De bellae Britanicae
Кромка яви: Марх
С юга надвигалась сила. Безумная сила. Она состояла из одинаковых, совершенно равных квадратиков, начищенных до блеска. Ровные безликие ряды… страшные в своей безликости. Нет, больше: могучие в безликости.
В ней не было жизни, потому что живое никогда не повторяется. Не найти двух одинаковых снежинок, не то что одинаковых людей. Это же было расчерчено по какой-то сумасшедшей линейке… идеально безликое и вместе с тем – движущееся по своей воле. Живое?!
Но это невозможно!
Оно приближалось. Оно уже несколько лет расползалось там, за морем, а теперь идет сюда. Нет, «расползалось» – не то слово. Ровными блестящими квадратами своих зубов оно грызло земли кельтов за морем, поглощая их. Теперь этому слепому чудищу понадобился и Прайден.
Вместо воли и буйной прихоти богов эта сила несет с собой Законы. Они ей – вместо богов. И в жертву Законам – еще более слепым, чем до блеска начищенные квадратики! …кажется, что нельзя быть слепым более или менее, а этим – удается… – в жертву Законам они приносят богов.
Они убивают богов! убивают и приносят в жертву…
И они идут на Прайден.
Кромка берега: Касваллаун
Манавидан, я прошу тебя: пошли бурю!
Нет. Я не прошу. Я – умоляю.
Я готов заплатить любую цену – за самую обычную бурю, какие зимой бывают через день! Богатствами тебя не соблазнишь – но ты ведь гордец, мое унижение будет приятно тебе. Манавидан, я стану хоть рабом тебе, я что угодно вынесу – только подними море! Утопи этот флот!
Я знаю, тебе нелегко пришлось когда-то: ты был вынужден бродить по Прайдену как простой ремесленник. Ты тачал обувь, делал седла… я не помню, что еще. Манавидан, но ведь и тогда никто не хотел оскорбить тебя! Рианнон скиталась вместе с тобой, как простая смертная. Ты же знаешь: связь меж мирами рвалась, всё это было нужно для Прайдена!
Манавидан, я сделаю что угодно – если ты пошлешь бурю.
Но ты молчишь… и гладко море.
Не думаю, что ты сводишь счеты дома Ллира с домом Бели за смерть Карадауга… ты просто ненавидишь Прайден. И волной не пошевелишь против нашего врага.
Горфан Гуаллт подошел к нему:
– Какие будут приказы, бренин?
– Изготовиться пращникам, – бросил Касваллаун. Потом вздернул бровь: – Они хотят завладеть землей бриттов? Они получат нашу землю – по крайней мере, ее камни! еще прежде, чем успеют высадиться.
Горфан Гуаллт поклонился, отходя, но сын Бели жестом остановил его:
– И передай Ллисгадруду Эмису – пусть примет командование на себя. Я буду… занят.
– Да, бренин.
Кромка берега: Гай Юлий Цезарь
Так и записать: узнав о том, что галлы многократно получали помощь из Британии, Цезарь, дабы прекратить эти… эти… гм, свинства с их стороны… да, записать: бесчинства… кстати, говорят, свинья у них священное животное… нет, это записывать не надо.
Итак, Цезарь грузит свое войско на корабли и с двумя легионами переправляется… перепРавляется, а не перепЛавляется! – на земли бриттов, дабы покарать сей народ. Записал?
Говорят также, что остров бриттов весьма обширен и по совокупности своей разделен на три… нет, «на три» уже было раньше… запиши: на четыре части, называемые Ллогр (о Юпитер, и как они выговаривают такое варварское слово!), Альба, Кимра и Корнуолл. Правит же ими, как говорят, император Кассивелаун… откуда я знаю, какие буквы там удвоенные?! Вот победим – расспросим пленных, они по буквам продиктуют. Пока пиши как хочешь, потом подредактируем. Так… император Кассивелаун, муж властный, жестокий и могучий.
Кстати, это, наверное, он стоит на холме. Золотой торквес на шее… да он и без торквеса выглядит императором.
Серьезный противник. Допишем позже.
Мой меч и шлем!
Кромка битвы: Касваллаун
Я не могу устроить бурю, но ветры всегда послушны сыну Бели. Я собираю вас – буйные ветры всех сторон света. Вы для меня сегодня – словно стрелы в колчане. Пока только в колчане – но ждать осталось недолго! Я выпущу вас на врагов… нет, не на этих солдатиков в блестящей броне, а на их корабли.
Мне не подвластны морские глубины, но когда над берегом ярится ураган, то и морю приходится несладко.
Римляне высаживаются. Их встречает град камней – да, их панцирям это почти не причиняет вреда, но камни бьют и по ногам, и по лицам.
А теперь пора и послать ветер. К берегу. Пусть камни летят легче.
…Море уже волнуется. Корабли, едва поставленные на якоря, кажутся стаей взволнованных гусей. Погодите, то ли еще будет. Я ведь только начал.
Ну, Цезарь? Ты хотел напугать нас мощью римских легионов? Я испугался. Дрожмя дрожу. Правда, твои корабли дрожат сильнее. Мои ветра крепчают, и твоим кораблям недолго держаться на якорях. Что ты предпочтешь? – бежать или погибнуть здесь? Ведь твои два легиона против всего Прайдена – это ничто.
Бежишь.
Есть чем гордиться – от меня бежит Цезарь.
…Но мне не потопить эти корабли здесь, на мелководье. А в открытом море у меня нет власти даже над воздухом.
Манавидан! Умоля-а-аю: пошли бурю!!!
Молчишь…
* * *
Марх стремительно прошел тропами Аннуина – на восток. В Ллогр. В Каэр-Ллуд. Спросить Касваллауна, что за напасть угрожает Прайдену.
Король Корнуолла обнаружил, что не он один пришел к бренину с этим вопросом. Здесь были вожди Кимры (даже Эудаф гонца прислал), кантии, икены и толпа вождей Альбы (Марх, к стыду своему, и не подозревал, что на его родине столько правителей).
Все они ждали Касваллауна.
А его не было.
Так что у них оказалось более чем достаточно времени на разговоры, сплетни, пересуды. Марх рассказал о своем странном видении нескольким вождям с Севера (один из них, назвавшийся Ирбом, слушал особенно внимательно), но никто не смог объяснить этот странный образ.
На все вопросы должен был ответить Касваллаун.
Когда он, наконец, появится.
Он въехал в Каэр-Ллуд как человек – на колеснице. И было заметно, что волосы его, прежде золотые, как у всех детей Бели, теперь… хорошая строчка для бардов: «сын Бели – побелел». Звучит красиво.
Гораздо лучше, чем поседел.
Морщины прорезали лицо Касваллауна; он казался человеком, в одночасье состарившимся.
Нет, не казался.
Он им и был.
Его жена Флур, дочь Мигнаха Горра, выбежала навстречу – но бренин отстранил ее, спросив лишь:
– Уже здесь? Все?
Она кивнула. Она не хотела пускать его к королям – видя, чем обернулась для него эта битва.
Она не хотела, но понимала: не ей спорить с бренином. Израненный муж ей достанется позже. Сейчас он – только бренин, и принадлежит он Прайдену.
– Я хотел собрать вас, короли, чтобы сообщить… – Касваллаун криво усмехнулся. – Короче, вы собрались сами. И это правильно.
Он тяжело опустился в кресло.
– Что это было? – спросил Дрем, сын Дремидида.
– Ты же видишь весь Прайден, от Пенгваэдда в Корнуолле до Пенн-Блатаон, – сын Бели опять усмехнулся. – Значит, ты видел и их. Вот и расскажи.
Дрем вышел на середину, прикрыл глаза и начал:
– Я видел копье, изостренное для удара. Я видел меч, нацеленный в спину. Я видел топор, занесенный над священным дубом. Видел слепого, который хочет выколоть глаза зрячему. Видел раба, изготовившего веревки, чтобы обращать свободных в рабство.
Касваллаун медленно кивнул, спросил:
– Рискнет ли кто-нибудь истолковать эти видения? Дрем, сын Дремидида никогда не ошибается, не ошибся и на сей раз. Ну?
Короли молчали. Даже понимая – почти понимая – что всё это значит, они не осмеливались произнести страшные слова.
– Ну что ж, – нахмурился бренин, – видно, толкователем придется быть мне. Слепой – это огромная империя римлян, страна, забывшая своих богов, – и теперь стремящаяся превратить всю огромную южную землю в такой же слепой мир.
– Но это просто глупо, – подал голос Дигифлонг с восточного побережья. – Страна без богов мертва. Это всё равно что срубить яблоню и ждать от нее плодов.
– Не совсем так, – покачал головой Касваллаун. – Вместо богов у них Законы. Римляне воздвигают им храмы, совершают обряды, приносят жертвы…
– Законам?! – перебил Хуарвар, вождь племени из Лотиана.
– Да. Эти обряды у них может совершать даже тот, кто открыто смеется и над богами, и над обрядами, кто издевается над всем священным. Но и насмехаясь, он проводит все обряды в срок – чтобы крепла их империя. И она крепнет.
– Топор, занесенный над священной рощей… – медленно проговорил Ирб, низкорослый каледонец, раскрашенный вайдой. – Раб, изготовивший веревку для свободных.
– Вам еще нужны толкования? – мрачно спросил Касваллаун. – Или и так всё ясно?
– Подожди, – вскинулся Дунард, вождь с севера, – но чего же хотят эти… как их?
– Римляне.
– Заменить наших богов на свои мертвые законы?
– Да.
– Но это безумие! Мы будем драться с теми, кто посягнет на наше имущество. Вдесятеро яростнее мы станем сражаться с теми, кто захочет завладеть нашей землей. Но за наших богов мы будем биться до последней капли крови!
Зал загудел.
Касваллаун дал им покричать, а потом могучим рыком военного вождя перекрыл весь шум:
– Так за богов – до последней капли?!
И согласный рев был ему ответом.
Кромка торжества: Касваллаун
Короли Прайдена, вы поняли главное: римлянам не нужна военная добыча. Им даже не нужны наши земли. Они хотят уничтожить наш мир – наши обычаи, наших богов. Нашу душу.
И вы готовы встать на защиту.
…камень с сердца. Я боялся, что придется вас убеждать.
Сегодня, именно сегодня, а не в тот день, когда от горя умер Карадауг, я стал бренином Прайдена. Сегодня день моего торжества… и я солгу, если скажу, что мне оно не нужно. Вран знает: я рвался к власти не ради себя – а ради Прайдена.
Сегодня я ее достиг – высшей власти.
Сегодня вы все, короли Прайдена, – стрелы в моем колчане.
Стрелы, которыми мы поразим римлян.
Касваллаун устало откинулся на высокую спинку кресла.
Сделал знак рукой слугам, чтобы обнесли королей вином и едой.
Это заставило умолкнуть даже самых возмутившихся намерениями римлян.
Сын Бели чувствовал, как по его лбу катится пот: после той битвы даже такое нехитрое дело, как совет, было ему не по силам. Но стирать пот бренин не собирался – едва ли кто заметит эти капли. Пусть текут. А вот жест – увидят все.
Сам он от еды отказался – нечего расслабляться, не время. Только сделал глоток вина – вернуть силы.
Заговорил, по-прежнему не вставая:
– Что ж, короли, осталось лишь решить, сколько войск соберутся в Каэр-Ллуд к концу зимы. Пока вы думаете, скажу я. Мои катувеллауны считают, что свобода стоит дороже жизни. Поэтому все мужчины, способные носить оружие, выйдут в бой. И все мальчишки, владеющие пращой. И все старики, знающие заклятия… да и все женщины, искусные хоть в одном из этих умений.
Тишина. И только голос верховного короля:
– Если мы победим – никакие жертвы не будут напрасны. Если же мы потерпим поражение – народу катувеллаунов не стать рабами римлян!
Тишина.
– Так сколько воинов дадите вы?
Они называли… иногда перекрикивая друг друга, словно в хвастовстве состязаясь. В самом деле, если мой сосед дает сотню колесниц и две сотни пеших, то мне зазорно дать меньше… высмеют еще.
Касваллаун слушал молча, кивал. И пытался понять, сколько войск приведет с собой Цезарь, когда утихнут зимние шторма. В том, что римлянин вернется, сын Бели не сомневался ни мига.
Войско бриттов росло на глазах, собираясь в армию, которой доселе не видел Прайден. А бренин хмурился, размышляя: какую часть от непобедимой армады Цезаря составит это воинство – половину? или повезет – две трети? или всё гораздо хуже – четверть?
Невозможно догнать горизонт. Невозможно превзойти того, чьи силы неведомы… Невозможно, но необходимо.
Но вот всё сказано. Войско обещано больше большего. И вряд ли хоть один вождь или король нарушит слово.
…Короли уже поднялись и стали неспешно расходиться, когда Касваллаун негромко произнес:
– А тебя, Марх Корнуольский, я попрошу остаться.
Тот изумленно застыл у двери.
Кромка судьбы: Касваллаун
Марх, ведь ты – из Дома Ллира. Да, знаю, что не по крови. Но всё равно: твоя мать была женой Манавидана. С домом Ллира ты связан.
Я твой кровник, Марх. Я, убийца Карадауга.
Подло убивший твоего дальнего родича… действительно, подло: на мне был плащ-невидимка, сын Врана даже не видел, с кем сражается.
Что? Ты считаешь, что сейчас не время вспоминать былое? Сейчас, когда всему нашему острову грозит беда?
Сейчас надо переступить через месть, так ты полагаешь?
– К чему этот разговор? – Марх раздраженно тряхнул рыжей гривой. – Я давно признал тебя бренином. Я сразу отказался от мести за Карадауга. Нам мало нынешних тревог, чтобы сейчас вести бессмысленные речи?
Касваллаун встал, прошелся по залу, остановился перед Мархом:
– Так – бессмысленные?
– Ты что, не доверяешь мне?
– Доверяю, – кивнул бренин. – Просто я хотел, чтобы ты это произнес: по сравнению с бедой, грозящей Прайдену, кровная месть за сына Врана – это бессмысленная речь, не более.
– Ну и что из этого? – Марх начинал сердиться. Он понимал, что Касваллаун чего-то хочет… но чего?
Один из факелов на стене немилосердно чадил.
– Марх, – медленно заговорил бренин. – Ради блага Прайдена ты легко переступаешь через месть. Через что ты еще способен переступить ради родины?
Тот нахмурился:
– А что ты хочешь от меня? Еще сотню колесниц от Корнуолла? Или послать меня лазутчиком к римлянам? Сделать меня верховым конем их полководца, чтобы я сбросил его в разгар битвы?
Касваллаун невольно улыбнулся:
– Последняя мысль мне нравится, но я хочу от тебя большего… бренин.
Марх вздрогнул.
Королю Корнуолла титул «бренин» никак не принадлежал. Но королю Аннуина…
– Я слушаю.
Касваллаун прошелся снова, обдумывая. Налил два кубка, протянул Марху, в один глоток осушил свой.
Кромка судьбы: Касваллаун
Ты видел их полководца? Цезаря? Его называют божественным… или будут называть. Неважно.
Он такой же полубог, как мы с тобой. Вернее, он тоже полубог, но иначе. Он рожден смертными, но – боги его страны живут в нем самом.
Живут не так, как они вселяются в жрецов. Они не изъявляют свою волю – они просто действуют через него. Действуют, оставляя в нем частицу своей силы – и стремления. И он, смертный Юлий, становится больше чем человеком.
Он становится вместилищем римских богов. Безликих и всевластных Законов.
Под силу ли людям одолеть бога, Марх? Даже если Корнуолл пришлет еще сотню колесниц?
Да, мы отбили первый натиск. Мы – это я и мой отец. Но будет и второй.
Из меня плохой провидец, но я – бренин и сын Древнего. Я могу предугадать, что сделает Цезарь.
Цезарь – бог. Точнее, все слепые боги Рима разом. А боги хотят храмов, жертв, жрецов… Жрецы божественного Цезаря – его легионы. Они верят в него – не так, как верят в командира.
Как верят в бога.
Свою силу Цезарь передает им. А они своей верой увеличивают его божественную мощь.
Против Прайдена будут не просто тысячи отборных воинов, закованных в железо. Против нас будут тысячи истовых жрецов. И их бог.
Ты можешь превратиться в коня, Марх. Ты можешь скинуть и растоптать Цезаря в разгар сражения. Только это мало что изменит. Просто божественный Юлий лишится смертной оболочки.
Жертвоприношение ему не остановится.
– Итак, нам нужна армия, способная биться с римлянами… – задумчиво проговорил Марх. – Пусть мы уступаем им в доспехах и оружии…
– Но их главное оружие – живой бог и вера.
– Тысячи жрецов… – Марх поднес кубок к губам и с досадой обнаружил, что там уже нет ни капли. – Почему вино всегда кончается так невовремя?
Касваллаун налил ему еще.
– Рим сильнее наших богов, – мрачно проговорил бренин Прайдена. – Он захватил весь огромный южный край.
– Но Цезарь здесь один. А наших богов – много…
Марх осушил кубок, потом с раздражением сорвал со стены чадивший факел, затоптал его. Расправившись с сим неугодным предметом, проговорил спокойно:
– Ты получишь армию жрецов. Тех, для кого вера превыше всего. И уж конечно превыше такой мелочи, как смертное бытие.
Помолчал. Добавил:
– Я пока не знаю, как. Но это будет. Даю слово.
Касваллаун кивнул:
– Хорошо. Но я недаром спрашивал тебя о границах, которые ты можешь переступить ради Прайдена. Ты – бренин Аннуина. Скажи, способен ли ты поднять силы земли против римлян?
Марх нахмурился:
– Ты спрашиваешь, осмелюсь ли я – или хватит ли у меня сил?
– То и другое.
– Осмелюсь… что ж, наверное – да. Британия обернется к римлянам самой жуткой своей стороной. Точнее, мы постараемся сделать так, чтобы это произошло.
– Священное стадо?
– Да… – Марх опустил голову. – Без него Аннуин слишком слаб. «Всё возможное», боюсь, будет много меньше необходимого.
– Но кроме сил Аннуина есть… – начал было бренин, но Марх гневно перебил:
– Что?! Уж не предлагаешь ли ты мне открыть пути ан-дубно?!
– Но если это будет необходимо?
– Как бы ни было необходимо! Лучше десять Цезарей, чем сила ан-дубно, вырвавшаяся в Аннуин и Прайден!
– Марх, ради защиты родины хороши любые средства!
– Не любые! Я наслушался историй о Сархаде Коварном; моя мать до сих с ужасом вспоминает то, что он сделал с Ллогром! И нет такой цели, которая заставит меня стать вторым Сархадом!
Несколько мгновений они гневно пожирали взглядом друг друга, потом Марх отвернулся и выдохнул:
– Знаешь, ради Прайдена я способен отказаться от мести – но убить ни в чем не повинного юношу я бы не смог. Даже ради Прайдена.
Касваллаун повертел пустой кубок в руках:
– Делай, как знаешь. Так я рассчитываю на армию жрецов?
– Да, – кивнул бренин Аннуина. – А прочее… что сможем.
* * *
Марх вышел из залы и сразу же – свернул. На такое везение, как попасть к Врану и спросить у него, как же исполнить слово, данное Касваллауну, Марх не рассчитывал – но всё равно, оставаться в мире людей было незачем.
Король Аннуина доверился Каэр-Ллуду. Этот замок, сердце Прайдена, и людского, и волшебного, сам выведет его. Приведет к ответу на вопрос.
Марх долго шел в темноте – живой, чуткой. Вдруг впереди что-то засерело.
Это оказался вход в древний… что? курган? крипту? Огромный длинный камень лежал на двух других, не меньших. Стен не было видно – ни впереди, ни по бокам. Темнота и в ней проход.
Властитель Корнуолла благодарно кивнул – и вошел.
Его окружили плиты сланца. Именно окружили – как слуги хозяина окружают гостя. Потом плиты расступились широким кругом подземного святилища. Марх раскинул руки, ощупью вслушиваясь в пульсирующую мощь подземелья.
…это был ответ на его вопросы. Он понял, как создать армию, способную встать на пути у богов Рима.
Король низко поклонился неведомому подсказчику – и вышел из кургана так, как будут выходить все его воители. Как не может выйти ни один человек.
Можно было возвращаться в мир людей – говорить с королями, рассылать вести о том, что воины, готовые положить жизнь за Прайден, могут обрести нечеловеческую силу.
И в этот миг Марх услышал призыв Арауна. Властитель Аннуина звал его – и немедленно. Но что могло случиться в Аннуине? – такое, что Араун был встревожен как никогда?
Марх сменил облик на конский и поскакал.
…Исполинский олень мчался по-над мирами навстречу ему. Едва завидев Марха, он закричал – точнее, в сознании сына Мейрхиона раздался его гневный голос:
«Это Касваллаун думает только о сиюминутном, но ты-то?!»
От такого приветствия вороной конь взвился на дыбы – изумленный, возмущенный и решительно ничего не понимающий.
Сверкающий во мраке межмирья олень подскакал к нему:
«Он послал тебя создавать армию героев-смертников – и ты побежал!»
«Разумеется. Прайдену грозит…»
«Прайдену грозит! Прайдену! А что грозит Аннуину, ты не подумал?»
Араун гневно мотнул рогатой головой, зацепил своей роскошной короной какую-то тучу – и молнии посыпались с нее, как яблоки.
«Но что грозит Аннуину? – не понял Марх. – Объясни, прошу тебя».
Араун, выместив гнев на злосчастной туче, примирительно вздохнул, сменил облик и сказал:
– Похоже, ты действительно не понимаешь. Я объясню. Самое страшное все равно позади: я успел удержать тебя.
Марх тоже сменил облик:
– Удержать – от чего?
Короли сели на полосу тумана, белого и мягкого.
– Марх, я же слышал, что ты хочешь сделать. Создать войско людей, по могуществу равных… ну, почти равных богам. Их вера станет для них прочнее любых доспехов. Раны для них будут ничто. Не удивлюсь, если их плоть будет срастаться после удара. Убить их будет невозможно… или почти не.
– Чем это плохо? – нахмурился Марх.
Араун его словно не слышал.
– Они будут почти бессмертными… Почти. Ни стрела, ни копье, ни меч не будут опасны для них. Ничто, кроме одного…
– Чего?
– Их собственной силы, Марх. Самый могучий умрет, если на него возложить тяжесть, многократно превыше его сил. Могущество, которое ты дашь своим воинам, убьет их.
– Я знаю. Но раньше этого они перебьют…
– А ты сам? Марх, ведь ты тоже человек. Наполовину – по крови, и потом – ты назвал себя человеком, выйдя из моря.
– Ты хочешь сказать…
– Что эти игры с Силой убьют тебя. Убьют твое человеческое тело. И в Аннуине снова останется один король.
Марх прикусил губу.
Араун вздохнул:
– Я понимаю: бренин Прайдена превыше всего заботится о Прайдене. Но ведь и бренин Аннуина должен…
– Но что мне делать?! Я дал Касваллауну слово!
Король-олень кивнул:
– Я знаю, что тебе делать. Нужно, чтобы твоя смертная плоть стала стократно сильнее. Чтобы ты мог ходить сквозь курганы, как человек ходит по дому.
– Ты знаешь, как?
– Ты слышал о Скатах?
– Не-ет.
Араун беззлобно усмехнулся:
– А еще родился в горах Шотландии…
Кромка легенд: Араун
Давай, я начну как сказитель: далеко-далеко на севере… а точнее, не очень далеко на северо-западе есть остров Скай. И где-то там есть вход в Страну Теней. К Скатах.
Она сама и есть – Тень.
Мир Теней не похож на Аннуин. У нас неживое оживает, и всё легко превращается во что угодно. У Скатах не так. Там встречаются со своей тенью.
Не спрашивай меня, что там происходит. Я не знаю. И не узнаю никогда. Мне чужд ее мир, как ей – мой.
Но речь о другом. К Скатах приходили учиться многие герои. Люди говорят, что эти полубоги учились там боевым приемам. Люди ошибаются. Они просто не могут понять, чему учит Скатах, – и придумывают что-то свое, близкое.
Марх, у вас, у полубогов – плоть людей. Хрупкая и слабая, как у обычного человека. И в нее заключены силы магии, власти – как у любого божества. Вы можете играть пространствами и временами… кидать во врага скалы, опустошать за один пир все запасы королевских подвалов, дарить своей любовью по пятьдесят женщин за ночь… но смертная оболочка не выдерживает этого и рвется, как тонкая сума, которую нагрузили слишком тяжело.
Ты не задумывался, почему большинство героев гибнут молодыми? Они один на один выходят биться с армиями, а потом умирают от пустяка. Или без причины кончают с собой.
Но Скатах помогает полубогам сделать сильнее их человеческое тело. Прожить дольше – и отнюдь не потому, что они хитрым боевым приемом одолеют очередное чудовище.
– Итак, мне надо скакать на Скай.
Араун кивнул:
– Римляне придут и уйдут, но Аннуин…
– Касваллаун говорит иначе. Римляне убивают богов – там, за морем.
– Не стану спорить, – устало вздохнул Король-Олень. – Я скажу тебе одно: ты нужен Касваллауну, но Аннуину ты нужнее.
– Я понимаю. Я отправляюсь на север.
Марх встал. Несколько мгновений он размышлял, прикусив губу. Нахмурился:
– Сколько я буду там учиться? Что будет, если за это время придут римляне?
Араун ответил честно:
– Не знаю. Но в одном уверен: если ты-человек умрешь сейчас, собирая для Касваллауна армию, это будет нашим поражением.
Кромка теней: Марх
Чем больше спешишь, тем дальше ты от цели. Спокойно, неторопливо приближаясь – достигаешь быстро.
Требуя – будь уверен, что не получишь желаемого. Требуя яростно – получишь прямо противоположное.
Требуя мира, достигнешь войны. Готовый к войне – проживешь в мире.
Чем слабее враг, тем он злее. Обладающий безмерной силой – редко пускает ее в ход.
Глупец возводит свое невежество в достоинство. Тот, кто признается в незнании, – по меньшей мере мудр. По большей – знает глубоко.
Чем сильнее мы любим человека, тем большую боль способны причинить ему. Никто так не чужд нам, как родные. Самое сокровенное мы расскажем случайному знакомому.
Чтобы перестать мерзнуть, надо сбросить одежду. Чем больше ешь, тем ты голоднее. Чем большим ты обладаешь, тем большего тебе недостает.
…Что-то еще я забыл. Насчет жажды над ручьем. Не помню точно.
А при чем тут ручей? Скажем так: чтобы попасть на остров, не надо плыть через пролив.
* * *
Безмолвные стражи Скатах. Кто они? Кто видел их облик?
Они – тени. И облик их – лишь тень пришедшего. Тень его тела. Тень его стремлений. Тень его страхов.
Коротышки или исполины, призрачные или темнее ночи, свирепые или бесстрастные – они меняли обличье по законам, ведомым только им. И их госпоже.
…Барды пели, что Скай от остальной Альбы отделяет Мост-Лезвие, убивающий недостойных или в лучшем случае отбрасывающий их назад. Барды чуть-чуть ошибались: этот мост действительно был, и он соединял Скай… с тенью Ская. С царством Скатах.
Стражи услышали топот копыт. Сюда мчался очередной герой. Сумерки у моста сгустились, чтобы принять обличье тени того, кто дерзнет вступить на Мост-Лезвие. Стражи были готовы, как всегда… но не успели.
Вороной конь, будто черная молния, одним прыжком перемахнул с берега на берег. Из мира в мир.
Воитель без тени страха.
Без тени.
Стражи Ская не решались приблизиться к такому гостю. Да и нет смысла подходить в обличье тени доблести или тени чести: придется уменьшиться настолько, что любой круитни покажется великаном. То ли дело – тень тщеславия, тень зависти, тень подлости: даже если ты сначала очень маленький, всегда есть надежда вырасти выше башни королевского замка.
Скатах пришла к нему сама. Но и она не знала, какой облик ей принять – юной прекрасной воительницы или старухи-ведуньи. Она пришла к Марху в своем истинном обличье.
Смутная тень, не имеющая твердых очертаний.
Марх не стал менять облик. В мире теней не было разницы, на двух ногах он стоит или на четырех.
– Ты учишь полубогов искусству боя, Скатах.
– Ты за этим пришел ко мне? Учиться?
– Нет. Мне нужно войско. Войско жрецов, способных одолеть римлян. Одолеть не их рати: их веру.
– Ты полагаешь, я взращу для тебя сотни героев?
– Нет. Я пришел за бо́льшим. Мне нужно знание, как дать им эту силу. И как самому остаться живым. Живым человеком.
– Человеком? Но это мешает тебе. Мешает сейчас. Будет еще сильнее мешать потом. Сбрось оковы плоти. Возьми свою силу сполна.
– Нет.
– Что ж… Я могу передать тебе эту силу – так, как передают ее ирландские королевы. Осмелишься ли взять?
– Да.
– Ты не боишься?
– Нет.
– Что ж… как могло случиться, что в мой мир проник человек без тени?
– Быть может, я сам себе тень, Скатах. Я сын богини, я бренин Аннуина, я пахал на Нинниау и Пейбиау, и всё-таки я был и остаюсь человеком. Я могу мчаться над мирами, и богини будут вплетать молнии в мою гриву – но я предпочту жить в человеческом доме и жечь торф в очаге.
– Так ты любишь игру тенями, Марх? Ты любишь тени?
– Наверное.
– Тогда иди ко мне, Марх. Иди и возьми силу и мудрость Скатах.
…Она была туманом, а он – лучом, пронзающим серую мглу.
…Она была океанской волной, а он – кораблем, рассекающим ее.
…Она была бурей, а он – несокрушимым утесом на ее пути.
…Она была тучей, он – молнией.
…Она была яростью битвы, он – торжеством победителя.
…Она была тайной, страшащей душу, он – ясным разумом, срывающим покровы неведомого.
Кромка тени: Марх
Благодарю тебя, Скатах.
Теперь я знаю, как достигнуть цели. Нет, я не найду слов для этого. Попроси меня рассказать – я смешаюсь и собьюсь.
Но никому мои слова и не нужны. Это то знание, что позволяет найти дорогу в темноте. Пройти по ночному лесу, не напоровшись ни на один сучок.
Этому нет имен… как в языке людей не найдется слов, чтобы рассказать о том, что было меж нами. Любые слова будут ложью.
Теперь я просто знаю: я пройду сквозь все курганы – и выйду живым. Выйду – человеком. Всевластие бога не поглотит меня.
Кромка яви: Скатах
Ты думаешь, у тебя нет тени, Марх? Ты думаешь, если мои стражи разбежались было от тебя, как зайцы от ястреба, то встреча со своей тенью тебе не грозит?
Ты ошибаешься, Марх.
У всего на свете есть тень. Ибо всегда в любом мире тенью благородства будет подлость, тенью прямоты – ложь, тенью верности – измена.
Или наоборот. Тенью ненависти – доброта.
И белый будет тенью черного в одном из миров. В другом мире – наоборот.
Пройдись по берегу Ская, Марх. Мой прекрасный вороной жеребец, взгляни на свое отражение.
…Он тоже прекрасен, не правда ли? И бел как снег. Прекраснее тебя… глаз не оторвать.
Белый конь. Твоя тень.
Вы будете похожи, Марх, похожи до невозможного – как только и бывают похожи человек и его тень.
Вы станете противоположностями во всем остальном, как только и бывает с тенью.
Я вижу ясно: белый конь будет только твоей тенью. Не более.
Слово Скатах.
Марх склоняет передние ноги:
– Госпожа моя, скажи, кто это! Молю тебя.
Сумрак колышется:
– Я не знаю имен. Но ты встретишь его. Рано или поздно.
– И что тогда?
– Все воители, что пытались сразить свою тень, поражали самих себя.
– Значит, не биться?
– Тогда Тень тебя одолеет.
– Биться – самоубийство, а не биться – поражение. Неужели нет выхода?
И Марх чувствует, что сумрак улыбается.
Конские губы не созданы для улыбки, но король Корнуолла улыбается в ответ. Какая разница, как при этом выглядит конь. Это ведь только облик.
– Ладно. Встречусь с тенью – разберемся.
Кромка берега: Марх
Домой!
В мир яви. Хватит мне этой игры теней… только у Скатах понял, насколько я – человек. Мой мир – тот, где светит солнце и воют ветра.
Я сейчас силен настолько, что мог бы, кажется, весь Прайден поднять… но это потом. То есть не Прайден поднимать, а давать волю силе – потом. Сейчас войны нет, я слышу. Время для силы еще не пришло. Сейчас спят курганы темные. Пусть курганы немного поспят. Еще успеем навоеваться.
Сейчас я просто хочу пройтись по земле. Ощущать травы и влажную почву под босыми человечьими ногами. Никакого конского облика. Никакого бега по мирам. Медленно идти, вслушиваясь в запахи, дыша соленым ветром.
Я сын богини. Я вырос в морских волнах. Я бился с Кабаном и победил, я любил Скатах и был одарен могуществом.
И лишь обретя ту мощь, которой позавидуют иные боги, я могу сказать, что это великое счастье – быть человеком.
Выбрать это самому.
* * *
Марх с наслаждением пересек пролив, отделяющий земной Скай от берега, – пасынок Манавидана и безо всякого чародейства плавал великолепно.
Вышел на берег, нарыл съедобных корней, поел.
И вслушался в землю – играть в то, что ты обычный человек, было очень приятно, но в Прайдене война, и бренину Аннуина сейчас не время расслабляться.
Война?
Нет.
Всё было мирно. То есть – не всё, что-то не так… но битв нет, это точно.
Значит, можно еще немного отдохнуть по-человечески. Идти пешком, а не скакать по-над мирами.
Он уходил всё дальше в холмы Альбы и уже думал о том, чтобы найти лог посуше и там заночевать, как вдруг увидел внизу костер. И одинокую фигуру подле.
Марх поспешил спуститься.
Шел он почти бесшумно, а человек у костра сидел спиной, и сын Рианнон уже хотел окликнуть его, как вдруг бритт обернулся со словами:
– Здравствуй, король Марх.
Тот остановился:
– Ты меня знаешь?
В голосе незнакомца звучала улыбка:
– Да и ты меня. Последний раз мы виделись в Каэр-Ллуде.
Марх всмотрелся – это было непросто: бритт сидел спиной к огню, отчего темный абрис его тела золотился по самому контуру.
Низкорослый – Марху не более чем по плечо, а сын Рианнон отнюдь не мог похвастаться ростом. Узок в плечах. Если бы не голос и не спокойный, уверенный тон, выдающий мужа, прожившего много лет, – его можно было бы принять за подростка.
Но нет, это не мальчик. Это один из круитни, древнейшего народа Прайдена. При свете наверняка будет видно, что всей одежды на нем – килт, тело покрыто рисунками, нанесенными синей вайдой, и на шее его – золотой торквес вождя.
Марх присел у огня, спросил:
– Ты говоришь: «последний раз»? А где и когда был первый?
Пикт снова улыбнулся:
– Меня зовут Ирб. Не помнишь? Совсем?
Кромка времен: Ирб
Короли Альбы приходят и уходят… они как листья на дереве. То синие от вайды круитни, то рыжие скотты. Мудрые и нет, властные и глупые, жестокие и… гм, жестокие по делу. Без жестокости не останешься королем, а свой король, каким бы он ни был, всегда лучше захватчика.
Век короля недолог, и потому так сладок он. Они торопятся погибнуть в боях. Не помню короля, умершего от старости.
Они как листья на дереве, а я – его ствол.
Я хорошо помню Мейрхиона, рыжего пирата. Из пиратов иногда получаются хорошие, просто превосходные правители.
Во всяком случае, самый верный способ обезопасить себя от пиратов, – это завести своего.
Марх сощурился. Что-то очень дальнее всколыхнулось в его душе. Еще до жизни в море…
Но вслух он сказал:
– Прости, но не помню.
– Зато я помню, – снова улыбнулся Ирб. – Я помню тебя ребенком. Я был советчиком твоего отца.
Он протянул Марху бурдюк:
– Выпей.
Тот отпил:
– Вкуснотища. Откуда? Что это?
– Это вересковый мед. Сам варю. Нравится?
– Еще бы! Никогда не пил ничего подобного.
– Вот уж не удивительно, – Ирб помрачнел. – Из вереска напиток забыт давным-давно…
Марх тоже посерьезнел, вслушался:
– Ирб, ты ждал меня. И не затем, чтобы угостить медом или напомнить мне о светлых годах детства. Зачем ты встречаешь меня?
Круитни вздохнул:
– Ты пей, Марх, пей. Этот мед крепче, чем кажется. Тебе сейчас надо хорошо выпить.
– Говори! – рявкнул бренин Аннуина.
– А ты послушай Прайден.
– Но ведь войны нет, я же знаю!
– Нет, – кивнул Ирб. – Сейчас войны нет.
– Она… была?! За то время, что я провел у Скатах?
– «То время»… Сколько, по-твоему, прошло времени, Марх?
– Месяц… нет? Сколько?
– Три года, – горько вздохнул Ирб. – В Каэр-Ллуде мы виделись три года назад.
Кромка прошлого: Ирб
Пей, Марх, пей. Выслушивать такое без хмеля – слишком жестоко.
Этот равный богам римлянин пришел через год. Войск у него было вчетверо больше против прежнего. И сила его возросла… нечеловеческая сила.
Ты, Марх, рожден богиней. Этот римлянин – людьми. Но божественной силы в нем больше, чем в тебе. Думаю, ты об этом знаешь. Иначе зачем бы ты пошел к Скатах?
Да, конечно, рассказываю дальше.
Касваллаун вышел против него. Войск у нас было не меньше, но наш бренин не рассчитывал на битву. Бритты нападали, удирали, снова нападали… за собой они сжигали всё.
Как римляне смогли прокормить свою армию – я не знаю. Касваллаун не оставлял им ни зернышка. И любой отряд, который римляне высылали вперед, был перебит.
И всё-таки они шли.
Срез прошлого: Касваллаун
Итак, они вышли к Каэр-Ллуду. Вышли, несмотря ни на что. И завтра попробуют захватить броды.
Добраться сюда по воде они не смогли: я недаром приказал вбить колья в дно реки. И корабли римлян как-то слишком удачно на них напоролись… а прилив потопил то, что не доделало острое дерево.
Вран, это ты помог с рекой? Я давно не верю ни в удачу, ни в случай – и если река подле твоего города вдруг топит вражеские корабли, то я почти не сомневаюсь: это была твоя сила. Ты помог не мне, убийце твоего сына. Ты помог Британии.
Я бы на твоем месте сделал то же самое.
Ты мне, разумеется, не ответишь, твоя ли воля заставила реку погубить римские суда. Ты не станешь разговаривать с убийцей сына. И я не стремлюсь говорить с тобой. Мы же не деревенские соседки, чтобы болтать. Мы кровники… кровные враги друг перед другом и почти кровные побратимы перед Британией. Хитрое это слово – «кровник».
…И уж всяко смешалась кровь, которую ты и я пролили за Британию.
Бендигейд Вран, вечный Верховный Король Британии, ответь мне лишь на один вопрос: почему нет Марха?!
Он любит Британию, как я и ты, он обещал мне войско жрецов… ТАК ПОЧЕМУ ЕГО НЕТ?!
Я бы скорее поверил в то, что Манавидан нам поможет, чем в то, что Марх нас предаст!
…Молчишь. Да, ты прав: это неважно. Это уже неважно. Какие бы причины ни задержали Марха – его нет. Он не смог сдержать слова.
Римляне были разбиты рекой, но большая часть их войска прошла по суше.
И завтра они пойдут на штурм бродов.
Всё остальное уже не имеет смысла.
– И что?! – Марх едва ни прожигает Ирба взглядом.
Пикт вздыхает:
– Ты помнишь Андрогея?
– Нет. Кто это?… впрочем, погоди. Он племянник Врана, так?
– Так, – снова вздыхает круитни.
– И что он наделал?!
– В битве за броды он ударил Касваллауну в спину. Нашему бренину пришлось отбиваться с двух сторон.
– Но почему?!
Ирб понял вопрос Марха:
– Потому что Андрогей решил, что ему самое место на троне Верховного короля. И Цезарь обещал сделать его бренином – в уплату за предательство.
– Подлец!
Костер оседает, прогорая. Ирб кладет новую охапку валежника.
Садится у смачно затрещавшего огня, отпивает меда и возвращает бурдюк Марху:
– Касваллаун был разбит. Он отступил к северу, укрепился на холме. И тут Андрогей пошел на новое предательство: он убедил Цезаря захватить Флур.
Кромка сила: Ирб
Ты же знаешь, Марх: наши жены – это не просто женщины. Богини или смертные, они – воплощение нашей силы.
Они словно глоток воды в жаркий день. Они – стрела, в последний миг поразившая врага. Они – неисчерпаемый источник чародейства.
…Да, нам с тобой пока не довелось найти такую супругу. Но речь не о нас.
Касваллаун исчерпал все свои силы, отражая первую высадку Цезаря. Это видел и ты, и я. Откуда было ему взять новые? – для него осталась только она, дочь Мигнаха Горра. Флур.
Без нее Касваллаун был бы равен простому человеку. Он, сын небесного Бели.
И похищение Флур Цезарем было много большим, чем просто оскорблением, которое наносит победитель побежденному. Пока Флур была на свободе, Касваллаун и его войско могли биться с римлянами – без еды и питья, как сражаются боги.
Но Цезарь поспешил увезти Флур в Рим – так спешил, что даже увел из Прайдена все войска и не наложил дань! – и Касваллаун обессилел, как простой человек.
– Договаривай… – мрачно выдохнул Марх.
– Касваллаун помчался освобождать жену.
– И?!
Круитни вздохнул:
– Я мало знаю о том, что произошло за морем. Только главное…
– Касваллаун погиб, – закончил за него Марх.
– Да.
– …один, в чужой стране, лишенный родины, королевской силы и жены. Страшная смерть.
Ирб молчал.
– И меня счел предателем. Я обещал придти на помощь в битве – и не сдержал слова.
Ирб молчал.
– Проклятье! Я ненавидел его, я хотел его убить… я клялся ему в верности и оттого ненавидел сильнее… и я хотел бы его предать!! но по своей воле, а не вот так, случайно.
Ирб нахмурился:
– Ты бы не предал его.
Марх тяжело переводит дыхание:
– Да. Не предал бы никогда и ни за что. Только это уже пустые слова. Я это сделал, и он погиб. Доля моей вины в его смерти – навсегда.
Кромка судеб Прайдена: Ирб
Марх, есть вещи страшнее гибели Касваллауна и твоего невольного предательства. Каким бы ни было прошлое, но настоящее страшнее, и еще ужаснее будущее.
Нет, в мире людей ни твоим землям, ни моим не грозит ничего. И Корнуолл, и горная Альба слишком далеки от Каэр-Ллуда и слишком хорошо защищены самой природой, чтобы стоило опасаться вторжения римлян.
Когда римляне вернутся, им будет нужна Ллогр… только она – земля, беззащитная после того, что с ней некогда учинил Сархад Коварный… это было слишком давно, ты тогда не родился, но я – помню. Он выпил силу Ллогра, как далеко на юге войско способно досуха вычерпать колодец.
…неважно. Не о прошлом речь.
Если мерить меркой людей, мы сейчас ничего не проиграли. Да, нас разбили, ну и что? Римляне даже дань не наложили, просто уплыли назад.
Но ты, Марх, ты бренин Аннуина. И ты понимаешь: наше поражение страшно. Божественный Цезарь победил. И наложил на Прайден дань более тяжкую, чем золото, металлы, меха… что еще люди отбирают у людей?
Сила Прайдена теперь будет питать Рим.
Наши реки мелеют – их жизнь утекает на юг. Наши пашни скудеют – зато всё урожайнее земли Рима. Наши леса сохнут – но сочнее зелень далекого края.
Наша удача умирает – но новыми победами и свершениями гордится Вечный Город.
Мы становимся рабами Рима.
Цезарь – действительно живой бог. Он и не мыслит как человек. Он забыл наложить человеческую дань на Прайден.
Какое дело богу до таких мелочей?
Марх сжал голову:
– Я искал битвы в мире людей… я не увидел главного.
– Поздно, – отвечал Ирб. – Воевать со всем Римом мы не можем, и нам остается ждать только одного.
– Чего?!
– Новой высадки римлян. Новой битвы в мире людей. Сражения, в котором мы сможем победить сразу в двух мирах.
– Ты уверен?
Ирб пожал плечами:
– Не веришь мне, так поговори с Арауном.
