Горлицкий прорыв

Руководство Центральных держав понимало риск «внезапной смерти» Австро-Венгрии и разработало план, позволяющий коренным образом изменить стратегическую обстановку в «австрийском секторе» Восточного фронта.

Движущей силой наступления стала 11-я германская армия А. фон Макензена, состоявшая из гвардейского корпуса, 10-го и 41-го армейских корпусов (все три корпуса: 1-я, 2-я гвардейские, 19-я, 20-я, 119-я пехотные дивизии, 11-я баварская пехотная дивизия, – были переброшены с Западного фронта). В прямое подчинение Макензена поступил также 6-й австро-венгерский корпус (12-я пехотная, 39-я венгерская гонведная, 11-я венгерская гонвендная кавалерийская дивизии). Вспомогательный удар с севера наносила 4-я австрийская армия Иосифа-Фердинанда, оперативно подчиненная Макензену с юга прикрывала операцию 3-я австрийская армия Бороевича.

Немцы действовали очень быстро. 14 апреля принято решение на операцию, 17 апреля начинаются перевозки дивизий с запада, причем в целях маскировки направления главного удара соединения направляются кружным путем через Восточную Пруссию. 19 апреля офицеры уже получили указания на месте, в районе сосредоточения, 21-го начинается активная разведка. 25 апреля 11-я армия занимает исходное положение. Смена австрийских частей закончена 28 апреля, на следующий день отдан приказ на наступление.

В этой операции немцы применили две новые идеи: наступление против подготовленной обороны на относительно широком фронте (35 километров) с нанесением нескольких дробящих ударов и использование ударной армии. Группировка Макензена состояла из элитных частей, включая «элиту элит» – прусскую гвардию. Этим частям придавался артиллерийский «кулак», состоящий из 457 полевых и 160 тяжелых орудий, массированно использовались тяжелые минометы.

Были использованы все меры для обеспечения скрытности сосредоточения войск. Разумеется, русская разведка какие-то сведения получала, и с середины апреля «наверх» пошли первые осторожные донесения о наличии на австрийском фронте германских частей. К концу месяца штаб 3-й армии (Р. Радко-Дмитриев) уже был серьезно встревожен, но командование Юго-Западного фронта, не собирающееся отказываться от активных действий в Карпатах, ничего не предпринимало. Впрочем, в распоряжении Н. Иванова свободных частей практически не было.

Лишь за день до немецкого наступления началась вялая перегруппировка войск с целью усиления горлицкого направления. Было уже поздно.

Да и бессмысленно. Проблема была ведь не в том, что 11-я армия Макензена имела в полосе прорыва двойное превосходство в пехоте. Решающим фактором сражения стала германская артиллерия: 457 полевых орудий против 141, 159 тяжелых орудий против 4, 96 минометов против нуля. Эта артиллерия была прекрасно снабжена боеприпасами: за 13 часов артиллерийской подготовки по русским позициям было выпущено 700 000 снарядов. Русская артиллерия, слабая численно, была связана жестокими ограничениями снарядного голода: не более 10 снарядов в день на батарею.

Днем 1 мая немцы начали пристрелку своих орудий, ночью открыли огонь по тыловым дорогам и местам расположения русских войск, с 6 часов утра 2 мая вся артиллерия 11-й армии сосредоточилась на непосредственной поддержке пехоты, которая перешла в атаку в 10 часов.

К вечеру немцы продвинулись от 2 до 4 километров по всей линии атаки и полностью овладели первой русской оборонительной позицией, захватив 17 000 пленных. Н. Иванов разрешает Р. Радко-Дмитриеву ввести в бой 3-й кавказский корпус, предназначив его для контратаки.

На следующий день Макензен продолжил наступление, и к 4 мая оборона 3-й армии была прорвана на всем фронте и на всю глубину. 6 мая войска Иосифа-Фердинанда вошли в Тарнов. «Кэтому дню численность штыков в передовых корпусах 3-й армии генерала Радко-Дмитриева сократилась с 34 тысяч до пяти тысяч, было потеряно 200 орудий, а число попавших в плен русских солдат достигло 140 тысяч».

4 мая Ставка начинает переброску с Северо-Западного фронта 62-й резервной дивизии и передает в состав 3-й армии 13-ю сибирскую дивизию.

7 мая начальник штаба Юго-Западного фронта генерал В. М. Драгомиров направил командующему фронтом весьма резкую служебную записку. «Наше стратегическое положение безнадежно. Наша линия обороны очень растянута, мы не можем перемещать войска с необходимой скоростью, а сама слабость наших войск делает их менее мобильными; мы теряем способность сражаться…»

Радко-Дмитриев, Радко Дмитриевич (24.09.1859-1.11.1918 гг.).

Учился в гимназии в Габрово. Участвовал в Апрельском восстании 1876 года. Во время русско-турецкой войны 1877–1878 гг. зачислен в состав лейб-гвардии Уланского полка русской армии. После обретения Болгарией независимости, окончил военное училище в Софии (1879) и в чине капитана Николаевскую военную академию в Петербурге (1884).

Во время сербско-болгарской войны 1885 г. – помощник начальника штаба Западного корпуса. Один из участников прорусского военного переворота 1886 г. свергшего с престола князя Александра I Баттенбергского. После контрпереворота уехал в Румынию.

В 1898-м вернулся в Болгарию, где был назначен начальником штаба 5-й Дунайской пехотной дивизии. В 1900–1904 гг. начальник оперативного отделения болгарского Генерального штаба, в 1904-1907-м начальник Генерального штаба. Командовал болгарской армией во время первой Балканской войны. Во время второй Балканской войны занимал пост помощника главнокомандующего действующей армией.

В 1913 году против Болгарии поднялась не только Турция, но и ее бывшие союзники – Сербия и Греция, недовольные приобретениями Болгарии в результате войны, а также Румыния. Началась 2-я Балканская война. Болгария потерпела поражение. Её правящий класс затаил жажду реванша и обиду на Россию, которая, как считали многие в Болгарии, могла бы одернуть Румынию и Сербию и спасти Болгарию от разгрома и унижения, но не сделала этого. Эти настроения стали благоприятной почвой для прогерманской политики царя Фердинанда.

Радко-Дмитриев, занимавший во время 2-й Балканской войны пост начальника штаба Верховного главнокомандующего, не разделял этих настроений. Вскоре он был назначен послом Болгарии в Петербург – налаживать отношения с Россией. Но дипломатический период деятельности генерала оказался недолгим.

19 июля (1 августа) 1914 года Германия объявила войну России. Начиналась Первая мировая война. Радко-Дмитриев сделал самый важный жизненный выбор. Он поступил вопреки политике (Болгария вступит в войну в октябре 1915 года на стороне Германии) и общественному мнению своей страны. Радко-Дмитриев принял русское подданство и окончательно заступил на русскую службу. Он был зачислен в Русскую императорскую армию в чине генерал-лейтенанта (вскоре ему дали высший чин – генерал от инфантерии).

Это был беспрецедентный в истории Нового времени случай, когда посол поступил на службу в действующую армию того государства, где работал.

Командовал 8-м армейским корпусом, 3-й армией. Под Горлице его армия, на которую был направлен главный удар немецких войск, понесла тяжелые потери и отступила.

«Иванов и Верховный главнокомандующий не допускали отхода с целью выигрыша времени и пространства, и все их распоряжения по адресу Радко-Дмитриева проникнуты были мыслью не отходить, не уступать захваченной территории и немедленно ограничить германский прорыв. Эта настойчивость сверху крайне нервировала Радко-Дмитриева, человека очень впечатлительного и понимавшего свое щекотливое как болгарина положение. У него не оказалось гражданского мужества руководить операцией, как он понимал дело», писал А. М. Зайончковский.

После Горлицкого поражения Радко-Дмитриев был заменен на посту командующего армией генералом Л. В. Лешем. Командовал 2-м и 7-м сибирскими корпусами. С 20 марта 1916 года – командующий 12-й армией, расположенной в районе Риги.

С 20 июля 1917-го в резерве чинов при штабе Петроградского военного округа. С 1 января 1918-го – в отставке. Уехал на лечение в Кисловодск. Там был захвачен красными и по приказу председателя местной ЧК Атарбекова зарублен шашками в Пятигорске 1 ноября 1918 года вместе с группой заложников в ответ на мятеж И. Л. Сорокина. Похоронен также в Пятигорске.

В честь генерала назван населенный пункт в Болгарии – Радко-Димитриево.

Интересно, что в сегодняшней Болгарии Р. Радко-Дмитриев считается едва ли не «предателем Родины». Это связано с неудачным для Болгарии исходом Второй Балканской войны (за что, по их мнению, генерал несет свою долю ответственности) и с участием в Первой мировой войне на стороне России, которая входила в коалицию, враждебную Болгарии и ее союзникам.

Здесь придется сказать, что Болгария, начав Вторую Балканскую войну, допустила тяжелейшую ошибку, исправить которую военными средствами не представлялось возможным. То же самое можно сказать и о вступлении страны в Первую мировую войну на стороне Центральных держав. Р. Радко-Дмитриев полагал, что Россия – естественный союзник Болгарии, и действовал соответствующим образом. Он был прав, и болгарские правящие круги, если не «общественность», это подозревали. Проблема состояла в том, что по ряду причин Болгария всегда будет выступать против Сербии, а Россия в мировую войну и годы ей предшествующие выступала в качестве союзника Сербии.

В современной России Р. Радко-Дмитриева то записывают в национальные герои, то обвиняют в тяжелейших ошибках в кампаниях 1914 и 1915 годов, а также в весьма неудачной для России Митавской операции. В этом, конечно, есть большая доля правды.

10 мая Ставка, наконец, принимает решение перейти на Юго-Западном фронте к обороне (до этого предполагалось возобновить наступление на фронте 9-й и 11-й армий) и отойти на линию рек Сан и Днестр, где «напрячь все силы к тому, чтобы отстоять завоеванную нами часть Галиции». Н. Иванова Главнокомандующий просит «всегда иметь в виду те жертвы, которые принесены нашими доблестными войсками для завоевания Галиции (…), чтобы без крайней надобности не уступать противнику лишнего пространства, особенно на фронте 9-й и 11-й армий». По ходу дела сняли и Р. Радко-Дмитриева, и В. Драгомирова.

Русский фронт в Галиции окончательно утратил устойчивость. 13 мая немцы уже вышли к Перемышлю (взят 3 июня) и приступили к форсированию реки Сан. 22 июня пал Львов. Галиция была оставлена, русские войска отошли к Холму и Владимиру-Волынскому. Все результаты Галицийской битвы и Карпатской операции были потеряны полностью, количество пленных превысило 300 тысяч человек.

И на этот раз – никакого контрудара, способного принести хотя бы моральное удовлетворение, никаких оговорок об «оперативно-тактическом успехе без стратегических последствий». Горлицкий прорыв отбросил русские войска на территорию Империи и лишил Россию всяких шансов на реализацию своих целей в мировой войне.

Российские источники пишут, что героическое сопротивление русских армий сорвало немецкий план по окружению основных сил Юго-Западного фронта в Галиции.

В действительности такого плана никогда не было: армия Макензена использовалась, как «таран», сокрушающий неприятельские позиции и быстро продвигающийся вперед, заставляя противника оставлять территорию. Окружения сколько-нибудь значительных сил геометрия операции не предусматривала (конечно, всегда оставалась возможность «поймать» где-нибудь в Карпатах зазевавшийся русский корпус, но не более).

Горлицкий прорыв создал совершенно новую обстановку на Восточном фронте. Русская армия оставила всю Галицию. Выступление Румынии, по крайней мере, немедленное, на стороне Антанты перестало быть актуальным. Приободрилось если не население, то военное руководство двуединой монархии.

Майские бои на Юго-Западном фронте показали резкое ослабление всех компонентов российского военного организма. К середине 1915 года Германия, Франция, Великобритания, даже Австро-Венгрия в значительной степени преодолели кризис военного снаряжения и могли позволить себе расходовать в наступлении сотни тысяч и даже миллионы снарядов, сосредотачивать для одной операции более 1000 орудий, из них сотни тяжелых. В России к этому времени снарядный голод достиг нестерпимых масштабов. Это ставило крест на всех наступательных планах и подрывало устойчивость обороны.

Нехватка артиллерии и снарядов привела к тяжелым потерям в пехоте. Сами по себе эти потери не были серьезной проблемой: людские ресурсы России выглядели практически неисчерпаемыми. Но уровень боевой подготовки русских резервистов, не говоря уже об ополченцах, был удручающе низким. Новые русские формирования не шли ни в какое сравнение с прежними кадровыми частями, которые сражались с германцами почти на равных. Замыкалась обратная связь: чем хуже были подготовлены части, тем большие потери они несли, тем больше требовалось новобранцев, тем хуже они были обучены.

Учащаются случаи добровольной сдачи в плен отдельных солдат и целых подразделений. Все чаще, провожая новобранцев на войну, односельчане советуют им хорониться, избегать участия в атаках, по возможности – сдаваться.

В 1914 году русское командование сделало ставку на быструю победу в короткой войне. Поэтому задача сберечь костяк армии не ставилась. Немцы использовали хорошо подготовленных унтер-офицеров для обучения пополнения. Русские пытались возмещать ими потери в офицерах. Ни к чему хорошему это, понятно, не приводило – боевой опыт не возмещает недостаток военных знаний.

Высшее командование удовлетворительно, а местами и хорошо руководило войсками, пока ситуация оставалась в рамках предвоенных расчетов. По мере развития кампании 1915 года оно все больше теряло контроль над развитием ситуации, что приводило к резкому запаздыванию с принятием решений. К лету отставание от противника проявляется на всех уровнях – Ставки, командующих фронтами, командующих армиями, корпусами, дивизиями и так далее вплоть до батальонов и рот.

Практически, после оставления Львова Россия не может выиграть войну и заинтересована в выходе из нее. В еще большей степени это относится к династии. Но это проще сказать, чем сделать, к тому же ситуация до конца никем еще не осознается, для этого потребуется весь 1916 год.

А пока в русской Ставке медленно и мучительно вызревает решение об общем отступлении.