58

В лазарет несли и несли раненых. Наскоро перебинтованных, стонущих, умирающих. И каждое мгновение было наполнено чужой болью, страхом.

Приносили тяжелых, легкие шли сами. Лиза металась между ними, от одного к другому. Крики, стоны, кровь, грязь.

В какой-то момент она вдруг сообразила, что бинтует голову мертвеца. Не выдержал…

– Колька! – крикнула Лиза. – Эти бинты в стирку! Скажи ребятам, чтобы унесли…

На миг она задержалась, глядя в лицо умершему. Потом закрыла ему глаза. К ней уже спешили двое красноармейцев, спешно мобилизованных в санитары.

– Сестричка! – уже хрипел кто-то рядом. Раненые были похожи на детей, такие же беззащитные, требовательные…

Колька только успевал носиться туда-сюда. Вода, бинты, костер, нагреть, постирать, принести. И так без конца, по кругу.

В эти жуткие часы Лиза поняла смысл фразы: «Ротация очереди на оказание медицинской помощи». Ей приходилось оценивать степень тяжести раненого и ставить в его воображаемой карточке пометку. Срочно. Вторая очередь. Третья.

К срочникам относились бойцы, которых можно было спасти, если произвести операцию сразу. Во вторую очередь шли те, кто мог подождать, кого могли перевязать санитары. Таких было большинство. Легкие ранения. Простреленные конечности. Все те, кому нужна перевязка, стрептоцид и стакан спирта для обезболивания.

Лица солдатиков, которые оставались в третьей очереди, Лиза запомнила навсегда. Потому что помочь им было невозможно. Только растянуть муки перевязками и операциями, при этом отнимая драгоценное время у других, тех, кого можно было еще спасти. Циничная и страшная логика полевой медицины.

Вспоротые животы, тяжелые черепно-мозговые травмы, оторванные конечности… Таким Лиза колола трофейное обезболивающее и кивала санитарам. Те понимали сразу и уносили умирающего подальше. К другим «третьим».

К вечеру, когда поток раненых начал иссякать, когда наметился какой-то просвет, пришло известие: «Завтра снимаемся с места». Болдин, справедливо опасаясь карательного рейда со стороны фашистов, приказал переносить лагерь.

Лиза бросилась к генералу. Тот, с забинтованной рукой, хмуро сидел в штабе, разглядывая карту. Вокруг столпились офицеры.

Лиза влетела в палатку. Остановилась.

– Что тебе, Лизонька? – спросил Болдин, не отрываясь от карты.

– Мне сказали… – От быстрого бега она запыхалась. – У меня раненые. Тяжелые. Лежачие. Их… их нести нельзя. Помрут. Как есть помрут! Товарищ генерал, разрешите, я останусь с ними, разрешите, я… потом, когда станет полегче…

– Отставить, – тихо, но внушительно ответил генерал. – Сколько вам нужно дней?

– Н-неделю… – Лиза беспокойными пальцами теребила косу. Все взгляды были устремлены на нее.

Болдин тяжело вздохнул.

– Нет у нас недели. Но несколько дней я вам обещаю. Бойцы разошлись мелкими группами, еще не все сошлись в точке сбора. За это время вы должны сделать все возможное и даже больше, чтобы раненых можно было нести. Пусть мы пойдем медленно, но двигаться надо. Иначе невозможно. Если потребуются какие-то дополнительные средства, руки или медикаменты, скажите мне. Вам понятно?

– Так точно…

– Хорошо. Идите. Не теряйте времени.

Лиза развернулась, вышла из палатки. А Болдин покосился на стоявшего около стола лейтенанта:

– Вы уверены, что видели именно этот значок? – Генерал ткнул пальцем в нарисованную на карте закорючку.

– Так точно, товарищ генерал!

– И что вы говорите, шли в рост? От пуль не прятались? И к ранениям оказались нечувствительны?

– Так точно.

– Дурно. Очень дурно, товарищи.

– Может, померещилось? – предположил майор Верховцев.

Болдин снова покосился на лейтенанта.

– Может, и померещилось.

– Да я… – Лейтенант было дернулся, но генерал махнул ему рукой.

– Но что, если не померещилось, а? – Он встал, попытался забинтованной рукой поправить волосы. Поморщился. – Удвойте посты. Я знаю, что люди устали, что вымотались. Меняйте чаще. И разошлите разведгруппы. Если в лес войдут каратели, я должен знать заранее.

– Вы полагаете, живых солдат в лес пустят? – спросил Верховцев.

Болдин едва заметно вздрогнул.

– Что вы сказали? Живых?

– Я хотел сказать, не технику… – начал Верховцев, но Болдин прервал его:

– Я понимаю, понимаю. В любом случае, технику они пустят или не технику, мы не имеем права прозевать этот момент. Все понятно?

– Так точно.