Глава 18
Рилл Фосс
Мемфис, Теннесси
1939 год
Внутри дома темным-темно. Не видно ни одного огня, и шторы скрывают луну за окнами спальни. Дети ворочаются в своих кроватях, хныкают и скрипят зубами во сне. После бесконечного одиночества в подвале хорошо знать, что рядом есть люди, но здесь небезопасно. Девочки отсюда рассказывают разное. Они говорят, что иногда приходит Риггс и забирает, кого ему хочется: обычно маленьких детей, которых легко унести.
Я слишком большая, чтобы он сумел меня унести. По крайней мере, я на это надеюсь. Но не хочу проверять.
Тихо, словно тень, я выскальзываю из-под одеяла и на цыпочках крадусь к выходу. Я уже пробовала очень осторожно проходить по полу, когда ложилась в постель. Я знаю, где именно находятся скрипучие половицы. Я знаю, сколько шагов нужно сделать до двери, по лестнице, знаю самый безопасный путь мимо гостиной и через кухню, где в своих креслах снят усталые работницы. Джеймс рассказал мне о том, как безопасно пробраться в кухню, чтобы стащить кексы миссис Мерфи.
Но все, что узнал Джеймс, в итоге не смогло его спасти, поэтому мне придется быть очень осторожной, чтобы пойти и сказать Силасу, что я буду ждать, когда вернется Ферн. Как только она окажется здесь, я возьму ее с собой, и в темноте мы ускользнем, а Силас уведет нас к реке, и ужасные времена наконец-то закончатся.
«Что, если Брин и и Куини не захотят принять меня обратно после того, что я сделала? Может, они возненавидят меня так же, как я ненавижу себя сама. Может, они посмотрят на худую, грустную девочку, которой я стала, и поймут, что я никому не нужна?»
Я гоню от себя эти мысли, потому что они могут все разрушить, если дать им волю. Мне приходится быть очень внимательной, чтобы не наделать ошибок и не попасться.
Выбраться не так сложно, как я думала. Я в мгновение ока спускаюсь по задней лестнице. Небольшой круг света просачивается из кухонной двери, Внутри кто- то громко храпит. Рядом с дверью наружу торчат две ступни в больших белых туфлях, похожих на крылья гигантской моли. Я даже не смотрю, чьи они, просто прокрадываюсь мимо вдоль плиты, оставаясь в тени, как советовал Джеймс. Пальцы ног очень осторожно ощупывают каждую доску пола. Рваный подол ночной рубашки цепляется за грубую железную поверхность духовки. Мне кажется, при этом раздается какой-то звук, но на самом деле ничто не нарушает тишину.
Дверь умывальной чуть скрипит, когда я ее открываю. Я останавливаюсь и, затаив дыхание, вслушиваюсь в ночь.
Но вокруг никого.
Легко, как дуновение ветра, я выскальзываю наружу. Доски крыльца мокрые от росы, прямо как палуба «Аркадии», Над головой простирается небо, кузнечики и сверчки задают ритм биению сердца, и миллионы звезд сияют, словно далекие костры. На небе висит половинка луны, тяжело опрокинувшись на спину. Когда я прохожу мимо бочки с дождевой водой, в легкой ряби отражается ее близнец.
И неожиданно я будто снова дома. Я кутаюсь в одеяло ночи и звезд, оно часть меня, а я — его часть. Никто не может коснуться меня. Никто не сможет отличить одно от другого.
Квакают лягушки-быки и кричат ночные птицы, когда я бегу через двор, тонкая белая ночнушка облепляет ноги, легкая, как волокно молочая. Рядом с оградой заднего двора я подхожу ближе к кустам остролиста и издаю крик козодоя.
Мне отвечает эхом такой же крик. Я улыбаюсь, вдыхаю сладкий, тяжелый аромат жасмина и быстро бегу на звук по туннелю, проделанному мальчишками, пока не оказываюсь у ограды. На другой ее стороне сидит Силас. В свете луны я не могу рассмотреть его лицо, видны только очертание кепки и худые ноги, растопыренные, как у лягушки. Он протягивает мне руку через прутья.
— Пойдем,— шепчет Силас, затем сжимает один из прутьев, будто хочет выломать его голыми руками. — Я подпилил этот прут почти до конца, и он должен...
Я хватаю его за руку и останавливаю. Если он откроет отверстие в ограде, приспешники Денни-боя заметят его утром, когда придут сюда прятаться.
— Я не могу.
Все внутри меня кричит: «Ну же! Беги!»
— Я пока не могу уйти. Ферн возвращается. Людям, которые ее забрали, она больше не нужна. Я хочу подождать до следующей ночи и забрать ее с собой.
— Ты можешь сбежать сейчас, а позже я вернусь за Ферн.
Сомнения гложут мой разум, мысли скачут туда и сюда, как испуганные белки .
— Нет. Как только они узнают, что я сбежала, и увидят дыру в заборе, они никогда не выпустят Ферн из дома. Я могу снова ускользнуть завтрашней ночью. И тут есть еще один маленький мальчик, Стиви. Он тоже с реки. Я просто не могу оставить его здесь, — как мне это провернуть? Я знаю, где спит Стиви, но вытащить его из комнаты для малышей, взять с собой Ферн и выйти так, чтобы нас никто не увидел...
Это невозможно.
Пусть так, но Силас заставляет меня поверить в свои силы.
Он придает мне храбрости. Я чувствую, что могу сделать все, что угодно. Я найду способ. Яне могу оставить здесь Ферн или Стиви. Они принадлежат реке. Они принадлежат нам. Миссис Мерфи и мисс Танн слишком многое у меня украли. Я хочу вернуть свое и снова стать Рилл Фосс.
Это не закончится, пока я не найду всех своих сестер и братика и не приведу их домой, на «Аркадию». Я это сделаю.
Силас тянется через решетку, и его длинные, тонкие руки обвивают меня. Я склоняюсь к нему ближе, и с него падает кепка. Он прижимается лбом к моей щеке, его волосы цвета воронова крыла щекочут мне лицо.
— Я не хочу, чтобы ты туда возвращалась,— он гладит меня по волосам нежно и осторожно. Сердце начинает биться чаще.
Все, что я могу сделать, чтобы не проломить решетку прямо сейчас, это сказать:
— Еще всего один день...
— Я буду здесь завтра ночью, — обещает Силас.
Он целует меня в щеку. Новое чувство охватывает меня, и я закрываю глаза, чтобы ему не поддаться.
Уйти от него — самое трудное, что мне приходилось делать в жизни. Пока я выбираюсь из-под кустов, он замазывает грязью свежие следы от пилы на металле ограды. Надеюсь, она не сломается, если кто-то из мальчишек, когда они спрячутся в своем тайнике, надумает к ней прислониться.
Мне кажется, я возвращаюсь в дом и поднимаюсь по лестнице в мгновение ока. Наверху я проверяю коридор и вслушиваюсь, перед тем как пойти вдоль ограждения, рядом с которым мы выстраиваемся перед мытьем. Вокруг только рассеянный свет луны, льющийся через окна лестницы, и звуки спальни. Один из малышей начинает разговаривать во сне. Я застываю на месте, но он так же быстро затихает.
Еще пятнадцать шагов — и я снова окажусь в своей комнате. У меня получилось. Никто не узнает, куда я ходила. Завтра будет еще проще — ведь один раз я уже прошла. Джеймс был прав. Не так уж трудно не попасться, если ты умен.
«Я могу обмануть их всех»,— возникает у меня теплая мысль. Я чувствую, будто забрала у них что-то назад: оно раньше принадлежало мне, но они это украли. Силу. У меня теперь есть сила. Когда мы будем в безопасности на «Аркадии», река унесет нас очень далеко от сюда и я забуду об этом месте. Я никому не расскажу о том, что здесь происходило. Будто этого не было никогда.
Просто плохой сон про очень плохих людей.
Я так захвачена своей идеей, что делаю неверный шаг. Половица скрипит под ногой. Я сдерживаю резкий выдох, затем решаю, что лучше бы мне поторопиться, пока не появилась какая-нибудь работница. Если я буду в постели, им нипочем не догадаться, кто именно тут ходил... И я не замечаю мистера Риггса, пока не натыкаюсь прямо на него. Он выходит из комнаты с малышами, отшатывается от меня, я от него — тоже. Он ударяется плечом о стену и шепчет: «Уфф».
Я поворачиваюсь, чтобы сбежать, но он хватает меня за волосы и ночнушку. Большая ладонь накрывает мой рот и нос. Я чувствую запах пота и виски, табака и угольной пыли. Он так сильно запрокидывает мне голову, что мне кажется, будто он сейчас сломает мне шею. Он сломает мне шею и сбросит с лестницы, и скажет, что я просто упала. Вот как все закончится...
Я напрягаю зрение, чтобы его увидеть. Он оглядывается по сторонам: видно, решает, куда меня затащить. Я не могу позволить ему унести меня в подвал. Если он сумеет это сделать, я умру. Я знаю. Ферн завтра вернется, но меня тут уже не будет.
Он пошатывается, пока осматривает лестницу, наступает ногой мне на палец, и я мычу от резкой боли. Он еще крепче зажимает мне рот и нос, перекрывая воздух. Я слышу, как трещат позвонки, извиваюсь, пытаясь вырваться, но Риггс только крепче притискивает меня к себе, поднимая в воздух, и тащит по коридору в тень возле двери в ванную комнату. Он нащупывает ручку двери. Я хнычу, вырываюсь и отталкиваю его. Он издает низкое рычание и, прижимая меня к стене всем своим весом, пытается добраться до дверной ручки. Его живот давит мне на грудь, в глазах начинает темнеть, а легкие задыхаются без воздуха.
Его лицо приближается к моему уху.
— М-мы с т-т-тобой могли б-бы стать друзьями. Я могу угощать т-тебя леденцами и п-п-печеньем. Ч-чем захочешь. М-мы можем стать лучшими д-д-друзьями, — он щекой трется о мой подбородок и плечо, его усы царапают меня, пока он нюхает мои волосы, затем зарывается лицом в шею возле горловины ночнушки. — От т-тебя пахнет улицей. Т-ты встречалась с к-кем-то из мальчишек? С-с-нова нашла себе п-парня?-
Его голос доносится будто издалека, отдаваясь эхом, словно звук сирены холодным речным утром. Колени у меня подгибаются, ноги немеют. Я не чувствую ни стену, ни Риггса. Ребра дергаются, как жабры у рыбы, висящей на крючке.
Перед глазами в темноте начинают бешено плясать искры.
«Нет! — говорю я себе.— Нет!» Ноу меня не осталось сил, чтобы бороться. Может, я задохнусь и умру? Надеюсь, так и будет...
Внезапно он выпускает меня, я хватаю ртом воздух, содрогаясь от холода, сползаю по стене и бессильно оседаю на пол. У меня кружится голова, я моргаю и пытаюсь подняться.
— Мистер Риггс? — с лестницы раздается резкий голос работницы.— Что вы делаете наверху в такой час?
Зрение проясняется, и я вижу, что он стоит передо мной, загораживая меня от работницы. Я отползаю в тень, плотно прижимаясь к стене. Если меня застукают, в беду попаду я, а не он. Меня снова запрут в подвале... или еще что-нибудь похуже.
— С-слышал, как недавно г-гремел гром. П-поднялся, чтобы закрыть окна.
Работница идет вдоль перил. На нее падает лунный свет, и я ее узнаю — она новенькая, пришла сюда после мисс Додд. Я еще не знаю, злая она или нет. По голосу кажется, что злая. Очевидно, ей не нравится, что Риггс бродит наверху. Если она обидит его, то долго в доме миссис Мерфи не продержится.
— Я ничего не слышала,— она наклоняет голову из стороны в сторону, оглядывая двери в спальни.
— Я б-был снаружи, к-когда слышал его. Т-там несколько б-бродячих кошек мяукали. В-выносил винтовку, ч-чтобы п-пристрелить их.
— Святые небеса! Вы бы весь дом перебудили. Да и кому помешают какие-то кошки?
— К-кузина Ида не любит, к-когда тут ш-шастают всякие, к-к-кому тут не место.— «Кузина Ида» — это миссис Мерфи. Он дает понять новой работнице, что ей следует знать свое место.
— Я сама проверю окна,— она не отступает, и я даже не знаю, радоваться этому или нет. Если она подойдет ближе, то увидит меня. Если уйдет, Риггс утащит меня в ванную.— Вам не нужно зря нарушать свой сон, мистер Риггс, когда мне платят за то, что я присматриваю за детьми по ночам.
Он отходит дальше от меня и ближе к ней, нетвердо ступая и пошатываясь. У лестницы он преграждает ей дорогу. Две тени соединяются в одну. Он что-то шепчет ей.
— Мистер Риггс! — ее рука выходит из тени и снова скрывается в ней. Слышен хлопок ладони по коже.— Вы что, пьяны?
— Я в-видел, как т-ты на меня с-смотрела!
— Никак я на вас не смотрела!
— Т-ты будешь п-послушной, или я скажу кузине Иде. Она не любит, к-когда к-кто-то меня обижает.
Она пятится к стене и проскальзывает мимо него. Он се пропускает.
— Вы... держитесь от меня подальше, а не то... не то... я сама ей расскажу! Я расскажу, что вы напились и приставали ко мне.
Он медленно начинает спускаться по лестнице.
— Т-тебе лучше... лучше сначала зайти к мальчишкам.
К-к-кто-то из них вылезал из к-кровати,— я слышу, как он тяжело топает. Доски скрипят и стонут под его шагами.
Работница обнимает себя руками и следит за Риггсом, потом скрывается в комнате малышей. Я на трясущихся ногах поднимаюсь с пола, влетаю в комнату, забираюсь в постель, натягиваю одеяло до шеи и заворачиваюсь в него. Хорошо, что я успеваю все это проделать до того, как работница входит в комнату; она торопится — может быть, из-за того, что Риггс ей встретился возле этой двери.
Она проходит мимо кроватей, поднимает одеяла и всматривается в лица детей, будто что-то проверяет. Когда она подходит к моей постели, я глубоко и размеренно дышу и пытаюсь не дрожать, когда она приподнимает одеяло и дотрагивается до моей кожи. Может, ее удивляет, что я так сильно завернулась в одеяло, если стоит такая духота? Или она тоже почувствовала на мне запах ночи, как и Риггс?
Она некоторое время стоит надо мной, но потом все же уходит.
А я лежу и смотрю в темноту. «Еще один день, — говорю я себе. — Тебе нужно выдержать всего лишь еще один день».
Я думаю об этом снова и снова, будто даю себе обещание. Я должна. Иначе мне придется найти способ убрать сетку с окна и выпрыгнуть из него, надеясь, что этой высоты будет достаточно, чтобы я разбилась насмерть.
Я не смогу так жить.
Я засыпаю, зная, что это правда.
Утро приходит рывками. Я просыпаюсь, засыпаю и жду, когда очередная работница прикажет нам вылезать из постелей и одеваться. Я знаю, что не стоит шевелиться раньше времени. Миссис Пулник объяснила мне все правила жизни наверху, прежде чем показать мою новую кровать и маленький ящик под ней, куда я могу складывать одежду.
Но я не буду долго им пользоваться. Завтра мы сбежим, все втроем — я, Ферн и Стиви, — и неважно, что для этого потребуется. «Если понадобится схватить кухонный нож и зарезать того, кто будет стоять на нашем пути, — я так и сделаю,— обещаю я себе,— никто меня не остановит».
Но когда мы спускаемся на завтрак, я понимаю, что надавала себе обещаний, которые будет очень трудно сдержать.
Этим утром миссис Пулник сразу же замечает грязные следы на кухне. Они высохли, поэтому она понимает, что оставили их сегодня ночью. Они исчезают перед лестницей, поэтому она не знает, где они могли закончиться, но следы такие большие, что она уверена: их оставил кто-то из старших мальчишек. Она выстраивает их в ряд и по очереди проверяет их ноги, чтобы найти подходящие,
Она еще не заметила, что у меня большие ступни. Я стою на своем месте за столом вместе с остальными девочками, поджимаю пальцы и надеюсь, что она не посмотрит в мою сторону.
«Может, у одного из мальчишек окажутся ноги того же размера»,— думаю я и знаю, что это плохо, потому что я подведу кого-то под наказание. Страшное наказание. Миссис Мерфи тоже здесь, и она пышет жаром сильнее, чем чайник, только что снятый с огня. У нее в руках зонтик с полностью оторванной тканью. Она собирается кого-нибудь им выпороть. А после порки, скорее всего, будет чулан.
Мне нельзя попадать в чулан.
Но смогу ли я спокойно стоять и смотреть, как накажут кого-то другого, когда вся вина на мне? Все равно что я сама бы замахнулась зонтиком.
Через умывальную комнату я вижу, что Риггс стоит возле задней двери. Он наблюдает за представлением. Он кивает и улыбается мне, и у меня леденеет кожа.
Новая работница смотрит из-за угла, ее темные глаза бегают. Она никогда не видела такого раньше.
— Я- может, это я там проходила? — лепечет она.— Мистер Риггс говорил, что снаружи были бродячие кошки, и я хотела их отпугнуть.
Миссис Мерфи даже не слушает ее.
— Не встревай! — визжит она.— И у тебя слишком маленькие ноги. Кого ты пытаешься прикрыть? Кого?!
— Никого,— она смотрит на меня.
Миссис Мерфи и миссис Пулник пытаются проследить за направлением ее взгляда. Время будто замедляется.
«Стой спокойно. Стой спокойно,— повторяю я себе.— Не двигайся»,
Я застываю на месте.
— М-может, это еще в-вчера наследили. Вокруг б-бочки с д-дождевой водой много г-г-грязи, — вмешивается Риггс, когда все смотрят на мою сторону стола. Сначала я думаю, будто он решил мне помочь, но потом понимаю: он просто не хочет, чтобы меня заперли там, где он не сможет до меня добраться.
Миссис Мерфи отмахивается от него.
— Уж лучше молчи. По правде говоря, ты слишком добр к этим неблагодарным малявкам. Дай им палец — они всю руку откусят, — она хлопает зонтиком себе по ладони, изучая мою половину стола,— А теперь... если это не мальчишки, кто же это может быть?
Девочка, которая прошлой ночью спала на кровати напротив меня, Дора,вдруг запрокидывает голову, шатается и падает на пол в обмороке.
Никто не двигается.
— Похоже, это не она,— говорит миссис Мерфи.— А если не она — то кто? — зонтик описывает круг, словно волшебная палочка. — Отойдите от стола, девочки,— ее глаза сверкают.— Давайте посмотрим, кто тут наша маленькая Золушка.
Звонит телефон — и все вздрагивают, а затем замирают, словно статуи, пока миссис Мерфи решает, ответить на звонок или нет. Она поднимает трубку, чуть не срывая телефон со стены, но голос ее становится елейно-медовым, как только она узнает, с кем разговаривает.
— Конечно, да. Доброе утро, Джорджия. Как приятно слышать тебя так рано,— она останавливается, затем произносит: — Да, да. Конечно, разумеется. Я уже давно на ногах. Дай мне дойти до кабинета, и мы сможем поговорить наедине.
Слова ее собеседницы сыплются часто, словно «тра-та-та-та» пулемета Гатлинга в ковбойских вестернах.
— О, понятно. Конечно,— миссис Мерфи откладывает зонтик и кладет ладонь себе на лоб, зубы у нее оскаливаются, как у Куини, когда я видела ее в последний раз.— Нуда, мы можем организовать все к десяти, но я не думаю, что это разумно. Видишь ли...
Еще больше слов очередью, быстро и громко, несется ей в ответ.
— Да, я понимаю. Мы не опоздаем, — говорит миссис Мерфи сквозь зубы, затем швыряет трубку на место и показывает на меня, крепко сжав губы и прищурившись.— Возьмите ее, отмойте и оденьте в воскресное платье. Ка-кое-нибудь голубое... под цвет глаз, с передником. Мисс
Танн хочет, чтобы ее привезли в отель в центре города к десяти.
Лицо миссис Пулник становится таким же, как у миссис Мерфи. Последнее, что они хотели бы со мной сейчас делать, — это мыть, причесывать и одевать в красивое платье.
— Но... она...
— Не обсуждать мои приказы! — ревет миссис Мерфи, затем с размаху бьет по голове Дэнни-боя, потому что он стоит к ней ближе всех. Остальные съеживаются, когда она обводит пальцем комнату.— На что это вы все смотрите?
Дети не знают, что делать — то ли стоять смирно, то ли садиться на места. Они ждут, пока миссис Мерфи не выйдет за дверь. Затем, пока петли двери еще жалобно скрипят, они тихо оседают на свои стулья.
— Я сама займусь тобой,— миссис Пулник хватает меня за руку и сильно сжимает. Я знаю, она все равно так или иначе собирается мне отомстить.
Но еще я знаю: что бы она мне ни сделала, планы мисс Танн могут быть гораздо хуже. По дому ходят разные слухи насчет того, что случается с детьми, которых отвозят в отель.
— И не оставляйте на ней синяков! — раздается голос миссис Мерфи из коридора.
Я спасена — и снова в беде. Миссис Пулник дергает меня за волосы, толкает и вертит. Она изо всех сил старается сделать ближайший час максимально неприятным, и у нее получается. Когда я наконец подхожу к машине с миссис Мерфи, голова у меня раскалывается, а глаза красные от слез, которые, как мне сказано, лучше держать при себе.
В машине миссис Мерфи не произносит ни слова, и я этому рада, Я прижимаюсь к двери и смотрю в окно, мне страшно, беспокойно, и все тело болит. Я не знаю, что со мной будет, но понимаю, что ничего хорошего. Здесь не может быть ничего хорошего.
По пути в центр мы проезжаем мимо реки. Я вижу буксиры, баржи и большой плавучий театр. Музыка из его каллиопы врывается в машину, и я вспоминаю, как танцевал на палубе «Аркадии» Габион, когда плавучий театр проходил мимо. Мы смеялись над ним без устали. Сердце мое тянется к воде, я надеюсь увидеть «Аркадию», или лодку старого Зеде, или хоть какую- нибудь плавучую хижину, но там ничего. Мы проезжаем мимо речного лагеря, и там тоже пусто. Только потухшие костры, вытоптанная трава и куча плавника, которую кто-то собрал, но так и не сжег. Все плавучие хижины исчезли.
Я внезапно понимаю, что сейчас, должно быть, уже октябрь. Очень скоро клены и эвкалипты поменяют одежду, их листья по краям окрасятся в желтый и красный. Речные бродяги уже пустились в долгий, медленный сплав на юг, где зимы теплее, а речные омуты полны жирных сомов.
«Брини все еще здесь»,— напоминаю я себе, но неожиданно чувствую, что никогда больше не увижу ни его, ни Ферн, ни тех, кого я любила. Ощущение полностью поглощает меня, и все, что я могу, — отрешиться от тела. Меня нет возле высокого здания, где водитель паркует машину. Я едва слышу вопли миссис Мерфи о том, что со мной будет, если я не буду слушаться. Я едва чувствую, когда она больно щиплет меня сквозь платье, скручивая кожу над ребрами, и говорит, что мне лучше делать все, что мне скажут, и что мне запрещено отказывать, плакать или устраивать истерику.
— Ты будешь милой, как маленький котенок, — она еще сильнее выкручивает кожу и приближает лицо прямо к моему. — Или сильно пожалеешь... как и твой маленький дружок Стиви. Ты же не хочешь, чтобы ему стало плохо, правда?
Она выходит на обочину и тащит меня за собой. Вокруг нас снуют мужчины в деловых костюмах. Женщины идут с яркими пакетами. Мама в красном пальто выталкивает из дверей отеля детскую коляску и оглядывается на нас, когда проходит мимо. У нее такое доброе лицо, что мне хочется подбежать к ней, ухватиться за пальто и все ей рассказать.
«Помогите!» — сказала бы я ей.
Но я не могу. Я знаю, что, если поведу себя плохо, они возьмутся за Стиви. И за Ферн, когда она снова окажется в доме миссис Мерфи. Несмотря ни на что, сегодня мне нужно быть послушной. Сделать все, что мне скажут, чтобы они не заперли меня на замок, когда я вернусь.
Я выпрямляю спину и говорю себе, что это в последний раз. «В последний раз они заставляют меня что-то сделать».
Что бы это ни было, я выдержу.
Но сердце бьется часто-часто, а живот будто превратился в камень. Мужчина в униформе придерживает для нас дверь. Он похож на солдата или на принца. Я хочу, чтобы он спас меня, как принцессу из сказки.
— Добрый день, — миссис Мерфи улыбается, задирает нос и проходит внутрь.
В отеле много людей, они смеются, разговаривают и обедают в ресторане. Внутри красиво, словно в королевском дворце, но сегодня мне там совсем не нравится. Отель похож на ловушку.
Возле кнопок лифта, словно статуя, застыл лифтер. Пока небольшая коробка поднимает нас все выше и выше, я даже не замечаю, чтобы он дышал. Когда мы выходим, лифтер бросает на меня грустный взгляд. Неужели он знает, куда меня ведут и что там произойдет?
Миссис Мерфи ведет меня по коридору и стучит в дверь.
— Входите,— звучит женский голос, и когда дверь открывается, я вижу мисс Танн — она, словно кошка на солнцепеке, раскинулась на диване. Шторы на большом окне позади нее отдернуты, и через него видна панорама всего Мемфиса. Мы так высоко, что можем смотреть сверху на крыши домов. Я никогда в жизни не забиралась так высоко.
Я сжимаю руки в кулаки, прячу их в переднике с оборками и стараюсь не двигаться.
У мисс Танн в руке полупустой бокал. Она выглядит так, будто находится здесь очень давно. Может, она живет в этом отеле?
Она крутит коричневую жидкость в бокале и поднимает ее в сторону двери.
— Отведи ее в спальню — и на этом все, миссис Мерфи. Закрой за собой дверь... и скажи ей, чтобы сидела тихо, пока ей не велят поступить иначе. Я сначала поговорю с ним сама, чтобы убедиться, что мы сделали все... необходимые приготовления.
— Я не против того, чтобы остаться, Джорджия.
— Как пожелаешь,— мисс Танн следит за мной взглядом, пока мы проходим к двери. Миссис Мерфи держит меня за подмышку, так что я иду, чуть пошатываясь.— Честно говоря, можно было выбрать кого-то получше, но я понимаю, почему он хочет именно ее,— говорит она.
— Не знаю, зачем она вообще могла кому-то понадобиться.
В спальне миссис Мерфи сажает меня на кровать и расправляет оборки платья, так что я становлюсь похожа на куклу. Она убирает мои волосы со спины вперед, чтобы они спускались по плечам длинными локонами, и приказывает не двигаться ни на дюйм.
— Ни на один дюйм, — повторяет она, направляясь к двери и закрывая ее за собой.
Я слышу, как они с мисс Танн разговаривают в другой комнате. Они обсуждают вид и выпивают. Затем наступает тишина, которую нарушают только приглушенные звуки города. Кричит разносчик газет.
Проходит неизвестно сколько времени, и раздается стук в дверь. Мисс Танн отвечает приторно-сладким голосом, и я слышу мужской голос, но не могу разобрать слова, пока собеседники не подходят ближе.
— Не сомневайтесь, она полностью в вашем распоряжении... если, конечно, она вам все еще нужна, — говорит мисс Танн.
— Да, и я очень ценю, что вы смогли изменить нашу договоренность и устроить все в такой короткий срок. Моя жена в последние годы страшно страдает, часто до такой степени, что неделями не покидает постель, запираясь от меня. Что мне еще остается делать?
— И в самом деле. Я понимаю, что девочка может удовлетворить ваши нужды, но у меня есть другие дети, более... сговорчивые, — предлагает мисс Танн. — У нас много других девочек. Вы можете выбрать любую.
«Пожалуйста,— молю я.— Выберите кого-нибудь другого». А потом понимаю, какая дурная это мысль. Я не должна желать плохого другим детям.
— Нет, мне нужна именно она.
Я сжимаю в руках покрывало. Пот покрывает ладони и впитывается в ткань. Я вцепляюсь в нее ногтями.
«Веди себя хорошо. Что бы ни случилось, веди себя хорошо».
«Сегодня ночью придет Силас...»
— Что мне еще остается делать? — снова спрашивает мужчина.— Моя жена такая хрупкая. А ребенок все время кричит. Я не могу выносить постоянный шум и скандалы в доме. Знаете ли, я ведь композитор, и это мешает моей работе. К отпускному сезону мне нужно закончить несколько мелодий для фильмов, и время уже поджимает.
— О, сэр, я могу заверить вас, что эта девчонка не уменьшит, а увеличит ваши беды,— встревает миссис Мерфи.— Я думала... я полагала, что она нужна вам только... я не знала, что вы хотите забрать ее с собой, а не то вмешалась бы гораздо раньше.
— Это не важно, миссис Мерфи,— обрывает ее мисс Танн.— Девочка, очевидно, достаточно взрослая, чтобы удовлетворить всем желаниям мистера Севьера.
— Да... да, конечно, Джорджия. Простите за бестактность.
— Девочка — само совершенство, я вас уверяю, сэр. Она безупречна.
Мужчина что-то произносит — я не могу разобрать, — и снова вступает мисс Танн.
— В таком случае все отлично. У меня с собой все ее документы. Конечно, как и с вашим первым удочерением, должен пройти год, пока оно будет признано окончательным, но я не думаю, что возникнут какие- то проблемы, особенно у клиента с вашим... положением.
Разговор становится очень тихим. Шуршат бумаги.
— Я хочу одного: чтобы Виктория снова была счастлива,— говорит мужчина.— Я очень люблю жену, и последние несколько лет были для меня мучением. Доктора говорят, что единственный способ справиться с ее приступами меланхолии — дать ей вескую причину смотреть в будущее, а не в прошлое.
— Помощь в таких ситуациях — основная цель нашего существования, мистер Севьер,— голос мисс Танн дрожит, будто она готова расплакаться.— Бедные потерянные малютки и семьи, которым они крайне нужны, — мой стимул и вдохновение для неустанной работы. Каждый свой день я посвящаю тяжкому труду, чтобы спасти маленьких бродяжек и вдохнуть в грустное начало их жизни новый свет, принести солнце в бесконечное множество пустых домов. Я родилась в приличной семье и вполне могла выбрать более легкий жизненный путь, но кто-то должен жертвовать собой, чтобы защитить тех, кто сам не в состоянии позаботиться о себе. Это мое призвание, и я охотно принимаю его, не ожидая ни награды, ни почестей.
Мужчина вздыхает: кажется, он устал ждать.
— Я, разумеется, очень вам благодарен. Что еще нужно, чтобы завершить нашу сделку?
— Ничего,— раздаются шаги, но они удаляются от спальни, а не приближаются к ней.— Все бумаги в порядке. Вы заплатили все взносы. Она ваша, мистер Севьер. Она ждет в спальне, а мы оставим вас для более близкого знакомства... в той форме, в какой вы его пожелаете.
— Я бы посоветовала вам быть с ней построже. Она...
— Пойдемте, миссис Мерфи.
Затем они уходят, а я неподвижно сижу на кровати и слушаю шаги: мужчина подходит к двери, останавливается. Я слышу, как он делает глубокий вдох, затем выдыхает.
Я изо всех сил сжимаю ткань платья на коленях, дрожа всем телом.
Открывается дверь, и он стоит на пороге, всего в нескольких футах от меня.
Мне знакомо его лицо. Он сидел рядом со мной на диване на празднике и спрашивал, сколько мне лет.
Его жена читала книжки вместе с Ферн.
