Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Любое ментальное воздействие на членов королевской семьи приравнивается к государственной измене. Наблюдение за исполнением данного закона возлагается на Конвент и Магбезопасность.
Из закона империи
Таверна «Полкабана», Тавосса, тот же день
Дайм шер Дюбрайн
– Раз мы не брезгуем – несите!
Неохотно покинув дождевую прохладу, Дайм переступил порог и огляделся: селяне поили солдат Медного и праздновали победу над зургами. По всему залу метались сгустки разноцветного стихийного огня, видимые только шерам, шипели и разбрасывали по задубелым лицам и серым рубахам разноцветные блики. В зале пахло потом, пережаренной бараниной, кислятиной и мышами – обыкновенный букет придорожной забегаловки. С появлением шеров запахло еще и страхом, причем Дайма боялись больше, чем Бастерхази. Это должно было льстить, но лишь раздражало. Если б не Бастерхази, Дайм ни за что не стал бы выпендриваться и обращать на себя внимание. Но… ладно, можно ж иногда побыть высокородным мерзавцем? Для разнообразия.
Настоящий же мерзавец, который Бастерхази, тем временем неприкрыто прикидывал, не попользоваться ли хозяйкой заведения – а волоокая красотка мечтала отдаться истинным шерам немедленно и уже молила Светлую, чтобы семя прижилось и ребенок получил хоть каплю дара. На миг подумалось: Бастерхази так же в точности пользуется Ристаной и так же в точности не собирается дарить ей ребенка – он не любит малышни и не любит давать кому-то в руки нитей, за которые его можно дернуть. Недаром же Ристана до сих пор бездетна.
Но долго думать о неприятном Дайм не мог. Слишком хороша была гроза, слишком давно – завтрак, и слишком хотелось утереть клюв недобитой птичке. Уложит голыми руками, как же! Шпага на боку не означает, что без шпаги Дайм ничего не стоит.
– Разрешим наш маленький спор до ужина, мой светлый шер? – Бастерхази тоже не терпелось.
– Всегда к вашим услугам, мой темный шер. – Дайм поклонился, изобразив фехтовальную стойку по обычаю дуэлянтов. – Развлечем публику победой света.
Несколько молний, до того хаотично порхавших по залу, устремились к нему, окружили, словно любопытные щенята, осыпали щекотными искрами. Они казались безобидными, но дотронуться Дайм не решился, хоть любопытство и подначивало: попробуй! Слишком часто безобидное с виду нечто оказывалось зубастым и голодным.
– Думаю, публика обойдется. Победа тьмы над светом – дело сугубо интимное, не предназначенное для газет и сплетен. – Бастерхази обернулся к замершей в недоумении и надежде хозяйке заведения, щелкнул пальцами и, бросив ей возникший ниоткуда империал, велел: – Милочка, принесите-ка нам ужин и приготовьте комнаты.
Милочка подобрала юбки и убежала, сжимая нежданное богатство в кулаке, а Бастерхази еще раз щелкнул пальцами – и селяне вместе с солдатами, забыв недопитые кружки, потянулись к выходу.
– В такую погоду! – Дайм покачал головой и отошел от дверей: какой-то бородатый толстяк пер прямо на него, не видя в упор. – Никакого милосердия.
Вместо ответа Бастерхази махнул рукой, уничтожая все следы застолья и сдвигая мебель по углам; на чистом деревянном полу проступил меловой дуэльный круг. Теперь молнии окружили темного, обнюхали и разлетелись – и как-то это было неправильно, слишком одушевленной казалась дикая стихия. Даже для пробужденной Шуалейдой грозовой аномалии.
Осторожно, чтобы не навести Бастерхази на ненужные подозрения, Дайм осмотрел таверну. Практически обнюхал – в поисках того самого манящего запаха дождя.
Она нашлась в самом дальнем углу: смутным ощущением девичьего любопытства и упыриного голода. Аномалия… да уж… только бы не назвать ее по имени – почует! Слава Светлой, такой дар встречается не каждый день – и с одним шис знает, что делать. За три дня Аномалия (пожалуй, это имя ей подходит!) и ураган настолько проросли друг в друга, что рвать связь – значит рисковать ее душевным и физическим здоровьем. Спасибо тем вурдалакам, что завели их с Бастерхази именно в эту таверну! Придется все же воевать этой ночью. Точнее, прямо сейчас, пока Аномалия уверена в своей незаметности.
– Приступим.
Вкрадчивый голос окружил со всех сторон, коснулся кожи сотней муравьиных лапок. До поединка темный без стеснения ворожил, очаровывал и морочил – не только противника, но и доверчивую Аномалию. Все правильно, так и надо. Пока девочка чувствует себя в безопасности, можно установить контакт, проникнуть в ее разум и начать работать. И сегодня Дайм готов наплевать на то, что Бастерхази – темный хитрожопый мозгокрут, с его помощью шансов вернуть девочку в здравый рассудок намного больше.
Сделав полшага вперед, Дайм обласкал восхищенным взглядом темного. Притворяться не пришлось, Роне – ах, как нежно зовет мерзавца Ристана! – был хорош. Высок, поджар, даже просвечивающие сквозь мокрый батист шрамы казались украшением наподобие племенных меток у зургов. Аура его, полыхая переливами кармина, лазури и аметиста, сворачивалась и закукливалась, оставляя его нагим, как бывает наг лишь обыкновенный человек… Красивым… вкусным…
«С каких это пор меня привлекают темные мерзавцы? – одернул себя Дайм. – Ну, Аномалия! Как мягко влияет! Из нее вышел бы отличный офицер Магбезопасности».
Со своей аурой Дайм сделал то же самое. Снять печать и десяток штатных заклятий-оболочек он не имел права, но спрятать – легко.
«Красивый, сильный – хочу!» – снова коснулись его эмоции Аномалии, обдали жаром и голодом.
А девочка-то уже выросла, и как положено истинному шеру – моральных ограничений в ней ни на ломаный динг. Что же будет, когда начнутся настоящие брачные танцы кобр? Ей всего пятнадцать, а их обоих – и Дайма, и Бастерхази – ведет от одного только ее внимания. Такой дар стоит любых танцев! Ради одного запаха грозы и сумерек можно убить, лишь бы она снова подумала: хочу!
– На лопатки, – сам удивившись появившейся в голосе хрипотце, уточнил условия Дайм, заодно пояснив их Аномалии: упаси Свет, она решит, что шеры хотят поубивать друг друга! Мало никому не покажется.
Бастерхази едва заметно изменил расслабленную позу, опустил центр тяжести: если не обманка, то дерется он в той же манере цуаньских ткачей, что и Паук. Опасный противник, главное, не убить и не покалечить, шисов сын нужен ему живым и здоровым!
На этом мысли Дайма о драке закончились. Тело действовало само, оставив сознанию свободу плести сеть и ловить нежную Аномалию – голыми, будь проклят Конвент со своей печатью, руками!
Там же и тогда же
Шуалейда
«Слава Двуединым, они дерутся не всерьез!» – беззвучно выдохнула Шу и немного расслабилась. Если ее не заметили до сих пор, то уж во время драки шерам точно будет не до нее. Жаль. Вот если бы они сражались для нее и за нее, как некогда великие магистры прошлого устраивали поединки во славу своих невест! Право, выбор был бы непрост.
Словно в ответ на ее мысли темный шер кинул вроде бы мимолетный и нечаянный взгляд в ее сторону – и Шу снова сжалась. О нет, не надо! Не надо турниров, принцесс и внимания, дайте только улизнуть незамеченной и вернуться к Медному, в безопасность!
Но благие намерения так и остались намерениями. Едва шеры ступили в круг, воздух вокруг нее загустел, губы пересохли, а живот свело странным, тягучим и жарким голодом. Она не могла оторвать глаз от быстрых, змеиных бросков, застывающих в обманчивой неподвижности тел – и новых ударов, каждый из которых мог бы быть смертельным, но казался лаской…
«Брачные танцы кобр», – показалось, его высочество Люкрес шепнул ей прямо на ухо, даже волосы зашевелились от горячего, пахнущего выдержанным кардалонским дыхания. Руки задрожали от потребности коснуться, убедиться, что это не сон, что в самом деле светлый кронпринц и темный шер дерутся посреди деревенской таверны ради какого-то глупого спора. Мужчины везде одинаковы, им только дай подраться! Но как двигаются!..
Прожив одиннадцать лет из своих пятнадцати в крепости Сойки, под боком у братьев Альбарра, Шу неплохо разбиралась в мужских развлечениях, да и сама могла выйти против любого из ветеранов. Тощий, мелкий ребенок? Конечно, именно так и думали солдаты, пока Энрике и Бертран посмеивались в стороне. Шер – не совсем человек. Даже ничтожная доля драконьей крови делает шера намного сильнее, быстрее и выносливее, позволяет скорее залечивать раны и дольше жить, не говоря уже о владении творящей силой богов. А уж шеры с таким даром…
Вспышка чужой боли обожгла, как крепкое вино, ухнула в живот и оттуда растеклась по всему телу истомой. Перехватило дыхание: светлый пропустил удар, почти упал. Темный прижал его к себе, напрягся, стараясь свалить на пол – на долгое-долгое мгновение они застыли.
Показалось, Шу сама касается мокрой от пота и дождя кожи, под ее ладонями бугрятся мышцы, на ее губах соль, а в крови – азарт боя. И это касание было таким странным, таким терпким, что Шу прикусила губу: только бы не вскочить, не броситься в середину дуэльного круга. Голова закружилась, пол покачнулся, заставив ее ухватиться за стол… нет – за перила ложи, королевской ложи на ипподроме… или арене во Фьонадири? Нет, конечно же, это балкон в ее замке, с чего вдруг померещился ипподром?..
Шу крепче ухватилась за перила балкона, не отрывая взгляда от дуэлянтов. Светлый и темный, оба – сильны, оба – высокородны, оба жаждут ее расположения и готовы бросить к ее ногам целый мир. Так почему бы нет?.. Но не сейчас, еще немного просто посмотреть, еще чуть боли – а благородные шеры знают, что она любит чужую боль?..
«Знают, моя прекрасная Аномалия, – шепнул на ухо… кто? Шу резко обернулась и встретилась взглядом с бирюзовыми глазами светлого принца. Да что ж такое, не узнать голоса собственного жениха?! И почему он за ее спиной, ведь только что был под балконом! Как все странно… – Темный подарит твою боль, светлый отдаст свою, выбери, что вкуснее, моя прелесть».
Приложив руку к сердцу, принц с кривоватой улыбкой поклонился и исчез, а Шу отвернулась к арене и вздрогнула. Снова горьким хмелем по жилам разлилась боль темного магистра, смешанная с досадой и злостью близкого поражения. Светлый шер сильнее? Ей выбрать светлого?
Она перегнулась через перила – рассмотреть движения танца, коснуться… понять: почему темному так больно, если это всего лишь шуточная драка?
В порванной рубахе мелькнул старый шрам, заломило руку, сломанную когда-то давно.
«Ты не прав, светлый принц, темный магистр отдаст мне достаточно себя!» – хотелось сказать ей, но еще больше хотелось слизать кровь с плеча светлого: откуда кровь, они же дерутся без оружия? Нет, так нельзя, нельзя!..
– Стойте!
Поздно, темный уже на полу, светлый держит его руку на излом, упирается коленом в лопатки. И оборачивается к Шу. Выбившиеся из хвоста пряди прилипли к щекам, он весь светится азартом, гордостью и… Взгляд сам собой соскользнул по влажной коже живота, по обтянувшим бедра мокрым штанам… О злые боги, да он возбужден! Шу вздрогнула, невольно прижала холодную руку к горящей щеке – и крикнула:
– Хватит!
– Как скажете, моя прекрасная Аномалия, – коротко кивнул светлый принц, блеснули бирюзовые глаза… знакомые? Или нет? Они же раньше не встречались, но она точно знает – это ее жених. Жених… Люкрес… светлый принц… Да что же такое сегодня, сплошные наваждения?! – Моя победа в вашу честь.
– Я… – Голос Шу сорвался, губы оказались совсем сухими.
– Да? – Люкрес улыбнулся, облизал пересохшие губы, и Шу почти почувствовала прикосновение, горячее, нежное… Наваждение! Но какое сладкое!..
Темный же, не пытаясь вырваться, тоже смотрел на нее – черными, как Бездна Ургаш, полными огня и предвкушения глазами. Как будто знал, что она сейчас скажет. Нет, не как будто – он точно знал!
И Шу знала, только…
– Не убивай его. Я… – Слова застряли в горле. Что-то мешало. Но что – стеснение? Воспитание? Мораль? Какие-то странные слова, странный день, а, к ширхабу! – Я выбираю обоих.
Победив мешающие странности, Шу засмеялась. Стало вдруг так легко, светло – ах, конечно же, сегодня фейерверк в честь ее помолвки с принцем Люкресом! И барабаны, и трубы, и фонтаны…
– Вы уверены, моя прелесть?
В тоне светлого проскользнуло удивление, смешанное с восхищением и досадой, но все заглушало тяжелое биение ее собственного сердца. Запах схватки кружил голову, заставлял руки искать опоры – крепких мужских рук… не только рук. Раз они оба – ее, значит… значит, ей можно… все?! Разве так бывает?!
Вместо ответа Шу вскочила на перила и, поймав ветер, спрыгнула в дуэльный круг. Почти спрыгнула: ветер не хотел отпускать ее, раздувал юбки парусами, нес прочь из замка – и стены поплыли, повинуясь ветру, растворились в грозе, вспышка молнии осветила хлипкие театральные декорации…
– Иди сюда. – Мужская рука легла на плечо. – Ты права, мы нужны тебе оба.
«Нет! – завизжал шквал, налетел, растрепал волосы и потянул за собой. – Ты – свободна! Мы свободны!»
– Ты свободна, моя Аномалия, свободна делать, что пожелаешь. – Светлый принц развернул ее к себе, вплел пальцы в волосы; накатила слабость, захотелось пить – сейчас, из его губ, его желание и восхищение, его боль и упрямство. – Не бойся, пей.
Шу вздрогнула: это же неправильно! Нельзя!..
«Нельзя! – торжествующе запел ветер, вылил на нее поток дождя: ледяного, острого, пахнущего полетом и дальними странами. Шу задрожала, рванулась вслед за ветром. – Мы улетим отсюда, нам никто не нужен! Идем скорее!»
Свобода, свобода! Облака и птицы, горы и море – все мое!
– Можно. Твое. – Светлый принц крепко прижал ее к себе и вдруг позвал: – Роне, ты сдох, шис тебя дери?!
Шу замерла. Показалось, декорации рушатся под ударами шквала…
– Ты играл нечестно. С какой радости мне помогать? – послышался голос темного магистра в грохоте взрывающихся софитов.
– Не время играть.
Синяя вспышка молнии высветила грязные столы деревенской таверны и вздувшиеся жилы на лбу светлого шера.
– Я побежден, – насмешливо отозвался темный шер.
Декорации задрожали, что-то загрохотало – и сквозь прореху в крыше заглянула зеленая луна, спустила лестницу из зуржьих костей…
– Ты выиграл, шисов ты дысс, держи ее! – потребовал светлый.
На Шу снова плеснуло его болью, словно он на пределе сил, ранясь и надрываясь, пытался удержать… грозу? Как глупо! Грозу не удержать, гроза – свободна! А надрываться не надо, незачем.
«Иди сюда!» – позвала луна, и Шу сделала шаг: удерживающие ее руки растворились в призрачном синем свете, но что-то закрыло луну, свет погас и лестница осыпалась с деревянным треском… почему в замке такие плохие лестницы? И где она?..
Шу обернулась, ничего не понимая. Где замок? Где луна? Что она тут делает, и кто эти двое?! И почему она не может взлететь, она же хочет!.. Хотела… или она хотела чего-то другого? Она совсем запуталась!
– Это всего лишь фейерверк в вашу честь, моя Аномалия, – вкрадчиво сказал незнакомец с темными, как Бездна, глазами. Опасный? Темный? Шу остро ощутила его руки на своих плечах, запах разгоряченного мужчины. – Вы же хотели фейерверка, моя сладкая.
– Да… – шепнула она. – Конечно… но гроза?..
– Шеры дрались в твою честь. Потому и гроза. – Второй незнакомец выдохнул в шею сзади. – Ты прекрасна, моя прелесть.
Незнакомец? Нет, это же принц Люкрес, ее жених! Красивый светлый шер с глазами, как пронизанное солнцем море, от его прикосновений сладко и жарко. И, злые боги, он не одет!
– Ты – моя гроза, – шепнул светлый шер.
Шу задохнулась от прозвучавшего в его голосе обещания.
– Моя гроза, – рыкнул темный шер и, дернув Шу к себе, впился в ее рот поцелуем.
Она схватилась за его плечи – оттолкнуть! – но вместо этого разомкнула губы.
От грохота близкой молнии заложило уши, кожу закололо разрядами. Ветер взвыл, завертел вокруг Шу обломки замка-миража, хлестнул дождем – но две пары рук держали слишком крепко, слишком сильно хотелось узнать: а что же дальше? Чего хотят он нее эти двое – светлый принц Люкрес и темный магистр Бастерхази.
– Отпусти ветер, пусть летит, – шепнул, касаясь губами уха, светлый; положил руку поверх ее руки, на плечо темного, и повел вниз, разрывая мокрый батист его сорочки. – Ветру нужна свобода.
«Отпустить?! – возмутилась она. – Мой ветер, мою грозу – отпустить? Нет, ни за что!..»
Оба, светлый и темный, разом отшатнулись. Шу еле удержалась на ногах, вмиг стало холодно, мокро и голодно. Она протянула руку к темному, потрогать нитку шрама на плече – он отступил, покачал головой.
– Отпусти грозу. Не держи.
– Я не могу. – Вдруг захотелось плакать, спрятаться, сбежать – домой, в безопасность. – Это мое, я! – Она развернулась к своему светлому принцу, заглянула в глубокие, понимающие глаза. – Как я буду без себя?.. Я не могу!
– Можешь. – Светлый принц улыбнулся, стер с ее щеки дождевую воду. – Ты хороша сама по себе, Аномалия. Тебе не нужна стихия на цепи. Отпусти ее.
– Нет, я…
– Да, ты. Дай руку.
Шу вложила пальцы в ладонь светлого, сверху легла рука темного. Прямо в душу заглянули черные, полные пламени глаза. Роне, она помнит, его зовут Роне…
– Видишь эту птицу? – спросил светлый принц.
Оба убрали руки. На открытой ладони Шу сидела иволга, склонив голову, блестела глазами-бусинками.
– Если держать ее в клетке, она умрет. Ты не хочешь, чтобы твой ветер умер?
– Нет…
– Отпусти. Пусть летит.
Голоса темного и светлого путались, смешивались и текли их черты – и дождь плакал о дальних странах и несбыточных мечтах. Шу разжала пальцы, иволга встряхнулась и взлетела под потолок, принялась кружить.
– Не плачь, маленькая.
Кто-то, светлый или темный, неважно, потянул ее к себе, заставил уткнуться в плечо и погладил по волосам. И вдруг Шу поняла, что если сейчас, сию секунду, она не вырвется, не улетит вместе с иволгой, то останется здесь навсегда. Без крыльев. Без свободы. Одна.
В панике она рванулась прочь, вслед за птицей – к зеленой луне, к облакам!..
– Останься со мной, – догнал ее голос светлого шера. – Прошу.
Помотав головой, Шу обернулась, хотела сказать… Что сказать, она забыла: бирюзовая глубина манила, затягивала в себя, и тело делалось тяжелым, плавилось под этим взглядом, казалось, сейчас она утонет…
– Ты не будешь одна, – пропели морские волны. – Никогда.
– Хватит!
Резкий голос Роне Бастерхази встряхнул ее, его же руки дернули вниз, уронили – Шу еле успела вцепиться в его обнаженные плечи, чтобы не рухнуть на пол. Ширхаб, как неприлично!
– Не дергайся, девочка, – велел Роне и огладил ее по спине: под его рукой одежда таяла, от кожи шел жар и разливался по всему телу. – Ветер, птички, глупости. Тебе нужно что-то более существенное…
Пальцы темного сжали ее бедра, Шу вскрикнула от неожиданности – а может быть, от удовольствия?
Показалось, где-то далеко прозвучало:
«Отпусти ее, хиссово отродье!»
И так же далеко послышался ответ:
«Трус!» – и смех.
Ее вскрик поймали мужские губы – не Люкреса Брайнона, светлый пахнет иначе… Проклятье, я уже различаю их на вкус?
– Ты же выбрала обоих, – сказал или подумал Роне Бастерхази.
Одновременно с его словами ее накрыла тяжелая волна чужих эмоций: смутная, запретная, вкусная до того, что Шу задохнулась… но вынырнула, схватившись за почти потерявшее смысл слово:
– Нельзя!
– Во сне можно, все можно. – В голосе Роне звучала насмешка, а под ней голод, такой же, как ее, темный голод. Этот голод затягивал, лишал остатков разума и требовал: – Бери все что хочешь!
О да, она хотела. Все. Обоих. Сейчас. И к ширхабу все «не должно»!
– Люкрес! – позвала она; вздрогнула, когда светлый коснулся губами ее затылка и обнял, приник всем телом; свет и тьма, молнии, полет – все это было ее, здесь, сейчас!.. – Еще!
– Тебе хорошо, – прикусив ее губу, выдохнул темный.
– Да…
– Ты спишь, – напомнил светлый, прижимая ее к себе: его ладонь протиснулась между ней и телом темного магистра, скользнула ей между ног, и по всему телу пробежала волна острого, на грани боли, наслаждения.
– Да, сплю, – выдохнула она прямо в губы темному, прижимаясь к светлому спиной еще теснее, еще ближе.
Она готова была согласиться с чем угодно, лишь бы и дальше пить это… эти…
– Это все сон. Забудешь, как проснешься, – хрипло и прерывисто велел Люкрес.
– Забудешь! – Роне заглянул ей в глаза, а потом снова поцеловал – так жарко, властно и сладко… и притиснулся всем телом… у нее закружилась голова, она попыталась вдохнуть воздуха, ставшего вдруг густым и терпким, будто старое кардалонское.
– Да! – едва вдохнув, шепнула она, снова глядя в темные, бездонные глаза…
Две красные луны подмигнули ей в ответ, и она полетела куда-то вверх или вниз, или куда-то еще, она не знала – она просто спала, уронив голову на стол в деревенской таверне.
Войти с помощью соц. сетей: