Книга: Удивительные истории о мужчинах
Назад: О вреде недоверчивости к гражданам вообще и в частности к военным переводчикам, имеющим самые добрые намерения
Дальше: Животные упоротые

Александр Чумаков

Порнографист

В 1991 году Харьков наполнился фривольными самиздатовскими рассказами, ходившими по городу в печатном и рукописном вариантах. Однажды поступил сигнал о том, что какой-то инженер, получивший от родины аванс в виде безграничного доверия для выезда за границу, за эту самую границу выехал. Ну раньше это было не так просто. За окном 1991 год. Сам сигнал содержал сведения о том, что инженер, пребывая за границей, бдительность утратил и привез из вредного капиталистического далека журнал с голыми девицами. В 1991 году секса у нас по-прежнему не было. А тут такой праздник. Все посвященные приняли стойку…

Получить санкцию на обыск на пике торжества социалистической законности было проще простого. Тем более что тема интересна всем – от пэпээсника до прокурора. Поехали, обыскали, нашли. Привезли инженера и журнал. Инженера пока кинули в камеру к сявкам, чтобы подумал, сука, о доверии, которое он не оправдал.

Журнал тем временем доставили в следствие. Состоялся конкурс на лучшего следователя, которому этот фееричный материал должны были расписать. Расписали. Начали искать порнографию. На всех страницах чуждый нам образ жизни – «мерседесы», яхты, небоскребы с пентхаусами. Тогда мало кто это слово знал, а в милиции вовсе не знали и думали, что это сродни нашему слову, ну типа, «блядство». На последних страницах пошли девушки с голым торсом. Уже веселее. Почти всем райотделом перевернули последнюю страницу.

Порнографии, в понятном всем виде, не было. Перелистали еще раз. Не появилась. Стали чесать репу. Рапорт есть. Зарегистрирован. Обыск был? Был. Инженер в камере. Законных десять суток есть. Значит так: инженер пускай сидит пока. Необходимо сдать журнал на экспертизу, а заодно текст с английского перевести, вдруг там что написано о запретном.

Начать решили с перевода. Самого переводчика нашли быстро. Университет поделился: выделил с кафедры иностранных языков какого-то аспиранта. Образ типичный. Два метра роста, килограммов пятьдесят веса. Брюки по щиколотку, носки, сандалии и клетчатая рубашка. Если применить женский оценочный термин – «ноги от ушей». Ну чистый Паганель. И очки круглые.

Притащили в райотдел. Сунули журнал. Зачитался. Э, нет, говорим, ты давай для общества, вслух.

Следователь, ответственный за «упекание» инженера в тюрьму, всех от переводчика отогнал. Надо оформлять процессуально. Кликнул машинистку.

Девочка-лютик, только-только распустившийся. Третий день на работе. Стесняется собственной тени. Вся в красивом черном платье. Забрали ее из машбюро, посадили за машинку в кабинете следователя. Паганель сел на стул рядом. Взял журнал, поправил очки. Стал переводить вслух.





В кабинете повисла тишина. На пятой минуте Паганель заерзал ногами. Скрестил. Стал перекидывать ногу за ногу. Машинистка вся в черном платье постепенно меняла цвет лица с бледно-здорового на алое. Красное и черное. Получалось красиво – по Стендалю.

Понятные всем понятия переводились весьма завуалированно. По тексту примерно следующее: «Она расстегнула ему джинсы и сжала ладошкой его флагшток, который моментально затвердел и принял вертикальное положение». Вот так значит. Флагшток! Как его к порнографии привязать? Ну ладно. Подмена понятий заставляла задуматься следователя о правильной интерпретации, но присутствующих не особо волновала. Главное им было понятно.

Аудитория жаждала продолжения. Амплитуда перекидывания ног Паганеля зашкаливала. Голос охрип. Перевод из автоматического становился художественным и приобрел выражение. Машинистка тяжело дышала. Присутствующие старались не дышать. На вновь подтягивающихся шикали. Тот еще спектакль.

Перевод занял четыре печатных листа. Поэтому было два акта, между которыми, понятное дело, антракт.

В отличие от театральных антрактов, количество зрителей (слушателей) во втором акте увеличилось. Работа в отделе парализовалась полностью. После антракта – декорации те же. Переводчик в той же позе: ноги скрещены намертво. Сюжет снова зачаровал.

По окончании перевода атмосфера была впечатляющая. Любой маститый режиссер от зависти непременно должен был лопнуть. Естественно – овации на бис были мысленные…

Мужская часть покидала зал, пятясь спиной. Переводчик со стула долго не вставал и позу не менял. Машинистка прикидывала, работать ей дальше на такой захватывающей работе или на следующем листе отстучать заявление об уходе. Жизнь налаживалась.

Как и следовало ожидать, возник спрос на произведение. Копия на вес виски. Спрос родил предложение. Следующий день машбюро в полном составе штамповало копии. Не обделили никого. Пэпээсники распространяли по своим каналам, бэхи – по своим. В общем, тираж разошелся на ура.

Инженера не посадили, но с работы по представлению уволили. Потому что не надо порнографию распространять.

Сергей Логвинов

Рота пидарасов

Ха-ха-ха, то есть нет, ха-ха-ха.

У нас в училище было два корпуса: обычный, со всякой математикой, физикой и глобусом, и был секретный. Что было в секретном, я не скажу, так как давал клятву Гиппократа. А если честно, то я не помню: я очень плохо учился, вернее, совсем не учился. Все мои дивиденды были в том, что я рисовал вечные графики на все кафедры, боевые листки, стенгазеты, а по ночам – голых баб мичманам, которые потом меня подстраховывали на всех экзаменах.

Так вот в этот секретный корпус доступ был по пропускам. Такие синие ван вей тикеты, которые выдавались секретчиками по утрам и забирались в конце учебного дня. Одним из секретчиков был назначен я.

В тот день мне было безумно скучно, тоскливо, хотелось защитить Родину хоть от кого-нибудь, но подходящего никого не было. Море шумело, ветер пел, а я скучал в ожидании огромных звездюлей от командования училища: я не успел сдать в секретную часть 63 секретных пропуска! Звездюли в таких случаях были нестрашные: наряды там, общественное порицание, постановка на вид, лишение привилегий секретчиков во время больших уборок (у меня столько дел, столько хлопот, мне приказали вот немедленно явиться в секретную часть, так что вот вам моя метла, а у меня столько дел, столько хлопот!).

Я сидел с этой колодой знакомых мне уже пять лет лиц и всматривался в них. Некоторые фотографии чуть потерлись – тогда ламинации не существовало, – и мне стало как-то страшно: а вдруг их на входе в секретный корпус вахта не узнает? Ну вот стоит перед тобой курсант: лицо одно, а на фото – жопа с ушами. И я решил отретушировать хотя бы своих друзей. Карандаш «Кохинор ТМ2» заскрипел в руках, высунулся набок язык, завращались очи. Я так увлекся, что отретушировал всю роту. С удовлетворением откинулся: «Ай да я, ай да художник от Бога!»

Утром раздал всем пропуска. Меня так и не сняли с должности – я умел договариваться. Прошла неделя. Никто меня не похвалил, вообще никто моих трудов не заметил. Я ежедневно смотрел в лица сокурсников: «Ну хоть один! Ну пожалуйста!» Но нет.

После обеда меня вдруг вызывает командир роты.

Захожу в кабинет. Пунцового цвета лицо командира, нервные складки на пульсирующем лбу. Рядом сидит начальник секретного отдела. Губы поджаты. На столе лежит моя крапленая колода. И мне тут же выписали тузовый покер:

– Это что такое?

– Пропуска.

– Это точно пропуска?

– Так точно!

– А точнее?

– Так точнее!

– А вот это что?

На этих словах командир встал из-за стола, схватил несколько пропусков неудачников и сунул мне в харю.

– Это, блять, что?!

Я опустил глаза на лежащий поверх кучи пропуск в секретный корпус. На меня глянуло лицо одноклассника. Вернее, одноклассницы.

Длинные локоны тонкими прядями ниспадали на плечи, брови чуть удивленно подняты, губки застыли в маленькой обидке, глаза с томной поволокой. На шее блистал бриллиант.

– Это, блять, что такое?!

– Я хотел как лучше.

– Лучше, чем что?

– Я был уверен, что никто не заметит.

– Не заметят, как ты шестьдесят трех курсантов перерисуешь на каких-то блядей? Ты где столько времени нашел так это все скрупулезно отрисовывать? Я тебя сгною на тумбочке! Она к твоей жопе так прирастет, что ты кентавром станешь! Я на тебе на парадах скакать буду с военно-морским флагом!

– Нарисовано неплохо, – прокомментировал ситуацию начальник секретной части.

Командир повернулся к нему, превратившись за секунду из виноватого в обвинителя:

– А мне теперь что делать?

– Ну… тут уже наша промашка. За неделю ни один пропуск не был выявлен. Вахта работает спустя рукава, курсанты вообще в пропуска не заглядывают. Будем с этим работать. Будем.

– А с этим что делать? – перст воткнулся мне в солнечное сплетение, туда, где гюйс соединяется с фланелью.

– Наказать мы его не можем в такой ситуации – сами понимаете, такое оглашать нельзя. Но чтобы такого больше не было! Товарищ командир роты.

Когда секретный начальник ушел, командир объявил построение роты.

Когда все выстроились, он вывел меня на середину:

– Раздайте курсантам секретные пропуска!

– Есть!

– Сейчас у нас будет серьезный разговор о бдительности!

И я стал раздавать каждому в руки пропуск.

– Бля!

– Аха-ха-ха-ха!

– А я ниче так!

– Бусы как у продавщицы овощного!

– Ну ты и дура тут!

– На себя посмотри, шлюха!

Командир стоял и молча смотрел на нас, переводя взгляд с одного на другого.

– Рота пидарасов! – плюнул на плац и огромными шагами скрылся в провале ротного помещения.





Откуда-то справа морским бризом в висок ударил аромат «О’Жён» – мужского одеколона для вас, а может быть, для него.

Назад: О вреде недоверчивости к гражданам вообще и в частности к военным переводчикам, имеющим самые добрые намерения
Дальше: Животные упоротые