Информация к размышлению
О пользе ЦРУ
Приведённая ниже таблица позволит читателю сравнить некоторые показатели России и стран Ближнего и Среднего Востока. В её основу легли статистические данные, приведенные в Мировой книге фактов ЦРУ («CIA. The World Factbook»), – самые свежие сведения, доступные на момент написания книги.
По понятным политическим причинам в населении России жители Крыма не учтены, что несколько меняет статистику – непринципиально. По крайней мере автор полагает, что сам факт присутствия их в качестве граждан его страны достаточен для того, чтобы не обращать внимания на сбой в американской статистике. Желающие могут прибавить крымчан и произвести соответствующий пересчёт. Впрочем, статистика по целому ряду стран БСВ также хромает – регион не отличается скрупулёзным отношением к цифрам.
Источники, из которых составители ежегодника ЦРУ черпают информацию, – не разведданные (к сожалению автора), но отчёты ООН и других международных организаций, что позволяет надеяться на снисходительное отношение к приведённым сведениям даже той немалой категории читателей, для которой само название ЦРУ равнозначно поминанию дьявола всуе. Увы, отечественных источников такого рода пока нет, хотя автор надеется когда-либо их увидеть и, не исключено, воспользоваться.
Впрочем, если от таблицы будет слишком сильно пахнуть серой, в качестве оберега можно положить рядом портрет бывшего председателя КГБ СССР Юрия Владимировича Андропова, одного из самых профессиональных руководителей отечественных спецслужб за всю их историю. Либо фотопортрет Евгения Максимовича Примакова, сохранившего в период распада СССР и советской государственности российскую внешнюю разведку.
Страны БСВ и Россия ранжированы в таблице по такому показателю, как валовой внутренний продукт по паритету покупательной способности (ВВП по ППС). Численность населения, продолжительность жизни и рождаемость (по второму показателю Россия находится среди аутсайдеров, опережая только страны с крайне низким уровнем жизни, а по третьему занимает последнее место в группе) позволяют представить себе текущее положение страны и её перспективы с точки зрения демографии.
Величины экспорта и импорта позволяют определить вес страны в мировой системе распределения труда. Число мобильных телефонов и пользователей Интернета – вовлечённость в мировое информационное пространство.
Последние показатели важны для определения потенциала модернизации и для того, чтобы понять, насколько быстро население может самоорганизоваться в случае чрезвычайных ситуаций, придя на помощь власти – или, напротив, её свергнуть (как и происходило на БСВ в период «Арабской весны»).
Автор внёс в настоящее издание необходимые коррективы – в первом были представлены цифры за 2011 год. Население описываемых стран за этот период выросло. Рождаемость снизилась. Число пользователей мобильной связи, напротив, возросло. А экономические показатели изменялись разнонаправленно.
На всё это безобразие повлиял мировой экономический кризис, специфические особенности хозяйственной политики и структуры экономики каждого из представленных в таблице государств, ряд которых за время, прошедшее с предыдущего издания, пережил значительные потрясения.
В некоторых из них шла гражданская война. Другие распались или находились в процессе распада, хотя формально продолжали существовать в тех же границах – о чём подробнее ниже. Но статистика есть статистика. Она в любом случае умирает последней…
Глава 2
Монархии и монархи
Монархии до XX века были единственной на Ближнем и Среднем Востоке формой правления, и до сих пор ряд стран региона управляются наследственными династиями. Так, с 1664 года до настоящего времени власть в Марокко сохранили Алауиты.
Правящие современной Иорданией Хашимиты – эмиры Мекки с 966 года, Трансиордании с 1921-го и короли Иордании с 1946 года, фактически создали эту страну с нуля по соглашению с Великобританией.
То же самое сделали их кровные враги, Саудиды, основавшие Саудовскую Аравию, сколотив её военным путём из различных территорий, наследственные династии которых они изгоняли (как Хашимитов), подчиняли или уничтожали (как Рашидидов в Эр-Рияде).
Попутно, в процессе завоевания вошедших в её состав земель, из эмиров захолустной ваххабитской Дарийи, расположенной в центральноаравийском Неджде, которой они управляли с 1720 года, они в 1932 году превратились в королей. «Приращивание» титула параллельно с контролируемыми владениями в арабском мире является общим правилом.
Основатель династии Аль Бу Саидов в южноаравийском Султанате Оман стал имамом и султаном в 1749 году. Его потомок правит Оманом до настоящего времени.
Эмиры ас-Сабахи управляет Кувейтом с 1756 года.
Семья Аль-Тани стоит во главе Эмирата Катар с 1850-го.
Род Аль-Халифа с 1783-го – хакимы, с 1971-го – эмиры, а с 2002 года – короли Бахрейна.
Ан-Нахайяны являются шейхами Абу-Даби с 1761 года, а Аль-Мактумы – Дубая с 1833-го.
На других землях, входящих в состав Объединённых Арабских Эмиратов, Шарджей (с 1727 года) и отделившимся от нее в XIX веке Рас-Аль-Хеймой управляет династия Аль Касими.
Эмиратом Аджман – род Аль Нуэйми.
Фуджейрой с 1876 года – семья Аль Шарки.
Умм-Аль-Кувейном с 1775-го – династия Аль Муалла.
Разумеется, в отличие от Абу-Даби и Дубая, влияние последних пяти эмиратов на состояние дел в арабском и исламском мире сопоставимо с тем, которое в Европе имеют Сан-Марино или Андорра.
Даже в авторитарных республиках региона, контролируемых военными, есть много кланов, более влиятельных, чем «малая пятёрка» ОАЭ. Однако малые эмираты, войдя в состав единого государства, созданного Нахайянами и Мактумами, обеспечили своим династиям легитимность с точки зрения международного права, которой лишены не столь предусмотрительные феодальные роды Ближнего и Среднего Востока.
Консервативные монархии Аравийского полуострова – жёстко ортодоксальная Саудовская Аравия и ваххабитский, но сравнительно либеральный в отношениях с внешним миром Катар – соседствуют с умеренными суннитскими режимами Кувейта, Бахрейна и ОАЭ, ибадитским Оманом и современной Иорданией с ее бурной парламентской жизнью.
Особняком стоит североафриканское Королевство Марокко с его давними традициями политической и профсоюзной деятельности, контролем властей над оппозицией и инициированной королём конституцией – постепенно модернизирующийся умеренно-консервативный режим.
Стабильность правящих элит во всех этих странах во многом осуществляется за счёт экспорта радикальных идей и их приверженцев, осуществляющих джихад за пределами их собственной территории. Именно монархии Залива стояли у истоков радикализации политического ислама в суннитском мире в годы борьбы с советскими войсками в Афганистане, создав «Аль-Каиду» из воевавших против «шурави» добровольцев – «афганских арабов».
Да и современные Марокко и Иордания – территория вербовки «пехоты» исламистов. Причём марокканцы действуют преимущественно в Западной Европе, Сирии и Ираке, а такими иорданскими радикалами, как Хаттаб, приходилось в своё время заниматься и России.
Повестка дня монархий Залива сегодня включает противостояние экспансии шиитского Ирана, борьбу с проявлениями всего секулярного в политической и общественной жизни на собственной территории и светскими авторитарными режимами арабского мира. Хотя в последнем случае не без исключений: Саудовская Аравия поддержала свержение президента Египта Хосни Мубарака наряду с Катаром.
Однако, после того как плодами «Арабской весны» удалось воспользоваться одной только Дохе, соперничающий с ней Эр-Рияд заключил союз с египетскими военными, свергнувшими представлявшего «Братьев-мусульман» президента Мохаммеда Мурси. Как следствие, салафитское королевство смогло найти опору в египетской армии, ставшей гарантом его безопасности на иракской границе, которая в любой момент могла быть прорвана боевиками прокатарского «Исламского государства».
При этом «заливники» в скрытой форме поддерживают борьбу радикальных исламистов против властей в проблемных регионах неисламских стран с большими мусульманскими общинами, включая индийский Кашмир, китайский Восточный Туркестан и российский Северный Кавказ, несмотря на то что сами периодически оказываются целью их атак. Так, члены «заблудшей секты», как в Саудовской Аравии называют боевиков «Аль-Каиды», пытающихся свергнуть династию, и «Исламское государство» для Эр-Рияда ничуть не менее опасны, чем для Дамаска и Багдада.
К слову говоря, монархии Залива справедливо обвиняются в поддержке исламских радикалов за пределами Ближнего Востока, в том числе в западном мире – США, Канаде, Европе, Латинской Америке, а также в странах Юго-Восточной Азии. Именно их финансовая помощь служит основой джихада в Сирии, Ираке и Афганистане, распространения радикального суннитского ислама в Сомали, Судане, Йемене и странах Сахеля.
При этом главную роль в финансировании таких группировок, как салафитские структуры «Аль-Каиды» (включая сирийскую «Джабхат ан-Нусру»), играет Саудовская Аравия, а соперничающий с ней Катар стоит как за «Исламским государством», так и за «Братьями-мусульманами».
Сотрудничество с исламскими монархиями позволяет приостановить поддержку ими исламистов на той или иной территории на некоторое время, как это практикуют Вашингтон, Париж и Лондон, политики и государственные деятели которых поддерживают прочные личные отношения с династиями стран Залива. Но до конца эта деятельность не прекращается никогда и при необходимости легко может быть запущена вновь. Что и демонстрирует история исламистского терроризма в странах Европы.
Как видно из всего вышесказанного, на БСВ монархии сохранились только в арабском мире. Причём, за исключением Марокко, все они сосредоточены на Аравийском полуострове и в примыкающей к нему Иордании. Однако это отнюдь не означает, что традиционная аристократия потеряла власть в других частях региона. Скорее наоборот. Тем более что рассыпающаяся в ходе «Арабской весны» система государственного устройства БСВ дала сильный толчок реанимации системы традиционных связей.
Шейхи племён, главы религиозных орденов, землевладельцы из старых феодальных родов пользуются широчайшими полномочиями на территориях, которые контролировали и зачастую продолжают контролировать их семьи или религиозные последователи. Влияние Ага-хана на исмаилитов, Джумблатов и Арсланов на ливанских друзов, шейха Фадлаллы на ливанских шиитов, ас-Садров и ас-Систани на шиитов Ирака, кланов Барзани и Талабани на иракских курдов – лишь несколько примеров этого.
Происхождение до сих пор играет огромную роль на БСВ, как и во многих других регионах мира, включая те, где сословное деление формально упразднено. Потомки «старых семей» часто ведут активную политическую деятельность в парламентах, занимают посты министров и губернаторов, президентов и премьер-министров, конкурируя с пробивающимися во власть выходцами из армейской верхушки и разведывательных служб, партийными аппаратчиками и лидерами радикальных исламистских группировок. История жизни и смерти Зульфикара и Беназир Бхутто в Пакистане – яркий пример этого.
При этом ближневосточные монархии вынуждены лавировать между автократическими традициями и давлением изнутри и извне, ограничивая полномочия правителя в пользу той или иной формы парламента или консультативной шуры с более или менее широкими полномочиями.
В то же время парламентаризм в пределах этих стран, как правило, не выходит за пределы рамок, очерченных монархом. Когда оппозиция переходит поставленные ей границы, её подавляют силой – при помощи собственной армии (как с исламистами и палестинцами в Иордании) или армий соседних монархий (как с шиитами на Бахрейне).
Традиционно глава династии или кто-либо из его ближайших родственников является главнокомандующим вооружёнными силами страны или национальной гвардией (в Саудовской Аравии), состоящей из элитных подразделений – опоры режима на случай попытки военного переворота. Так, в Иордании король Хусейн являлся фактическим главой созданных им военно-воздушных сил и лично принимал участие в боевых действиях и подавлении мятежей, а его сын, будущий король Абдалла II, командовал десантными войсками.
Не менее существенным является контроль над спецслужбами – мухабаратами, который также осуществляется в большинстве случаев членами правящей семьи. Наиболее известен в этом качестве саудовский принц Турки аль-Фейсал, сын правившего Саудовской Аравией до того, как он был убит, короля-реформатора Фейсала. Как глава Управления общей разведки королевства он прославился созданием в 80-е годы «Аль-Каиды». Его шурин, принц Бандар бин-Султан, в 2000-е смог спровоцировать вторжение США в Ирак, поддерживал террористическую активность в России и стоял за развязыванием в Сирии гражданской войны.
Опорой марокканской и иорданской монархий в народных массах их стран является происхождение правящих династий, восходящее к потомкам пророка. Оно освящает власть правителей с точки зрения ортодоксального ислама и традиционного общества.
Прочие арабские монархи (за исключением султана Омана) не могут похвастаться такой древностью происхождения. При этом все короли, эмиры и шейхи арабского мира опираются на те или иные кланы или племена – свои собственные, родственные или союзные, ограничивая в правах, а при необходимости и подавляя прочее население страны.
В Иордании опорой трона служат черкесы и чеченцы – потомки военных поселенцев Оттоманской империи, а также «классово близкие» Хашимитам бедуины, держащие под контролем составляющих большинство населения палестинцев.
В Марокко – берберы, к которым относится королевская семья, успешно эксплуатирующая всё более популярный в современном арабском мире тезис о правах потомков доарабского населения региона «на первородство».
В Саудовской Аравии династия опирается на салафитские кланы Неджда, выступающие единым фронтом против населения Хиджаза, шиитов Восточной провинции, зейдитов Ассира, исмаилитов Наджрана и других жителей завоёванных основателем династии Абд аль-Азизом ибн-Саудом провинций.
В Катаре – те же салафиты, возводящие своё происхождение к потомкам ибн-Ваххаба, выступают против местных шиитов. В Омане – племена севера и белуджская гвардия против южан Дофара. В Кувейте – оседлое местное население против пришлых бедуинов – «бидунов». Etc. Что в переводе с латыни для современного читателя, не обязанного, в силу отсутствия у него классического образования, знать этот язык, обозначает «и так далее».
В монархиях строго действует правило социальной пирамиды, характерное, впрочем, и для других стран региона. Наверху – правящая элита и ее «группы силовой поддержки», в том числе наёмники-иностранцы. Ниже – собственно арабское население, разделённое по происхождению и роду занятий. Ещё ниже – работающие на территории данной страны арабы-иностранцы (на Аравийском полуострове – египтяне, палестинцы, ливанцы или, в Саудовской Аравии, – йеменцы) и, наконец, в самом низу – иностранные рабочие.
Разумеется, существуют исключения из правил и исключения из исключений. Статус выходца из состоятельной торговой семьи, постоянно живущей в том или ином государстве Залива несколько десятилетий (или столетий), работающего там западного финансиста, военного или чиновника и тем более ветерана местной армии выше, чем статус учителя или инженера из арабской страны, не говоря уже о временных рабочих из Южной и Юго-Восточной Азии (не говоря уже об Африке). Пример – карьера бывшего ливанского премьер-министра Рафика Харири в Саудовской Аравии.
Такого рода привилегированный статус могли в разное время получить ливанцы в Саудовской Аравии (КСА), персы в ОАЭ и Катаре, палестинцы в Кувейте, выходцы из Индии или Пакистана в Омане и все прочие группы такого рода – до наступления очередного военно-политического кризиса, в рамках которого с территории любой страны региона могла и по сей день может быть изгнана любая община. Поскольку гарантий неприкосновенности на БСВ нет никаких ни у кого. Такой уж регион.
Именно это произошло с палестинцами в странах Залива и выходцами из Йемена в Саудовской Аравии после того, как ООП и Йемен поддержали аннексию Кувейта войсками иракского диктатора Саддама Хусейна. С персами и ливанскими шиитами на Бахрейне в разгар «Арабской весны». С сирийскими рабочими, вынужденными покинуть Ливан по завершении его оккупации войсками Асада. И так далее, и тому подобное. Поскольку какие бы то ни было сантименты описываемому региону полностью чужды.
Из других характерных деталей отметим, что стратегический союз с США, Великобританией и Францией обеспечивает безопасность арабских монархий перед растущей угрозой со стороны антиправительственных радикальных группировок – когда-то марксистских, а теперь преимущественно исламистского толка, а также сильных и агрессивных соседей. Таким соседом для Марокко является Алжир, а для монархий Машрика, восточной части арабского мира, в недавнем прошлом Ирак, а в настоящее время – Иран.
В то же время именно присутствие западных войск на территории «священной земли ислама» – «Острова Арабов» (как традиционно именуется в арабском мире Аравийский полуостров) послужило для «Аль-Каиды» и родственных ей группировок поводом для разворачивания вооружённой борьбы с «сионистами и крестоносцами», поворотный момент в которой обозначил теракт «9/11» и война на уничтожение с правящими режимами полуострова, по мнению исламистов, «впавшими в неверие – джахилийю», после того как они пригласили западную коалицию освободить оккупированный саддамовским Ираком Кувейт.
С другой стороны, западные страны в настоящее время, в отличие от XX века, воздерживаются от подавления антимонархических выступлений или сепаратистских волнений на арабской земле. Для этого монархические режимы используют собственные силы или экспедиционные корпуса соседних арабских стран, как в Саудовской Аравии и на Бахрейне в 2011 году.
Отмечено также формирование в странах Залива (в первую очередь в ОАЭ) наёмных профессиональных армий, состоящих из ветеранов западных частных военных компаний, которые в случае возникновения опасности для правящих режимов способны их защитить, невзирая на цену, которую придётся заплатить за это местному населению.
Впрочем, не менее эффективным, причём ненасильственным инструментом подавления протестных выступлений являются финансовые дотации. В виде прямых выплат, льгот или отмены налогов они были широко использованы в разгар «Арабской весны» всеми монархиями Аравийского полуострова.
В то же время стеснённое финансовое положение Иордании и Марокко заставило их пойти на предоставление населению ограниченных политических свобод в соответствии с требованиями умеренной части протестующих. Тоже логичный, хотя и потенциально опасный для будущего монархий путь.
Общей проблемой правящих монархических режимов арабского мира является коммерциализация власти и коррумпированность государственного аппарата на фоне роста образовательного уровня населения и его доступа к информационным ресурсам. «Доброе старое время» закончилось практически по всему региону. Что неизбежно по объективным причинам, поскольку низкая грамотность подданных не позволяет реформировать экономику, а высокая (или умеренно высокая) в отсутствие «социальных лифтов» открывает путь недовольству амбициозной образованной молодёжи.
Сакральный характер монарха, как носителя «власти от Б-га» и «отца народа», который поддерживался ушедшим поколением ближневосточных владык, не выдержал столкновения с реальностью у их сегодняшних потомков. Активное участие в бизнес-проектах, в том числе весьма сомнительных, высокопоставленных членов монарших семей (жён, дядьёв и других близких родственников), а иногда и самих первых лиц или их доверенных придворных, не слишком скрывающих, от чьего имени они действуют, подрывает доверие населения к институту монархии. Итог, как и в Европе прошлых столетий, один – революция. На худой конец бунт.
Потеря роли нейтрального арбитра, стоящего «над схваткой», означает легитимацию свержения лидера государства, не являющегося более фигурой, балансирующей между влиятельными группами в интересах государства в целом. Монарх, перестающий олицетворять страну и начинающий ассоциироваться с каким-либо одним кланом, – это «хромая утка». Со всеми вытекающими из этого факта для него и его рода печальными последствиями, вплоть до необратимо фатальных. Убили же в Ираке в 1958 году короля Фейсала II, представлявшего Дом Хашимитов, – и происхождение его не спасло…
Отметим справедливости ради, что та же самая проблема характерна для авторитарных светских режимов региона, в том числе «республиканских монархий». В некоторых из стран, где эта форма правления распространена, в том числе за пределами, собственно, Ближнего и Среднего Востока, воспроизведён не только монархический механизм передачи власти по наследству (Асады в Сирии, Бхутто-Зардари в Пакистане, Алиевы в Азербайджане, Ганди-Неру в Индии), но и типичные для ближневосточных династий методы управления.
Впрочем, сегодняшние монархи Ближнего и Среднего Востока, вопреки всем их усилиям, могут оказаться представителями отживающей традиции. Хотя не исключено, что некоторые из них смогут провести эволюцию государственного устройства своих стран, сохранив за династиями, которые представляют, пускай не абсолютную, но существенную власть. Однако пока что значительное число аристократических родов и династий БСВ власть в своих странах в XX веке потеряли. В итоге чего Тунис и Ливия, Египет и Ирак, Сирия и Турция, Иран и Афганистан более не являются монархиями.
При этом некоторые династии, потерявшие власть, отличались завидной древностью корней. Тунисом беи из династии Хусейнидов правили с 1705 по 1957 год. Ливия, управляемая в 1711–1835 годах династией Караманли, которую сместили турецкие власти, потеряв страну в XX столетии в пользу Италии, в конечном счёте оказалась под контролем эмира Киренаики из рода ас-Сенуси, Идриса I, внука основателя религиозного ордена сенуситов, правившего в качестве короля с 1951 по 1969 год.
В Египте свержение военными в 1952-м короля Фарука I подвело черту под правлением потомков Мухаммеда Али, хедива Египта с 1805 года. В Северном Йемене Хамидаддины – короли и имамы зейдитов – правили Мутаваккилийским Королевством с 1948 по 1962 год, когда в результате военного переворота был свергнут вставший во главе династии Сейф-уль-Ислам Мухаммад аль-Бадр. Об этом сегодня и вспоминают хоуситы – зейдитские племена севера Йемена, захватившие на короткий период большую часть страны, с которыми без особого успеха сражается «Аравийская коалиция».
Попытка Великобритании отдать Сирию и Ирак под власть эмиров Мекки и халифов Хиджаза Хашимитов, которым Лондон покровительствовал, оттеснённым на север в ходе проигранной ими войны Саудидами, позволила тем удержать под контролем Сирию лишь на один (!) 1920 год. В соседнем Ираке эта династия правила с 1920 по 1958 год, когда был свергнут и убит король Фейсал II.
Османские султаны правили Турцией – Великим Османским государством, или Высокой Портой, более 400 лет: с 1299 по 1922 год, до отречения Мехмеда VI (в 1923 году завершение истории турецкой монархии было официально оформлено республиканскими властями). И, надо отдать им должное, на протяжении этого периода завоевали не только весь Ближний Восток, кроме соседней Персии, но и огромные территории на Балканах и в Восточной Европе.
В Иране династия Пехлеви находилась у власти в 1925–1979 годах, когда исламская революция покончила с властью шаха Мохаммеда Резы. В Афганистане власть династии Баракзай, с перерывами правившей страной с 1823 года, пресеклась в 1973-м, после свержения последнего афганского короля – Мухаммеда Захир-Шаха. Показательная тенденция развития, при том что последующие поколения во многих из этих стран зачастую вспоминали времена монархии с изрядной ностальгией…
