Итак, отправляясь к первосвященникам, он держит в уме две мысли: во-первых, смерть Христа, во-вторых, стартовый капитал в новую жизнь. Но есть и третий мотив: он не вполне очевиден, но, если вчитаться, его можно разглядеть. И мотив этот — посмеяться. Точнее — поглумиться. Вообще, мне почему-то кажется, что Искариоту все это очень смешно. Быть может, его буквально душит хохот. Ад недаром назван «всесмехливым».

Ведь правда же — это очень смешно, та сумма, что звучит в его разговоре с первосвященниками. Тридцать сребреников — это не с потолка взятая цена, она имеет свое обоснование. Во-первых, это стоимость раба — самого обычного раба. Как забавно: продать и купить Того, Кого встречали как Царя, — как раба, как вещь! Мысленно представить Его своим рабом и сбыть с рук новым «хозяевам», у которых на этого «раба» совершенно определенные планы. Если вол забодает раба или рабу, то господину их заплатить тридцать сиклей серебра, а вола побить камнями (Исх. 21: 32).

Сатанинский черный юмор.

А во-вторых, эта сумма звучит в пророчестве Захарии, где ее называет Сам Господь:

И скажу им: если угодно вам, то дайте Мне плату Мою; если же нет, — не давайте; и они отвесят в уплату Мне тридцать сребреников. И сказал мне Господь: брось их в церковное хранилище, — высокая цена, в какую они оценили Меня! И взял Я тридцать сребреников и бросил их в дом Господень для горшечника (Зах. 11: 12, 13).

Это к тому, что Иуда отлично понимает, Кого он продает. А те, кому он Его продает, не понимают, потому что с ними Господь откровенных бесед не вел и душу им не раскрывал. Для них это просто цена раба.

«О, злодейский голос! О, безумное преступление! Трепещу, возлюбленные, когда помышляю об этом. Как вырвалось слово из уст? Как повернулся язык? Как душа не покинула тела? Как не онемели уста? Как не помутился рассудок?» ^[36].

Да вот не помутился, к сожалению.

Иуда отдает себе полный отчет в своих действиях, покорежена воля, не разум. Конечно, сатана так калечит его восприятие, что здравым умом назвать это невозможно. Но это добровольно избранное безумие.

* * *

…и он пошел, и говорил с первосвященниками и начальниками, как Его предать им. Они обрадовались и согласились дать ему денег (Лк. 22: 4, 5).

Тут стоит отметить, что слова «Его предать им» в этом отрывке не означают предательства как такового. Употребленный в греческом тексте глагол παραδω не несет никакого морально негативного оттенка: это не предать, а передать. В глазах властей Иуда подписывается не на нечистоплотное бессовестное деяние, а всего лишь на то, чтобы передать, выдать Христа первосвященникам и начальникам.

Сколько же платят власти за содействие? На что мог рассчитывать Искариот, получая тридцать сребреников?

Мы, конечно, сейчас не измеряем деньги ценой рабов, по этому признаку сложно понять, много Иуда получает или мало, были ли рабы бросовым товаром или ценились на вес серебра. Тем не менее некоторое представление о масштабах суммы получить можно.

Тридцать сребреников — это сто двадцать динариев. Приблизительно четырехмесячная зарплата тогдашнего простого сельского работника. Дневной труд в винограднике стоил один динарий, о чем нам рассказывает в одной из притч Сам Христос.

Динарий — совсем немного, так, один динарий стоил всего-навсего хороший огурец, или амфора галилейского оливкового масла, или несколько гроздей винограда. За четыре динария можно было приобрести самую простую одежду из мешковины, еще двадцать динариев пришлось бы выложить за талит — особое прямоугольное покрывало на голову, необходимое иудею при молитве. А вот первосвященнические одеяния Каиафы или Анны стоили немыслимо дороже — до двадцати тысяч динариев, то есть до пяти тысяч сребреников.

Представляете себе разницу?

Что еще можно было купить на сто двадцать динариев, кроме раба или нескольких смен недорогой одежды?

Например, быка — он стоил около ста динариев. Или пяток телят по двадцать динариев. Или целое стадо ягнят, которые продавались по четыре динария за штуку, при том, что взрослый баран шел за восемь ^[37].

Миро, вылитое Марией на ноги Христа, стоило ровно в два с половиной раза больше Самого Христа: триста динариев или семьдесят пять сребреников.

То есть, с одной стороны, получается, что тридцать сребреников — деньги не запредельно большие. Четыре «прожиточных минимума», негусто. Иуда на них явно не обогатится. Это действительно или некая «подушка безопасности» на первое время, пока он снова не встанет на ноги, вернувшись в среду, из которой выпал на три года, или возможность единовременной не очень крупной инвестиции.

Но, с другой стороны, это и не те деньги, которые платятся за одноразовую, не очень большую услугу. С чего это власти так расщедрились?

Выследить Христа мог, в принципе, любой мальчишка со двора Каиафы или Анны: Учитель особо не таится, и отыскать Его не так уж трудно. Даже и выслеживать особо не надо: Иисус часто ночует в доме Марфы, Марии и Лазаря, и это известно. Взять Его там или по пути туда — невелика проблема.

Но беда в том, что просто арестовывать Его бессмысленно. Им нечего Ему предъявить такого, что тянуло бы на смертный приговор. А на меньшее они не согласны, ибо, как и Иуда, ищут убить Его, а не просто вызвать на разговор в суде, чтобы потом извиниться и отпустить восвояси. Они же прекрасно знают, что Он остер на язык и за словом в карман не лезет. Такой суд запросто станет ареной их собственного позора.

И раз они аж «обрадовались» приходу Иуды и сразу согласились выдать ему «премию», значит, он не просто открыл им местонахождение Христа, а принес некую важную и ценную информацию. С тем незначительным нюансом, что совершенно лживую, но… цель оправдывает средства.

* * *

Лукавый свидетель издевается над судом, и уста беззаконных глотают неправду (Притч. 19: 28).

С большим удовольствием глотают, добавлю я. Они законники, а не разбойники с большой дороги. Они хотят осудить и убить Христа, но должны иметь для этого законное основание, и такое, чтобы Он не смог выкрутиться. Иначе проще было бы наемных убийц к Нему подослать.

И еще они получают роскошный предлог устроить тайное судилище, а не публичное, как полагается по Закону: все должно быть сделано быстро, очень быстро, этого требуют интересы страны и народа.

Иуда говорит им нечто такое, что в глазах Закона обрекает Христа на смерть. И это нечто очень весомое, что заставляет коэнов ^[38] изменить свой первоначальный план и договориться об аресте Христа до Пасхи. Хотя изначально они хотели арестовать Его после праздника.

За два дня до Пасхи собрались первосвященники и книжники и старейшины народа во двор первосвященника, по имени Каиафы, и положили в совете взять Иисуса хитростью и убить; но говорили: только не в праздник, чтобы не сделалось возмущения в народе (Мф. 26: 3–5).

Иуда их планы рушит и рассказывает им нечто, что заставляет коэнов пойти на риск возмущения в народе, лишь бы арестовать Христа до Пасхи.

Что он им мог наплести?

Он должен был убедить и священников среди них, и политиков, в первую очередь первосвященника Иосифа Каиафу и его тестя Анну. А Каиафа намного больше политик, чем первосвященник.

Скорее всего, он, во-первых, обвиняет Иисуса в богохульстве — это не сложно, если преподнести действительно сказанные Им слова под определенным углом. И тем более если поделиться с властями Его притязаниями на Богосыновство, озвученными в апостольском кругу. Во-вторых, вероятно, предупреждает, что на Пасху намечено восстание в Иерусалиме: а восстания Каиафа боится больше всего, и кровавая каша в городе, где на праздник собирается до миллиона человек, — его ночной кошмар. Единственная возможность предотвратить такой исход — нанести упреждающий удар и арестовать смутьяна. Времени осталось мало, говорит Иуда, надо действовать решительно и быстро.

Но у нас нет свидетелей! — говорят ему коэны. И их действительно нет — потом, на рассвете в пятницу, они будут судорожно искать хоть кого-нибудь, кто убедительно выступит против Христа.

Первосвященники и старейшины и весь синедрион искали лжесвидетельства против Иисуса, чтобы предать Его смерти, и не находили; и, хотя много лжесвидетелей приходило, не нашли… (Мф. 26: 59, 60)

Я буду вашим свидетелем! — по всей видимости, обещает Иуда. И для коэнов это неслыханная удача: человек из Его ближайшего круга согласен и готов свидетельствовать против Него. Есть чему обрадоваться! Ради такого они даже закрывают глаза на то, что Иуда — единственный свидетель, хотя, по Закону Моисея, их должно быть как минимум два. Может быть, Иуда обещает так повернуть дело на суде, чтобы заставить Христа Самого свидетельствовать против Себя — как оно и выйдет в реальности: самые тяжелые обвинения, с точки зрения законников, Он наговорил на Себя Сам. Тогда свидетелей в итоге будет два, а что один из них при этом будет обвиняемым — так всякое бывает.

Такая помощь стоит тридцати сребреников.

Они обрадовались и согласились дать ему денег; и он обещал, и искал удобного времени, чтобы предать Его им не при народе (Лк. 22: 5, 6).

Чтоб наблюдать все от начала до конца в первых рядах ^[39].