Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Что бы ни предлагал Садовский, отказов не было. Любое его предложение получало поддержку. И у Михаила Александровича разыгралось воображение.
Он понимал, что необычайно важно при первом испытании получить как можно больше данных. Это позволит в будущем не только создавать новую аппаратуру для наблюдений и регистрации параметров взрыва, но и поможет конструкторам создавать новые изделия. Опыт с обычной взрывчаткой и обычными боеприпасами подтверждал это. А потому Садовский придумывал даже весьма необычные методы исследований.
Ему подсказали, что кроме наземной аппаратуры можно использовать и «воздушную». В армии еще со времен войны остались аэростаты. Они прикрывали, в частности, Москву во время налетов немецкой авиации. А почему бы их не использовать?!
«Аэростатный план» был оформлен быстро. Предлагалось поднять аэростаты на высоты от 500 метров до километра и на них разместить измерительную аппаратуру. А в кабины можно посадить овец и козлов – пусть полетают в радиоактивным облаке!
Необычная идея увлекла Садовского, и он радостно поделился ею с руководителями Атомного проекта М. Г. Первухиным и Б. Л. Ванниковым.
Те, конечно же, сразу высказали ему ряд сомнений, в частности, и о надежности аэростатов, и об их эффективности. Но сразу переубедить Садовского не удалось: он записал в «Оперативный план» эксперимент на аэростатах.
Однако вскоре Михаил Александрович понял, насколько сильно он ошибался. На полигон прибыли аэростатчики. Им показали те точки полгона, над которыми должны быть подняты их аппараты. Но сделать это так и не удалось: ветер в степи был сильным, и аэростаты разбросало.
После нескольких попыток поднять их Садовский убедился, что придется обойтись без «летающих козлов». Он отменил этот эксперимент.
Накануне испытаний на полигон прибыл специальный контролер от правительства. Он проверял, насколько точно выполнены все решения. Естественно, он вскоре обнаружил, что аэростатов нет.
Первухин и Ванников вызвали Садовского и потребовали от него объяснений. Он неосторожно заметил, что они сами говорили о том, что использовать аэростаты неразумно. И каково же было удивление Михаила Александровича, когда Первухин сказал:
– Мало ли глупостей мы тебе могли наговорить. Что мы в этом деле понимаем? А вот ты должен был бы знать, что план, утвержденный правительством, есть закон, который обсуждению не подлежит и должен быть выполнен!
Этот урок Садовский усвоил на всю жизнь. И часто потом рассказывал своим сотрудникам, когда те приходили к нему с фантастическими проектами.
Ну, а аэростаты с козлами и овцами все-таки были подняты в воздух незадолго до взрыва. Правда, их сразу же сорвало сильным ветром, и пользы от них никакой не было.
Нет ни одного участника Атомного проекта, которому довелось работать с И. В. Курчатовым, который бы не говорил о нем в превосходной степени! Не остался в стороне, конечно же, и Садовский.
Он внимательно наблюдал за тем, как вел себя на полигоне Игорь Васильевич. Тот очень быстро освоился, и начались «научные восторги». Так называл сам Курчатов своеобразные научные семинары, которые он проводил постоянно в ходе работ. Обсуждались самые разные проблемы, связанные с испытаниями оружия.
Одно из происшествий убедило всех, насколько строг и требователен Игорь Васильевич.
Началась проверка оборудования и аппаратуры. Было решено провести испытания автоматики подрыва изделия и автоматики опытного поля.
Через несколько минут должна поступить команда, и вдруг, неожиданно для всех, поле само заработало – пошли неуправляемые команды, аппаратура начала включаться хаотично.
Даже бесконечно выдержанный Ю. Б. Харитон закричал: «Кабак!»
Катастрофа…
Курчатов был спокоен. Он выслушал доклады специалистов. Выяснилось, что где-то произошло заземление в автоматике поля.
Где именно? Ответить никто не мог: под землю было уложено несколько сотен километров кабеля.
Курчатов распорядился: все кабельные линии вскрыть и проверить самым тщательным образом.
Начались «раскопки» – так окрестили эту работу испытатели.
Вскоре причина аварии была установлена: изоляция одного из кабелей была пробита гвоздями.
Из воспоминаний М. А. Садовского: «О результатах проверки кабелей я все время докладывал И. В. Курчатову и предлагал не раз повторить генеральную репетицию. Однако „Борода“ хитро поглядывал на меня, советовал еще и еще раз проверить те или иные участки сети. Наши автоматчики, и институтские, и военные, замучались и ругали меня: сколько же можно издеваться? А я, в свою очередь, жал на Игоря Васильевича, но он по-прежнему советовал еще раз проверить и не торопиться. И вдруг неожиданно позвал меня к себе и с улыбочкой, поглядев на мою недовольную физиономию:
– Ну, теперь у нас все в порядке, готовь репетицию.
Меня зло взяло, и я спросил:
– Это у кого же, у нас или у вас?
На это последовал ответ, что дело общее и такие уточнения не требуются.
Повторная репетиция прошло как по маслу».
Курчатов не мог сказать Садовскому, что все еще не хватало плутония для первого заряда, а потому следует ждать…
Сколько именно? Сам Игорь Васильевич не знал точно…
Садовский не присутствовал ни при вывозе изделия, ни при сборке его, ни при подъеме его на башню. Он даже не видел первую бомбу, как и все остальные ученые и специалисты, которым не положено было ее видеть. Любопытство в Атомном проекте не только не поощрялось, но и пресекалось моментально. Сотрудники Берии умели это делать быстро и эффективно.
А потому все воспоминания о дне «Д» связаны у Михаила Александровича только с самим взрывом.
Из воспоминаний М. А. Садовского: «Дежурный командует: „Надеть очки! Ложись!“ – и бросается сам на землю. Мы все сначала в очках, далее без них наблюдаем чудовищную вспышку, любуемся удивительной картиной бегущей ударной волны, отчетливо выделяющейся в воздухе в виде быстро расширяющейся призрачной полусферы, и, наконец, чувствуем ее толчок, который оказался наименее впечатляющим во всей картине взрыва…
Воспользовавшись ситуацией, я отправился на поле. Всякие контроли еще не начали свою деятельность, и я беспрепятственно добрался до центра поля, увидел блестящий стеклообразный слой сплавившегося грунта, сравнительно небольшую впадину на месте, где стояла башня с ядерным изделием, и что-то живое, не то скачущее, не то ползающее по этому стеклу. Приглядевшись, узнал в нем обгоревшего орла-беркута. Вспомнил о том, что и мне, наверное, не очень рекомендуется долго любоваться стеклянным грунтом. Едем обратно и вдруг видим еще одну машину с людьми, выезжающую из-за развалин. Оказалось, что сам Л. П. Берия со своими приближенными одним из первых, если не первым, сумел выбраться на место взрыва. Он крикнул мне, что я видел, и когда я сказал, что обгоревшего орла, то Берия и его команда долго хохотали, приговаривая: „Он видел орла!“»
В постановлении Совета министров СССР № 5070–1944сс/оп «О награждении и премировании за выдающиеся научные открытия и технические достижения по использованию атомной энергии» от 29 октября 1949 года есть пункт № 81. В нем сказано: «Садовского Михаила Александровича, кандидата физико-математических наук, научного руководителя опытного полигона, руководившего разработкой новейших приборов и методики измерений атомного взрыва, представить к присвоению звания Героя Социалистического Труда, премировать суммой 100 000 рублей, присвоить звание лауреата Сталинской премии первой степени». Кроме этого, дети Садовского имели право обучаться в любых учебных заведениях СССР, а ему самому и его жене, а также детям до совершеннолетия обеспечивался бесплатный проезд железнодорожным, водным и воздушным транспортом в пределах СССР.
Испытания первой атомной бомбы стали переломными в судьбе М. А. Садовского.
Войти с помощью соц. сетей: