14 день холодных вод. Фьона, столица империи Фьонабер
Дамиен шер Дюбрайн
– «…подложила труп убийцы в спальню графа Ландеха в порядке следственного эксперимента. Эксперимент показал, что граф был не в курсе покушения на его высочество Каетано», – вслух, с выражением, зачитывал своему непосредственному начальству полковник Дюбрайн.
Непосредственное начальство, то есть Светлейший глава Конвента, генерал имперской Магбезопасности и прочая, шер Парьен сидел на подоконнике своего кабинета на десятом, верхнем этаже Магадемии и пил утренний шамьет со сливками, закусывая его неизменными солеными фисташками.
– Паршивка не постеснялась залезть графу в мозги, – прокомментировал Светлейший. – Как только его удар не хватил.
– Ее высочество растет, – с гордостью парировал Дайм и наконец пригубил свой шамьет, который до того держал в руке.
– Предлагаешь взять ее на службу в Магбезопасность? – спросил Светлейший, расправляя веером стопку утренних газет со всей империи. – Под твою ответственность.
Полминуты он просматривал газеты вприхлебку с шамьетом, традиционно не нашел ничего интересного и отправил бумажную стаю в полет до корзины у дверей кабинета. Последним приземлился «Голос свободы» с портретом его императорского высочества Анри шера Брайнона на первой странице. Дайм проводил портрет взглядом, привычно отметив, что для речи в Совете Семи Корон Анри не постеснялся подкрасить радужку в фамильный бирюзовый цвет. На газетном оттиске его глаза выглядели даже ярче, чем у императора, и почти такими же яркими, как у самого Дайма.
Его императорское высочество – мелкий мошенник. Ратует за равные права для бездарных, а сам прикидывается одаренным. С одной стороны, глупо – все знают, что первые два сына императора имеют лишь условную шерскую категорию, только младший, Люкрес – реальную третью. А с другой стороны, люди от сотворения мира знают, что чем ярче глаза шера и чем необычнее цвет, тем сильнее дар, и следовательно – тем крепче право на власть. Психология толпы, шис ее дери.
Вот у Аномалии глаза лиловые и чуть ли не светятся. Редкий алмаз. Правда, с подвохом, и подвох тот размером с Дремлинский хребет.
– Задатки неплохи, но сразу в МБ это перебор, светлейший шер. Тем более мой возлюбленный брат Люкрес твердо намеревается на ней жениться.
Правда, так и не удосужился сам с ней встретиться или хотя бы самостоятельно написать ей письмо. Ну да, действительно, зачем ему, если можно поручить докуку брату-бастарду! Похоже, Люкрес вообще не собирается встречаться с невестой до свадьбы. Любой разумный человек на его месте сначала внимательно присмотрелся бы к сокровищу и три раза подумал, а надо ли оно ему. Но не Люкрес. Ему, видите ли, довольно отчетов полковника Дюбрайна и сладких песен о будущем могуществе, напетых его любовницей, Саламандрой.
Той самой светлой шерой Лью, которая не сумела получить должность полпреда Конвента в Валанте. И той самой Саламандрой, которая не далее чем десять лет назад пела самому Дайму песни о том, каким он будет прекрасным императором, а она – его императрицей. Вот только Дайм ее вежливо послал, а Люкрес – нет. Что ж, она неплохо помогает кронпринцу подделывать ауру и прикидываться шером почти второй категории, но против Шуалейды она – что карапуз с погремушкой. Подумать только, подкинуть труп убийцы в порядке следственного эксперимента! Вот это талант! Или наглость? Впрочем, талант без наглости, как наглость без таланта, недорого стоят.
– Как трогательно ты заботишься об интересах брата, мой мальчик. Я почти прослезился. – Убедительности ради светлейший шер Парьен умиленно вздохнул. – Так что ж там пишет наш друг Энрике?
– «Прошу не ставить его величество Тодора в известность о самом инциденте и участии в нем ее высочества Аномалии как минимум до выяснения всех обстоятельств дела. Инцидент также показал, что Аномалия стабильна и способна держать под контролем обе стороны своего дара. Ввиду открывшихся в связи с покушением обстоятельств, прошу инициировать проверку Конвентом деятельности гильдии ткачей и полномочного представителя Конвента в Валанте. Кристалл с записью воспоминаний мастера теней и вещественные доказательства высланы курьером в штаб МБ», – дочитал Дайм.
Бумажка, вспорхнув из его рук, улеглась на свое место в папке. Щелкнул скоросшиватель, папка закрылась и плавно полетела на полку, к другим таким же.
– Хо-хо-хо, – четко и внятно проговорил Парьен. – Неужели Бастерхази был так неосторожен, что его поймали на горячем? Вот его Темнейшество расстроится, он возлагал на ученика такие надежды, такие надежды. Налей-ка мне еще шамьета, мой мальчик.
Дайм фыркнул про себя: как будто шамьет не нальется сам, стоит светлейшему шеру пожелать. Но нет, ему угодно поиграть в добрячка-дедулю. Сейчас еще за поясницу схватится и скажет что-то вроде «старость не радость». Конечно, не радость, и кто другой на исходе третьего века не только за поясницу хватался бы, а давно гроб заказал. Только не шер категории зеро, сильнейший в империи светлый. Вот лет через двести, быть может, светлейший шер задумается о пенсии. И то, вероятнее всего, о пенсии для своих учеников. Если выживут на нервной работе.
Однако шамьет из серебряного кувшинчика Дайм налил, добавил на четверть сливок и подал начальству. Ручками подал, ручками. Ему не лень, а Светлейшему приятно иногда поиграть в человека.
– Вас интересует что-то еще, мой светлый шер? – тоном опытного дворцового подхалима спросил Дайм.
Парьен хрюкнул… то есть, конечно же, величайший и мудрейший глава Конвента не может хрюкать, поэтому… ну, наверное, все же усмехнулся. Хотя Дайм бы зуб поставил, что обожравшийся желудей годовалый кабанчик издает в точности такие же звуки.
Итак, Парьен усмехнулся, очень мудро и очень величаво. И так же мудро и величаво отвесил Дайму отеческий подзатыльник. Собственноручно! Великая честь, если подумать. Но Дайм чести не оценил и мгновенно перехватил светлейшую длань.
– Простите, шеф, рефлексы.
– Паршивец, – неприлично довольно констатировал Светлейший. – Никакого почтения.
– Никак нет, шеф. – Дайм сделал оловянные глаза и щелкнул каблуками.
Парьен рассмеялся. Сегодня ему определенно хотелось почувствовать себя простым смертным. Впрочем, Дайм уже лет несколько, как вполне его понимал. Особенно с тех пор, как по делам службы повстречался со своим младшим братом, внушительным, седеющим отцом семейства. А ведь братишке и пяти десятков нет! Дайм рядом с ним выглядел юношей, больше двадцати пяти бы никто не дал.
А Парьен, отсмеявшись, махнул на собственное любимое кресло.
– Все, хватит паясничать. – И, дождавшись, пока Дайм сядет, продолжил: – Поедешь в Валанту, устроишь Бастерхази проверку, наведешь в гильдии ткачей шороху. Но главное, малыш, не это. Главное – выясни наконец, что такое эта ваша Аномалия. Сдается мне, все намного серьезнее, чем ты написал в отчете девять месяцев назад. – Парьен кинул острый взгляд на Дайма, криво усмехнулся. – Не знаю и знать не хочу, что вы с Бастерхази натворили и о чем не отчитались. Но последствия будут, и с ними тебе разбираться самому. Так что допивай свой шамьет, бери ноги в руки и отправляйся в Валанту. А то обленились тут на казенных харчах! И чтобы отчитывался каждый день, а то знаю я вас, артистов самодеятельности!
– Э… светлейший мой шер, мне отправляться как полковнику Дюбрайну? – недоуменно поднял бровь Дайм, памятуя о приказе императора не раскрывать «братской замены».
Возможность облениться на казенных харчах за один день, прошедший с его возвращения из Ледяных Баронств и полностью посвященный написанию горы отчетов, Дайм даже комментировать не стал. Светлейший такими мелочами не интересуется.
– Ну явно не как Ману Одноглазому! – Светлейший глянул на него, как на полного идиота. – Ты другие распоряжения слышал, нет? Вот и все. Вперед, полковник Дюбрайн… А, да. Его всемогущество просил тебе передать, чтобы как вернешься, шел к нему. Сразу. Думаю, он имел в виду, вернешься из Суарда, ведь из Баронств ты уже вернулся. Надеюсь, я понял его правильно… ох, старость же не радость… Что стоишь, мой мальчик? Бегом в Суард, чтобы через полчаса духу твоего здесь не было! Империя ждет от тебя великих дел, а мне что-то поясницу прихватило, пойти, что ли, в отпуск… туда, где апельсины цветут…
– Отпуск? Никогда не слышал такого слова, мой светлый шер. Разрешите идти?
– Иди, иди, – махнул на него серебряной ложечкой Парьен. – Что за молодежь нынче пошла, никакого уважения к радикулиту!
Об уважении к радикулиту Дайм дослушивал уже из-за двери. Ему было велено поторопиться? Было. Вот он и торопится, даже переодеваться не станет, сразу в дорогу. Все необходимое уже собрано (или не разобрано, какая разница). А визиты к императору и к возлюбленному брату Люкресу придется отложить до его возвращения из Валанты. Ужасно, просто ужасно жаль. Наверняка Люкрес хотел сказать ему что-то важное, возможно, даже дать очередные ценные указания.
И как только Дайм без них обойдется?
Насвистывая похоронный мотивчик в память о безвременно почивших указаниях, Дайм прихватил с ближайшего бюста кого-то из великих магистров прошлого шляпу – была мраморная, стала фетровая! – и, нахлобучив ее набекрень, зашагал к ближайшим деревьям. К вопросу озеленения территории Магадемии шер Зеленый подходил крайне ответственно, так что колосилось, цвело и чирикало здесь все, вплоть до башенных стен.
– Шутник, соскучился? – позвал Дайм.
Жеребец тут же откликнулся тихим ржанием, и только потом прорисовался в кусте белого шиповника. Сначала из благоухающего куста высунулась белая голова с хитрыми зелеными глазами, затем длинная шея, передние копыта… Последним вылез длиннющий белый хвост с запутавшимся в нем цветком. Почему-то апельсинового дерева. Видимо, кое-кто уже успел побывать в отпуске.
Ткнувшись мордой Дайму в плечо, Шутник тяжко вздохнул. Так тяжко, словно вот-вот схватится за поясницу и пожалуется: старость – не радость, а отпуск – миф.
– Невоспитанная ты скотина. И не стыдно тебе передразнивать светлейшего, мудрейшего, радеющего без сна и отдыха за нас, неразумных?
– Пф-ф-ф! – очень выразительно ответил Шутник и попробовал зажевать перо с новой шляпы.
Следующее «п-ф-ф!» прозвучало еще выразительнее, а откушенный кусок пера был с негодованием сплюнут на траву.
– А нечего жрать мрамор, зубы обломаешь.
Дайм похлопал Шутника по холке, на что тот лишь недовольно прянул ушами и отвернулся. Как и всякий ире – двуногий, четвероногий или крылатый, – Шутник обожал дразнить и задирать всех встречных и поперечных, но ужасно не любил, чтобы кто-то задевал его.
Дайм тоже не слишком-то любил, чтобы его дразнили. И сейчас ему почему-то казалось, что темный шер Бастерхази с этим покушением немножко издевается. Потому что если бы он хотел убить принца Валанты – убил бы, и никто бы ему не помешал. А вот этот балаган с узнанными амулетами, подброшенными трупами и прочими кунштюками – чистой воды насмешка. И провокация. И… ладно. Разберемся. В конце концов, им с Бастерхази давно пора поговорить начистоту.
А еще ему давно пора поговорить начистоту с Шуалейдой. То, что начиналось как очередное задание, как-то само собой переросло… во что именно переросло, Дайму бы как раз очень хотелось понять. Не заигрался ли он, признаваясь в любви сумрачной колдунье? Ведь она до сих пор считает, что ей пишет Люкрес. Пусть Дайм не подписывался. Пусть он сам ни разу не назвался Люкресом. Но и не поправил ее ошибку.
И теперь, когда до их встречи оставались считанные дни – Дайм боялся. Не срыва Аномалии, нет. Он боялся, что она ответит «да» на его предложение. Ведь он предложит Шуалейде брак с его высочеством Люкресом Брайноном, а не светлым шером Дамиеном Дюбрайном, и у нее будут все резоны согласиться.