22

«Забирать» Колобкова начало через час. Дыхание сделалось частым, гимнастерка пропиталась потом, хоть отжимай. В сознание Дима не приходил. Только метался из стороны в сторону.

Лопухин удерживал друга, чтобы тот не скатился в костер. Шептал что-то успокаивающее, скорее для себя, нежели для Колобкова. И поил, поил его отваром. Сколько надо влить в больного, Юра не сообщил, а оставить Димку и пойти искать тунгуса-москвича Иван не решился. Колобкова била крупная дрожь, изредка из-под закрытых век жутко показывались белки закатившихся глаз. Температура скакала, Дима становился то горячим, как печь, то холодным, будто мертвец. Иван уже успел пожалеть, что согласился на это народное лечение. Черт его знает, что там этот неполучившийся артист накидал в котелок. Может, в травах ошибся, а может, он вообще в этом деле не смыслит… Поди спроси. Где его искать, того тунгуса? Может, по лесу рыщет, зверей каких ловит, а может, уже дернул к чертовой матери да в плен сдался. Кто ж их разберет? Народ необразованный, хоть и в институт поступал…

Колобков свернулся в комок и заскрипел зубами.

– Тихо, тихо… – Иван подложил ему под голову свернутую гимнастерку. Укрывать Димку было бессмысленно, тот крутился так, что сбрасывал с себя все. – Все будет хорошо… А если не будет, я этого травника найду и заставлю мухоморы жрать, пока не подохнет. Все будет хорошо… Ты потерпи…

Димка словно услышал, застонал жалобно, перевернулся на спину и внятно произнес:

– Уберите когти.

– Чего?

Но Колобков только дрожал и дрыгал ногами.

– Мается, – сочувственно сказал боец, подошедший к костерку. – Мается…

– Ничего. – Иван придержал руки Колобкова. – Пройдет…

Красноармеец подсел рядом.

– Что известно? Начальство-то что думает? Долго тут будем, по лесам-то, прятаться?

– Наша задача остается неизменной, – Иван собрал перепутанные мысли вместе и попытался вспомнить, что там говорил генерал. – Мы должны гнать фашистских оккупантов, уничтожать их, чтобы освободить нашу Родину. Линия фронта выровняется! Я уверен в этом. И генерал мне вчера то же самое говорил. И тогда наша армия перейдет в наступление.

– Да это все понятно… – протянул красноармеец, как показалось Ивану, слегка разочарованно. – Вот только нам-то чего делать?

– Будем прорываться. Сейчас противник впереди нас. Мы ударим ему в спину…

– А чем ударим? – поинтересовался боец с легкой ехидцей. – Тут у каждого патронов раз-два и обчелся…

– Нет патронов, в штыковую пойдем… Прорвемся к нашим! – ответил Иван с неведомо откуда взявшейся уверенностью.

– В штыковую… – протянул красноармеец и вздохнул. – Можно, конечно, и так. Ты как к нам попал-то?

– Да так… Вот заплутали, с товарищем, – Лопухин кивнул на Колобкова. – Шли на Слоним, а вышли…

– К черту в зубы, – засмеялся боец. – А мы вот от Гродно пехом топаем. Мы в лоб, а они по нам с воздуха. Мы в лоб, а по нам с воздуха. И ни вправо, ни влево. Так и бросались, пока патроны были. А потом ясно стало, что делать нечего. Мы и дернули. Пограничники слыхал чего рассказывали?

– Нет.

– О! Это ты ничего не знаешь… Немцы по ним из орудий ка-а-ак дадут! И минометами! И с воздуха! Ты под бомбежку попадал?

– Ну, так… Было чуток…

– А они не чуток, они по полной получили. Запрашивают, мол, что делать?! Нас обстреливают! А им в ответ знаешь чего?

– Нет…

– Не поддавайтесь на провокации. Немцы их из пушек ломают. А им все одно, не поддавайтесь, мол, на провокации. У вас ложные сведения. Ну, когда немец попер в лоб, стало не до разговоров. Так застава и полегла, считай, вся… Вот ты, политрук, скажи… А как оно так вышло?

Нехороший это был разговор. И слова как слова, но за ними… будто ядовитая гадина притаилась.

– А еще, – продолжал боец, – немцы-то все с автоматами, с автоматами, а у нашего брата и винтовок-то… На трех человек одна! Как это так вышло, а? И где самолеты наши? Вроде как готовились с немцами воевать… Готовились-готовились, а в лужу сели! Пожрут нас теперь немцы-то, как есть пожрут! Ты танки их видел? А я вот видел… Как дали по нам, так только щепки полетели. А еще я слышал, что у них в плену тушенку дают. Вон, видал?..

И он показал Ивану скомканную бумажку. Черно-белый рисунок и надпись: «Штык в землю…»

– Откуда у тебя?.. – осторожно спросил Иван.

– С самолета бросили. Вместо бомбы. Так ко мне и залетела… А могли бы и гранатой швырнуть. Так-то.

– А ты в каких частях воевал?

– Да вот… – Ивану показалось, что боец слегка смутился. – Кухня там…

– А про винтовки откуда знаешь?

– Что про винтовки?

– Ну, что на трех человек одна?

Красноармеец кашлянул. Поправил пилотку.

– Говорят…

– Кто говорит? – Лопухин почувствовал, как напряглись скулы.

– Пойду я, – улыбнулся боец. – Ты товарища береги…

– Стой!

Но мужичок уже ушел.

Иван вскочил было, удержать, остановить… Но у Колобкова начались конвульсии.

– Сука, – цедил сквозь зубы Иван. – Гнида тыловая… Листовку он сохранил… Паскуда…

Димка, вроде бы затихший, принялся метаться около костра с новой силой, и Лопухин, чтобы удержать друга, наваливался на него едва ли не всем телом.

– Ну, ничего, ничего… Я тебя запомнил, зараза… Запомнил…

Колобкову стало легче к вечеру. Он открыл глаза и даже смог сесть.

Все тот же Юра-тунгус принес убитого олененка. Организованная на скорую руку кухня спешно варила суп и жарила мясо.

А к ночи вернулась разведка и доложила, что в окрестностях была замечена группа немцев, прочесывающая лес.