экипажа убитыми и ранеными.

Северный форт мы взяли, можно сказать, без единого выстрела. Двигаясь двумя штурмовыми колоннами вдоль насыпи над подземной галереей, соединяющей форты, увидели, как гарнизон форта номер один, как и перебежавшие из форта NW китайцы, не дожидаясь нашего подхода, бежали со стен прямо в море. В связи с отливом, оголившим на большое расстояние устье Пэйхо, китайские солдаты пытались удрать, как можно дальше по побережью. Кстати, многие из них завязли в густом иле и потом утонули, накрытые приливом, который начался после трёх часов ночи, но был ещё слабым на момент бегства.

Пока русские и японцы штурмовали Северный форт, германцы и англичане, освоившись в форте номер четыре, открыли оттуда огонь из захваченных орудий. Теперь уже точно и не скажешь — чей выстрел, германцы утверждают, что стрелял их австрийский комендор, моряки ссылаются на снаряд с «Бобра», но этот выстрел стал «золотым», как говорят на флоте. На Южном форте от него рванул большой погреб боеприпасов и начался сильный пожар. После этого взрыва огонь южных фортов прекратился, а уцелевшие от взрыва китайцы бросились бежать в сторону Таку и городка Сику, но попадали под пули пулеметов Максима, которые безостановочно стучали на марсах «Гиляка», а также огонь из пулемётов, скорострелок и шрапнель других канонерок, вставших на якорь перед Южным фортом. Позже, днём, когда из оставшихся в живых и сдавшихся в плен китайцев сформировали похоронные команды, на этом пути бегства собрали больше трехсот трупов солдат из Поднебесной.

Десант, сформированный из моего, германского и австрийского отрядов, на лодках, миноносцах переправили через Пэйхо. Как я отметил для себя, практически ровно в шесть ноль-ноль были заняты оба южных форта. Русские флаги российский и Андреевский, которые нёс погибший стрелок Ткач были водружены на самом мощном Южном форту номер два. Германцы и австрийцы водрузили свои стяги на Прибрежном форту номер три. Японский флаг был до этого водружён вместе с нашим на Северном, а к британскому «Юнион Джек» на форте номер четыре присоединился итальянский. На пятый форт сил десанта не хватило. В четырех гарнизонах фортов было по сто пятьдесят-двести человек.

Когда переправлялись через реку, повезло столкнуться с лейтенантом Бахметовым, корабль которого участвовал в переправе. От него узнал, что наши миноносцы ночью не бездействовали. Сначала номерные собачки «Двести три» и «Двести семь» вместе с британскими контр-миноносцами «Fame» и «Whiting» захватили четыре китайских дестройера- истребителя, стоявших около адмиралтейства Таку. Истребители миноносцев были взяты без боя. После первых же выстрелов с «Fame» и «Whiting» китайские моряки оставили свои суда и бросились на берег. Англичане, взяв добычу на буксир, оттащили их в Тонгку.

В это время командир «Двести третьего» лейтенант Славинский с командою матросов с обоих русских миноносцев занял китайское адмиралтейство и поднял на нем Андреевский стяг. Это был первый русский флаг над захваченным объектом противника во время этого конфликта. Большой плюшкой при захвате адмиралтейства стало то, что в одном из его сухих доков стоял на ремонте китайский минный крейсер. Неплохой такой приз водоизмещением в тысячу сто тонн, построенный «по английским чертежам». Судовые механизмы и оборудование импортированы из Великобритании, вооружен кораблик тремя стодвадцатимиллиметровыми скорострелками Круппа, некоторой мелочью и четырьмя торпедными аппаратами. Заведовать этими мастерскими и доками, было поручено мичману Редкину, который хорошо говорил по-китайски.

Лейтенанты Эшапар и Бахметов в это время на своих миноносцах наблюдали за китайским крейсером «Хай Тен», чтобы атаковать его немедленно, если тот предпримет враждебные действия. После ночного дежурства, так и не дождавшись движухи от китайских моряков, приняли участие в перевозке десанта через Пэйхо для занятия южных фортов.

Комендант Таку генерал Ло Юнгуань до последних сил отстаивал вверенную ему крепость. Видя свое бессилие, генерал Ло по долгу китайского военачальника, проигравшего битву, «принял золото». Это особый китайский метод самоубийства высших чиновников при помощи золотой фольги. Заключается он в том, что приговорённый помещает тончайшую золотую пластинку на ладонь или на рот и вдыхает ее. Фольга закупоривает горло, и человек в мучениях задыхается. Добровольный уход из жизни — аналог японского харакири и происходит на глазах нескольких мандаринов, которые отправляют потом наверх доклад. Такой смертью генерал Ло Юнгуань спас честь и обезопасил свою семью от гнева императора. Об этом мне любезно поведал Николай Иванович, чей миноносец «Двести пятый» несколько раз за этот день причаливал к нашему форту номер три.

После захвата Южного форта, я как-то автоматически стал его комендантом, и навалилось столько проблем, что мама не горюй. Уже через час на немецком паровом катере мне был доставлен приказ от капитана первого ранга Добровольского, в котором Кирилл Романович настоятельно требовал в кратчайшие сроки привести это укрепление в порядок и быть готовым отразить нападение противника. Форт не сдавать!

В порядок нашу маленькую крепость привели в течение пары часов, только из-за того, что захватили достаточное количество пленных, да я ещё пару отделений солдат отправил в Таку и Сику, откуда они пригнали ещё с сотню китайцев. Форт канонерки обстреляли солидно. Бетонные стены внутри были побиты, имели вмятины и дырки, будто в сыре. Несколько орудий были повреждены, но, слава Богу, новые Круппа и Армстронга, хоть и имели пробития в защите, но стволы и пушечные механизмы были целые.

Вдоль парапета, внутри двора валялись китайские стрелки и артиллеристы. Трупов было много. Некоторые без головы, рук, ног, обгоревшие. Многие мои солдатики при такой картине исполнили «оперу рыголетто в стиле харчметал». Не удержался от музыкального исполнения и подпоручик Янчис. Но я никого не осуждаю, потому что и сам еле сдержался при виде некоторых особенно страшных картин.

К обеду форт более-менее привели в порядок, убрав трупы и мусор. Разобрались с орудиями, боеприпасами к ним. При этом возникла большая проблема. Пушки были, а стрелять из них было некому. В остальных фортах в гарнизонах из матросов артиллеристы были, а у меня нет. И что делать с этим я не представлял. Бахметьев, который в очередной раз пристал к нашему форту, чтобы забрать раненых и убитых сообщил о потерях на наших канонерках. По сравнению с моим отрядом, они были просто ужасающими. Из моих стрелков погиб Ткач, а ранеными оказалась только сладкая парочка «Твикс». Честное слово, до сих пор не верю в такую удачу. А к морякам фортуна в этот раз повернулась филейной частью, хотя и не всем.

На «Бобре», со слов Николая Ивановича, несмотря на то, что он постоянно находился под огнём противника вместе с другими канонерками, плюс к этому, оспаривал «золотой» выстрел, который поднял на воздух главный пороховой погреб, после чего начался общий драп китайцев, никаких серьёзных повреждений не получил. Осколками снарядов пробило в нескольких местах рангоут, такелаж и пробило бортовой иллюминатор. Но ни убитых, ни раненых на лодке не было. И уже начала ходить среди моряков сказка о том, что во время всего боя на одной из рей «Бобра» сидели два голубя, улетевшие только после того, как орудия прекратили огонь. А это означало, что «Богородица своим покровом защитила „Бобр“, потому-то и убитых и раненых нет».

Остальным нашим канонеркам повезло меньше. На «Корейце» убито два офицера и девять матросов, двадцать морячков ранены. На «Гиляке» сильно обгорел лейтенант Титов, говорят, живого места не осталось. Убито восемь и ранено сорок восемь нижних чинов. Кондуктора Гурьева опознали только по боцманской дудке, от водолаза Злобина остался один уголь, а от марсового Янченко, вообще, не осталось и следа.

С учетом этих потерь, взять в ближайшее время где-то моряков-артиллеристов для орудий форта было нереально. Подумав, на миноносце Бахметьева сходил через реку в Северный форт к японцам. Капитан Хаттори, войдя в моё положение, расщедрился и выделил целых пять расчетов, и уже через час лейтенант Шираиши привёл одно стопятидесяти, два стодвадцати и два восьмидесятимиллиметровых на пехотных лафетах орудия Круппа в боевую готовность. Теперь у нас было чем встретить противника, кроме винтовок и десяти пулемётов.

После полудня крепость Таку посетили вице-адмирал Гильтебрандт и контр-адмирал Куржоль, которые в первую очередь побывали на своих кораблях. Французы отделались ночью, можно сказать легким испугом, в их «Lion» попало три снаряда и было ранено три нижних чина. Такая вот закономерность получилась. Из иностранных канонерских лодок больше всего пострадала немецкая канонерка «Iltis». Она получила шестнадцать попаданий снарядов, причём особенно пострадали мостик и штурманская рубка. Командир корабля Ланц был тяжело ранен, получил двадцать пять осколков и потерял ногу. Кроме него, были убиты один офицер и четыре нижних чина, четырнадцать ранено. В английский «Algerine» попало пять снарядов, было ранено два офицера и семь нижних чинов.

Адмирал Яков Апполонович при посещении наших канонерок благодарил команды за смелость и мужество во время ночного боя, побеседовал с каждым из раненых, кто был в сознании, также принял участие в службе по убиенным. Всех погибших, чуть позже предали волнам Чжилийского залива. Вряд ли, Козьма Ткач, житель города Винница мог себе представить, что над ним сомкнутся воды залива, рядом с устьем китайской реки Пэйхо. Трудно себе представить расстояние отделявшее его от места рождения до той точке на карте, где он нашёл свою смерть.

Посетил вице-адмирал Гильтебрандт и наш форт.

— Отряд, равняйс-с-сь! Смирно-о-о! Равнение на середину! — печатая шаг, дошёл до Гильтебрандта. — Ваше превосходительство, сводный отряд Двенадцатого Восточно-Сибирского стрелкового полка принял участие в боях за крепость Таку, им, совместно с союзными десантами, захвачены Северо-Западный, Северный и Южный форты. Потери составили: один стрелок убитый, двое раненых. Южный форт готов к обороне. Доложил начальник отряда Генерального штаба капитан Аленин-Зейский.

Дождавшись, когда адмирал повернётся к строю, сделал шаг вправо и развернулся к отряду, встав за левым плечом командующего эскадрой Тихого океана. Гильтебрандт, вместо того, чтобы поздороваться, не отрывая правую ладонь от фуражки, направился к правому флангу трехшереножного строя. Пройдя вдоль него, несколько затормозив перед строем японских матросов, вернулся в центр перед построением, после чего хорошо поставленным голосом, который можно было услышать и во время шторма, произнёс:

— Благодарю за службу, братцы!

— Рады стараться, Ваше превосходительство! — грянуло в ответ.

Японцы также рявкнули что-то по-своему, не уступая стрелкам.

— Вольно-о-о! — скомандовал адмирал, а я продублировал его команду.

— Капитан, а что тут делают японцы? — тихо спросил меня Гильтебрандт.

— Ваше превосходительство, у меня в отряде нет артиллеристов, а капитан первого ранга Добровольский приказал в кратчайшие сроки подготовить форт к обороне. С учетом потерь на наших канонерских лодках, я принял решение просить у союзников, с которыми брали северные форты, временно помочь с расчетами для орудий. Капитан Хаттори любезно предоставил своих подчинённых для пяти пушек. Теперь мы готовы противостоять любому противнику.

— Разумная инициатива, — задумчиво произнёс Яков Апполонович. — Что же, давайте познакомимся с нашими союзниками.

После этих слов адмирал направился к строю японских матросов. Подойдя к лейтенанту Шираиши, Гильтебрандт произнёс на французском языке:

— Господин лейтенант…

— Ваше превосходительство, — перебил я адмирала. — Прошу прощения, но лейтенант Шираиши не знает этого языка, но превосходно говорит на английском и немецком.

— Это не проблема, — произнёс Яков Апполонович, переходя на английский. — Я хотел бы высказать большую признательность, лейтенант Шираиши за ту помощь, которую вы оказываете нам. Российская империя этого не забудет!

— Ваше превосходительство, я, капитан Хаттори и много других воинов страны Восходящего Солнца имеют долг жизни перед Аленин-сан, поэтому мы готовы в любой момент отдать этот долг и наши жизни.

Адмирал удивлённо посмотрел на меня, а потом на Шираиши, своим внешним видом изобразив желание услышать объяснение. Японец это понял и продолжил.

— Во время атаки во дворе Северо-Западного форта, по нашему отряду должны были выстрелить два восьмидесятимиллиметровых орудия. Как позже выяснилось, они были заряжены шрапнелью. Если бы господин капитан не уничтожил расчеты этих пушек, многие наши воины погибли бы.

— И каким образом, господин капитан уничтожил солдат противника? — этот вопрос был задан уже мне.

— Ваше превосходительство, я использовал ружье-пулемёт. Двадцать штук я вёз в Приамурье к генерал-губернатору Гродекову для испытаний. Десять из них по распоряжению вице-адмирала Алексеева были переданы в сводный отряд нашего десанта.

— И как они себя показали?

— Мне очень понравилось, — ответил я, а Шираиши расцвел в улыбке, благо разговор продолжался на английском языке.

— Герман Яковлевич, — обратился адмирал к одному из офицеров в звании капитана первого ранга из своей свиты, который быстрым шагом приблизился к нам. — Внесите японских офицеров в наградные листы. И вам, господин капитан, рекомендую не затягивать с отчетом о бое и списком к наградам. На ваш отряд, как и для канонерок, также выделяю два ордена Святого Георгия четвёртой степени для офицеров, а для нижних чинов два Знака Отличия ордена Святого Георгия по вашему усмотрению и ещё четыре на весь отряд.

— Благодарю, Ваше превосходительство!

— С остальными наградами разберётесь сами, — с этими словами Гильтебрандт направился к своей свите. На этом осмотр форта закончился.

К моему сожалению, адмирал не заинтересовался ручными пулемётами. Как позже я узнал, его возмутил расход патронов к пулемётам Максим, который произошёл на «Гиляке». Если сравнить количество боеприпасов, которые сожгли пулемётчики на этой канонерке, и количество потерь от их огня, то можно было смело сказать, что морячки за максимами были явно криворукими и кривоглазыми.

Проводили высоких гостей и, наконец-то, пришло время приёма пищи. Полковой каптенармус Будаков оказался мастером на все руки. Обед, который приготовили под его руководством из трофеев продовольствия, которые нашлись в форте, оказался выше всяких похвал. Я не знаю, что это был за умелец из стрелков, но сваренный им плов просто таял во рту. Хорошие такие куски мяса, на сколько понял баранины, вместе с рисом, просто пролетали в желудок, еле успев смочиться слюной за пару жевательных движений. Всё-таки, почти восемнадцать часов без еды, тем более, горячей.

Закончив с обедом, который нам по-походному накрыли в одном из более-менее уцелевших помещений, видимо, бывшего штаба, офицеры благодушно расслабились. Станкевич и Янчис закурили папироски, а я с Шираиши мелкими глоточками пили чай из пиал, в который наливали его из солдатского котелка.

— Аленин-сан, насколько вкусно ваше блюдо под название плов, думаю, что мои моряки будут им приятно удивлены, настолько же ему не соответствует этот чай, — произнёс японский лейтенант, делая очередной глоток.

— Шираиши-сан, я знаю, как у вашего народа уважаема чайная церемония. Поверьте, русский народ тоже любит пить чай, но у нас это происходит несколько по-другому.

— Господин лейтенант, вы когда-нибудь пили чай из самовара? — вступил в разговор Янчис.

— Я слышал, что это какой-то саморазогревающийся большой чайник, но не видел его.

— Не знаю, получится ли, но лейтенант Бахметьев говорил, что у него на миноносце есть самовар. Если всё сложится, то можно будет попасть к ним в кают-компанию на чай, — вставил свои пять копеек Станкевич.

— Боюсь, простым чаем там не отделаемся, а адмиральский — это не саке, — усмехнулся я.

На мою фразу Станкевич и Янчис рассмеялись, а потом начали объяснять лейтенанту Шираиши, что такое адмиральский чай. Узнав все подробности морского чаепития, глаза японца стали несколько шире.

— Тимофей Васильевич, извините, но я предполагаю, что вы автор песни «Берега»? — неожиданно спросил Янчис.

— Скажем так, я её первым исполнил.

— Может быть, это сейчас не к месту, но солдаты нашли здесь русскую гитару. Даже не знаю, откуда она здесь взялась, но не могли бы вы исполнить песню, пока есть время?

— Пётр Александрович, действительно, это несколько неуместно, — произнёс я.

— Понимаете, я слышал различные варианты этой песни. Немного сам музицирую и пою. Очень хочется услышать того, кто написал эту песню. Мне очень надо, — произнёс подпоручик и мило покраснел.

«Кто сказал, что надо бросить песни на войне? После боя сердце просит музыки вдвойне!» — вспомнились мне слова «Маэстро» из замечательного и любимого мною фильма.

— Насколько понимаю, это «надо» имеет томный вид и коралловые губки? — улыбаясь, спросил я, увидев ещё больше заалевшие щеки Янчиса, продолжил. — Несите гитару, Петр Александрович.

Настраивая принесённый инструмент, подумал, что со дня смерти моей Дарьюшки почти четыре года не пел и не играл. Вспомнив мою «смелую птичку», которая со своей милой улыбкой будто встала перед моими глазами, начал.

Берега, берега — берег этот и тот,

Между ними река моей жизни.

Между ними река моей жизни течёт,

От рожденья течёт и до тризны.

Я пел и вспоминал самые прекрасные моменты нашей жизни с моей невенчанной женой. Вот она несёт мне нагретые от печи шерстяные носки, накрывает на стол, что-то рассказывая о прошедшем дне. Наши жаркие ночи. Пел и чувствовал, как тот стержень, который засел в сердце после того, как узнал о её смерти, начал постепенно рассасываться. Закончив песню, склонил голову, чтобы никто не увидел моих глаз. Первым среагировал Шираиши.

— Аленин-сан, я не понял ни одного слова из песни, но она прекрасна, — произнёс японский лейтенант, вставая и отвешивая поклон. — Вы замечательный поэт и певец. У вас большая душа!

Произнеся это и сделав ещё один поклон, сел на место.

— Насколько я понял, — осторожно начал Станкевич, — эта песня посвящается кому-то из ваших очень близких людей?

— Сильвестр Львович, могу сказать, я надеялся, что она станет моей женой. Но, один из террористов, который покушался на Его императорское высочество Цесаревича Николая, убил её. Живым я его не смог взять, он покончил с собой.

Янчис, неожиданно для всех всхлипнул и отвернулся, чтобы никто не смог увидеть его лица. Заметив заинтересованный взгляд японца, я произнёс.

Когда офицеры покинули помещение, я ещё несколько минут просидел, предаваясь воспоминаниям. Когда был приглашён цесаревичем в девяносто восьмом году на тезоименитство его долгожданной дочери Ольги, пересёкся с уже генерал-майором Свиты Его величества Ширинкиным. Евгений Никифорович, который постепенно подминал под себя все вопросы охраны Государя императора, перехватывая бразды от генерала Черевина, сообщил мне в доверительной беседе, что тот пансионат в Швейцарии они держат под колпаком, но попытка захвата «товарища Семёна» закончилась полным провалом. Тот покончил с жизнью, выстрелив себе в рот. Ещё один террорист-смертник, оборвавший ниточки к фигурам, финансировавшим европейское революционное движение.

Заграничная агентура с центрами в Париже и Женеве, отслеживающая каждый шаг эмигрантов-революционеров, по словам Ширинкина, была значительно усилена. Полную безопасность русским борцам за свободу по-прежнему гарантировала лишь территория Великобритании, куда российским спецслужбам вход был заказан.

Российская социал-демократическая рабочая партия не создана до сих пор. В прошлой своей жизни, будучи на пенсии, специально изучал данный вопрос по различным источникам, так как ещё в школе заинтересовался, точнее, задумался над вопросом, почему второй и третий съезды этой партии происходили в Лондоне? И тогда наткнулся на интересные факты, которые в учебниках по истории как-то особо не освещались. Вот что смог накопать.

В марте девяносто первого года будущий вождь мировой революции Володя Ульянов приезжает, чтобы продолжить обучение в университете в Петербург. В апреле он успешно сдает часть дисциплин, а в ноябре этого же года сдает экстерном экзамены и получает диплом первой степени. Владимир Ильич тут же использует его по назначению, устраиваясь помощником присяжного поверенного в Самаре. С июля девяносто второго он получает право на ведение судебных дел. В сентябре девяносто третьего вновь возвращается в Петербург, где дает юридические консультации и ведет судебные дела. Никаких великих и судьбоносных открытий Володя Ульянов в тот момент не делает, но всеми силами стремится выехать за границу. Но на каждое обращение в «компетентные органы» следует отказ. Вокруг протекают годы царствия Александра III. За окном порядок. Государственная машина работает как часы. Охранка и полиция жестко пресекали любую попытку создания опасных организаций. «Либеральных студентов и слушательниц высших женских курсов, к примеру, выслали из столицы только за то, что они шли с венком в погребальной процессии писателя Щелгунова, отличавшегося радикальными взглядами».

Но тут в январе девяносто четвертого года тяжело заболел Александр III. От этой болезни он так и не оправится. А в самый её пик летом, помощник присяжного поверенного Володя Ульянов написал свою работу «Что такое „друзья народа“». В ней Ленин намечал основные задачи русских марксистов. Основная задача — организовать из разрозненных кружков единую социалистическую партию. «Ленин указывал далее, что именно рабочий класс России в союзе с крестьянством свалит царское самодержавие», — это было прочитано мною в учебнике за десятый класс и в «Кратком курсе истории ВКП(б)».

Далее следует ещё один интересный факт, сразу после смерти Александра III вместо ареста Владимир Ильич получает загранпаспорт и весной девяносто пятого года выезжает в Европу, где встречается с Плехановым, Либкнехтом, Лафаргом и Аксельродом. Вернувшись в сентябре этого же года в Россию, организовывает «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», который потом и перерос в РСДРП, после первого съезда в Минске и двух последующих в Лондоне. А вы говорите: «запломбированный вагон, немецкое золото».

Сейчас обстановка была иной. Александр III продолжал царствовать. Володя Ульянов по данным на конец девяносто восьмого года занимается судебной практикой в Петербурге и имеет славу хорошего адвоката, не смотря на свою картавость. Особого контроля жандармов за ним, как за братом человека, покушавшегося на императора, никто не снимал. Про другого пламенного революционера по фамилии Джугашвили у Ширинкина интересоваться не стал. Эту личность сильно уважал в своей прошлой жизни. А с учетом того, что в мелочах здесь и сейчас многие вопросы значительно отличались от моей истории, решил промолчать, чтобы не повредить Иосифу Виссарионовичу.

Мои воспоминания были прерваны Будаковым, который озадачил меня проблемой, что делать с китайскими пленными солдатами и теми, кого привели из Таку и Сику. Если со вторыми всё было ясно — накормить и по окончании расчистки форта и прилежащей территории отпустить, то с первыми я не знал, что делать. Официально войны между российской империей и китайской не было, соответственно, не может быть и военнопленных. Вице-адмирал Алексеев, когда отправлял нас в этот поход, подчеркнул, что мы направляемся для борьбы китайскими бандитами, которые угрожают империи Цинн. Реально у меня сейчас почти сто пленных и около двадцати раненых солдат вице-короля северного Китая.

Решив, не заморачиваться, приказал накормить пленных и раненых, последним оказать медицинскую помощь, а после окончания трудотерапии разместить их в каком-нибудь уцелевшем здании форта под охраной. Доложу по команде Добровольскому, а тот пускай запрашивает, что делать у господ с погонами, на которых орлы.

Работы по наведению порядка ближе к вечеру были прерваны посыльным, который доложил, что на реке появилось подозрительное судно. Поднявшись на стену, где уже находился Станкевич, мы вместе с ним пытались понять, кто же пожаловал в гости.

— Господин капитан, — обратился ко мне подошедший Шираиши, — я думаю, это китайские солдаты, которые хотят прорваться вверх по реке.

— Шираиши-сан, у меня есть приказ капитана первого ранга Добровольского «отвечать выстрелом на выстрел». Сейчас по нам не стреляют, войны ни нашей империи, ни вашей, как и другим союзникам, китайцами объявлено не было. Но я не могу просто так пропустить данное судно. Ваши артиллеристы смогут положить снаряд перед носом данного корабля и заставить его остановиться.

— Да, господин капитан, — поклонившись, японский лейтенант направился к стопятидесятимиллиметровому орудию Круппа, где уже вовсю суетилась японская прислуга.

Через пару минут грохнула пушка, и по курсу парусной баржи встал столб воды. То ли рулевой испугался, то ли задумал такой манёвр, но корабль рыскнул на фарватере и, видимо, напоролся на мель, после чего встал. В этот же момент с баржи открыли ружейный огонь по форту.

Пригнувшись за небольшим парапетом наблюдательной площадки, где мы стояли вместе с поручиком Станкевичем и, заставив его сделать тоже самое, я громко крикнул японскому лейтенанту:

— Шираиши-сан, огонь на поражение…

Японец белозубо улыбнулся и буквально пролаял команду на открытие огня по кораблю.

Через десять минут всё было кончено. К нашему артиллерийскому огню присоединился Северный форт. Несколько попаданий и баржа запылала. С неё в воду посыпались китайские солдаты, которые почти все устремились к нашему берегу. Видимо, японский флаг, который развивался над укреплением напротив через реку, заставил их сделать такой выбор.

Глядя на выбирающихся из воды китайцев, я подумал: «Куда же я вас девать, млять буду? У меня скоро пленных будет больше, чем состав гарнизона! И чем я буду эту ораву кормить?»