Это была прекрасная легенда. Ее хорошо рассказывать вечерами у очага.

Жил да был римский император… или просто военачальник… но для легенды лучше – император. И звали его на их языке Максим, а на нашем – Максен. И приснился ему дивный сон: что есть остров севернее самых северных земель, и велик он, и изобилен, и… в общем, прекрасен во всех отношениях. И есть там владыка, играющий с сыном своим в золотые шахматы, а подле сидит его дочь, красотой затмевающая… всё, что барду на язык подвернется, то и затмевающая.

И проснулся император, и отправился на поиски того острова и той красавицы, и долго искал он, и переплыл море великое, и нашел тот остров, и…

…и высадился в Дифеде, завлеченный чарами Эудафа, сына Карадауга, и его дочери. И женился на прекрасной Элейн.

И дал клятву возвести своего тестя на престол в Каэр-Ллуде.

Конец сказки.

Начало войны.

Поистине, Фортуна привела меня на этот холодный остров.

Мои легионы мне послушны. Одно мое слово – и они провозгласят меня императором. Да что там! – они станут убеждать меня принять власть, а я еще могу и поотнекиваться… неделю-другую. Потом позволю себя уговорить.

Скольких будущих императоров вознесли к вершине власти их легионы! Чем я хуже?!

Рим падет к моим ногам.

Всё это так, и я уверен в моих легионах, как в собственном оружии.

Но…

Скольких императоров возносила армия – и скольких она же и свергала.

Нет, мало опираться на мощь войска. Нужна и иная сила.

На этом сыром и холодном острове так много говорят о священной власти короля. Похоже, не врут. Здесь действительно творится что-то странное. Жрецы этих дикарей действительно могут…

Жена? Ладно, пусть будет жена. Молода и довольно миловидна, особенно если ее отмыть. Наделяет истинной властью? Отлично. Верю.

Сделать Верховным королем ее отца? Да с удовольствием! Когда я пойду на Рим, мне в тылу верный правитель Британии будет очень кстати. Провиант для легионов поставит – и всё добровольно, по-родственному.

Если бы Максиму, уже именуемому в легионах Магном, а в Кимре величаемому Вледигом, сказали, что причина всех его властолюбивых амбиций – вон тот неприметный смуглый сказитель-филид, то будущий император оскорбился бы и, возможно, покарал бы дерзкого.

Неудивительно, что никто Максиму этого и не говорил.

Тем более, что никто этого и не знал.

Кроме самого этого филида.

Который человеком был лишь наполовину.

Я не знал своего отца. Мать смутно помню: обычная женщина из круитни. А отец… он был не из людей.

Это единственное, что мне о нем известно.

Этого достаточно. Он дал мне свою силу, а прочее неважно. Я не понадобился ему за все эти годы – так зачем он мне?

Я высок ростом, почти как эти южане. Когда родичи моей матери заметили это – меня стали чураться. Пусть их. Мир огромен, и мне нечего делать в их землянках.

Меня никто не учил арфе. Просто случайно попался в руки инструмент – и я заиграл. Это так же просто, как дышать. Нечему учиться.

Мне было холодно на севере, и я ушел на юг.

Андред, сын Эудафа. Он принял бродягу-певца, еще не зная, кто я и какова на самом деле моя сила. Он просто предложил мне кров, стол и дружбу.

Он чужд магии. Ирония судьбы – потомок Бендигейда Врана не способен даже разжечь огонь усилием воли. Но – у него есть я. А у меня – он.

Я не могу быть бренином. Андред – может. Эудаф… нет, его уже не считаем. Он слишком стар. Силы покидают его.

Советник бренина. Я им стану. Совсем скоро.

Чуть подстрекнуть алчность Эудафа… амбиции Максена. Вот уже и союз заключен. И Элейн замужем. И войска идут на Каэр Ллуд: римские легионы и воины Дифеда, все вместе. Скоро Эудаф будет провозглашен бренином… но ненадолго. А Максен еще раньше уберется в свой Рим – там царствовать.

Кто же останется править Прайденом?

Прямой наследник Бендигейда Врана – Андред.

И я.

Он пришел в Тинтагел один. Без воинов, без слуг.

Широкоплечий вооруженный исполин, он выглядел смурнее нищего.

Его провели к Марху.

– Помоги! – сказал воин, глядя глазами затравленного зверя.

– Кто ты? И чем я могу тебе помочь?

– Я Конан Мериадок. Я племянник предателя Эудафа. Я хочу биться против римлян.

Марх горько усмехнулся:

– Иди и бейся. Римляне давно на востоке, незачем было идти на юг.

– Но ты можешь дать силу! – зарычал воин. – Невиданную силу! Ты давал ее другим – так дай мне! Я хочу сокрушать сотни врагов!

Марх опустил голову.

– Да-ай! – взревел Конан.

– Не могу. Я связан словом с твоим дядей. Я не могу вооружить тебя против него.

– Но дай мне хотя бы войти в курган! Я чувствую: я смогу выбраться сам. Мне не нужно обрядов, я ненавижу римлян, мне гнев заменит любые ритуалы. Дай войти!

– Хорошо.

Почему мне кажется, что я раньше видел этого Конана? Он родился не так уж давно, мы не могли встретиться…

Но упорно преследует воспоминание.

Это было еще до смерти Северуса. Была битва, пикты гибли, и никакой надежды на победу. Но с рассветными лучами на холме появился он – Конан. Или его двойник из иных миров.

Он разметал римлян, как ветер разметывает солому. Его огромная секира несла смерть… а сам он был словно мои бессмертные, только не было на его теле синего узора, да и никакие раны не могли остановить его.

Римляне тогда разбежались.

А пикты устроили пир прямо на поле боя. И неодолимый Мериадок (если это был действительно он) поднял чашу к небесам, плеснул вино на землю… и исчез с лучом закатного солнца.

Будто его и не было.

Пиктам было проще: они благодарили меня за появление этого героя.

Мне было хуже: я не понимал ничего.

– Конан, я не стану проводить обряд.

– Ну да. Я же сказал: я сам выйду из кургана.

– А ты подумал, куда ты выйдешь? Ты не властен над тропами миров, ты можешь оказаться где угодно.

– Мне угодно оказаться там, где я буду бить римлян.

Воин на миг задумался и вдруг рявкнул:

– Нет! Не римлян! Любых врагов бриттов! Любых, сколько их было и будет во всех твоих временах!

– Уверен?

– Сколько раз повторять!

– Хорошо.

И синим светом сияла каменная резьба на стенах крипты, и оплетали потоки силы тело нагого исполина… оплетали, но не оставляли следов.

Ибо нельзя взять то, что тебе не дают.

Ибо не будет проведен обряд – без жреца.

И не выйти из кургана дерзкому.

Только – не держится он за жизнь. Не боится гибели. Обречен самонадеянный на смерть, и смело рвет он сети заклятий, ибо нечего терять тому, кто презрел спасение.

Разорваны узлы узоров, спутаны хитросплетения законов.

Нет жизни наглецу, но и смерти нет ему без жизни.

Нет ему ни будущего, ни прошлого. В бездорожье времен блуждать, неся гибель тем, кого назовет врагами.

Кимра вздрогнула в ужасе, когда дружина Конана Мериадока – исчезла.

Все ждали, чью же сторону примет племянник Эудафа, дерзнет ли пойти против дяди и короля, осмелится ли обнажить оружие против римских легионов – или долг младшего и благоразумие возьмут в нем верх?

Все ждали начала битвы…

…и ничего.

Нет Конана – говорят, ушел к Марху. И не вернулся.

Нет и его дружины. Исчезла, как пена на прибрежных камнях.

Что ж, пока вся Кимра болтает об этом, Максену можно идти на Каэр-Ллуд, не опасаясь нападения с тыла.

Ночью Марх долго сидел в главной зале один. Эрлы и слуги, чувствуя настроение короля, разошлись кто куда.

Марх глядел в очаг, иногда подкладывал поленья. Старался не думать ни о чем. Особенно – о боях, которые, наверное, идут уже на подступах к Каэр-Ллуду…

Не думать!

На душе было скверно, как никогда. Сознание своего бессилия оказалось отравой хуже гнилого мяса.

Иноземные захватчики разгуливают по Прайдену, а он, король и сын короля, сидит без дела! О чести своей, видите ли, заботится! Да гори она огнем, эта честь!

Огонь очага вдруг вспыхнул, словно туда подложили верхушку сухой сосны. Марх усмехнулся: нешто и впрямь пожелание сбылось и честь – сгорела?

Но в гуле жаркого огня ему послышался ответ. Не слова – мысли, чувства.

Король Корнуолла мог поступиться честью. Он не был бы ни первым, ни тем паче – последним королем, нарушившем слово. Он мог бы ударить по иноземцам, призванным внуком Карадауга.

Но он – король Аннуина. Мира, где слово навеки имеет силу Творения. И если король Аннуина нарушит слово – он просто перестанет быть Королем. Аннуин лишится человеческого Короля, миры разойдутся… о том, к чему это приведет, – лучше не думать. По сравнению с этим война с Максеном – не больше, чем поиски отбившейся от стада овцы.

Марх переложил дрова в очаге, подкинул еще парочку. Огонь стал жарче. Король уселся поближе, греясь. От этих мыслей ему было зябко.

Он знал, что останется в Тинтагеле. Что смирится с Максеном, даже если тот провозгласит себя бренином (Марх более чем сомневался в том, что высшая власть достанется Эудафу, а не его воинственному зятю). Марх знал, что судьбы нынешнего поколения бриттов не стоят судьбы всей Британии.

…Король грелся у очага, чувствуя себя сейчас до невозможности усталым и одиноким. Судьбы двух миров были слишком тяжким грузом даже для его плеч. Ему сейчас отчаянно хотелось… тепла?

Но было и так жарко.

Да, тепла. Но не того, что дает трещащее в огне дерево. Тепла души. Чтобы рядом был тот, кто всё поймет без слов, кто просто… тот? Или – та?

Марх вдруг понял, чего… кого ему сейчас до невозможности не хватает. Жены. Не женщины, не прекрасной и дерзкой Ллиан, а совершенно другого существа. Красивой или нет – неважно, искусной в любви или просто покорной – не важно тем более! Просто теплой.

Просто – жены.

Чтобы можно было просто сесть бок-о-бок, и она бы… неважно. Просто – добрая и чуткая. Просто – рядом.

«Где ты?! Сколько мне еще ждать тебя?! Отзовись!»

Король, повинуясь наитию, чуть потянул золотой волос из туники, отщепил кончик и бросил его в огонь. Пламя взметнулось, едва не облизав потолок, – а потом сложилось в лицо девушки.

Простое человеческое лицо. Черты правильные, красивые, но – ничего особенного. Добрый взгляд.

«Где мне найти тебя?! Где ты?!»

Король Аннуина сейчас был неспособен на мудрую вязь хитрых наговоров. Он просто спрашивал – и сердцем слышал ответ.

«Сколь мне ждать еще?! Сколько?! Я устал быть один!»

«Ллиан… она прекрасна, и я счастлив с ней, но это всё равно что бежать греться плясками, когда в доме нечем топить. Да, веселье согреет – пока есть силы плясать. А дом как был промерзшим, так и останется. Я – человек, и мне нужна моя жена!»

«Сколько еще ждать?!»

Но на этот вопрос ответ не пришел.

Зато пришла Ллиан.

– Мне почудилось, ты звал меня?

Ллиан… Ты – радость моя.

Может ли жизнь состоять из одной радости?

Ты считаешь, что может. Что только так и должно быть. Ничему, кроме радости, в твоей жизни нет места.

И мне с тобой всегда радостно.

В твоих ласках, в веселье, в танцах и песнях я забываю обо всех заботах. Я счастлив с тобою, Ллиан.

Только вот одна беда: я не могу совсем уйти от своих забот. Я человек, Ллиан; по крови – полубог, но человек по собственному выбору. Я – король людей, я в ответе за них. А человек должен нести груз забот. Иначе он просто перестанет быть человеком.

А такая роскошь мне непозволительна.

Я в ответе за Корнуолл, Ллиан.

Да ты это всё давно знаешь.

Я смотрюсь в твои глаза, как в зеркало. И вижу себя – но лучшим, чем я есть. Сильным, уверенным, всегда поступающим мудро. Не знающим поражений.

Ты настолько уверена, что я и есть – такой, что я никогда в жизни не смогу пожаловаться тебе… хоть на малейшую слабость. Ты веришь в меня… боюсь, я святотатствую, но мне кажется: именно так люди и верят в своих богов. В их беспредельную силу и такую же удачу.

Когда мы вместе, я и сам верю в себя – настолько.

Словно и не было поражения в Битве Деревьев. Словно и не владеет до сих пор Гвидион священным стадом Аннуина. Словно римляне не штурмуют сейчас Каэр Ллуд.

Но ты веришь, что рано или поздно я одолею любых врагов, – и с тобой я тоже становлюсь уверен в этом.

Хотя бы на час.

Максен – бренин.

Не нужно дожидаться человеческого вестника из Каэр-Ллуда, чтобы узнать об этом.

Весь Аннуин говорит.

И теперь не только я, но и другие властители Аннуина связаны словом: против бренина не поднимет меча никто. Слова заклятья против него не обратят тем более.

Хитер, подлец! – стал правителем Прайдена по нашим законам. Сделался родичем Бендигейда Врана. Надежнее защиты не бывает.

И лишь одно радует – насколько в это проклятое время радость возможна: Эудаф перехитрил сам себя. Неужто он вправду надеялся, что такой зять сделает его Верховным Королем?

Но, кажется, есть еще одна радость: Максену вовсе не нужен Прайден. Он хочет стать правителем там, в их Риме.

Надеюсь, он свернет там себе шею!

Шаги послышались снизу.

Нет, дело было не в том, что кто-то начал подниматься по нижней лестнице, – да и нет в человеческом Тинтагеле такого эха, что распознать негромкий шаг по каменным ступеням.

Этот гость поднимался из аннуинского Тинтагела. И человеком он не был.

Даже не дал себе труда открыть дверь – вошел прямо сквозь нее.

– Ирб! – Марх поднялся навстречу.

– Здравствуй, Конь.

– Какими судьбами?

– Ну а кто тебе поможет, кроме меня?

– Поможет… – Марх опустил голову. – Я связан двумя клятвами… я не исполняю – обе, и подчас мне кажется, что нарушаю – обе. Уж проще нарушить одну…

– Проще – не «лучше».

– Знаю…

– Марх, римляне идут на юг.

– Знаю.

– Сын Карадауга полон гнева на тебя. Он ждал, что ты его поддержишь.

– Я предпочел бы выйти на помощь его врагам.

– И это правильно. Но, король, что ты будешь делать, если римляне вторгнутся в Корнуолл?

– Разобью их.

– А если с ними будет Эудаф? Или его сыновья? Или новый бренин Прайдена?

– Нарушу клятву.

– Не надо, – улыбнулся Ирб.

Северянин еще ничего не сказал, но король Корнуолла уже понял его – понял по этой улыбке, по синим боевым узорам Альбы, которыми было покрыто тело Ирба. По древнему каменному ножу на поясе у советчика Мейрхиона.

– Ты поднимешь мятеж среди моих эрлов? – улыбнулся в ответ король Корнуолла.

– Мятеж? – приподнял бровь Ирб. – Зачем? Я просто предложу всем, кто не хочет пустить римлян в Корнуолл, идти со мной.

Марх подошел к окну, распахнул тяжелые ставни, подставил лицо ледяному ветру с моря.

– Спасибо, – проговорил он. – Камень с души…

Северянин положил руку на плечо королю:

– Иногда нужен тот, кто решит за тебя.

Марх вдруг резко обернулся:

– Зачем ты мнем сказал о своем плане? Клятва требует от меня…

Ирб прищурился:

– Не всякое требование исполнимо.

И в ответ на недоуменный взгляд короля Корнуолла пояснил:

– Марх, ты ничего не можешь запретить мне: я древнее тебя и я не твой вассал. И если римляне нападут на Корнуолл, то я предложу всем, кто не желает смиряться с захватчиками, идти на бой под моим предводительством. Я – из Альбы, и даже с бренином Прайдена не связан словом.

Марх восхищенно покачал головой.

Ирб поправил ветвь чертополоха в волосах и с явным удовольствием подвел итог:

– Так что если римляне нарушат границу, то твои эрлы с полным правом скажут: «Извини, король Фелагунд, мы глубоко уважаем твои клятвы, но – мы хотим жить на своей земле, а не отдавать ее врагам. И ты нам не указ, а твои клятвы – не наш долг!»

– Фелагунд? – удивился Марх. – Что за Фелагунд?

– Прости, – махнул рукой Ирб. – Когда живешь так долго – начинаешь путать миры. Это такой король сидхи был… или будет? Неважно.

– А с важным я и не спорю, – улыбнулся Марх. – Ирб, я твой должник.

– Ерунда. Пока я еще ничего не сделал. Может быть, римляне и не вторгнутся в твои земли.

– Вторгнутся они или нет – моя благодарность не будет меньше.

Максен ушел на юг.

Власть над Прайденом действительно не интересовала его. А без помощи римлян сгинул и Эудаф – несостоявшийся бренин.

Так что однажды в Корнуолл пришли отнюдь не римские войска, а странник с небольшой свитой.

Андред, сын Эудафа.

В безвластии, которое накрыло Прайден после ухода Максена, он оказался беспомощен. Потомок Бендигейда Врана? – ну и что? Королькам, рвущимся к трону в Лондиниуме, не было дела до имен из древних легенд. А всю силу Дифеда Максен забрал с собой. Или – она сгинула вместе с Конаном.

– Ты обещал моему отцу! – требовательно сказал Андред.

Марх с холодной улыбкой кивнул:

– Я обещал твоему отцу. Не тебе.

– Но я из дома Ллира! Ты должен помочь мне!

И король Корнуолла отвечал:

– Тебе, юноша, я ничего не должен. Наше родство слишком дальнее, чтобы обязывать меня.

Но в сердце Марха шевельнулся непрошенный зверек: жалость. Способный пролезть в любую щелку, этот зверь чувствовал себя совсем свободно на холодном приволье морских ветров. Тут любой станет его жертвой.

Так что король ответил:

– Твой отец возомнил о власти над Прайденом – и лишился Дифеда, пожалованного ему мною. Пусть его пример станет для тебя уроком. Вернуть тебе Дифед я не в силах: на этих землях теперь правят новые хозяева. Но кров я тебе дам. Тинтагел станет домом для тебя.

И осталось непроизнесенным:

«Пусть твой отец предатель, но потомок Бендигейда Врана не уйдет от моего порога как нищий».