Уэсли держал в руке пистолет. Перед ним на коленях стоял человек.
– Это подарок, – сказал Эшвуд.
Вот только шестнадцатый день рождения Уэсли миновал несколько месяцев назад. И кроме того, ему казалось, что это больше похоже на предложение.
«Прими это и отдай мне свою душу», – как будто твердили юноше.
На голове человека, поникшего у ног Уэсли, надет мешок. Рядом с Главой стояла девушка – этой девушке предстояло поселиться в голове Уэсли. Вид у нее был непоколебимо-спокойный. Девушка улыбалась разбитыми губами, как будто и не была закована в цепи. Улыбалась так, словно знала, что заберется в голову Уэсли и будет карать юношу за тот выбор, который он сейчас сделает.
Пистолет в руке Уэсли был костяным. Это название не причудливый термин, а самое что ни на есть буквальное определение. Из металла были сделаны только пули. Все остальное было серовато-белым, словно кончики пальцев Главы. Это часть человеческого тела, превращенная в оружие. На рукояти были выгравированы узоры, исполненные красным цветом – Уэсли решил, что это действительно может быть кровь.
Он перевел взгляд с пистолета на Эшвуда, потом на девушку. Та только сейчас начала понимать, насколько парень ужасен.
Когда с головы пленника сняли мешок, Уэсли ничуть не удивился, узнав в этом человеке своего смотрящего.
Одна сторона лица у человека была исковеркана страшным ударом. Старый шрам от ножа казался лишь щепкой среди этого месива.
– Уэсли, – произнес смотрящий, по-прежнему стоя на коленях. Похоже, он тоже не удивился. – Сделай это быстро, когда…
Прежде чем он заговорил, Уэсли нажал на курок: это оказался самый быстрый способ, какой он мог придумать.
Пистолет не издал ни звука.
Уэсли почувствовал отдачу и увидел вырвавшийся из дула дымок, а затем отверстие, возникшее посреди лба смотрящего. Однако не прозвучало ни грохота выстрела, ни приглушенного вздоха со стороны зрителей.
Лишь тихий стук – у девушки подломились колени. Она рухнула на пол.
– Другое будущее мне нравилось больше, – промолвила девушка.
Уэсли опустился на колени и закрыл глаза убитому, проведя пальцами по его векам. Потом снял кольцо с печатью с пальца прежнего смотрящего и надел на собственную руку.
Именно так уличные детишки превращались в уличных королей. Так фокусники становились смотрящими. Это был единственный способ выжить в мире – столь голодном, что слабых он пожирает целиком.
Не верь никому. Предавай всех.
Убей или будешь убит – всегда.
Перебрав всех фокусников в городе, Уэсли едва смог набрать пятьдесят человек, которым, вероятно – если заплатить достаточно, – можно доверять. Которые, возможно – если заплатить достаточно, – не замарают штаны, едва узнав о предстоящем деле. Люди, которых заинтересовало замечательное предложение смотрящего: свобода от жизненного долга, возможность начать с чистого листа и честная работа – и все это в обмен на одну крошечную услугу.
Сейчас они ждали юношу на станции возле старых железнодорожных путей. Туристы осматривали эти пути, словно диковинку. Была некоторая выгода в том, чтобы иметь в союзниках дуайенну: например, это давало возможность Уэсли и его фокусникам бесплатно и беспрепятственно отправиться из Усхании в страну Рениаль. Там можно было заполучить припасы и союзников.
Этот вид транспорта был не настолько роскошным, как плавучие поезда. Однако Уэсли привык играть теми картами, которые ему раздала судьба.
Юноша беспокойно пошевелился.
Приемная в обители Консортессы была чернильно-черной. Из огромных, во всю стену, зеркал на Уэсли смотрели его собственные пустые глаза. Сегодня настал один из тех немногих дней месяца, когда Консортесса находилась в Крейдже. Поскольку до наступления тень-луны оставалось лишь несколько недель, пора было действовать.
Сейчас или никогда.
– Что, если что-то пойдет не так? – прошептала Тавия. – Я не в настроении умирать сегодня. У меня не было времени подготовить речь, которую ты должен сказать на моих похоронах.
Карам бросила на нее скептический взгляд и сказала:
– Сейчас не время для шуток.
– Держи нос выше, – поддразнила ее Тавия. – Кому не нравится ограбление со взломом?
Взгляд Карам сделался сердитым.
– Это не ограбление. Мы ничего не собираемся забирать и тем более взламывать.
– Только головы, – кивнула Тавия. Саксони едва подавила смешок.
Уэсли вытянул руки и поправил запонки, потом мысленно выбранил себя за это. Но парень просто не мог больше выдерживать вид крошечной складки на манжете.
– Все пройдет как надо, – заверил он, стараясь, чтобы это не прозвучало словно молитва.
Кто-то откашлялся. Уэсли поднял взгляд на нависшего над ним секретаря.
– Консортесса примет вас сейчас, – сообщил Лейфссон.
Сделав вид, что расправляет пиджак, Уэсли сжал в кулаке талисман изменения и ощутил, как тот плавится и впитывается в его кожу.
Магия являлась языком, созданным из устремлений. Символы этого языка были начертаны желаниями и сформированы мечтами. Когда талисман растворился в коже Уэсли, ему не нужно было думать о том, чего он хочет. Юноша чувствовал, как это желание пробирается по лабиринту его разума, отыскивая местечко в самой середине.
Оно просто находилось там. Оно пряталось.
– Сюда, – сказал Лейфссон, закладывая обтянутую перчаткой руку за спину и указывая на зеркало. Поверхность его закружилась, подобно водовороту. – Приложите руку.
Талисман уже бежал по жилам Уэсли. Смотрящий старался дышать ровно, скрывая боль и не позволяя своим пальцам даже дрогнуть, когда кожа словно облезала с них. Вместо нее нарастало что-то другое.
Действие талисманов изменения длилось не более часа и завершалось дикой головной болью. Эти талисманы не просто давали человеку возможность выглядеть определенным образом – они в буквальном смысле меняли и перекраивали тело, сжигая то, что было, и создавая нечто иное.
Уэсли чувствовал, как пылает кожа под выжидательным взглядом Лейфссона. Парень ощущал, как оно переплавляется в новую форму. В голове точно били барабаны, пока все его существо приспосабливалось к новой, чуждой части. К коже, которая не была его кожей. К руке, которая не принадлежала юноше. Это был единственный способ помешать зеркалу прочитать истинные намерения Уэсли.
«Умный, умный мальчик».
Он поднес к зеркалу свою новую руку. Боль уже притупилась. Жжение сменилось зудом. Громовой стук в голове утих до едва различимого эха. Тело Уэсли приняло новую часть без малейшего труда – прямо-таки с распростертыми объятиями.
«Добро пожаловать в логово льва», – шептало оно.
Зеркальная дверь дрогнула под ладонью Уэсли. Отражение смотрящего исказилось, а потом выправилось. Стекло принялось считывать магию с его руки. Читать секреты, которые не были его секретами, и прятать куда-то в тайники для долгого хранения.
Когда Уэсли убрал руку, стекло растаяло.
Смотрящий постарался ничем не выдать облегчение, обернулся к остальным и коротко кивнул. Затем шагнул сквозь дверной проем – прямо в режуще-красную обстановку кабинета Консортессы.
– Уолкотт, – лениво и протяжно приветствовали его.
Консортесса возлежала на темно-красном диване. Высокомерное выражение лица женщины идеально соответствовало ее наряду. Она сделала глоток чего-то белого, точно молоко, и вздрогнула, словно напиток обжигал горло.
– Меня нечасто навещает самая ценная игрушка Главы, – произнесла она, вглядываясь в лицо Уэсли. Тот даже глазом не моргнул. – Чему я обязана подобным удовольствием?
Уэсли вынул из-за спины костяной пистолет. Он казался легким и идеально вписывался в изгибы ладони, когда Уэсли наводил его на цель.
– Это удовольствие принадлежит только мне, – произнес юноша и нажал на спуск.