Глава 32

 

Путь вечно безымянен;

Первозданное Древо хоть и мало,

В мире никто не властен над ним.

Если бы князья и цари могли держаться его,

Все вещи покорились бы им сами собой.

 

 

Небо и Земля в согласии соединятся и породят сладкую росу,

И люди без приказания воспримут ее поровну.

 

 

Где есть порядок, есть имена.

Но когда являются имена,

Надобно знать, где в знании остановиться.

Кто знает, где остановиться в знании,

Тот избежит большой беды.

 

 

Великий Путь для мира

Все равно, что полноводная река и море для ручья.

 

Средоточие мира – то, куда втекают все потоки жизни, и куда безотчетно возвращается, словно путник приходит в гости к хозяину, все живое на земле, предстает постороннему взгляду неразличимо малым, «мельчайшим семенем» бытия. Прильнуть к этой «великой малости» и есть не что иное как «совершенство премудрости» (название данной главы у Хэшан-гуна). Только приверженность «единому истоку» всего сущего позволяет опознать и оценить разнообразие жизни и притом дать всем достаточно, т. е. уравнять всех в полноте индивидуальной природы каждого. Самодостаточность доступна только тем, кто умеет «удерживать срединное», что, по словам Лао-цзы, означает «знать светлое и хранить темное» или, согласно наставлению этой главы, спонтанно и всегда условно пользоваться именами, но «знать, где остановиться», т. е. не принимать имена за реальность и не держаться за них. Осмысленная речь следует творческому началу жизни и потому бесконечно изменчива. Для мудрого, повторим, всякое слово – лишнее, всякое действие – крайнее. Из этого не следует, конечно, что мудрец ничего не говорит и не делает. Всякое слово и дело необходимы и полезны в свое время. Стало быть, не имеют какого-либо отвлеченного смысла. Вот почему мудрый говорит, не говоря, и делает, не делая. Он не позволяет себе увлечься фантазиями и абстракциями разума. Он сосредоточен на происходящем и постигает саму действенность действия.

Глава 33

 

Знающий других умен.

Знающий себя просветлен.

Победивший других силен.

Победивший себя могуч.

 

 

Кто знает, в чем достаток, тот богат.

Кто действует решительно, тот имеет волю.

Кто не теряет того, что имеет, тот долговечен.

А кто не гибнет в смерти, тот живет вечно.

 

Человек – сам себе единственный друг и единственный враг. Наши победы и наши поражения – в нас самих. Быть самим собой – значит себя превозмочь и открыться возможности, говоря словами Чжуан-цзы, «стать таким, каким еще не бывал». Вот общеизвестные истины, о которых никогда не перестанут напоминать в мире. Но есть и еще одна, может быть, самая универсальная и общепонятная истина человечества: совершенство доступно только тому, кто сумеет превзойти собственное величие и научится все сохранять, ни за что не держась. Восхитительная и пугающая способность, потому что, как заметил Э. Сьоран: «Только безумец способен переходить от ночного существования к дневному, ничего не теряя». Но, как сказал еще раньше Борис Пастернак: «Безумие – естественное бессмертие».

В даосизме, как и во многих других мистических традициях, смерть есть врата в бессмертие. Мудрый сам «устанавливает час своей смерти» (Чжуан-цзы), ибо ему ведома внутренняя преемственность мгновения и вечности, и он стоит выше самого различия между жизнью и смертью. В даосских текстах смерть подвижника – повод для радости.

Глава 34

 

Великий Путь затопляет мир.

Ему что влево течь, что вправо – все едино.

Все вещи полагаются на него, чтобы жить,

И он не отвергает их.

Во всем достигает успеха,

И не имеет славы.

Он одевает и кормит все вещи,

Но им не хозяин,

Вечно лишенный желаний —

Его можно причислить к вещам ничтожным.

Все вещи вверяют себя ему,

А он все же им не хозяин —

Его можно причислить к вещам великим.

 

 

Оттого, что он не считает себя великим,

Он может воистину быть великим.

 

«Небо и Земля долговечны потому, что не существуют для себя». Человек, желающий быть достойным их, должен поступать так же. Правда его жизни, говоря словами Р.-М. Рильке, это «другое дыхание». Если на свете есть что-то великое, оно стало таким потому, что смогло превозмочь свое величие. Возможно, все великолепие мира призрачно, но своей призрачностью бытие мира наилучшим образом удостоверяет присутствие чего-то подлинного. Для Лао-цзы видимое и невидимое, конечное и бесконечное подтверждают друг друга и друг с другом соотносятся, и эта их соотнесенность – дистанция одновременно бесконечно малая и бесконечно большая – и есть Великий Путь. Последний не имеет пространственных и временных характеристик, но при этом являет собой чистое превращение, непрерывно длящуюся метаморфозу. Как сказал один чань-буддийский наставник: «Все вещи возвращаются в Единое, но куда девается это единое?» Спасительное слово Лао-цзы – «как будто». Отличное наименование небесной бездны превращений, где нет ничего определенного, но есть одна неуловимая для логических формул определенность. Парадоксы даосского мудреца веселые: они сообщают о том, как сумрак сосредоточенного размышления внезапно озаряется, как молния рассекает ночной мрак, сиянием вечносущих небес; они сообщают об истине, которая освобождает. Мы не можем обладать этой истиной, и она, оставаясь собой, тоже неспособна нами владеть. Так раздумье о Пути приуготовляет ликующую радость. А за радостью наступает незыблемый покой.

Это поэтическое прозрение имеет под собой и вполне практическую, даже научную почву. Мир Лао-цзы – это голограмма, где все присутствует во всем. Мы чувствуем себя уютнее и полнее раскрываем свои возможности, когда пребываем в родной среде. Эта среда самостоятельно, спонтанно созидает себя, в ней значимо решительно все, в ней велика каждая мелочь. Жить по Лао-цзы – значит проживать свою жизнь с удовольствием и осмысленно – как вечный праздник. Кого благодарить за эту «радость тихую дышать и жить»? Саму жизнь, сокровенный импульс творческих метаморфоз в нас самих. Оттого же наша среда в конечном счете – мировое всеединство, а наш удел – «самодостаточность в превращениях». Воистину любить мир может только тот, кто свободен от него.