Глава 5
Двуречье

Азату не нравилась идея идти за монстрами. Он вообще считал, что не стоит преследовать того, кто может одним взмахом перерубить человеку шею так, что голова от удара перелетит через двухметровый забор. Особенно если они покрошили отряд из пяти вооруженных автоматическим оружием бойцов. И тем более, если цепочек треугольных следов было целых пять.

Еще один ствол «булатовцы» нашли в полусотне метров дальше по улице. Похоже, что он попросту свалился с трупа и твари не обратили на него внимания. Гораздо интереснее им было свежее мясо, а оружия, видно, и своего, природного, хватало.

«Калаш» подобрал Ершов. Деловито отсоединил магазин, дернул затвор и нажал на спуск. Автомат сухо щелкнул, а удовлетворенный этим боец забросил его за спину.

Короче, не только Азату удалось прибарахлиться. Еще и Баранов, как самый здоровый, теперь тащил на спине тяжелую армейскую рацию, которую переложил в свой рюкзак. Впрочем, сам башкир был уверен, что даже так Леха сможет идти всего лишь в два раза быстрее него.

А еще он был возмущен, что приходилось подниматься в гору. Хуже, чем это, для него испытания не было, разве что лестницы. Хоть он и был сильным и достаточно выносливым, что признавали все, включая товарищей по разведгруппе, подъемы ненавидел всей душой.

Скоро бойцы забрались на вершину холма, второй склон которого должен был заканчиваться у берега Ика, только вот реки видно не было: внизу все оказалось покрыто густым зеленоватым туманом.

Лейтенант жестом приказал отряду остановиться, стащил со спины рюкзак и вынув предмет своей гордости – двенадцатикратный полевой бинокль, принялся осматриваться.

– Что там, командир? – спросил Баранов, который никогда не славился особым терпением.

– Да не видно ни хрена, – ответил тот, не отрываясь от своего занятия.

Азат вспомнил про найденный у мертвого парня прицел, стащил со спины рюкзак, достал футляр, который до этого сунул в боковой карман, раскрыл и приложился к окуляру.

Четырехкратное увеличение было не самым сильным, но позволяло рассмотреть гораздо больше, чем невооруженным взглядом.

Только вот видно оказалось действительно мало. Зеленый туман оказался слишком плотным, а ориентиров не имелось – ни торчащих из пелены верхушек деревьев, ни линий электропередач.

Решив бросить бесполезное занятие, Азат оторвался от прицела и передал его Баранову, который чуть ли не подпрыгивал на месте от нетерпения. Правда, тот вернул прибор башкиру, как только удостоверился, что и через него ничего не понятно.

А вот четкие цепочки следов уходили вниз, где терялись из виду. Твари отправились в туман, они его помехой не сочли. Может, это был их дом?

– Заблудимся, – неуверенно проговорил Ершов.

– По азимуту пройдем, если что, как под землей, – возразил Шмель. – Только смысл соваться, там ведь берег дальше?

– Может быть, подождем? – предложил башкир. – Туман над рекой по утрам долго не держится обычно. Через полчаса развеяться все должно.

– Слишком уж он плотный, – пробормотал Лейтенант, продолжая вглядываться вдаль. – Что-то с ним не так.

Налетевший ветер на секунду разметал клочья плотной завесы в стороны. Азат вскинул к глазам прицел в надежде увидеть хотя бы противоположный берег нижнекамского водохранилища, и обомлел.

Огромного водного массива, который он помнил, больше не было. За неширокой полосой реки был виден противоположный берег – серо-зеленый, покрытый невысокими уродливо искореженными деревцами. В представлении Азата так выглядели болота, настоящих-то он никогда не видел.

И это болото было явно из тех, на которые не стоило «выходить в ночное время, когда силы зла властвуют безраздельно». Сейчас, под утро, лезть туда ему тоже совсем не хотелось.

Видение длилось всего с полминуты, потом непроглядная пелена тумана вновь затянула горизонт. Башкир упаковал прицел обратно в футляр, закинул рюкзак за спину.

Лейтенант наконец оторвался от бинокля и принялся упаковывать его.

– Короче, нет больше водохранилища, вытекло все. Успел увидеть вдалеке реку. Должно быть, Ик и Кама новые русла себе пробили, а между ними – болото. Видел заливы со стоячей водой, старицы. Деревья растут, косые и кривые. Вот тебе и Двуречье, – сказал он. – Дальше не пойдем, все равно через реку перебраться не получится, да и смысла нет. Будем возвращаться.

– Рыбы там полно, наверное, – мечтательно проговорил Баранов.

– Судя по всему, такая рыба сама тебя на закуску схарчит. К пиву, – ответил ему Шмель. – Представляешь, что в этой воде может быть, если облако с Челнов в ту сторону ушло? Да и сверху, с Урала могло натечь. И так тут долго торчим, давайте назад, пока твари не вернулись. Те у забора отбиться не смогли с прикрытыми спинами, а мы тут вообще в чистом поле, считай.

– Хрень какая-то, – пробормотал Ершов, сосредоточенно рассматривая экран радиометра. – Фон почему-то вверх попер.

– Приготовиться, – приказал лейтенант. – Похоже, твари идут.

Азат перехватил автомат на изготовку и принялся сосредоточенно оглядываться. В словах командира была логика, некоторые твари действительно жутко фонили. Из речных вспомнить он мог, правда, только «шарков» – безобидных мутировавших рачков, которых в переходах употребляли в пищу.

Панцири «шарков» не миновали излучения, тем более что на них какое только дерьмо не налипало, но мясо, особенно если хорошенько отмочить, было очень вкусным и практически безвредным. Настолько, насколько могло быть безвредным что-то порожденное свихнувшейся природой. Хрен знает, какие там содержались яды и токсины, но их ели и никто не умер.

Но уже через секунду башкир понял истинную причину повышения фона. Затянувшаяся пелена поползла вверх, и если пару минут назад она скрывала только подножие холма, на котором находилась группа, то сейчас под ней оказалась и большая часть склона.

– Туман верх пополз, командир, – сказал Азат, показывая вниз.

– Газы! – первым отреагировал Ершов, руки которого уже сами собой расстегивали клапан противогазной сумки. – Надевайте, надышитесь еще, потом легкие выхаркивать будете.

Башкир задержал дыхание, судорожно открыл сумку, вытащил из нее маску, расправил и натянул на лицо. Привычно выдохнул, выгоняя из противогаза зараженный воздух, снова огляделся и убедился, что не ошибся: туман действительно полз вверх, и уже через минуту должен был накрыть и их.

– Возвращаемся, нечего тут торчать, – сказал лейтенант. Хреновая переговорная мембрана хоть и искажала голос, но не лишала его командного тона. – Пойдем быстрым шагом, больше чем на метр не расходиться.

Группа двинулась вниз с холма. Азат надеялся, что туман не догонит их, но не успел отряд добраться до деревни, как это произошло. В последний момент командир взял азимут и сейчас они шли по нему, потому что никаких ориентиров видно не было.

Да вообще ничего видно не было: уже через пару метров все скрывала проклятая зеленоватая завеса. Казалось, протяни руку, и не сможешь разглядеть собственных ладоней.

Им уже приходилось однажды двигаться в таких условиях, пробираясь через катакомбы и канализации, прорытые под Челнами, пока город был еще жив. Только вот тамошняя темнота оказалась гораздо привычнее людям, которые последние двадцать лет провели в тускло освещенных подземных переходах. Тем более что она прекрасно разгонялась лучами фонарей.

Здесь же карманные источники света не помогали, их лучи бессильно гасли, отражаясь от миллиардов капель воды, висевших в воздухе. И даже на слух ничего понять было нельзя, потому что единственными звуками был шорох пожухлой травы под ногами да тяжелое дыхание людей в противогазах. В тумане могло прятаться все что угодно, и как бы лейтенант ни спешил, пришлось сбавить ход.

Они перебрались через поваленный металлический забор, и вокруг замелькали покосившиеся ограды и практически невидимые под слоем упавших листьев памятники. Деревенские татарские и башкирские кладбища всегда больше напоминали что-то вроде парков – по древним обычаям эти народы сажали на могилах деревья.

Потом, конечно, перестали. То ли запретили, то ли мода на массивные обелиски из мрамора и гранита взяла верх. На городских кладбищах деревьев почти нет.

Но это было из старых. Под ногами шуршали опавшие листья, а вертеть головой приходилось еще более интенсивно, чем обычно. Могилы появлялись из тумана и исчезали в нем же. Деревья и кустарники за двадцать лет превратились в почти непролазные заросли, все тропинки покрылись слоем густой травы.

Это, конечно, было лучше, чем проваливаться по щиколотку в кашу из чернозема, но идти все равно приходилось предельно аккуратно.

На секунду Азату показалось, что он видит силуэт монстра где-то впереди, но пару шагов спустя стало ясно, что это всего лишь будка кладбищенского сторожа. Приземистое строение из красного кирпича не выдержало гнета времени: крыша кусками провалилась внутрь, фанерная дверь вросла в землю, окно оказалось разбито веткой.

Тот десяток шагов, что отряд шел мимо сторожки, башкир держал на прицеле дверной проем. Но никто на них не бросился, кладбище оказалось совершенно безжизненным, каким ему и полагалось быть.

Вновь прикинув направление, командир свернул направо. Отряд двигался вдоль ряда заборов и закрытых ворот, казавшегося бесконечным. Бойцы старались слиться с заграждением, чтобы не привлекать лишнего внимания, а перекрестки пересекали бегом, озираясь по сторонам и торопясь вновь прижаться к очередному укрытию, особенно когда что-то мелькало в тумане.

Это напомнило башкиру крыс. Иногда до Войны, когда он под утро шел в ларек за сигаретами или перекусом, то видел, как эти грязно-коричневые грызуны перебегали дорогу, спеша добраться до своих логовищ в подвалах. Наверное, торопились закончить свои звериные дела, которыми занимались по ночам, пока больших и страшных людей не было на улицах.

Как и любой деревенский житель, крыс и мышей Азат ненавидел и побаивался, предпочитая лично расставлять ловушки на них во всех помещениях перехода. Но вот топить пойманных грызунов ему и в голову не приходило, он избавлялся от них другим способом. Топором.

Где-то крыс ели – почему-то их мясо практически не аккумулировало радиацию, но башкир чувствовал приступ тошноты от одной только мысли об этом. Если крысятина и присутствовала в рационе его семьи, то исключительно в виде рубленых котлет. С этим он еще мог смириться.

Но за последнюю неделю ему уже успели объяснить, что крысы на поверхности не представляют никакой опасности. Это в канализациях они волнами прут вперед, сметая все на своем пути. Зато всегда был риск, бродя по развалинам, провалиться в какой-нибудь подвал, где устроили свое логово грызуны. Но это была верная смерть.

Заборы вокруг исчезли, а под ногами снова был разбитый в хлам асфальт. Биюрган остался позади, Калмию и отряд разделяло не больше четырех километров. Единственное, что продолжало напрягать бойцов – это туман, который никак не желал рассеиваться.

С каждым шагом, отделявшим «Булат» от Аллахом проклятого Двуречья, Азат чувствовал уверенность, что все осталось позади. Для полного счастья ему не хватало только возможности стащить с потного лица проклятую резиновую маску и вдохнуть наконец полной грудью. Башкир уже успел привыкнуть к этой возможности, а местные запахи пьянили.

Они ведь не дышали свободно уже двадцать лет. Воздух, доступный им, был изгажен вонью человеческих тел и испражнений, готовящейся и уже испортившейся пищи, дымом папирос, в которые забито неизвестно что. Иногда опционально к этому букету присоединялись соленые кровавые нотки и горький аромат пороха.

Альтернатива, выбранная мародерами, была не лучше – привкус резины от маски и угля с металлом от фильтра. И сейчас, после полуторачасовой прогулки без противогаза, было до слез обидно лишиться возможности вдыхать этот упоительно свежий воздух.

– Фильтры, – тяжело прохрипел Ершов.

– Не рано? – так же задыхаясь, ответил лейтенант.

– Аэрозоль… – Боец делал большие паузы между словами. – Лучше перестраховаться.

Похоже, что все сейчас чувствовали себя не лучше, чем башкир. В целом это логично, марафоны были точно не их стихией. Борьба за существование в отравленном радиацией и боевыми вирусами Автограде предполагала другое: хапнуть, что получится, на спринтерской дистанции сбежать от несущейся по пятам смерти и нырнуть в безопасное нутро подземного убежища.

– Меняем, – согласился командир и перешел на шаг.

Азат сделал глубокий вдох и отсоединил фильтр от противогаза. Привычно сунул его в один из пустых карманов на разгрузке, вытащил свежую коробку, прикрутил к маске и замер.

Сейчас, когда тяжелое дыхание бойцов на мгновение стихло, башкир услышал вдали странный стук. Он быстро поднял указательный палец, сигнализируя остальным членам группы о замеченной возможной опасности, и вновь прислушался.

Звук напоминал дятла за работой, только вот не видели они в местных лесах ни одной птицы. А еще он навевал смутные ассоциации с тем стуком, с которым гвозди из пневматического молотка входят в массив сосны.

– Пулемет! – возбужденно проговорил Баранов. – В Калмии пулемет работает. Это что такое случилось?

– Напали на наших, что еще случилось, – проворчал Ершов. – Черт, знать бы только, люди или вот эти вот, «речные».

– На месте узнаем, – неожиданно резко ответил лейтенант. – Бегом марш.

И они рванули со всех ног. Азат не служил в армии, и в молодости ему не пришлось узнать, что такое бег в общевойсковом защитном комплекте в «резиновые» дни. Но, похоже, сейчас судьба-злодейка решила над ним жестоко поглумиться.

Уже через минуту башкир почувствовал, что задыхается. Еще после четырех десятков шагов Азату показалось, что легкие вот-вот разорвутся от недостатка кислорода. В глазах потемнело, поле зрения перекрыли пульсирующие черные пятна. Видимость и так была ниже средней из-за чертового тумана, а сейчас все только усугубилось. Окончательно добивали запотевшие стекла противогаза, хотя перед выходом из перехода он наклеил на них специальные пленки.

Стук сердца в ушах заглушал не только звуки стрельбы, но и топот товарищей по отряду. В глотке пересохло, жутко захотелось воды, но даже если конструкция ГП-5 и предполагала бы возможность подсоединения питьевой трубки, напиться на бегу все равно не получилось бы. Азат поклялся себе, что теперь, когда они покинули переход, он снова займется своей физической формой и начнет работать над выносливостью. Если, конечно, прямо сейчас не свалится на землю и не умрет от острого инфаркта миокарда.

Хотя, может, остальные члены группы и не заметят потери бойца? А его в бессознательном состоянии утащит какая-нибудь тварь вроде того же «речного»?

Почувствовав приступ паники, башкир заставил себя успокоиться, собраться и попытался дышать как можно глубже, насколько позволяли фильтр и клапаны противогаза. Но еще минуты через полторы пришло неожиданное облегчение.

Он не сразу понял, что произошло, когда воздух вокруг вдруг резко обрел прозрачность. Еще оказалось, что утренние сумерки отступили, а в свои права вошел относительно светлый день. Солнца, конечно, на небе не было видно из-за густых облаков, но это и к лучшему: не доверял башкир светилу, маленькие двойники которого превратили мир в радиоактивный пепел.

Когда до него дошло, что тумана вокруг больше нет, рука сама собой рванулась к лицу и стащила с него опостылевшую резиновую маску. Только сняв противогаз, Азат понял, что не стоило делать этого без приказа, но все остальные, включая и командира, последовали примеру башкира.

Ветер на бегу приятно холодил лицо, которое наверняка было таким же раскрасневшимся и потным, как и у остальных членов группы. Хотелось, конечно, вытереть стекающие со лба и заливающие глаза соленые капли, но было нечем. А прикасаться к лицу перчаткой, на которой вполне могли осесть частицы того тумана, башкир не хотел.

– Фон падает, – прохрипел Ершов. – Этот гребаный туман чертовски радиоактивен. Надо с костюмов частицы смыть. Хоть вениками смести.

– Потом, – ответил лейтенант. – Сначала добраться.

Азат внезапно почувствовал, что у него открывается второе дыхание. Он не знал, в чем дело – то ли сил ему придало то, что он избавился от опостылевшего противогаза, то ли появившаяся в поле зрения окраина Калмии. Может быть, вообще канонада, которую больше не заглушало расстояние.

Башкир не умел определять на слух оружие, из которого ведется огонь, но теперь отчетливо слышал и пулемет, и как минимум семь или восемь автоматов.

Похоже, прилив сил почувствовал не только он, потому что группа побежала быстрее прежнего. Азат вырвался вперед, спустился в овражек, высоко поднимая ноги, перебрался через ручей побежал дальше. Противогаз он надевать не стал, не решился сбивать темп. Ну что там пара сотых лишних бэр, когда речь идет о жизни жены и сыновей?

Перебравшись через невысокую оградку, он двинулся к уже видневшемуся зданию школы. Добежал до конца улицы, повернул и резко сбавил ход, вскидывая автомат.

Зрение выхватило уже знакомый треугольный след на обочине. А потом он увидел и мутантов, которые разделались с группой «крепостных» в Биюргане и решили полакомиться так неосторожно остановившимися на дневку беженцами с «Домостроителей».

Азат поднял голову и встретился взглядом с мутными рыбьими глазами твари. Она была огромной, метра три ростом и примерно два в ширину, во все стороны топорщились уродливые бугры и наросты на заросшем какой-то дрянью панцире. От груди отходило одиннадцать пар конечностей, самые верхние из которых заканчивались огромными клешнями. При желании ими вполне можно было откусить взрослому человеку голову.

Только вот обезглавил того беднягу мутант не клешнями. Тварь мотала во все стороны отходившими от морды, словно плетьми, усами. Один из них оказался покрыт бурой коркой запекшейся крови, практически не видимой на черном хитине.

Ладони, сжимавшие рукоять и цевье, мгновенно вспотели. Дыхание перехватило, прицел ходил ходуном. Казалось, что знакомые по Челнам «гопники» и «маугли» в подметки не годятся этому порождению радиоактивных болот. Азат заставил себя утопить спусковой крючок и высадил очередь гораздо более длинную, чем нужно, патронов на десять.

Пунктирная линия пулевых попаданий перечеркнула массивную грудь «речного», но, казалось, не причинила ему никакого вреда. Кусочки свинца бессильно застревали в толстом панцире.

Тварь удивительно быстро для такой громадины сорвалась с места, преодолела расстояние до башкира, который успел только еще пару раз утопить спуск, и ударила одним из усов.

Азат, к своему удивлению, успел отреагировать и с размаху плюхнулся на задницу, услышав над головой тонкий свист рассекаемого воздуха. Инстинктивно попытался отползти назад, представив, что будет, если монстр решит упасть на него сверху и раздавить, но рюкзак и трофейный автомат не давали ему этого сделать, стесняя движения.

Оставалось только стрелять. Он попытался прицелиться в морду мутанта. В этот раз очередь получилась короткой, но пользы принесла гораздо больше, чем предыдущая.

Одна из пуль угодила в мутный глаз монстра и с сочным шлепком расплескала его содержимое. Тварь забесновалась, забила конечностями во все стороны, размахнулась и обрушила один из усов на Азата, сверху вниз, будто саблей ударила.

Башкиру, которому вовсе не улыбалось оказаться разрезанным пополам, удалось перекатиться в сторону. При этом в локте, которым он приложился о гальку, что-то звонко щелкнуло, а в глазах на секунду потемнело.

Одновременно он рванул назад, но не успел – тварь схватилась одной из клешней за автоматный ствол, пытаясь то ли выдернуть стреляющую железяку из рук, то ли сломать ее к чертям собачьим.

От неожиданности Азат утопил спусковой крючок, выпустив все оставшиеся в магазине патроны. Клешня разжалась, пули размолотили место, где сходились ее членики.

За спиной послышался дружный залп из четырех стволов, и уродливая башка монстра взорвалась брызгами хитина и тухлого мяса, с ног до головы обсыпав башкира. Громадина, которой оказалось нечего противопоставить такому аргументу, покачнулась и стала медленно заваливаться вперед. Отпустив автомат, Азат стал усиленно работать руками и ногами, надеясь покинуть зону поражения до того, как тварь расплющит его.

Успел. От удара, казалось, содрогнулась земля. Башкир вскочил на ноги и попытался сменить магазин дрожащими руками. Не с первого раза, но это ему удалось.

Стрельба постепенно сходила на нет. Монстры, получив мощный отпор из десятка автоматов и одного пулемета, ретировались.

Азат подумал, что если бы он не рванул вперед, как сумасшедший, то, может, и не наткнулся бы на монстра, схватка с которым чуть не оказалась для него фатальной. Страх и адреналин отступили, и теперь башкир почувствовал дикий приступ стыда. Он даже на секунду пожалел, что на его лице нет противогаза, ведь тогда никто бы не увидел, как он краснеет.

Вгляделся в лица своих товарищей, спасших ему жизнь, и подумал, что на фоне багровых и потных от долгого бега лиц мужиков его собственное особо выделяться не должно.

Лейтенант посмотрел в глаза башкира, и в этом взгляде читалось многое. Азат уже успел приготовиться к заслуженному взысканию, может, к паре нарядов вне очереди, но командир только помотал головой и попросил:

– Не делай так больше, пожалуйста.

И все, будто забыл об этом.

Ершов подошел к туше «речного» и принялся замерять ее дозиметром. Судя по тому, как боец тут же отскочил от тела, фонила тварь нещадно. Еще бы, если она живет на том болоте, что они видели за Иком…

Башкир вспомнил, как его обсыпало ошметками, и почувствовал дикое желание смыть с себя эту дрянь. Только вот скважины здесь не было, а запас воды, который удалось взять с собой из Челнов, был небольшим, и его стоило экономить. Но, наверное, им дадут хоть немного, чтобы удалить частицы тумана.

Бойцы двинулись к зданию школы. Место побоища выглядело грандиозно, иначе не сказать: громадины панцирей монстров, валяющихся вокруг, разбитые окна второго этажа, откуда бойцы и вели огонь, вырванная решетка на первом, дымящийся пулемет и разбросанные вокруг крупнокалиберные гильзы, больше напоминавшие маленькие бутылочки.

Немного успокаивало, что человеческих тел видно не было – оставалась надежда, что беженцы пережили эту схватку без потерь.

Из-за НСВ разведчикам помахал Виктор, все такой же меланхоличный и спокойный. Впрочем, вылезать из гнезда пулеметчика он не торопился, внимательно оглядывая окрестности, будто ожидал, что монстры могут вернуться с подкреплением.

– Не ожидал я от него такого, – пробормотал Баранов, помотав головой.

– В смысле? – не понял Азат.

– Ну, сам смотри, днем на поверхность вышел, еще и без противогаза. Молодец парень, видимо, понял, что панцирь из автомата не взять, и рванул к «утесу».

– Ага, – кивнул башкир. Уж кого-кого, а его в сегодняшнем бою отличившимся назвать было никак нельзя.

– Есть новости? – спросил Полковник, появившийся на крыльце школьного здания. В руках старый военный держал свой Абакан, а противогазом предпочел пренебречь.

– Так точно, – кивнул лейтенант. – Добрались до Биюргана, нашли место побоища. Устроили его как раз эти же твари, трупы утащили, кроме одного паренька, который успел спрятаться в доме. Пошли по следам, поднялись на холм, с него видно Двуречье. Нижнекамского водохранилища больше нет, Ик и Кама пробили себе новые русла, между ними – радиоактивное болото. Туман какой-то дурной, зеленоватый, а вот эти там и зародились, похоже.

– На раков похожи, – подал голос Шмель. – Десять пар ножек и клешни. Панцирь только немного другой формы, голова будто вросла в него, но в целом да, один в один.

– Повезло нам в Челнах, что «шарки» водились, а не вот эти вот, – вставил свое веское слово Баранов.

– Туда мы не полезли, конечно, – продолжил доклад лейтенант. – Других мутантов не встретили, неизмененных животных тоже. Думается мне, эти «речные» тому виной. Живут на болоте и жрут всех, кто поблизости объявится. Вот как мы, например.

– Тогда выдвигаемся, – заключил Полковник. – Хрен с ней, с дневкой, лучше на скорости проскочить и добраться до безопасного места. Тем более что мы теперь знаем, где люди жить могут. Мензелинск, до него километров тридцать еще, за час добраться должны, а там попытаемся на связь выйти.

– А здесь-то что произошло? – спросил Азат. – Живы все?

– Все благодаря жене твоей, – усмехнулся бывший комендант «Домостроителей». – Как вы ушли, я приказал людям оружие раздать, не понравились мне новости о «речных» этих. И вроде тишина, не видно никого, караульные проспали. А потом выстрел ружейный на первом этаже, стекло посыпалось. Ну, ты понимаешь, одна из тварей стала решетку ломать, а Ландыш схватила ружье сына твоего и картечью ей в морду…

Башкир усмехнулся. А разговоров-то было, мол, оружие детям давать опасно.

Подумал и решил, что подарит ей найденный АКМ. Проверит только, что все в порядке, и почистит, а то стреляли, ствол в нагаре должен был, и сырость опять же. Вот остановятся они на следующую ночевку, разместятся где-то, Ландыш станет рассказывать о том, что произошло днем, а он раз – и отдаст ей автомат.

Еще бы ленточку найти, перевязать. Вот смеху-то будет.