Мое детство прошло в Подольске. Сразу после войны дед купил здесь крошечный домик, в котором он пытался собрать свою многочисленную семью, разбросанную войной по разным уголкам страны – от Ферганской долины до партизанских землянок в Белоруссии. Сделать это ему не удалось, потому что младший сын добывал уран в Средней Азии, средний отлеживался в госпиталях после трех ранений, а старший, мой отец, служил в Германии. Там он сражался на своем истребителе в последние дни войны, а потом охранял небо советской зоны оккупации от недавних союзников, ставших в одночасье «потенциальными противниками».
В общем, с дедом жили дочери да мы с матерью, потому что отец не имел права «выписать семью» в Германию, так как его авиачасть считалась «боевой», то есть, по сути, для них война не закончилась. Это, впрочем, подтвердилось вскоре, когда Сталин распорядился «перекрыть» воздушные коридоры, соединявшие Западный Берлин и западные зоны оккупации. В небе Германии началось прямое противостояние авиаций бывших союзников. Отец об этом никогда не рассказывал, но орден Красного Знамени, полученный за выполнение приказа Сталина, сам за себя говорит о многом…
Но мы ничего об этом не знали – своих забот хватало! И одна из них каждодневно была у нас: это ловля рыбы на Пахре. Самые уловистые места были у железнодорожного моста, где всегда крутилась крупная плотва, и десяток вполне приличных рыбин оказывались на сковородке у бабушки, которая всегда с радостью их жарила. Послевоенные годы были голодными, а потому рыбацкие успехи внука ее радовали.
Однажды на тропе к реке появились люди в военной форме. А потом мы их встретили и у моста. Еще несколько раз нам удавалось прорваться к любимым местам у реки, но вскоре там появилась охрана.
Теперь мне кажется, что именно в это время кончилось детство…
Потом наш домик снесли, дед не выдержал – очень быстро умер, а судьба вновь разбросала нашу семью. Но это уже другая история, а та – «подольская» – кончилась лишь спустя полвека, когда я узнал, почему так резко поменялась обстановка на окраине Подольска. А с ней и история города.
28 января 1946 года И. В. Сталин подписал постановление СНК СССР № 229–100сс/оп «О проектировании и подготовке оборудования Горно-обогатительного завода». В этом совершенно секретном (особая папка) документе речь шла о создании первого промышленного реактора на Урале. Его нужно было обеспечить соответствующим оборудованием. А потому в постановлении появились такие строки:
«а) организовать при Подольском заводе Особое конструкторское бюро по разработке технического и рабочего проекта № 1859 Горно-обогатительного завода, укомплектовав это бюро необходимым составом конструкторов.
В дальнейшем указанное ОКБ при Подольском заводе именовать: „Особое конструкторское бюро по конструкциям гидропаропрессового оборудования“ (сокращенно ОКБ „Гидропресс“ НКТМ)»
ОКБ «Гидропресс» создавалось как отдел Подольского машиностроительного завода им. Оржоникидзе, который вместе с сотнями предприятий страны был вовлечен в Атомный проект. А это подразумевало особый режим секретности, а потому и появились вокруг предприятия люди в форме и соответствующая охрана.
Кстати, в этом постановлении ОКБ сразу приобретало «особый статус», и выражалось это в том, что для сотрудников выделялось 6 карточек литеры «А», 20 карточек литеры «Б» и лимитные карточки на продтовары.
Ну а мы лишились хороших уловов у железнодорожного моста, что, впрочем, не сказалось на отношении бабушки к «солдатикам». Когда они появлялись возле нашей калитки, она приглашала их в сад, потчевала чаем. Но без сахара, потому что его всегда не хватало…
Полвека спустя я пришел на Пахру с удочкой. Попытался вспомнить детство. Не получилось. Во-первых, рыба не клевала (может быть, ее уже и нет здесь?), а во-вторых, слишком уж много насмешников бродит у воды – город разросся, и на Пахре уединенное место найти трудно.
Четыре комнаты на втором этаже…
И, конечно же, самая большая из четырех комнат, выделенных ОКБ, предназначалась для режимного отдела с архивом. В первой разместился главный конструктор – им был назначен Борис Михайлович Шолкович. А оставшиеся предназначались для всех сотрудников конструкторского бюро. Одно из первых заданий – участие в разработке реактора для получения плутония. Впрочем, сотрудники не догадывались о том, что именно они создают. Это была попытка сконструировать «горизонтальный» реактор, копия того, что начал работать под трибунами Чикагского стадиона. Неведомо было конструкторам, что чертежи реактора были добыты разведчиками, среди которых был будущий наш академик Бруно Понтекорво.
Самым «опытным» среди первых сотрудников ОКБ была, конечно же, начальник режима – А. В. Федотова. Она работала на заводе еще с военных лет. Было известно, что здесь тогда располагался авиазавод № 125. За обеспечение надежной секретности Федотова не раз награждалась орденами, что среди работников «органов» случалось не очень часто. И тут она взялась за свое дело рьяно и привычно: наверное, именно этим объясняется, что ни одна из разведок западных стран так и не узнала, чем именно занимаются сотрудники ОКБ, носящего весьма непривычное название «Гидропресс».
Из хроники событий:
«Первые стенды размещались прямо на конторских столах, а эксперименты проводились, например, в трехлитровой банке с водопроводной водой. Из-за недостатка площадей установки располагались где только возможно. Стенд теплопередачи располагался в коридоре. В скором времени появилось отдельное стендовое помещение в здании демонтированной трансформаторной подстанции у кузнечного цеха. Туда были подведены вода и пар от заводской котельной и был создан гидравлический стенд с двумя центробежными насосами и баком запаса воды. Впоследствии здесь проводились испытания семитрубной модели испарителя низкого давления и других элементов различного теплообменного оборудования для тяжеловодных реакторов. Испытывалась также модель установки для транспортировки облученных урановых блочков на заводах по переработке урана».
К сожалению, в этой области разведывательной информации не хватало. А потому дорогу вперед приходилось «нащупывать» очень осторожно: ведь инженеры впервые имели дело с радиацией. Да и конструктивные особенности будущего реактора были неясны – и потому конструкторы «Гидропресса» получили распоряжение просчитать вариант «горизонтального» реактора. Кое-какие данные им были предоставлены самим И. В. Курчатовым.
Теперь пора избавиться от одной легенды, автором которой был академик Н. А. Доллежаль.
Несколько раз мы встречались с ним и подробно беседовали о том, как появилась у него идея «вертикального» реактора – то есть все оборудование размещать над реактором, работы вести сверху, а не сбоку, как это делали американцы.
Н. А. Доллежаль очень гордился, что «вертикальный вариант» оказался намного эффективней. Он часто повторял, что не всегда разведка помогала делу, а частенько вводила ученых и инженеров в заблуждение.
Великий конструктор и ученый поначалу не знал, что «горизонтальный вариант» тоже разрабатывался, и делали это инженеры «Гидропресса».
В незримом соревновании по созданию реактора для производства плутония победил коллектив, возглавляемый Доллежалем. Это был единственный случай, когда «Гидропресс» оказался вторым…