Книга: Очень странные увлечения Ноя Гипнотика
Назад: 19. старик Зоб
Дальше: 22. dinge beginnen für Norbert weirden zu bekommen [14]

21. радостные девственники



Намертво вцепившись в рюкзак, я лавирую в школьном коридоре среди клубящейся толпы.

– Я решил вернуть в обращение duh, – говорит Алан, вручая мне буррито.

Завтрак в семье Оукмен обычно составляют новинки из области переработки льняного семени – какая-нибудь бурда, которую папа тестирует на нашей семейке лабораторных мышей, прежде чем официально включить в рабочее меню. Поэтому с утра желудок у меня чаще всего бурчит, как гризли, когда я наконец получаю сообщение от Алана: «Срочный прием заказов, йо! Буррито или бутер?»

– В каком смысле ты вернешь в обращение duh? – спрашивает Вэл.

Алан, ясное дело, сразу лезет в бутылку:

– Что тут непонятного?

На что Вэл возражает:

– Нельзя вернуть в оборот слово, которое никогда не было в ходу.

– Я тебя умоляю, Вэл, – драматично вздыхает Алан. – Duh очень даже было в ходу.

Традиция родилась с первого же года старшей школы: мы встречались у дверей и вместе шли в другой конец здания, где незанятые металлические шкафчики образуют своего рода закуток, который мы прозвали альковом. Там мы втроем усаживались на пол спиной к стене, вытягивали ноги, едва не задевая пробегающих мимо школьников, и возбужденно спорили о том, кто с кем, кто что сказал или сделал, или не сказал и не сделал, или, «господи боже, представляете», что случилось или не случилось, «ну просто смешно», или «ужасно», или «нечестно», или «скучно».

В алькове нас обычно наполняла уверенность, что здесь и сейчас мы проживаем лучшие дни нашей жизни.

– Ладно, – говорит Вэл, пока мы скидываем рюкзаки и располагаемся на полу. – Если ты решил возродить duh, то я верну «клево».

– Телеграмма-молния, – откликается Алан, – «клево» никогда не выходило из употребления.

– Сам факт, что ты упомянул телеграмму-молнию, лишает тебя права рассуждать, что в ходу, а что нет.

Я жую буррито, уставившись невидящим взглядом в бушующую поодаль толпу школьников и радуясь бессмысленной болтовне Алана и Вэл. Благодаря ей сохраняется иллюзия привычной жизни, и даже если это только иллюзия, она хотя бы отвлекает от «скелета в шкафу»: как наши пути разошлись на вечеринке у Лонгмайров два дня назад, о чем мы с тех пор ни разу не упомянули.

Вэл слегка толкает меня в бок:

– Эй, у тебя все еще отходняк или как?

– Хм… нет.

– Ты как-то отключаешься.

– Извини, – отвечаю я, – печаль уходящего лета, наверное. Да еще наткнулся утром на Тайлера, так что весь день пошел насмарку, даже не начавшись.

– На Тайлера Уокера?

– Мэсси.

– О боже, – говорит Вэл. – Да уж, сурово.

– Дай угадаю, – вступает Алан. – Его потянуло на излюбленную тему? Насчет того, что ты педик, или щелкаешь целки как орешки, или у тебя маленькая сосиска?

– Прямо в точку.

Вэл морщится:

– Ну я вас умоляю.

– Тайлер неисправимый говнюк, – заявляет Алан. И добавляет с полным ртом: – И очень жаль, потому что внешне он весьма миленький.

– Держи карман шире, – ухмыляется Вэл, а ее брат в ответ целует свой бицепс и звучно рыгает.

– Если серьезно, – добавляет он, – попробуйте найти того, кто с таким упорством и безо всякого знания предмета заводил бы разговоры о сексе, как Тайлер Мэсси. Один из самых печальных девственников на свете.

– А Ной тогда, по-твоему, кто? – спрашивает Вэл, кивая на меня. – Радостный девственник?

Алан перестает жевать:

– Где я это уже слышал?

Я разглядываю носки ботинок и раздумываю, краснеют ли ноги от смущения.

– Девятый класс. В подвале у вас дома.

Алана начинает разбирать неудержимый хохот. Вэл удивляется, что смешного, и тогда Алан рассказывает ей о старой заморочке, когда в девятом классе ему выпал особенно неудачный день и все обзывали его особенно злобно, так что он по возвращении домой решил посвятить выходные обращению в традиционную ориентацию.

– Ага, гениальная идея, – говорит Вэл.

Алан стряхивает крошки с рубашки:

– Ну и что, Вэл?

– И что ты сделал?

Алан не в силах справиться с хохотом, поэтому продолжаю уже я:

– Он подумал, если посмотреть, ну в общем… порно для… гетеросексуалов… – Зовите меня ханжой, но меня смущает последнее слово, хоть я сам как раз из них. – Короче, ты, наверное, в курсе, что ваши родители подписаны на «Синемакс».

– «Синемакс»? Да ты шутишь, – говорит Вэл. – Про Интернет слыхал когда-нибудь?

– А ты слыхала про родительский контроль? – вступает Алан. – Про историю поисков, веб-фильтры и все такое?

– Не говоря уже про вирусы, – добавляю я.

Вэл качает головой:

– Вы прямо как младенцы, аж слеза наворачивается от умиления. Погодите, а при чем здесь радостные девственники?

Я снова утыкаюсь взглядом в ботинки:

– Так назывался фильм в тот вечер.

Вэл и Алан корчатся от смеха, и мне ничего не остается, как присоединиться к ним.

– Значит, какие-то идиоты начали обзываться, – говорит Вэл, переводя дух, – и ты решил, что пора заняться конверсионной терапией?

– Во-первых, мне было всего четырнадцать, – оправдывается Алан. – А во-вторых, они не просто обзывались. Помнишь, как я раньше фанател от «Железного человека»?

– Раньше?

– Тони Старк круче всех, Вэл. Всегда с новой подругой, и… ну не знаю, вряд ли мне подвернется в качестве ролевой модели крутой супергерой-гей.

Тут подходит Джексон из нашей команды, парень под два метра ростом, и спрашивает, как поживает моя спина.

– Вроде получше, – отвечаю я и добавляю для равновесия: – Посмотрим, как пойдет.

Джексон по-приятельски тычет кулаком в плечо сначала Алана, потом меня.

– Будь здоров, чувак, – говорит он, после чего испаряется вместе с нашим беззаботно-веселым настроением.

Иногда я подозреваю, что Вэл и Алан догадываются: со спиной у меня все в порядке. Мы так давно дружим, что с тем же успехом можно притворяться перед зеркалом, рассчитывая обмануть самого себя. Впрочем, если они и знают правду, то не подают виду.

По трансляции звучит песня – через две минуты нужно быть на местах. Мы собираем вещи и молча отправляемся по кабинетам. Я пытаюсь представить, как все было раньше, пока начальство не разделило расписание на две смены и все начали пользоваться шкафчиками, потому что на каждый день приходилось больше четырех уроков. (Если слишком углубиться в тему, становится грустно. Пустые бесполезные железные шкафчики. Почему-то они наводят тоску.)

Алан наклоняется, чтобы завязать шнурок, оглядывается через плечо на собственный зад, потом на меня:

– Любуешься, а?

– Мечтать не вредно, – отвечаю я.

– Господи, – говорит Вэл, – ну точно как дети малые.

– Нет уж, извини, – возражает Алан. Он выпрямляется, и мы идем дальше. – Мы с Но гиганты среди карликов. Верно, Ной?

– Ты и правда высокий.

– Несгибаемые реликты более совершенной эпохи.

– Алан, у тебя между зубами зеленый перец застрял. – Вэл тычет пальцем ему в рот.

Он выковыривает перец ногтем и скрывается в кабинете.

Прежде чем последовать за ним, Вэл говорит мне:

– Твой лучший друг – идиот, ты в курсе?

– Дык.

– Клево.

Назад: 19. старик Зоб
Дальше: 22. dinge beginnen für Norbert weirden zu bekommen [14]