Уход из Евразии как историческая ошибка

«Без татарщины не было бы России»

П.Н.Савицкий

Николай I, а затем и Александр II фактически отошли от национально-религиозной политики своих предшественников и уже сложившейся традиции «братания с инородцами» и предприняли нажимные методы христианизации язычников, а также оказали давление на мусульманскую общину. Что и сказалось в 1917-м. В силу утраты Церковью авторитета в народе и отсутствия в этот период мощных духовных авторитетов началось «отпадение» от Православия. Сокращалось число людей, желающих принимать обряд крещения, часть татар, вынужденно крестившихся ранее, стала отказываться от христианства и переходить в ислам. Да и среди русских стали проявляться случаи возвращения в язычество. Не разобравшись глубоко в причинах «отпадения», Николай I и Александр II избрали административный путь поддержания авторитета Православия. По сути дела, речь шла о принудительной христианизации, как это происходило на Западе.

Возникло напряжение по национальной (русские – тюрки) и религиозной (православные – мусульмане) линии взаимоотношений. Евразийский вектор русской геополитики стал размываться.

Революционные события 1917 г. коренным образом изменили ситуацию во всех сферах российской действительности, в том числе в отношениях российских мусульман как внутри уммы, так и к русскому этносу. Первый Всероссийский съезд мусульман, состоявшийся 24–27 апреля 1917 г. в Казани, принял постановление, в котором выдвинул требования:

• изменить принципы государственного устройства: строить Россию на национально-федеративных началах;

• образование осуществлять на национальных языках (в начальной школе);

• армию строить по национальному признаку;

• женщин-мусульманок приравнять в политических и гражданских правах к мужчинам.

На первый взгляд ничего опасного для существования российского государства в решениях съезда мусульман России не прочитывается. Но, тем не менее, мина под здание России закладывалась весьма мощная: по сути, предлагался вариант деления единого евразийского пространства империи на две (по крайней мере) культурно-цивилизационных сущности. Исламский мир отделялся от православного, а это отрицание решения Екатерины II о совместном строительстве единого духовного пространства и формирование конкурентной (если не взаимовраждебной) среды.

После взятия власти большевиками, на межконфессиональное единение было обращено особое внимание. И. Сталин, являясь наркомом национальностей, 20 ноября 1917 г. подготовил обращение СНК «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока». В нем отмечалось, что отныне национальные и культурные учреждения мусульман объявляются неприкосновенными и свободными, устройство национальной жизни – дело самих мусульман. Мусульманской умме был возвращен древний Коран Османа как «священное сокровище и достояние всего мусульманского мира». Но федерализации по религиозным основаниям, конечно, не допускалось. Однако последующие события в России и, особенно, отстранение русского народа от реальной политической власти и захват власти сионистскими структурами привели к репрессиям православных и мусульманских священнослужителей, разгрому церквей и мечетей, демонизации религии.

Ошибки в «Восточном вопросе», когда Россия выступала на стороне Турции по греческому и балкано-славянскому вопросам, отдавая православных на заклание туркам и англичанам, ослабили внешнеполитическую сторону конструкции «Москва – Третий Рим». В результате православная Болгария воевала в Первую мировую против России. Таким образом, можно наблюдать в политике Николая II определенную эрозию и отход от геополитической доктрины Третьего Рима и евразийской государственной основы, заложенной Иваном Грозным, Петром I и Екатериной II. Окружение государя и значительная часть элиты двинулись на Запад, в дикий капитализм, народ оставался со своими проблемами и со своим социализмом в Евразии. И это движение властвующей элиты на Запад, в духовно враждебную Европу, никоим образом не воспринималось ни русским народом, ни тем более мусульманами и другими коренными народами империи. Власть, прозападная интеллигенция, подрубали евразийское основание державы, выстроенное на единстве православно-славянского и евразийского (русско-тюркского) геополитического вектора развития. Бросившись в объятие Западной Европы – Латинского Рейха, российское самодержавие предавало русскую геополитическую традицию противостояния с вечно враждебной политической и религиозной средой.

Добавим к этому еще один неблагоприятный штрих: тесные отношения ранних периодов с Германией и Австро-Венгрией позволили привлечь в российскую армию большое количество немецких и австрийских офицеров (их всех называли немцами), питавших одновременно любовь к России и ненависть к Англии и Франции. Накануне Первой мировой войны в передовых частях действующей русской армии число офицеров-немцев составляло до 15, а в лейб-гвардейских – до 50 %. Воевали они в подавляющем большинстве честно и мужественно. Но представим себе, на кого списывали поражения и большие потери солдаты действующей армии? Конечно, на офицеров немецкой национальности. Поэтому включение в мировую войну, да еще на стороне вечных противников, было главной геополитической ошибкой российского государства. А.Е. Вандам в 1912 г. в записке военному министру России, давая мощный геополитический анализ мировой ситуации и международному положению России, убеждал, что от приближающейся войны России следует уклониться, так как в ней российских интересов не просматривается, а обещания, в том числе по вопросу проливов Босфор и Дарданеллы, никогда англичанами выполнены не будут. Его знаменитая фраза: «хуже войны с англосаксом может быть только дружба с ним», звучит и сегодня весьма актуально. Но к мнению выдающегося русского аналитика власть не прислушалась: Россия взвалила на себя главную тяжесть войны. Французский военачальник, главнокомандующий французской армией на первом этапе войны маршал Фош свидетельствовал: «Если бы не жертвенное наступление русских, Франция была бы полностью разбита уже через месяц».

Но государь и его свита, правительство империи были опутаны масонскими структурами и повязаны обязательствами, ничего общего не имеющими с национальными интересами, традицией и геополитической (православно-евразийской) доктриной России. Отсутствие четкой геополитической идеи, воспринимаемой всем (или большинством) населением, влечет к отказу от ранее действующей государственной доктрины, что тут же распыляет энергию народа, государство быстро хиреет. И в эту стремительно слабеющую державу, во все ее сферы жизни, хлынули проходимцы всякого рода со всего «цивилизованного» мира, направляемые масонскими структурами и объединенные общей идеей – свержения монархии. Волна террора стремительно нарастала, его жертвами становились видные общественные деятели-патриоты, генералы, градоначальники и губернаторы и, наконец, глава правительства П.А. Столыпин. Масштабность и целенаправленность терактов говорили за то, что террор хорошо организован и за ним стоят довольно мощные структуры и финансы. Власть и вся система управления государством и обществом являлись главным объектом дискредитации и расшатывания. «Терпение истощается, доверие народа к способности правительства прекратить террор с каждым днем слабеет, – писал Государю член Главного Совета Союза русского народа Павел Булацель. – Изверившись окончательно, народ сам пойдет на сторону революционеров в надежде, что хотя бы они, став у власти, сумеют водворить в стране порядок. Что тогда, кто тогда спасет Царский дом. Тогда не будет никакого спасения, а теперь еще не поздно… Воспользуйтесь же этим, стряхните с себя робкое малодушие и твердо и властно, без всяких уступок положите конец возмутительной позорной революции».