Глава 21

Искушения

Крепость Сойки построена в устье Свистящего перевала совместно людьми и гномами, чтобы защитить юг Валанты от нашествия зургов. Рунные щиты успешно выдержали Вторую и Третью волны нашествия. Во время же Четвертого Свистящий перевал был наглухо перекрыт искусственно вызванным землетрясением, после чего крепость потеряла стратегическое значение.

Из лекции дру Бродерика

26 день хмеля (три месяца спустя). Крепость Сойки

Шуалейда шера Суардис

По крепостной стене гордо вышагивал маленький полупрозрачный слон, а на его спине покачивалась роскошная золоченая беседка с сидящим в ней раджой. Вокруг так же гордо вышагивали кшиасы – сашмирские воины в ярких облачениях, – трепетали листьями пальмы и даже скакали обезьяны. А голос светлого Люка (Шу называла его так про себя и была уверена – он не будет против) рассказывал о празднике Урожая в Сашмире, на котором он был буквально позавчера…

Белоснежный Ветер сидел на плече Шу, прикрыв глаза и не обращая внимания ни на что. Наверное, спал – все же путь из Сашмира долог и труден даже для напитанной магией птицы, а он два часа назад принес целых два письма. Одно – без живых картинок, написанное на обычной бумаге. Его Шу читала одна, в своей комнате, и тут же спрятала под подушку. Глупость, конечно же, но… Но пусть ей снова приснится Люка! С этими снами год тянется не так долго!

Второе же письмо она по уже сложившейся традиции показала всем – Каю и Зако, Энрике и Баль. Читать его, то есть слушать и смотреть, они всей компанией устроились на крепостной стене, над морем.

Благодаря этим письмам даже Кай, поначалу наотрез отказывавшийся слушать восторги Шу в адрес светлого шера, оттаял. Он даже как-то сказал, что возможно – только возможно! – Люкрес в самом деле хочет саму Шуалейду и не станет освобождать для себя трон Валанты. Шу тут же затребовала от капитана Энрике подтверждения, что Люкрес – нормальный человек, а не бездушный политик…

– Понятия не имею, какой он на самом деле, Шу. Я с ним не знаком.

– Но эти письма! Не может светлый шер, который пишет такое, быть бессердечным мерзавцем!

– Тот, кто пишет эти письма, очень заинтересован в тебе. Я даже готов допустить, что ему не нужна корона Валанты. Но разве я учил тебя доверять красивым словам, а не делам? Ты не знаешь этого человека. Ты даже с ним ни разу не говорила.

– Ты зануда, Энрике.

– Спасибо, я стараюсь.

За три месяца, прошедших с ее возвращения в Сойку, мнение Энрике не изменилось. А вот Шу… Шу регулярно перечитывала письма Люка – и не находила в них ни единого признака лжи. Даже в сегодняшнем. Вот его она точно покажет Энрике, и Энрике непременно поверит, что Люка – истинно светлый шер, что он любит Шу и не представляет для Каетано угрозы!

«…Вы правы, моя Гроза, нам стоит быть откровенными друг с другом. Скажу вам больше, ваша искренность и непосредственность мне нравятся куда больше, чем принятые при дворе недомолвки и увиливания. Поэтому я честно отвечу на все ваши вопросы и начну с того, который вы не задали, но, без сомнения, желаете знать на него ответ.

Я не хочу быть королем Валанты. Я не хочу, чтобы вы стали ее королевой. Ваш брат – законный наследник, угодный Двуединым. Идти поперек их воли – сущая глупость.

Мне нужны только вы, моя Гроза. Вы даже не представляете, насколько сильно вы мне нужны. С самой нашей встречи я постоянно думаю о вас…»

Пусть капитан Энрике не менталист, но он умеет видеть правду и ложь. Какие еще доказательства нужны?

Шу мечтательно вздохнула, представив, как они с Люка вместе отправятся путешествовать, ведь Люка часто ездит по дипломатическим делам. Он обещал показать ей весь мир! Даже таинственную Хмирну и восточные острова, где живут лишь вулканические саламандры!

А сам Люка тем временем рассказывал, как его надул сашмирский торговец коврами. Его, светлого шера, менталиста! Эти торговцы – совершенно удивительные люди, они могут торговаться по нескольку часов, у них целые ритуалы, даже танцы! Вы только представьте, чтобы продать вам какой-то медный кувшин, они готовы показать целое представление, а если вы не купите – будут плакать…

Над картинками с сашмирского базара смеялись все, даже Энрике. И именно он внезапно насторожился, прислушался – и сделал знак Шу, чтобы она убрала письмо.

Шу тоже прислушалась… нет, ей даже прислушиваться не пришлось. Как только она вынырнула из грез, она сразу почувствовала это.

Тьму. Огненную, опасную и манящую тьму, приближающуюся к стенам крепости.

– Бастерхази, – сказали они одновременно с Энрике и Бален, правда, с совершенно разными интонациями.

Бален – с ненавистью. Энрике – холодно. А Шу… она сама не знала. Бастерхази больше не писал ей и никак не давал о себе знать. Ну, если не считать редких заметок о нем в газетах, но это не считается. И вот, пожалуйста, явился.

– Он не войдет в крепость. – В голосе Энрике звучала сталь.

– Но он полпред Конвента, – недоуменно возразила Шу.

– Плевать. Его величество выразился ясно: ни один темный шер не должен войти в крепость Сойки, пока здесь Каетано. Будь он хоть сам Темнейший!

– Мы должны его выслушать, – вмешался Каетано.

– Скорее твоя сестра. – Зако Альбарра сверкнул на Шу жгучими черными глазами и кривовато усмехнулся.

На Шу даже сквозь его ментальный амулет пахнуло острой смесью ревности, досады и восхищения. Восхищения – правильного и привычного, она тоже восхищалась Зако и любила его как брата, но досада и ревность-то откуда? Как будто Зако сам хотел бы ее поцеловать… Да нет, чушь какая! Зако давно влюблен в Баль, как все обитатели крепости. Да и откуда ему знать? Она же никому, кроме Баль, не рассказывала о своем сне! Да-да, сне! Наяву она бы точно не стала целоваться с темным шером Бастерхази. Ни за что бы не стала. А сны, как говорит капитан Энрике, к делу не подошьешь.

– Сначала неплохо бы с ним хотя бы поздороваться и узнать, что ему нужно. – Шу попыталась быть голосом разума. – Может быть, он привез послание Конвента?..

– …которое нельзя передать нормальным способом, – так же кривовато усмехнулся Энрике.

Да, вот почему мимика Зако показалась Шу странной, он просто копирует Энрике! Все просто, никакой глупой ревности.

– Неважно, – прекратил споры Кай. – Так мы идем к воротам или пропускаем все самое интересное?

Само собой, они всей компанией побежали к воротам, точнее – на стену над воротами. Хотя Кай явно чувствовал себя неуютно и не слишком-то хотел встречаться с темным шером, но признаться в трусости?! Ни за что. И Шу его очень понимала. Она и сама, не будь рядом зрителей, предпочла бы не показываться темному на глаза. Вот просто на всякий случай!

И наверняка бы пожалела, что пропустила все самое интересное.

– Ничего себе, – восторженно-испуганно шепнул Кай, когда шер Бастерхази показался из-за поворота горной дороги. – Ты уверена, что стены его остановят?

– Я уверена, что не хочу это проверять.

Ей тоже было страшновато. Нет, не так. Ей было страшно до дрожащих коленок. Наверное, в Тавоссе она была совсем не в себе, если при виде этого кошмара не сбежала обратно в Олой-Клыз, к зургам.

Хотя следовало признать, шер Бастерхази был не только ужасен, но и красив. Почти как грозовая аномалия над Олой-Клыз. Или как извергающийся вулкан, который Шу видела только на картинке в учебнике. И ей опять до покалывания в кончиках пальцев хотелось дотронуться до бурлящей алыми и лиловыми протуберанцами тьмы, убедиться, что это – живой человек, такой же, как она сама…

– Он что, тебе нравится?! – В тоне Кая звучал откровенный ужас, словно Шу у него на глазах сошла с ума.

– Он красивый, – сказала Шу из чистого упрямства.

Вот так она и призналась, что у нее поджилки трясутся! Особенно при воспоминании об их встрече.

Впрочем, он же ее не съел! Может быть, и сейчас не стоит так уж бояться? Тем более он в самом деле красив. Не только как стихия, но и как человек.

Высокий, широкоплечий, но при этом гибкий, а не массивный. Смуглый. Резкий и хищный, чем-то похожий на ястреба. Весь в черном, только плащ подбит алым шелком, и воротник с манжетами – белые. Кружевные.

Вот сейчас, после трех месяцев штудирования книг о моде и традициях, Шу точно могла сказать, что камзол и плащ Бастерхази соответствуют моде двухвековой давности. Что совершенно неприлично с точки зрения старых традиций, ведь шер должен носить то, что было в моде во времена его юности, а не за полтора века до его рождения. Впрочем, за неимением в Валанте настолько старых шеров вряд ли кто-то бы посмел упрекнуть Бастерхази за излишнюю пыль в глаза. Вот Шу бы не стала, потому что этот древний камзол шел ему просто невероятно.

И почему-то очень ясно представлялось – что там, под плащом и камзолом. Так ясно, что к щеками прилил жар. А страх… страх спрятался куда-то очень глубоко.

Наверное, от смущения и растерянности Шу не сразу обратила внимание на двух зверюг – на одной Бастерхази ехал, не давая себе труда даже придерживать поводья, а вторая следовала за ним, как привязанная… а, нет. Не словно. Вместо обычной веревки вторую зверюгу удерживал ментальный поводок.

С виду они походили на обычных вороных коней, тонконогих и длинногривых. Вот только глаза и гривы отливали красным, в пасти блестели клыки, и самое главное – сложная, многослойная аура мало походила на лошадиную. Да что там на лошадиную, на ауру живого существа! Наверняка это и есть знаменитые кони-химеры, пасущиеся во снах и подчиняющиеся только истинным шерам.

Почувствовав ее взгляд, Бастерхази глянул вверх – и улыбнулся. Ей, лично ей. От неожиданности (и захлестнувшей ее волны жаркого смущения) Шу отпрянула, чуть не сбив с ног Кея, и перехватила полный ревности взгляд Зако. Ну вот опять! Надо будет потом с ним поговорить. Глупости какие, ревновать ее!

Встречать Бастерхази вышли полковник Бертран и капитан Энрике. Точнее, спрыгнули со стены на площадку перед запертыми воротами и сделали несколько шагов по опущенному мосту: Бертран впереди, Энрике на шаг позади.

– Чем обязаны чести видеть вас, темный шер? – спросил Бертран, едва Бастерхази спешился: ровно за шаг до границы магических щитов, окружающих крепость.

– И вам светлого дня, полковник Альбарра. – Бастерхази скептически оглядел запертые ворота и мерцающую полусферу щита. – Вы на осадном положении?

Шу стало немножко стыдно. Столь явное недоверие наверняка его оскорбляет. Вот ее бы точно оскорбило – особенно если бы она не замышляла ничего дурного. Да и вообще невежливо закрывать двери перед гостями.

– Как и последние тринадцать лет, – кивнул Бертран. – Приказ его величества, мой темный шер.

– Что ж, я вижу, вы отлично его исполняете, – улыбнулся Бастерхази.

Выглядело это так, словно он едва сдерживает смех. Еще бы, ему крепостные стены и даже магические щиты – на один зуб. Ведь она видела его… настоящим? Почему-то сейчас, не во сне, он выглядел намного слабее… ну… едва превосходил Энрике. Но Шу знала: это иллюзия. Отличная, способная обмануть кого угодно, но иллюзия.

А еще ей было очень странно понимать, что щиты Сойки, рассчитанные на самых сильных зуржьих шаманов и на жрецов Мертвого, не устоят перед темным шером Бастерхази. Шером всего лишь второй категории! А ведь щиты ставили гномы и главы Конвента, Светлейший и Темнейший. Шеры категории зеро, сильнее которых не бывает…

Что-то здесь не то, и она непременно обдумает это несоответствие. Завтра.

– Я сообщу его величеству, что его дети под надежной защитой, – тем временем продолжил Бастерхази.

– Благодарю вас, темный шер. – Полковник Бертран сдержанно поклонился. – Могу я пригласить вас промочить горло и побеседовать на природе?

– Не откажусь. Могу я засвидетельствовать свое почтение их королевским высочествам?

Бертран на миг замялся – приказ короля был ясен: ни один темным шер не должен войти в крепость, а наследник – ее покинуть без специального королевского разрешения. Контакты между темными шерами и наследником также запрещены. Однако Бастерхази не слепой и отлично видит обоих королевских детей на стене.

– Разумеется, мой темный шер, – спас его от неудобной ситуации Каетано, выглянув из промежутка между зубцами. – Рад с вами познакомиться.

Бертран облегченно выдохнул, Энрике за его спиной ухмыльнулся. А Шу тоже высунулась и даже помахала темному шеру рукой. Страх окончательно ушел, оставив вместо себя жгучее любопытство и какую-то отчаянную лихость.

– Светлого дня вам, темный шер, – с вызовом и самую малость с внутренней дрожью сказала она и улыбнулась.

– Приятно видеть ваши королевские высочества в добром здравии.

Бастерхази учтиво поклонился, подметя шляпой мост, а потом одарил Шу таким взглядом… таким… Нет, никаких ментальных касаний, упаси Двуединые. Но это было и не нужно. Она и так почти почувствовала его губы на своих губах, и тепло его тела, и даже запах грозового ливня, выдержанного кардо и нагретого сандалового дерева.

– Вашими молитвами, темный шер! – Шу сама не поняла, какой ширхаб дергает ее за язык, но остановиться не могла. – Надеюсь, нашей дорогой сестре тоже будет приятно это известие. Ждем не дождемся воссоединения с семьей!

– Ваш августейший батюшка передал для ваших высочеств несколько редких книг из королевской библиотеки в надежде скрасить ваше ожидание. – Бастерхази снова поклонился, правда, вышло у него не то чтобы почтительно, а как-то насмешливо, что ли.

И тут…

Шу отреагировала быстрее, чем успела сообразить, в чем дело. Мгновения не прошло, как она уже поймала Кая воздушной сетью, не позволяя спрыгнуть на подъемный мост, и ею же оттолкнула от зубцов.

– Я не маленький, Шу! Какого ширхаба!..

– Какого – я тебе потом скажу, большой брат. – Ей опять было стыдно, на сей раз за Кая. Бастерхази там внизу наверняка смеется над ними. Да и за себя тоже. Вот только она слишком привыкла всегда, в любой ситуации защищать Каетано от любой опасности. Не зря же Энрике учил ее этому больше десяти лет. – Веди себя как принц.

– Каетано, не стоит лезть в пасть к темному, – поддержал ее Зако. – Его величество очень огорчится, если узнает.

Кай стряхнул с себя остатки воздушной сети и обернулся, гневно сверкая глазами.

– Вы еще укутайте меня в вату, как хмирский фарфор! Ну что он мне сделает на виду у всего гарнизона?

– Ровно то, что захочет, – нахмурился Зако.

– Ровно то же самое, что сделает, когда я вернусь в столицу, – тоже нахмурился Кай. – Мне надоело прятаться.

– Не подводи Бертрана, – без особой уверенности сказала Шу: по большому счету Кай был прав. – Не он запихнул нас в Сойку, а отвечать в случае чего – ему.

– Тебе, значит, можно плевать на все и воевать зургов, а мне – не сметь высунуть нос за ворота! – огрызнулся Каетано. – Да идите вы!..

– И пойдем, – Шу разозлилась, – ваше королевское высочество!

– Вы еще подеритесь, – насмешливо сверкнула глазами Бален, – на радость Ристане и ее темному любовнику.

Шу вместо ответа передернула плечами и отвернулась. Напоминание о том, что Бастерхази вот уже десяток лет любовник Ристаны, ее задело. Особенно тем, что она опять об этом забыла, как и три месяца назад, в Тавоссе. Шу нестерпимо хотелось то ли сбежать к себе, то ли самой спрыгнуть со стены и спросить у Бастерхази прямо: за каким ширхабом он явился? Это снова поручение Ристаны? И ведь если бы не Кай, спрыгнула бы! А теперь нельзя, она же старшая, она же должна подавать Каю пример… Ширхаб нюхай этот пример!

– Не подеремся. – Каетано упрямо выдвинул подбородок, став до невозможности похожим на портрет Эстебано Суардиса, первого короля Валанты. – Как и подобает нашим высочествам, мы пойдем через ворота.

Все трое – Зако, Баль и Шу – уставились на него в недоумении. Правда, Шу – еще и с гордостью, а заодно с облегчением. Наконец-то Каетано становится взрослым и решает сам за себя! Конечно, немножко вопреки приказу короля, но уж как-нибудь они обойдут эти формальности. Тем более что в крепости Каетано ничуть не в большей безопасности, чем за одним столом с Бастерхази.

К тому же – ей самой до невозможности хочется пойти туда и потрогать настоящую химеру! Да-да, химеру, а не самого шера Бастерхази!

– Я тоже хочу промочить горло на природе, – в тон брату заявила Шу. – Инкогнито!

– Инкогнито! – кивнул Каетано все с тем же решительным и воинственным видом, но долго не выдержал, оглядел себя, Шу, усмехнулся и добавил: – Как предусмотрительно мы оставили регалии… хм…

– В сундуке у Бертрана, – подмигнула ему Шу, которую снова захлестнула веселая лихость.

И все четверо, больше не пытаясь быть примерными, послушными и благоразумными, ссыпались вниз со стены, к воротам. То есть к калитке в воротах, через которую солдаты уже выносили стол, плетеные стулья и корзины с едой.

– Еще четыре стула, – велел Каетано и, выдвинув подбородок а-ля Суардис Большой Кулак, первым вышел через калитку. Очень, очень важно и достойно, как и подобает принцу инкогнито.

Шу чувствовала себя словно во сне. Было невероятно легко, немножко смешно и самую капельку страшновато от собственной смелости. Ведь она открыто флиртовала с темным шером Бастерхази! Да что там, она впервые в жизни флиртовала! И темный шер оказался совсем не похож на тот мрачный ужас, о котором писали газеты и о котором рассказывал ей полковник Бертран.

О нет. Роне – он сразу предложил называть себя по имени, ведь они всего лишь обедают на природе, а не торчат на скучном официальном мероприятии, – шутил, рассказывал забавные истории из дворцовой жизни и жизни Магадемии, искренне интересовался их с Каем обучением и даже поспорил с капитаном Энрике на тему пользы фехтования…

– Вы говорите в точности как один мой друг. – Роне со смехом поднял руки, словно сдаваясь. – Азарт, снова азарт и еще раз азарт. Но по мне веселее сыграть в карты, чем махать железками.

Он бросил заговорщицкий взгляд на Шуалейду и улыбнулся самым краешком губ. Ей. Их общей тайне.

– Не может быть, чтобы такой важный и серьезный шер, как вы, играл в карты, – подначила его Шу, очень стараясь не краснеть и не смущаться. – Конвент же не одобряет.

– Делать только то, что одобряет Конвент, невероятно скучно. Разве вы сами иногда не нарушаете правила? Хотя бы самую капельку?

Она все же покраснела, слишком явственно припомнив – как именно темный и светлый шер нарушили все мыслимые правила и как ей это понравилось.

И ей, о ужас, было совершенно все равно, что сейчас ее горящие щеки видят и Кай, и Энрике, и даже денщик полковника Бертрана, прислуживающий им за столом. Даже все равно, что ей потом скажут они все!

Но пока шер Бастерхази очаровал всех без исключения, даже сурового капитана Магбезопасности. Да что там, даже Морковка позволила себя погладить, а Ветер благосклонно принял подношение – невесть откуда взявшегося живого мышонка! А уж когда Роне подарил Каю и Зако изумительные клинки гномьей стали, Бертрану – старинную подзорную трубу, Энрике – фолиант с легендами Ледяного края, а Бален – саженец какого-то дерева в глиняном горшочке, его уже готовы были признать если не воплощенным добром, то хотя бы «не таким уж гнусным типом».

Именно так и сказала Бален, как всегда любезная до скрежета зубовного.

– Я тоже рад убедиться, что слухи о каннибализме мислет-ире несколько преувеличены, – в тон ей ответил шер Бастерхази.

Бален в ответ только сверкнула глазами и улыбнулась, обнажая небольшие, но очень острые клыки, мол, младенцы – не для меня, а вот укусить темного шера я никогда не откажусь.

Но самым великолепным, потрясающим, изумительным и невероятным был подарок Шуалейде. Химера-трехлетка Муаре, выращенная в родовом поместье Бастерхази на севере Фьоны. Шу лишь читала о ездовых химерах, то есть потомках жеребцов-химер, чистокровной нечисти, и живых кобылиц особой породы. Химер выращивали всего несколько темных семей, держали технологию в строжайшем секрете и драли за химер безумные деньги.

Шу знала лишь, что каждая кобылица могла принести только одного жеребенка-химеру и погибала, едва его выкормив: жеребенок питался не только молоком, но и жизненными силами матери. Выращивание жеребенка и особенно его дрессировка тоже были крайне сложным и трудоемким процессом, не говоря уже о кормежке взрослой особи. Химеры не могли существовать без подпитки магией от хозяина, а если хозяин был недостаточно силен и умел как менталист (или не имел нужных амулетов) – легко могли сожрать его самого. Правда, со смертью хозяина погибала и химера, но тем неосмотрительным и самонадеянным шерам, которых съели их собственные «лошадки», это уже было безразлично.

– Как видите, Муаре назвали так за муаровый рисунок, – пояснил Роне, проводя пальцами по едва заметным светлым линиям на черной шкуре. – Надеюсь, вашему высочеству понравится на ней кататься.

– Конечно! Спасибо, мой темный шер, это… это так… – У Шуалейды от восторга закончились слова.

– Очень неожиданно, мой темный шер, – закончил за нее Энрике, осматривающий Муаре так внимательно, словно она могла прямо сейчас сожрать и Шуалейду, и Каетано, и Зако с Баль: всех, кто любопытствовал с безопасного расстояния локтей в тридцать. – Неожиданно и крайне лестно. Насколько я знаю, владеть химерой из табунов Бастерхази имеют право лишь шеры второй категории и выше.

– Как вам известно, мой светлый шер, аттестация на категорию в данном случае не более чем формальность, – тонко улыбнулся Роне. – И даже без формальной аттестации я уверен в силах ее высочества. Право, одна химера не идет ни в какое сравнение с ордой зургов.

Энрике только бросил на Шу понимающий взгляд и кивнул:

– Хорошо. Но привязку, прошу вас, сделайте под моим наблюдением. Я должен буду доложить о подробностях своему начальству.

– А, полковнику Дюбрайну. – В тоне Роне проскользнули очень странные нотки, словно с замначальника МБ их связывала то ли давняя дружба, то ли еще более давняя вражда. – Непременно доложите, капитан. Можете даже записать в Око Рахмана, у меня чисто случайно есть с собой совершенно новое. Разумеется, лицензированное.

И почему-то покосился на сидящего на плече у Шуалейды белого ястреба. Который против обыкновения не дремал, а разглядывал Роне.

Шу тоже разглядывала его и Энрике, даже временно отвлекшись от химеры: та как раз знакомилась с Морковкой. Звери фырчали и порыкивали друг на друга, совершенно одинаково задрав хвосты, припадая на передние ноги и скаля клыки. Кстати, у химеры они были значительно крупнее, чем у рыси.

Общение Энрике и Роне чем-то неуловимо походило на разговор рыси и химеры, разве что клыки не показывались и хвосты не задирались.

– Привязку можно сделать прямо сейчас? – встряла Шу, не дожидаясь, пока клыки прорежутся и у благородных шеров. С них станется. Вон, у Энрике уже глаза засветились. – А вы мне расскажете о химерах, Роне?

– С удовольствием, ваше высочество, и не только о химерах. – Из голоса Роне пропали саркастические нотки, зато появились бархатные, ласкающие, словно мягкая рысья лапа. – Надеюсь, Магбезопасность позволит вам опробовать подарок сегодня же.

– Энрике не будет против, правда же?!

Не надо было быть менталистом, чтобы понять: идея отпустить Шу на прогулку вдвоем с шером Бастерхази ему очень не нравилась. Но возражать Энрике не стал – за что Шу была несказанно благодарна. А вот за привязкой химеры к новой хозяйке наблюдал очень внимательно и, похоже, понял из нее куда больше, чем сама Шу, хотя Роне любезно объяснял все свои действия…

– …Что ж, теперь Муаре – ваше продолжение. Я бы рекомендовал вам пользоваться и обычными поводьями, исключительно ради спокойствия окружающих. Сейчас Муаре выглядит, как и положено химере, но если вы захотите, станет на вид самой обычной вороной кобылой аштунской породы.

– А вы… в смысле, как зовут вашу химеру? – спросила Шу, обнимая свою Муаре за теплую шею. – И вы же не маскируете ее под обычную лошадь!

– Ни в коем случае, я же – ужасный темный шер, мне положено пугать простой народ, – усмехнулся Роне и мгновенно изменился…

Шу невольно вздрогнула и едва не отшатнулась, таким он стал мрачным, зловещим и опасным. Даже черты словно стали резче, более хищными, а взгляд… от этого взгляда все волоски на теле поднялись дыбом, а если бы у Шу был хвост – он бы уже лупил по бокам, и клыки бы скалились…

– Перестаньте меня пугать, а то я сейчас завизжу.

– О, не надо! – образ «кошмарного ужаса» сполз, и шер Бастерхази снова улыбался, подняв открытые ладони в жесте показного страха. – Я-то уцелею, а вот боюсь, Муаре от вашего боевого клича поседеет. Не представляю, как его выдерживал ваш новорожденный брат… кстати, вам не пришлось лечить его высочество от частичной глухоты?

– Вы смеетесь надо мной! – Шу не могла понять, то ли ей стоит обидеться, то ли тоже посмеяться, то ли устроить шеру Бастерхази допрос с пристрастием.

– Ни в коем случае, моя прекрасная Гроза, – перешел он на доверительный шепот. – Я искренне восхищаюсь… или ужасаюсь. Помнится, после вашего визга у меня половину луны звенело в ушах. Для юной шеры двух лет от роду у вас был невероятный голос. И сила, моя прелесть.

От его голоса, от его близости – когда он успел оказаться к ней почти вплотную?! – у Шу перехватило дыхание, ослабли колени, и ей пришлось ухватиться за гриву своей химеры. Хотя на самом деле хотелось ухватиться за его плечи, так же, как тогда, в Тавоссе…

– Все же вы смеетесь…

– Окажите честь, позвольте помочь вам. – Он взял ее за руку, а сам встал на одно колено, чтобы она могла подняться к седлу, как по ступеньке.

На этот раз Шу не смогла скрыть дрожь. Она сама не понимала, почему от вида Роне у ее ног становится так горячо, и смутительно, и сладко замирает сердце, и хочется… О злые боги, лучше даже не думать о том, чего ей хочется! И не сжимать его ладонь так, словно он может сбежать – а она никак не может его отпустить! Что за наваждение!

– Благодарю вас, мой темный шер. – Странно, как ей удалось выговорить эти слова без запинки: язык не слушался, губы пересохли…

И да, ей очень нужна была помощь. Потому что голова кружилась. Это у нее-то, которая бегала по крепостным стенам, играя с братом в салочки, и прыгала в море с высоты двух сотен локтей!

Она немного пришла в себя только в седле, когда крепость и с завистью глядящий ей вслед Каетано скрылись за поворотом горной дороги. Не настолько, чтобы без опаски посмотреть на Роне, но достаточно, чтобы понимать: надо срочно, немедленно отвлечься! На что-то… что-то… нейтральное и безопасное, вот! И она даже знает, на что именно. Что может быть нейтральнее и безопаснее, чем начальство Энрике?

– Роне, вы обещали рассказать мне… – Она замялась, потому что голос неожиданно засипел, словно она напилась ледяной воды.

– Все, что вам угодно, моя Гроза.

Шу опять вздрогнула: Роне называл ее так же, как Люка. Так же, как тогда, в Тавоссе. Может быть, расспросить его о Люка?.. Нет, нет, это – не нейтрально и не безопасно!

– Расскажите мне о полковнике Дюбрайне. Я знаю, он иногда приезжает в Суард… – она проглотила «к моей сестре», вот уж о ком она сейчас не хотела слышать ничего! – И вы вместе расследовали то, что случилось при рождении Каетано. Расскажите мне! Я ничего толком не помню.

– Поверьте, моя Гроза, если вы не помните, что произошло, значит, так и должно быть, – серьезно ответил шер Бастерхази. – Вы вспомните сами, когда на то будет воля Двуединых.

– Но вы же знаете!

– Нет. Вы думаете, почему результаты расследования держатся в тайне?

– Потому что там случилось что-то ужасное. Я знаю, в газетах писали, а потом – раз, и перестали. Им запретили. Магбезопасность запретила.

– Магбезопасность и Конвент. Потому что слухи куда ужаснее реальности, кому, как не вам, знать.

Шу лишь пожала плечами. Да, она знала. О ней самой газеты писали такое, что в страшном сне не приснится. Наверное. Но вдруг это – правда? То, что Энрике нашел в случайно уцелевших старых газетах, тех, что вышли в первые две недели после рождения Кая.

– Так что же было на самом деле, Роне?

– Честно? Понятия не имею, Шу. Слава Двуединым, меня там не было. Иначе, боюсь, я бы так и остался в башне Заката вместе с тем десятком несчастных.

– Десятком? Газеты писали о сотнях.

– Светлый шер Густав Кельмах, полпред Конвента. Две повитухи. Две горничные. Камеристка вашей матери. Лакей, принесший воду. Трое лейб-гвардейцев, охранявших башню Заката. Итого десять человек. Не верьте газетам, Шу.

– От чего они умерли?

– От старости.

Шу передернула плечами. Десять человек умерли от старости, когда королева Зефрида родила сына. Все десять человек, которые были рядом – все, кроме двухлетней Шуалейды, самой Зефриды и новорожденного Каетано. Старшая принцесса тут же обвинила в их смерти Зефриду, газеты подхватили – с воплями, что королева то ли темная, то ли жрица Мертвого, то ли вообще нечисть, и дети ее – нечисть.

– Я знаю точно только одно, Шу. Ваша мать была светлой шерой. Всегда только светлой. А виноват в том, что случилось, шер Кельмах. Даже среди представителей Конвента случаются безмозглые ослы.

– Не моя мать? Вы уверены?

– Ее величество никогда не хотела никого убивать. Она была… она была самой светлой из всех светлых. Слишком, даже слишком. Она безумно любила вас, своих детей, и своего мужа, но не стала бы убивать даже ради вас. Я уверен.

Шу не могла понять, что ей кажется неправильным в тоне… нет, в эмоциях Роне. Как будто для него история не закончена? Как будто для него светлая Зефрида – не просто королева Валанты, а что-то гораздо большее?

Она чуть было не спросила прямо: вы любили мою мать, Роне? Но что-то ей помешало. Может быть, горькая морщинка между его бровей. А может быть, она просто не хотела услышать «да» и понять, что для Роне она – всего лишь дочь некогда любимой женщины.

– Тогда расскажите мне, как все было. Вы тогда уже работали на Конвент?

– Нет, еще нет. Я сделал стремительную карьеру. – Он криво и зло усмехнулся, и Шу померещилась застарелая боль в переломанных костях. – Из ученика Темнейшего сразу в полномочные представители, безо всех этих интриг, подлизывания и прочего. Но вам вряд ли интересно, как простые шеры получают хлебные должности.

– Мне интересны вы, Роне.

Ей показалось, или Роне вздрогнул? Наверное, показалось. Он просто обернулся, глянул на нее хмуро, дернул ртом…

– Хотите правду, моя Гроза? Она вам не понравится. Никакой романтики.

– К ширхабу романтику, Роне. Я хочу правду.

– Что ж, правду – так правду…