Отцов и сыновей застолье
Грусть непонятная, радость великая. Помнишь?
Раз в год собирались мы в обветшалом
спортзале,
Пропитанном запахом потного моря,
пересохшего начисто;
Где за столом сидели папаши-физкультурники
седые с сыновьями,
Рассаживаясь парами вдоль белой скатерти и
серебра отведать курочки с горохом,
С раскисшим летними ночами мороженым —
воспоминанием зимы минувшей и метели.
И, как ни странно, в этой толчее в какой-то миг
Нашелся некто, кто истину изрек.
И каждый осознал и принял справедливость
изречения,
Никто не знал, кто он – мужчина или мальчик,
Отпрыск или отпрыска отец;
Они единою Командой стали,
И каждый сам себе напарника нашел.
Сконфуженные, озадаченные, изумленные,
Смущенные внезапными слезами,
Нежданною любовью, высказанной вслух,
Чтоб через миг ее лишиться,
Когда рукопожатия разжались, и
Высвободились плечи из объятий, и
Вымытые уши остались без лобзаний,
А лбы неприголубленными,
Все снова погрузились в неосязаемые
ароматы,
Источаемые временем быстротекущим.
Разгаданная тайна опять запуталась в мотках
спагетти,
Которых не распутать красноречьем.
Неизреченные мечтания отступают в свое тупое
костное убежище,
А слезы солью просыхают на щеках,
Закатываясь в удивленные
Подслеповатые глаза, следов не оставляя.
Все это прошлой ночью вспоминая,
Я видел, как отец шагает вдоль киноленты
памяти моей,
Но измеряющей его!
В моей плоти, в обличье дружелюбном,
Его я обнаружил:
Он прятался в моих глазах, еще не умудренных,
Но прозревающих, с прищуром уже.
Его давно уж нет на свете, но
Тем острее ощущение потери и грустные мои
искания.
Едва ль его найдешь в носу, в ушах иль
челюстях,
Но только гляньте – на запястье волоски и на
плечах
Горят, подобно блесткам солнца, золота иль
янтаря,
Здесь все, чем был я, есть и скоро буду.
Порою дважды за день я замечаю, как он
проходит мимо,
Иль из-под век я зрением боковым
Раз десять его вижу в мареве полудня.
Он вскидывает мои руки, чтобы поймать
незримый мяч,
Он заставляет мои ноги бежать к барьерам,
рухнувшим
И ставшим руинами сорокалетней давности.
За жизнь свою надеюсь засечь его
движения
Еще сто тысяч раз, если не больше, прежде
чем умру.
Отец мой, папа, любящий родитель,
С которого, сверкая, градом пот катился
И впитывался в завитушки,
Подобные пружинам часовым из меди,
Что покрывают ворсом золотым меня,
Играет светом и своим молчанием говорит
мне больше,
Чем постичь способна моя печальная,
заблудшая душа.
Он бродит там, где в детстве муравьи
Сновали по костяшкам моих пальцев,
То виден, то не виден, он машет мне рукой,
чтоб я его заметил
На этой загадочной жаровне – моей руке,
Как на пшеничном поле, на моей ладони,
На пальцах, на плоти.
О Боже милосердный! Восхвалим Его за то,
что Он
Дозволил, что Он открыл глаза мне на обе
наши жизни:
Чтобы увидеть в сыне счастливого отца —
в уюте и тепле.
Вот чудеса! Кровь, клетки, гены, устьица
и хромосомы –
Странное бессмертие, мы редко говорим
о них как о жилище.
И все же это есть жилище, порог огня,
в котором мой отец,
Играя при смерти, нашел успокоение,
погрузился и развел себе огонь пожарче:
Я же – сын, с благословления генетики
зажженный вновь.
Когда, протягивая руку, я нащупываю что-то,
Мерещатся его мне пальцы,
Восторженно дыша, благодаря Судьбу,
Я с каждым выдохом молитвы выдыхаю.
Когда я за себя благодарю, то я благодарю
его,
А значит, в двойном благодарении мы делим
Одно-единственное сердце на двоих;
Мы обожаем, любим эту душу, плоть
и члены,
Обитель нашу.
Мы – воплощение мечтаний каждого
из нас;
Он – давно почивший и растаявший,
А я – все, что осталось от воспоминаний
смутных
Об эскимо июньскими ночами…
Вот, наконец,
Окончен долгий, скучный банкет отцов
и сыновей длиною в жизнь
И мы бредем домой,
На том же тротуаре двое нас.
Шагаем как один.
И все же, бреясь вечером, тебя
Я в ярком зеркале забрызганном
Выискиваю взглядом в маске мыльной
пены.
Старик, тоскуя по тебе, я здесь найду тебя.
Ведь здесь твой дом
И костный мозг мой – твой по праву,
А я – твой сын.
И порознь никогда нас не было – двоих,
а мы едины были.
Некогда ты был один.
Но с переменой на море
Отлив, откатываясь прочь, вновь
возвращается,
Теперь, теперь, теперь, о, теперь…
Одним из нас двоих стал я.
