Книга: А-бомба. От Сталина до Путина. Фрагменты истории в воспоминаниях и документах
Назад: «Альфа» летит под водой…
Дальше: Тост… за все звезды сразу!

Ее Величество «Кузькина мать»

Дочь Н. С. Хрущева однажды заметила, что подходить к отцу, оценивать его поступки привычными общепринятыми мерками не следует, потому что в его противоречивости была своя логика. Потом Рада Никитична процитировала известные строки Федора Тютчева о таинственной русской душе, тем самым поставив точку в нашем разговоре.

Я работал над историей Атомного проекта СССР, а потому все, что происходило вокруг создания термоядерного оружия, меня интересовало особенно. Это были годы, когда к власти пришел Н. С. Хрущев, и от его поведения, от его характера, от его поступков зависело очень многое. Впрочем, как это всегда бывало в нашей стране – вожди определяли «лицо эпохи», а нам оставалось лишь комментировать события. Вне зависимости от того, были мы мальчишками или академиками.

Никита Хрущев, думаю, работы философа Николая Бердяева не читал. Иначе он обязательно «реабилитировал» бы его и в своих речах цитировал, потому что слова и мысли Бердяева, как мне кажется, весьма созвучны делам Хрущева. И тогда многое в происшедших событиях 1961 года нам становится понятным и объяснимым.

Итак, слово Бердяеву:

«Для нас самих Россия остается неразгаданной тайной. Россия – противоречива, антиномична: Душа России не покрывается никакими доктринами. Тютчев сказал про свою Россию:

 

Умом Россию не понять,

Аршином общим не измерить;

У ней особенная стать —

В Россию можно только верить.

 

И поистине можно сказать, что Россия непостижима для ума и неизмерима никакими аршинами доктрин и учений. А верит в Россию каждый по-своему, и каждый находит в полном противоречий бытии России факты для подтверждения своей веры. Подойти к разгадке тайны, сокрытой в душе России, можно, сразу же признав антиномичность России, жуткую ее противоречивость. Тогда русское самосознание освобождается от лживых и фальшивых идеализаций, от отталкивающего бахвальства, равно как и от бесхарактерного космополитического отрицания и иноземного рабства».



Теперь дела, поступки и образ мышления руководителя страны Н. С. Хрущева в том памятном 1961 году, когда родилась «Кузькина мать», можно понять и оценить.

Прав он был или ошибался? История до нынешнего дня еще не дала точный и верный ответ…

Ядерные испытания не проводились – мораторий еще действовал.

Советское руководство купалось в зареве славы, вставшем над планетой после полета Юрия Гагарина.

В США ускоренными темпами наращивалось производство ядерных бомб и водородных зарядов.

В Днепропетровске началось серийное производство межконтинентальных ракет конструкции Михаила Янгеля. Вскоре Хрущев сообщит, что «мы производим теперь ракеты на конвейере, как сосиски».

В 1959 году Н. С. Хрущев выступал на Генеральной сессии ООН. Он внес предложение о всеобщем и полном разоружении.

А за несколько дней до своего выступления он встречался с президентом США Д. Эйзенхауэром. Им обоим было о чем вспомнить: оба прошли Вторую мировую войну.

Алексей Аджубей, в частности, вспомнил такой эпизод этой встречи:

«Вдруг Эйзенхауэр спросил Хрущева, каким образом советское правительство регулирует выделение средств на военные программы. „А как вы, господин президент?“ – поинтересовался, в свою очередь, Никита Сергеевич. Эйзенхауэр развел руками, прихлопнул по коленке: „Прибегают ко мне наши военные, расписывают, какие у русских потрясающие достижения, и тут же требуют деньги – не можем мы отстать от Советов!“ – „Вот так же и у нас, – подхватил мысль президента Хрущев, – приходят военные, расписывают, какие потрясающие достижения у американцев. И требуют денег. Мы ведь не можем отстать от Соединенных Штатов“.

Гость и хозяин рассмеялись. Никита Сергеевич часто пересказывал этот эпизод».



В тот момент ни Эйзенхауэр, ни Хрущев не задумались о том, насколько они близки к истине. Ведь именно такое соперничество было в основе «холодной войны», которая разгоралась все сильнее.

Передний край ее проходил через Арзамас-16 и Челябинск-70 – два Ядерных центра Советского Союза.

Вспоминает главный конструктор академик Борис Литвинов:

«Исключение ядерных испытаний из процесса разработки ядерного заряда равносильно исключению из процесса создания самолета этапа начальных полетов. Ведь только сумасшедшему может придти в голову мысль выпустить самолет для полетов с пассажирами без опробования его опытными летчиками-испытателями, хотя летным испытаниям и предшествует большая работа проектировщиков, конструкторов, технологов, в результате которой рождается крылатая машина. В отличие от примера с самолетом, при создании ядерного заряда перед этапом проектно-конструкторских работ стоит очень важный этап расчетно-теоретических исследований, на котором моделируются процессы возникновения и развития ядерного взрыва. Ядерный взрыв – явление архисложное… Не существует никакого другого способа, кроме испытательного ядерного взрыва, чтобы определить реальность принятой модели. Только тщательные и тонкие физические измерения излучений и эффектов ядерного взрыва позволяют установить, насколько наши представления о работоспособности и энерговыделении данного образца ядерного заряда соответствуют его реальным возможностям. Вот почему испытательный ядерный взрыв для ядерного заряда можно считать равнозначным первому испытательному полету вновь создаваемого самолета. Конечно, можно создавать проекты самолетов и без полетов, на бумаге и даже в металле, но вот отпустить самолет в полет с пассажирами не решится никто.

Так и произошло в НИИ-1011. Новые ядерные заряды, ожидаемые характеристики которых соответствовали заказам военных, превращались в „металл“, но это были „нелетавшие самолеты“. Они ждали своих „полетов“ – ядерных испытательных взрывов».



НИИ-1011 – это молодой Ядерный центр на Урале, который был создан в 1956 году.

Хрущев прислушивался к мнению атомщиков и военных. Особенно после того конфликта, который случился у него с И. В. Курчатовым и К. И. Щелкиным.

Незадолго до своей смерти Игорь Васильевич Курчатов не поддержал идею мощных ядерных взрывов. Он считал, что тех зарядов, которые уже созданы, вполне достаточно. Ясно, что на него повлиял главный конструктор и научный руководитель Уральского центра Кирилл Иванович Щелкин. Авторитет этого выдающегося физика и конструктора, трижды Героя Социалистического Труда был огромен, но тем не менее Хрущев в резких тонах выразил свое недовольство. Но Щелкин настаивал на своем. Неожиданно он подает заявление, мол, «по состоянию здоровья» он не может руководить Ядерным центром. Хрущев негодует и… распоряжается отправить Щелкина на пенсию! К стыду руководства, Щелкину устанавливают обычную пенсию, звезды Героя, Ленинская и Государственные премии уже не играют никакого значения: не подчинился – наказываем!

Кирилл Иванович утверждал, что для устрашения врага достаточно тех ядерных зарядов, которые уже есть, а термоядерные монстры никому не нужны.

Ох уж эти технари! Что они понимают в политике?!

Тем более что в Арзамасе-16 появился еще один «политик»! Хрущев имел в виду Андрея Дмитриевича Сахарова.

Так получилось, что после смерти Курчатова Сахаров стал самым авторитетным специалистом, когда речь заходила о термоядерном оружии. А именно с ним Хрущев связывал перспективы той мировой политики, которую он предполагал вести.

Установить деловые контакты с президентом Д. Эйзенхауэром не удалось. 1 мая 1960 года сбит под Свердловском американский самолет-шпион. Американцы сразу же делают вид, что о полете У-2 им ничего неизвестно. Они не предполагали, что летчик Пауэрс останется в живых.

Политический спектакль продолжался до весны. В Париже была назначена встреча на высшем уровне. Хрущев потребовал от Эйзенхауэра извинений за шпионский полет. Президент США ультиматума не принял.

Осенью Хрущев поехал в США на Генеральную сессию ООН. Он участвовал во многих заседаниях, иногда «бушевал» – в те минуты, когда на трибуне появлялись ярые антисоветчики. «Ботинок Хрущева», которым он стучал по столу, относится к этому времени…

«Ботинок» стал символом нового этапа отношений с Западом.

В январе 1961 года президентом США стал Джон Кеннеди.

Никита Сергеевич считал, что международная политика СССР способствовала приходу к власти в США молодого президента. Он был убежден, что Кеннеди «проиграет» ему. Но для этого нужно было запастись козырными картами. «Тузов» у Хрущева было несколько. Это межконтинентальные ракеты, космос и ядерное оружие.

1961-й и 1962 годы стали ядерным кошмаром. Или ядерным безумием. Любое определение в данном случае точно соответствует тому, что происходило на испытательных полигонах СССР и США.

Академик А. Д. Сахаров вспоминал, что он отдыхал в Крыму, когда ему приказали немедленно выехать в Москву. Там планировалась «Встреча руководителей партии и правительства с учеными-атомщиками» – так она официально называлась. Встреча проходила в Овальном зале.

А. Д. Сахаров писал:

«Хрущев сразу объявил нам о своем решении – в связи с изменением международной обстановки и в связи с тем, что общее число испытаний, проведенных СССР, существенно меньше, чем проведенных США (тем более вместе с Великобританией), – осенью 1961 года возобновить ядерные испытания, добиться в их ходе существенного увеличения нашей ядерной мощи и продемонстрировать империалистам, на что мы способны».



Ученым было предоставлено по десять минут.

Ю. Б. Харитон упомянул о том, что есть возможность испытать 100-мегатонную бомбу.

А. Д. Сахаров говорил об оружии мало, но рассказал об «экзотических» проектах, которые рождались в его отделе. В частности, об использовании ядерных взрывов для полетов космических кораблей.

Ученые из обоих ядерных центров и военные единодушно поддержали идею о прекращении моратория на испытания. Они доложили руководителям страны, что создано несколько уникальных образцов оружия. Но прежде чем поставить их на вооружение, нужно провести опытную проверку их работы на полигонах.

Хрущев одобрительно отнесся ко всем предложениям, но особо выделил идею об испытании сверхбомбы. «Пусть 100-мегатонная бомба висит над капиталистами, как Дамоклов меч!» – заключил он.

Создавалось впечатление, что сверхбомба – это нечто принципиально новое в ядерном оружии, что ничего похожего у американцев нет. Андрей Дмитриевич Сахаров второй раз выступать не мог, а потому он написал короткую записку Хрущеву. В ней, в частности, говорилось:

«Я убежден, что возобновление испытаний сейчас нецелесообразно с точки зрения сравнительного усиления СССР и США. Сейчас, после наших спутников, они могут воспользоваться испытаниями для того, чтобы их изделия соответствовали бы более высоким требованиям. Они раньше нас недооценивали, а мы исходили из реальной ситуации».



Сахаров предупреждал, что новый цикл испытаний может открыть американцам реальное положение дел. Мы же тщательно скрывали, что очень сильно отстаем от Америки, и особенно по созданию ракетно-ядерного щита. Но Хрущев считал иначе: в его представлении страх перед СССР был гораздо сильнее, чем преимущество в количестве ядерных зарядов. Да и записку Сахарова он воспринял иначе: ему почудилось, что атомщики начинают вмешиваться в политику. Допустить такого Никита Сергеевич не мог. Он обрушился на Сахарова во время обеда, который состоялся чуть позже. Хрущев был предельно откровенен:

«Представьте нам, волей-неволей специалистам в этом деле, делать политику, а вы делайте и испытывайте свои бомбы, тут мы вам мешать не будем и даже поможем. Мы должны вести политику с позиции силы. Мы не говорим этого вслух – но это так! Другой политики не может быть, другого языка наши противники не понимают. Вот мы помогли избранию Кеннеди. Можно сказать, это мы его избрали в прошлом году. Мы встречаемся с Кеннеди в Вене. Эта встреча могла быть поворотной точкой. Но что говорит Кеннеди? „Не ставьте передо мной слишком больших требований, не ставьте меня в уязвимое положение. Если я пойду на слишком большие уступки – меня свалят!“ Хорош мальчик! Приехал на встречу, а сделать ничего не может. На какого черта он нам такой нужен? Что с ним разговаривать, тратить время? Сахаров, не пытайтесь диктовать нам, политикам, что нам делать, как себя держать. Я был бы последний слюнтяй, а не председатель Совета министров, если бы слушался таких, как Сахаров!»



Во время этого монолога никто не смотрел на Сахарова. Тот чувствовал себя прокаженным.

Но вскоре Хрущев смягчился: он понимал, какую роль играет Сахаров в Атомном проекте, да и идея создания сверхбомбы принадлежала Андрею Дмитриевичу. После испытаний его труд будет отмечен еще одной Звездой Героя. Тем самым Хрущев дал понять, что не помнит зла и умеет прощать тех, кто возражал ему.

Для Хрущева 100-мегатонная бомба становилась в политике еще одним «спутником», еще одним «Гагариным», и именно так он начал относиться к идее атомщиков.

Подготовка к испытаниям «Кузькиной матери» шла легко и без серьезных осложнений. Ведь ничего принципиально нового с точки зрения техники в ней не было. Более того, гигантомания в атомном оружии считалась примитивным делом, не требующим творческого подхода.

Проект «Дурак» так и не был осуществлен: идея сделать атомный заряд в десять раз мощнее, чем все существующие, не оправдывала себя. Это был «атомный тупик», так как водородное оружие в сотни и тысячи раз мощнее, чем атомное. Зачем же нужен «Дурак»?

А термоядерные заряды почти непрерывно доказывали свое превосходство.

Серия сверхмощных взрывов была осуществлена в США.

31 октября 1952 года – 10,4 мегатонны.

28 февраля 1954 года – 15 мегатонн.

В том же году еще два взрыва – 11 и 13,5 мегатонны.

И наконец, появилось термоядерное изделие МК17. Оно было огромных размеров – весом около 20 тонн и длиной более 7 метров. Эта бомба была принята на вооружение в армии США. Предполагалось, что она будет размещаться на борту стратегического бомбардировщика. Так как многочисленные базы со всех сторон окружали Советский Союз, то проблем с доставкой этой бомбы до цели у американских стратегов не было.

По своей мощности МК17 почти в тысячу раз превосходила того «Малыша», что был сброшен на Японию.

Суммарная мощность всех термоядерных взрывов в США к 1961 году составила около 70 мегатонн. Наши же физики предложили бомбу мощностью в 100 мегатонн!

Испытания предполагалось провести на Новой Земле. Здесь ничто не ограничивает мощности оружия – населенных пунктов вблизи нет, да и радиация распространится над пустынными территориями. Однако руководство Арзамаса-16 предложило испытывать супербомбу на мощность в 50 мегатонн – этого вполне достаточно, чтобы поразить не только воображение наших потенциальных противников, но и мировое общественное мнение.

Испытание супербомбы должно было стать эффектным финалом той «ядерной сессии», которая началась осенью 1961 года.

Физики прекрасно понимали, что рано или поздно мораторий закончится, а следовательно, они смогут проверить все изделия, которые они создавали в своих Ядерных центрах.

Так и случилось.

Академик Б. В. Литвинов вспоминает:

«1 сентября 1961 года. С этого дня ядерные испытания – воздушные и наземные – возобновились на обоих ядерных полигонах СССР – Семипалатинском и Новоземельском. Испытания проводились специалистами обоих оружейных ядерных институтов – КБ-11 и нашего НИИ-1011, военнослужащими полигонов и различных воинских частей… Всего в 1961 году НИИ-1011 провел 14 ядерных испытаний, из них 9 было произведено на Семипалатинском полигоне и 5 на Новоземельском. В шести ядерных испытаниях заряды, в которых были реализованы новые идеи физиков-теоретиков института, „сработали“ (т. е. взорвались) в нерасчетном режиме. Это означало, что при взрыве физические процессы протекали не совсем так, как предполагали теоретики. Это было ударом не только для них, но и всего института… Острословы из КБ-11 (ВНИИЭФ) – кажется, это был Е. А. Негин, – обыгрывая фамилии наших руководителей – Забабахина и Леденева, придумали тогда такую шутку: „Ни 10, ни 11, все заледенело и не забабахнуло“. Светлым пятном на этом невеселом фоне было удачное испытание термоядерного заряда, который имел неоригинальную физическую схему, но удачно компоновался в боеголовку новой баллистической ракеты, которую проектировали в конструкторском бюро, возглавляемом академиком Владимиром Николаевичем Челомеем».



Хрущев хорошо знал ситуацию с испытаниями, сам бывал на полигонах, наблюдал за пусками ракет. К неудачам относился спокойно, конструкторов и ученых не наказывал. Требовал только одного: вперед!

И главную свою надежду он связывал с супербомбой.

Воображение рисовало картину, которая напоминала «войну миров». 50 стратегических бомбардировщиков взлетают на дальнем Востоке и летят через всю страну. На борту одного из них – супербомба. Она сбрасывается над Новой Землей. С борта военного корабля за финалом учений наблюдает сам Н. С. Хрущев.

Ход учений должен широко освещаться в печати. Пять специальных корреспондентов должны вылететь на борту самолета сопровождения. В своих репортажах они должны подробно расписать все детали испытаний. И самый главный вывод: СССР обладает самым мощным ядерным оружием и самой современной ракетной техникой.

В то время я работал в отделе науки «Комсомольской правды». У Ярослава Голованова и у меня был допуск к секретным работам. Однажды мы получили распоряжение никуда не отлучаться и ждать. Мы выяснили, что нам предстоит лететь на испытания ядерного оружия. Куда именно, не знали.

Ситуация начала проясняться после встречи американского сенатора с Хрущевым. Во время беседы Никита Сергеевич сообщил гостю, что в СССР готовятся испытания супербомбы. Мощность ее – 100 мегатонн. «Мы решили испытать ее вполсилы, – сказал Хрущев, а потом добавил: – Но и этого достаточно, чтобы уничтожить любого врага…» В интервью «Нью-Йорк Таймс» сенатор добавил, что советский лидер имел в виду, что взрыв такой бомбы над Нью-Йорком уничтожит и Вашингтон.

Эту информацию перепечатали все газеты мира, за исключением наших.

В заводских цехах Арзамаса-16 супербомба не помещалась. И ее решено было собирать прямо на железнодорожной платформе, соорудив вокруг нее стены. Предполагалось, что по завершении работ одна из стен будет разобрана, и платформа отправится в дальний путь на Кольский полуостров. Там бомбу будет ждать специальный самолет.

Стратегический бомбардировщик «Ту-95» переоборудовался на заводе-изготовителе. «Кузькина мать» не помещалась в бомболюке, а потому потребовалось специальное устройство для подъема и крепления изделия.

Рассказывают, что академик А. Н. Туполев, узнав о цели эксперимента, заметил: «Взлететь-то птичка взлетит, а вот сядет ли?!»

Физики и авиаторы рассчитали, как именно взрыв будет воздействовать на обшивку самолета, насколько мощным будет световой удар. Было решено покрасить бомбардировщик в белый цвет. Это поможет выдержать колоссальные силовые нагрузки, которые обрушатся на машину. Экипаж тренировался каждый день, несколько десятков вылетов было совершено по предполагаемой трассе. Приказ был четок: изделие обязательно должны быть сброшено.

Была разработана специальная парашютная система, способная плавно опускать изделие в атмосфере до высоты в 4 тысячи километров. По расчетам теоретиков, взрыв на такой высоте даст минимальное количество радиоактивных осадков. Этой проблеме академики Ю. Б. Харитон и А. Д. Сахаров уделяли особое внимание.

А Хрущев с нетерпением ждал завершения работ по сборке супербомбы.

17 октября ему доложили, что эксперимент можно провести в течение десяти – четырнадцати дней. Открывался XXII съезд партии, и Н. С. Хрущев выступал с отчетным докладом. Однако он не выдержал и отвлекся от написанного и утвержденного текста. Хрущев вдруг сказал:

«Очень успешно идут у нас испытания и нового ядерного оружия. Скоро мы завершим эти испытания. Очевидно, в конце октября. В заключение, вероятно взорвем водородную бомбу мощностью в 50 миллионов тонн тротила. Мы говорили, что имеем бомбу в 100 миллионов тонн тротила. И это верно. Но взрывать такую бомбу мы не будем, потому что если мы взорвем ее даже в самых отдаленных местах, то и тогда можем окна у себя выбить. Поэтому мы пока воздержимся и не будем взрывать эту бомбу. Но, взорвав 50-миллионную бомбу, мы тем самым испытаем устройство и для взрыва 100-миллионной бомбы. Однако, как говорили прежде, дай бог, чтобы эти бомбы нам никогда не пришлось взрывать ни над какой территорией. Это самая большая мечта нашей жизни!»



Несколько раз слова Хрущева прерывались бурной овацией. В одночасье «Кузькина мать» стала сенсацией. Все мировые агентства прервали свои передачи, чтобы сообщить сенсационную новость из Москвы.

А в Арзамасе-16, где собиралась бомба, наступили тревожные часы.

Корпус авиабомбы был изготовлен в НИИ-1011. Всего было сделано три экземпляра. Первый – штатный, второй – запасной. Он остался в Арзамасе-16 и был использован для каких-то иных целей. А третий экземпляр долго хранился на складе НИИ, а затем был установлен в пионерлагере как памятник тем событиям, что происходили осенью 1961-го.

Модели «Кузькиной матери» были изготовлены в начале 90-х годов, когда открывались музеи ядерного оружия в двух Федеральных ядерных центрах. Теперь эти экспонаты привлекают внимание всех, кто посещает музеи. Фотография на фоне супербомбы – лучший сувенир.

Из воспоминаний А. Д. Сахарова:

«Ко мне в кабинет вошел один из моих сотрудников Евсей Рабинович. Он смущенно улыбался и просил зайти в его рабочую комнату. Там уже собрались все сотрудники отделения, в том числе ведущие „мощное изделие“ Адамский и Феодоритов. Рабинович начинает излагать свои соображения, согласно которым „мощное изделие“ должно отказать при испытании… Опасения его выглядели вполне обоснованными. Я считал, что конечный вывод Рабиновича неправилен. Однако доказать это с абсолютной убедительностью было невозможно… Я решил внести некоторые изменения в конструкцию изделия, делающие расчеты тех тонких процессов, о которых говорил Евсей, по-видимому, более надежными… Я решил также известить о последних событиях министерство… Через два дня мне позвонил разъяренный Славский. Он сказал: „Завтра я и Малиновский (министр обороны) должны вылетать на полигон. Что же, я должен теперь отменить испытание?“ Я ответил ему: „Отменять испытание не следует. Я не писал этого в своей докладной. Я считал необходимым поставить вас в известность, что данное испытание содержит новые, потенциально опасные моменты и что среди теоретиков нет единогласия в оценке его надежности“. Славский буркнул что-то недовольное, но явно успокоился и повесил трубку…»



Два министра вылетали на специальном самолете, чтобы проследить за взрывом «Кузькиной матери» и немедленно сообщить об успехе Хрущеву. Шел последний день съезда, и сообщение об испытании супербомбы должно было стать его финалом.

Белоснежный самолет стартовал с аэродрома под Оленегорском. Он быстро пересек Кольский полуостров, море и в расчетной точке над Новой Землей сбросил бомбу.

Парашют сработал надежно, и 20-тонная махина начала медленно опускаться к земле.

Летчики перевели самолет в пикирование, прибавили скорости: они стремительно уходили из зоны взрыва.

…К сожалению, нашей группе журналистов так и не удалось вылететь в район испытаний. Кто-то посчитал, что даже допущенные к секретным работам журналисты напишут «что-то лишнее». Насколько мне известно, добро не дал КГБ, хотя министры Средмаша и обороны считали наше присутствие полезным.

Все, кроме самого факта взрыва, тогда было засекречено. И потребовалось немало лет, чтобы в воспоминаниях участников тех событий восстановить хронику происходящего.

Совсем недавно я побывал на аэродроме в Оленегорске. Теперь там садятся лишь вертолеты, которые возят рыболовов в разные уголки Кольского полуострова, и ничто не напоминает о событиях 1961 года, сыгравших столь важную роль в мировой истории.

Из записей академика Б. В. Литвинова:

«К опытному полю на Новой Земле самолет-носитель летел в сопровождении двух самолетов-лабораторий, аппаратура которых записывала сигналы автоматики бомбы и характеристики процессов ядерного взрыва. Помимо самолетов-лабораторий записи характеристик ядерного взрыва производились наземной аппаратурой Новоземельского ядерного полигона, имевшего в то время условное название „6-й Государственный Центральный полигон“, или кратко ГЦП-6. Эта аппаратура – фоторегистраторы, осциллографы и их датчики – была установлена в защитных сооружениях на опытном поле, над которым самолет-носитель сбрасывал авиабомбу с ядерными зарядами. Пока авиабомба опускалась на парашюте до определенной высоты, самолет-носитель и самолеты-лаборатории уходили на безопасное расстояние, после чего по команде автомата опытного поля, находившегося на расстоянии примерно 120 км на севере южного острова Новой Земли, подрывался ядерный заряд. Взрыв производился на больших высотах, чтобы исключить выпадение радиоактивных осадков на опытном поле и на островах Новая Земля».



Супербомба сработала в 11 часов 33 минуты по московскому времени. Высота взрыва – четыре тысячи метров.



Академик Ю. А. Трутнев рассказывает:

«Световая вспышка была настолько яркой, что, несмотря на сплошную облачность, была видна на тысячекилометровом удалении. Через 35 минут после взрыва облако имело двухъярусную структуру с диаметром верхнего яруса 95 км и диаметром нижнего яруса 70 км. Клубящийся гигантский гриб вырос до высоты 67 км. Одна из групп участников эксперимента с расстояния 270 км от точки взрыва увидела не только яркую вспышку через защитные затемненные очки, но даже почувствовала воздействие светового импульса. В заброшенном поселке – в 400 км от эпицентра – были порушены деревянные дома, а каменные лишились крыш, окон и дверей. Мощность взрыва в десять раз превысила суммарную мощность всех взрывчатых веществ, использованных всеми воюющими странами за годы Второй мировой войны, включая американские атомные взрывы над городами Японии».



Очень важно понимать, что именно движет такими людьми, как Харитон, Сахаров, Трутнев, Литвинов и многие другие, кто принимал и принимает участие в создании термоядерного оружия. На мой взгляд, в одной из бесед директор Федерального ядерного центра «Арзамас-16» академик Радий Иванович Илькаев очень точно ответил на подобные вопросы. В частности, он сказал:

«Философия у нас совершенно определенная существует, потому что заниматься столь грозными изделиями, представляющими колоссальную потенциальную опасность, и не иметь соответствующей философии – в принципе невозможно. Классные, хорошие специалисты не могут работать только из-за зарплаты, из-за лучших бытовых условий и тому подобного. Нам необходимо быть убежденными, что наша страна – раньше Советский Союз, а теперь Россия – должна иметь крепкую оборону. Это однозначно, так как без крепкой обороны Россия как целостное государство существовать не будет. И мы считаем, что без ядерного оружия такую огромную страну защитить невозможно…»



Я специально привел высказывание одного из крупных отечественных физиков, чтобы подтвердить: то, что происходило полвека назад, созвучно нашему времени! Мы можем так или иначе относиться к Н. С. Хрущеву или А. Д. Сахарову, по-разному оценивать их поступки и слова, но мы обязательно должны помнить о том, что их, и всех, кто с ними работал и жил в то время, в первую очередь заботила безопасность Родины.

Мне кажется, некоторым нынешним государственным деятелям и специалистам следует напоминать об этом…

Однажды у Альберта Эйнштейна журналист поинтересовался: «Будет ли третья мировая война?» Великий ученый ответил так: «Будет ли третья мировая война, со всей определенностью я сказать не могу. Но то, что не будет четвертой, я вам говорю точно».

Эти слова были произнесены задолго до взрыва 30 октября 1961 года. Но само испытание «Кузькиной матери» лишний раз подтвердило их справедливость.



И такой необычный кадр взрыва можно получить с борта спутника Земли…





Поистине точное название – «ядерный гриб». Подчас на Семипалатинском полигоне таких «грибов» вырастало в год несколько десятков – «холодная война» постоянно требовала совершенствования ядерного оружия.







В Музее ядерного оружия представлены не только образцы различных «изделий», но и схема испытательной площадки и расположение различных объектов, которые фиксируют все этапы испытаний. Создание полигона – это огромный объем работ, они потребовали колоссальных средств и материальных затрат. Экспонаты музея свидетельствуют об этом.





Эта та самая «черная смерть» как сначала называли ее на Западе, а потом поименовали более привычно – «Сатана». Ракетный комплекс Р-36М был создан в КБ, которым руководил академик М.К. Янгель, а потом академик В.Ф. Уткин.





Российский стратегический ракетный комплекс с твердотопливной межконтинентальной баллистической ракетой мобильного базирования с разделяющейся головной частью РС-24 «Ярс». Был принят на вооружение в 2011 году





Пуск Р-30 «Булава» – российской твердотопливной баллистической ракеты комплекса Д-30 для размещения на подводных лодках проекта 955. Принята на вооружения в 2018 году





РС-26 «Рубеж» поражает цели на расстоянии 6 тыс. км





РС-28 «Сармат» МБР) в случае ядерной войны разрушит страны НАТО ударами через Южный полюс в обход всех средств ПРО





В конце 2019 года на боевое дежурство должен заступить полк «Домбаровской» дивизии РВСН (Оренбургская область), который будет оснащен новейшими ракетными комплексами шахтного базирования «Авангард»





Люк ракетной шахты





Межконтинентальная баллистическая ракета шахтного базирования 15А35 / УР-100Н УТТХ / РС-18Б в транспортно-пусковом контейнере 15Я54





Один из последних взрывов в атмосфере на Северном ядерном полигоне.





Последний взрыв в атмосфере на Новой Земле.





Один из последних ядерных взрывов в атмосфере. Проходил уникальный физический эксперимент.





Какое счастье, что на планете не появляются такие вот «ядерные грибы»… Навсегда ли?





А чтобы завершить историю сверхбомбы, призову на помощь ее главного творца. Из воспоминаний академика А. Д. Сахарова:

«Вручение наград происходило в Кремле, в очень торжественной обстановке. Вручал награды Хрущев в присутствии членов Политбюро ЦК и президиума Верховного совета… Хрущев прицепил мне третью звезду рядом с двумя другими и расцеловал. После церемонии Хрущев опять пригласил нас в банкетный зал: меня посадили на почетное место между Хрущевым и Брежневым (а справа от Хрущева сидел Харитон). Хрущев опять произнес речь, но на этот раз она была совсем в другом духе. Он вспоминал войну, какие-то эпизоды Сталинграда, призывая в свидетели сидевших тут же маршалов, благодарил нас за нашу работу и говорил, что она препятствует возникновению войны…»





Ни Сахаров, ни другие ученые, ни маршалы, никто из членов Политбюро и даже сам Хрущев еще не подозревали, что главные испытания для них впереди. Я имею в виду Карибский кризис.

Это уже другая история. Убежден лишь в одном: испытания «Кузькиной матери», потрясшие весь мир, безусловно, сказали свое веское слово в том противостоянии. Мы были на грани новой мировой войны, и ядерному оружию в целом, а супербомбе в частности, суждено было остановить политиков, готовых нажать ядерные кнопки. Это был реальный страх перед реальным уничтожением человечества. Испытания 30 октября 1961 года на Новой Земле показали, что такое теперь возможно.

Как и предвидел Н. С. Хрущев, супербомба вскоре вошла в историю наравне со спутником и полетом Юрия Гагарина. По крайней мере, о ней вспоминают теперь довольно часто…

Назад: «Альфа» летит под водой…
Дальше: Тост… за все звезды сразу!