Кунцевич вышел на перрон только после того, как Лейбович исчез из виду, смешавшись с толпой пассажиров и встречающих, – афишировать их знакомство был не резон. Коллежский секретарь кликнул извозчика и велел везти себя в гостиницу «Россия», располагавшуюся на углу центральных Александровской и Немецкой улиц – поближе к жилищу подозреваемого. Там он снял рублевый номер, умылся и пошел обедать.

Еще в поезде Кунцевич и Лейбович сговорились, как будут выводить Хохлова на чистую воду. Приступив к занятиям в конторе саратовского филиала, Нахман Самуилович стал отыскивать счета, оформленные самим заведующим, и сообщал их реквизиты коллежскому секретарю. Тот ехал к купившему сахар лавочнику, предъявлял свое полицейское свидетельство и просил показать торговую книгу. Догадки сыщика и бухгалтера полностью подтвердились – Назар Титович воровал именно так, как они и предположили.

Так, из одного обнаруженного Лейбовичем счета выходило, что вольский купец Шведов в мае купил у Хохлова 43 мешка сахарного песка на 894 рубля 40 копеек. Товар ему был отпущен по 5 рублей 20 копеек за пуд. В книге же Шведова значилось, что такое количество сахара взято было им еще в декабре, и не по пять двадцать, а по четыре семьдесят пять. Этот же торговец, если верить записям Хохлова, в апреле приобрел 173 пуда сахара в головках по цене 6 рублей 10 копеек за пуд, хотя Шведов, держатель мелкооптового склада, догадываясь о предстоящем росте цен, основные закупки сделал в начале зимы и покупал головы по пять шестьдесят. Одна только продажа сахара Шведову принесла Хохлову около 150 рублей. Другой мелкий оптовик – лавочник из Ровного Лахов – купил сразу 500 пудов песка. На нем Назар Титович заработал 250 рублей. Лахов также сообщил Кунцевичу, что о подробностях этой сделки его уже опрашивал «какой-то жид из ихней конторы». Через две недели, когда доказанная сумма похищенного перевалила за десять тысяч, Лейбович со всеми документами помчался в Киев, а еще через пять дней судебный следователь 1-го участка города Саратова статский советник Федор Павлович Лудин принял к своему производству уголовное дело, возбужденное по статьям 1681-й и 1671-й Уложения о наказаниях уголовных и исправительных, которые карали за присвоение и растрату чужого движимого имущества на сумму свыше трехсот рублей лишением особенных, лично и по состоянию, присвоенных прав и преимуществ и отдачей в исправительные арестантские отделения на срок от полутора до двух с половиной лет.

25 июня Хохлов под конвоем околоточного и городовых был доставлен в здание Судебных установлений. Кунцевич испрашивал у следователя разрешения присутствовать при допросе, но не получил его. «Я, милостивый государь, привык беседовать с преступником один на один. Мне так проще влезть к нему в душу и довести до сознания», – объяснил свой отказ статский советник. Мечиславу Николаевичу пришлось ждать окончания следственного действия в коридоре Окружного суда. Каково же было его удивление, когда Назар Титович после часовой беседы преспокойно вышел из камеры следователя и, никем не удерживаемый, отправился восвояси.

Коллежский секретарь влетел в кабинет статского советника.

– Вы не будете его арестовывать? – вопрос прозвучал слишком громко.

– Что такое? Вы почему без стука? – возмутился следователь.

– Прошу меня простить, – Кунцевич смутился, – виноват-с. Но мне все-таки хотелось бы узнать, почему вы не избрали в отношении Хохлова меры пресечения?

– Ну почему же не избрал, избрал. Вот – следователь помахал листком бумаги, – отобрал подписку о неотлучке с места жительства.

– Но почему не арест?

– Я не посчитал нужным его арестовывать. Господин Хохлов, будучи спрошенным по предъявленным ему обвинениям, дал довольно подробные объяснения, подтверждающие его непричастность к хищениям. Их надобно проверить. Вполне вероятно, после этой проверки невиновность Хохлова подтвердится, и получится, что он понапрасну будет сидеть в тюрьме. Такой грех на душу я брать не хочу.

Кунцевич, не спрашивая разрешения, сел на стул, на котором пять минут назад сидел несостоявшийся арестант:

– Какие могут быть объяснения, ваше высокородие? Мы же документами доказали, что он воровал сахар, пудами воровал!

Следователь встал, и коллежскому секретарю тоже пришлось подняться.

– А теперь вы меня послушайте! – прошипел Лудин. – Я и дело-то принял к производству только благодаря хлопотам ваших нанимателей. Если бы они не подма… гхм… Если бы они не договорились с нашим прокурорским надзором, я бы материал дознания направил на прекращение. Нет там состава преступления! Нет!

– Как же нет?

– Милостивый государь, вы имеете юридическое образование?

– Не имею.

– А я имею! Я Демидовский лицей кончал! Сядьте, – вдруг успокоился статский советник и сам опустился на стул.

Кунцевич последовал приглашению.

– Товарищество обвиняет Хохлова в присвоении и растрате вверенного ему имущества. Но ни того, ни другого он не делал. Он, конечно, жулик, но жульничал так, что с точки зрения уголовного законодательства к нему не может быть претензий. Здесь гражданско-правовые отношения. Хохлов показал мне свой договор с товариществом. Там есть один пунктик, который снимает с него все обвинения. Вот-с, полюбуйтесь, – следователь протянул сыщику несколько сшитых между собой листов бумаги, – извольте прочесть пункт девятнадцать.

Мечислав Николаевич прочитал. Из договора следовало, что уполномоченный представитель Товарищества в городе Саратове, Саратовской и Самарской губерниях в случае необходимости вправе отпускать сахар по ценам ниже, чем предусмотрено прейскурантом.

– Понимаете? Они ему карт-бланш выдали. Ведь толковать понятие «в случае необходимости» можно по-разному.

– А как же подделка счетов? – растерянно пробормотал коллежский секретарь.

– Подделка счетов преследуется по закону только в том случае, если она способствовала хищению. Поскольку хищения как такового нет, то подделка – это не преступление.

– А что же?

– Да все что угодно. Детская забава, блажь, что хотите. А вы говорите – в острог Хохлова! Увольнение без прошения и гражданский иск – вот все, чего ему следует бояться! Ваши друзья, чем с прокурором договариваться, лучше бы в суд обратились да арест на хохловское имущество наложили, пока он свой дом не продал, а то и взять с него будет нечего!

– Я его в убийстве подозреваю, – выпалил Кунцевич.

– В убийстве? – изумился следователь. – Так чего же вы молчали? Где произошло убийство, в моем участке?

– Нет, не в вашем, в Петербурге.

– А! – облегченно вздохнул статский советник. – Тогда подозревайте и дальше, бога ради. Если вам какая помощь нужна от судебного ведомства, обращайтесь, поможем. Кстати, вы же знаете, что закон дозволяет и чинам полиции арестовывать заподозренных и препровождать их к следователю по месту совершения преступления, вот вам и карты в руки.

Кунцевич вышел из Дома общества купцов и мещан, в котором помещался Окружной суд, и сел на лавочку. Был прекрасный летний денек, дневная жара спала, и по Никольской прогуливались хорошо одетые дамы и барышни и изящные господа. Но Мечислав Николаевич не обращал никакого внимания на фланировавшую публику, он о чем-то глубоко задумался и, не видя и не слыша улицу, чертил тростью по булыжной мостовой. Вдруг сыщик поднялся и поспешил обратно в Окружной суд.

На этот раз в дверь он постучал и зашел только после того, как получил разрешение.

– Вы помощь предлагали, ваше высокородие? Так я спешу ею воспользоваться!