Двое друзей теперь виделись не только по субботам, но и почти все остальные дни. Исихара часто оставался у Нобуэ на ночь, и соседи в конце концов заподозрили парочку в гомосексуальной связи. И хотя ничего подобного между ними не было, они то и дело бросались в объятия друг друга без всякой видимой причины, безумно смеялись и готовили друг другу свои коронные блюда – в основном заваривали кипятком лапшу или разогревали полуфабрикаты в пластиковой упаковке и готовые обеды. Поев за столиком друг напротив друга, они затем усаживались рядом, обхватывали руками колени и смотрели фильмы о трепетной мужской дружбе – «Смертельное оружие», «Человек дождя» или «Останься со мной». Ночью, если одного из них терзали страхи или тревога, они ложились на один футон, а иногда даже держались за руки.

Прошел еще месяц. Однажды ночью, когда завывал ветер, а кучи палых листьев вихрем носились по углам автопарковки, им обоим захотелось побаловать себя чем-нибудь вкусненьким, что повысит настроение и согреет душу, и с этой мыслью они направились в супермаркет. По пути Нобуэ несколько раз останавливался и прикладывал ладонь к щеке. И каждый раз Исихара начинал скакать вокруг него, напевая в своей манере:

– Нобу-тин, что случилось? Что случилось, Нобу-тин? У тебя вся щека красная! Ты в порядке, скажи мне, Нобу-тин?

– Болит, когда в нее дует ветер, – ответил Нобуэ и добавил неизбежное: – Черт подери!

– Нравится мне это выражение, – заметил Исихара и тут же рассказал довольно занимательную историю: – Видишь ли, Нобу-тин, я всегда был хорошим мальчиком, да и мой отец тоже был хорошим человеком, так что в детстве у него со мной не было никаких проблем. Но когда я пошел в школу, не знаю, как бы объяснить поточнее, но сам факт, что мы никогда не ссорились, стал ощущаться как сильное давление с его стороны, потому что мы с отцом были совсем разные, но я не знал, как донести до него свои чувства, и это очень меня огорчало и серьезно беспокоило. И вот, помню, однажды мы сидели вечером все вместе, папа, мама и я, и смотрели по телику какое-то комедийное шоу, возможно «Бродяги», и один из актеров отмочил дурацкую шутку, совсем даже не смешную, просто глупую дежурную фразочку: «Я плохо-о-о-ой ма-а-альчик!» И мой отец начал смеяться как сумасшедший, при этом одновременно шлепая меня ладонью по голове: шлеп! шлеп! шлеп! Я попросил его прекратить, потому что мне больно. А он мне и говорит: «Ой, не будь таким брюзгой!» – и шлепает дальше. Наконец мне надоело, и я оттолкнул его руку и изо всех сил закричал: «Прекрати!» Мать жутко перепугалась, а отец растерялся и говорит: «Да что на тебя вдруг нашло? Раньше тебя вроде не беспокоили такие пустяки?» И он отвесил мне еще один подзатыльник, уже посильнее, как бы пытаясь превратить дело в шутку, будто мы просто развлекаемся. И тут я вдруг пришел в ярость. Это было совершенно новое ощущение; я знал, что вот-вот зарежу его кухонным ножом или проломлю ему череп железной битой, но вместо этого я закричал: «Черт побери!» Тут отец взорвался и начал возмущаться, мол, как я смею говорить ему такое.

Но сразу же после – шоу по телику продолжалось, и народ в зале смеялся – отец вдруг расплакался как девчонка, даже, я бы сказал, разревелся. Мать обняла его за плечи и говорит: «Он совсем не хотел этого говорить, милый». Но, клянусь, если бы я не сказал этого, я точно убил бы отца! И каждый раз, когда мне случается крикнуть: «Черт побери!», все мои чувства, ну не знаю, становятся как бы видимыми и осязаемыми, и они лезут из меня наружу. Не как рвота или что-нибудь такое, но… То есть, я хочу сказать, если бы меня рвало чувствами, зрелище получилось бы так себе. Фу.

Покупателей в магазине будним вечером почти не было. Друзья, словно подчиняясь неведомой силе притяжения, сразу же прилепились к прилавку с журналами, где проторчали не менее получаса, разглядывая фотографии голых девиц.

– Ух ты, зацени, какие у нее соски! – заметил Нобуэ.

– А у этой сиськи, как козье вымя, – подхватил Исихара, заблеяв для пущего эффекта.

– Почему у нее такая рыжая щетина на лобке?

– А у этой, смотри, прыщи на заднице, точь-в-точь как звезды Большой Медведицы!

Друзья принялись хохотать и прыгать, не выпуская журналов из рук. Затем Исихара подошел к кассе и спросил у продавца, юноши с приятным лицом, приблизительно одного с ним возраста:

– Скажите, у вас есть еда, способная согреть душу?

Продавец задумался:

– Та-ак, посмотрим… Трудновато будет найти. Впрочем, постойте. – Он подозвал старшего продавца, серьезного мужчину лет тридцати в очках: – Покупатель ищет блюдо для согрева души.

– Сам вижу, – пробормотал тот и, скрестив на груди руки, стал бродить вдоль прилавков с чрезвычайно задумчивым видом.

Юноша вместе с Нобуэ и Исихарой неотступно следовали за ним. Наконец старший продавец остановился и достал с полки упаковку набеяки удон, землистого цвета лапши, для приготовления которой нужны были лишь огонь и вода.

– Вот это блюдо должно справиться с задачей, – заявил он.

Набив пакет лапшой и рисовым печеньем на сладкое, друзья отправились в видеопрокат, где взяли кассету со старыми сериями шоу «Битва!», которая называлась «Танки против артиллерии». По дороге домой Исихара остановился возле торгового автомата и купил порционную баночку саке, которую тут же открыл и начал попивать прямо на ходу. Навстречу им попался пьяный тип средних лет, который тихонько напевал себе под нос. То ли он подрался, то ли просто упал, но губа у него была рассечена и кровоточила, белая рубашка запачкалась, редкая шевелюра топорщилась во все стороны, галстук развязался и болтался, однако тип выглядел вполне довольным.

– Я знаю эту песню, – сказал Исихара. – Как там она называется?

– «Извечные мечты».

Потом они смотрели фильм, и когда сержант Сондерс одной рукой поднял немецкий танк, Нобуэ вдруг сказал:

– О-Суги и Яно-рин очень любили эту песню. Постоянно просили включить ее в наши выступления.

Нобуэ начал тихонько напевать «Извечные мечты», и товарищ присоединился к нему. Скоро оба уже пели в полный голос, причем Нобуэ захлебывался от слез.

– Кто их убил? – всхлипывал он. – Кто убил Като-кити, О-Суги и Яно-рина? Как ты думаешь? Те самые бабы, кто же еще? Иси-кун, вообще-то я провел расследование. Помнишь, Като-кити принес нам список адресов тех оба-сан? Так вот, я следил за ними и могу сказать, что так просто к ним теперь не подступиться. Они стали осторожны. Никогда не появляются в одном месте всей компанией и даже перестали ходить в свой караоке-бар. Мы же видели в лицо одну из них, когда она пырнула меня ножом, а ты сорвал с нее маску, помнишь? Ты не представляешь, какие чувства я испытал, когда наблюдал за домом той оба-сан и наконец увидел ее! Я ее сразу узнал – прямо-таки щекой почувствовал! Эти суки очень опасны, чувак, и я не про их страшные рожи говорю: боюсь, у них есть оружие посерьезнее!

Разглагольствования Нобуэ прервал посторонний гнусавый голос. На телеэкране немецкий солдат орал в рацию:

– Противник рассредоточился по всему холму! Невозможно определить точное место для артиллерийского удара!

Нобуэ и Исихара одновременно повернули головы в сторону телевизора. Офицер-эсэсовец в черной облегающей форме рявкнул в ответ:

– Dummkopf! Так разнеси весь холм!

Друзья снова вышли на улицу, на сей раз отправившись в круглосуточный книжный магазин, где приобрели карту Большого Токио. На обратном пути они купили еще по баночке саке. Прихлебывая по чуть-чуть и закусывая копченым скатом, чтобы растянуть порцию выпивки, они развернули карту на полу и сосредоточились на районе Чофу.

– Отлично, Иси-кун. Я буду читать адреса, а ты втыкай булавки в нужное место. Даже если не совсем точно, все равно сойдет. – С этими словами Нобуэ раскрыл студенческий блокнот Като и стал зачитывать адреса всех четырех Мидори.

Первые две жили почти в центре города, третья обитала на северной окраине, а последняя – на западе. Исихара заодно пометил и месторасположение техникума «Лепесток», где училось юное страшилище. Головки булавок украшали миниатюрные пластиковые цветы подсолнуха.

– Н-да, площадь-то большая, – задумчиво проговорил Исихара. – Вот если бы я был великаном, а эта карта – настоящим районом Чофу, я бы просто наступил ногой, и готово дело! Раздавил бы их, как поганки, только мокрое место осталось бы!

Нобуэ взглянул на карту под ногами Исихары. Что же делать? «ТТ» уже не найти, да и вряд ли пистолет годится для разборки со всеми четырьмя Мидори. Они явно не простые кумушки. В газете писали, что в последнем деле участвовал гранатомет. А где, спрашивается, в Японии запросто найдешь подобное оружие? Как-то раз Нобуэ смотрел по телевизору интервью с ветераном «зеленых беретов», оставшимся жить в Японии. А что, если кто-то из них замужем за таким же вот стариканом?

Исихара вооружился фломастером и пометил первую точку на карте. Рядом он нарисовал знак «оманко»: две концентрические окружности, разделенные надвое вертикальной чертой, обрамленные вьющимися линиями-волосками. Каждый японский мальчишка знал, что это означает женский репродуктивный орган.

– Цель номер один, Сузуки Мидори, – произнес Исихара и написал имя оба-сан рядом со знаком. Потом он пририсовал пару пухлых деформированных губ, выступающие зубы, раздутый язык, на котором поместил изображение дымящейся кучи дерьма; сверху добавил ноздри, в которые вонзил два заостренных карандаша. Портрет завершился изображением двух выпученных глаз и облачком, как в комиксах, со словами: «О, да! Да! Вставь мне потолще!»

– Иси-кун! – рявкнул Нобуэ. – Перестань валять дурака, лучше скажи, что нам делать!

В ответ Исихара нарисовал огромный знак «оманко» на всю карту и воскликнул:

– Dummkopf! Мы просто разнесем весь район!