8

Прятки

Мне это до сих пор снится. И будет сниться всю оставшуюся жизнь.

Подо мной старая затхлая земля, над головой доски с занозами. Сквозь щели просачивается пыльный солнечный свет. Лучи падают почему-то под разными углами, образуют причудливую многоугольную сетку. Пахнет ветошью и старыми грибами. Я слушаю.

Шаги. Медленные, тяжёлые шаги над головой. От каждого шага доски прогибаются и осыпают на голову какой-то мерзкий прах, комковатую пыль, тараканьи лапы. Шаги направляются ко мне. Шерсть на загривке поднимается дыбом, лапы начинают дрожать. Шаги останавливаются над головой. Я уже не дышу.

Голос.

– Вы проиграли.

Смех.

– Вы проиграли.

Смех становится ближе, солнечные лучи гаснут один за другим, сквозь щели наваливается мясной гниющий смрад…

Я дёргаюсь и просыпаюсь.

Возле клетки стоит Чеснок.

– Что, брат, кошмары мучают? – неожиданно сочувственно спрашивает он. – Бывает. После того, что ты натворил, и должны кошмары мучить. Так что не удивляйся.

А я и не удивляюсь.

Сторож пододвигает мне миску с бобами в томатном соусе. Я запускаю туда морду и начинаю хлебать. Бобы ничего, вкусные. Сторож смотрит на меня с сожалением.

– Мой парень тоже всё мне говорил, давай собачку заведём. И я уже было собрался завести ему эту самую собачку, и деньги даже припас. Такую же, кстати, как ты, хотел завести. Вы же отличные охранники, вы же верные друзья… Друзья человека.

Чеснок качает головой, думает, как хорошо, что он не завёл такую же, как я, собаку своему сыну.

– Смотри-ка. – Сторож повернул ко мне телевизор. – Это всё из-за тебя. Целая передача.

Передача была не из тех, что хочется пересматривать. Корреспондент снимал антисобачью манифестацию. Народу было много, человек, наверное, двести. В основном женщины, мужчин мало.

Впереди шагал здоровенный дядька в кожаной куртке. Этот дядька тащил на поводке испуганную упирающуюся псинку. Такую же, как я. Только там у них была сука. Не знаю, что они с этой собакой собирались делать и в чём конкретно она провинилась, может, тяпнула этого здоровяка за ляжку, не знаю. Но вся эта компания была настроена весьма решительно – лица озлобленные, у многих плакатики в виде дорожных знаков – собачья голова, перечёркнутая красной полосой. У некоторых были даже транспаранты с надписями «Остановим собак-убийц». И фотографии. А у одной женщины в рыжей куртке в руке белела табличка. На одной стороне было написано число 594, а на другой «загрызенных в год». Где она нашла столько загрызенных в год, не знаю. Скорее всего, она эту цифру просто выдумала. Тётка поворачивала свою табличку то так, то сяк, и эти надписи упрямо скакали у меня перед глазами.

Периодически кто-нибудь выскакивал из этой толпы и пинал собачатину ногой или лупил палкой. Псина была так напугана, что даже не огрызалась, только взвизгивала при каждом тычке. Вся эта куча людей тащилась чуть ли не по главной улице и явно собиралась добраться до центра города, как вдруг наперерез им вышла точно такая же с виду толпа. Такие же женщины, мужчины и редкие дети. Судя по тем плакатам, которыми была вооружена эта толпа, это были зелёные, защитники собак и прочих животных. Плакаты такие же неоригинальные. Добрые собачьи морды с печальными глазами, надписи «Остановим убийц» и «Вы тоже люди». Много плюшевых собачек.

Демонстрации остановились друг напротив друга и принялись скандировать каждая своё. Из-за поднявшегося шума разобрать что-то конкретное не получалось. Но они старались, от души старались. Между ними на свободном асфальтовом пространстве металась обезумевшая от всего происходящего псинка моей породы. Мужик удерживал её с большим трудом, хотя собачатина была не из крупных.

И вдруг кто-то из антисобачной толпы плеснул в собаку из бутылки, и она мгновенно вспыхнула. Толпа расступилась, все, и зелёные, и их противники, будто остолбенели, стояли и как бараны смотрели, человек из антисобачников сорвал с себя куртку и попытался псину потушить. Но у него ничего не получилось, она всё продолжала и продолжала визжать, а они стояли как окаменевшие. А потом откуда-то подошёл полицейский, достал пистолет и выстрелил прямо через куртку и только тогда этот вопль оборвался.

Люди стояли и смотрели на этот дымящийся комок и не знали, что им предпринять. Никто не расходился. На этом трансляция прекратилась, и ведущий задал тупейший вопрос, что же делать? Что делать со взбесившимися животными?

Тогда я отвернулся от экрана и занялся тем, чем я занимался последние месяцы. Я стал вспоминать.

В тот день я испугался ещё сильнее. А ещё в тот день я серьёзно задумался.

Была суббота, жарко, очередной температурный рекорд, зелень на яблонях пряталась от солнца, листья сворачивались в трубочки. С утра Па, Ма и Айк уехали за покупками. У Селёдки был выходной. В доме оставались Ли, Роза и я. Ли приставала ко мне и звала играть в прятки. Мне не хотелось. Я всё ещё видел, как смотрела на меня из-под дерева Роза, и всякое настроение во что-нибудь играть улетучивалось.

А Ли было скучно. И она продолжала ко мне приставать до тех пор, пока я не устал и не спрятался от неё в кустах. Тогда Ли обратилась к Розе.

– Давай поиграем в прятки? – предложила она.

– Как это? – не поняла Роза.

– Ты что, раньше никогда не играла? – удивилась Ли.

– Нет.

– Ну ты даёшь! – Ли схватила Розу за руку. – Это просто. Я спрячусь, а ты меня будешь искать. А потом ты спрячешься, и я буду тебя искать. Сыграем по разику, а потом уж неинтересно будет. Потом что-нибудь другое придумаем. Хорошо?

– Хорошо.

– Тогда я первая прячусь! А ты считай до ста.

Ли по детской народной традиции стукнула Розу по плечу и побежала прятаться. Я слышал её. Поначалу она собиралась укрыться в будке для садового инвентаря, но передумала и побежала дальше. Она обогнула дом, на секунду замерла и спряталась в конце концов под крыльцом. Я отчётливо слышал, как запах яблок смешался с запахом старой земли.

Я следил за Розой из кустов. Ветер был на меня. Роза громко считала, как механизм, отчётливо и механически выговаривая «восемьдесят четыре, восемьдесят три, восемьдесят два», я видел, как шевелятся её губы.

Пятьдесят три, сорок восемь, двенадцать…

А потом произошло то, что я со страхом вспоминаю и сейчас. Ветер, дувший на меня, резко изменился. И на меня пахнуло зверинцем, заехавшим в наш город четыре года назад.

Шерсть на загривке зашевелилась. Запах усиливался. Несомненно, он шёл со стороны Розы, как это могло быть, я не мог понять, ведь обычно она ничем не пахла.

И вдруг я увидел.

Роза нюхала воздух. Её верхняя губа задиралась вверх, а нос быстро-быстро дёргался, настраиваясь на запах Ли. Всё туловище её подалось как-то вперёд, будто устремляясь за этим жадным носом, Роза поворачивалась справа налево и медленно приседала. Мне было ясно, зачем она это делает – она уже прокачала верхние слои воздуха и теперь собиралась проанализировать нижние. Взять след. Так обычно работает хорошая гончая, я видел. Роза опускалась на четвереньки. Запах становился невыносимым, я задыхался и не мог никуда уйти, я боялся даже пошевельнуться. Из высокой нескладной девочки Роза быстро превращалась в существо, явно предназначенное для преследования.

Она окончательно опустилась на траву. Она походила на длинную худую лягушку… если бы… У неё зашевелились зубы…

И она пошла по следу.

Я развернулся и побежал вокруг дома. Роза огибала его справа, я двигался слева. Не знаю, за сколько я обежал наш особняк. Я думаю, я установил рекорд своей породы, если бы впереди меня пустили русского хорта, я бы от него не отстал.

Я влетел под крыльцо, отыскал Ли и сел рядом с ней.

– Бакс, – принялась меня выталкивать Ли. – Из-за тебя меня найдут. Давай, сундук, вали отсюда…

Она толкала меня в бок, но я не двинулся с места. Розы не было видно. Я смотрел сквозь щель в досках. Ветер был от нас, я не мог слышать приближения Розы, я просто знал, что она где-то рядом. Ветер продувал крыльцо насквозь, я прекрасно понимал, что Роза теперь знает, что я с Ли. И что от этого она стала гораздо опаснее.

Ли принялась меня щипать и колотить кулаком между ушами. Я терпел.

– Я нашла вас, – сказали сверху. – Вы проиграли.

На доски легла тень, сквозь щели стал сочиться запах. Он был так силён, что его услышала даже Ли. Она поморщилась и потёрла нос.

– Вы проиграли, – повторил равнодушный голос.

– Это всё Бакс, – сказала Ли. – Припёрся! Ладно, вылезаю. А ты, Бакси, сиди здесь, если тебе так уж хочется!

– Сейчас я сама спущусь, – по крыльцу протопали странно тяжёлые шаги. – Сейчас…

Я не выдержал. Я вскочил на ноги и принялся лаять, стараясь вложить в голос всю ярость, на какую я был способен. Чтобы отпугнуть её. Потому что на квадратную милю не осталось ни одной живой души, потому что между Ли и ней остался только я. Я лаял.

– Бакс, ты чего? – Ли обхватила меня за шею. – Что с тобой?

Шаги остановились. Я перестал лаять и зарычал.

– А ну-ка немедленно успокойся! – Ли пыталась положить меня на землю.

Я не успокаивался. Шаги снова двинулись ко входу, я уже захлебывался в этом жутком зверином запахе…

Не знаю, чем бы всё это закончилось, плохо бы закончилось, это точно. Когда я уже собирался выскочить из-под крыльца и принять честный бой, со стороны ворот раздался автомобильный гудок. Это приехали Ма и Па. Шаги сразу остановились, а потом направились в другую сторону. Запах ослабел, а затем и вовсе улетучился.

– Вот дурак! – Ли щёлкнула меня по носу. – Всю игру нам испортил.

Па был не в духе, Ма тоже. Обедали мы в тишине. Роза сидела рядом с Ли и как ни в чём не бывало гоняла вилкой по фарфору горошину.

– Что делали? – вдруг спросил Па.

– А, – отмахнулась Ли. – Ничего. Решили в прятки поиграть, да Бакс всё испортил. Я спряталась, а он меня нашёл первым – и как давай лаять! Так ничего и не получилось.

– Странный он какой-то в последнее время, – сказала Ма. – Мне кажется, он нервничает…

– У него переходный возраст, – сказал Па. – Он ведь уже не такой молодой, как раньше…

– Он ещё совсем не старый, – вступилась за меня Ли. – Знаешь, как он бегает!

Па пожал плечами.

– Я думаю, ему надо устроить особую диету. Для пожилых.

Этого ещё не хватало! Будут кормить меня всяким овсом. А я, между прочим, не лошадь. Это лошади овёс любят, а я рыбу люблю…

– В магазине висит объявление, – вдруг сказал Па. – Вчера пропал старик…

– Костин, – подсказала Ма.

– Костин. Это недалеко отсюда, два квартала. Исчез из дома. Кажется, ночью. Никто ничего не слышал, никто ничего не видел. Собака отказалась взять след.

Все перестали есть.

– Я это к чему говорю, – продолжил Па. – Полиция не исключает возможность маньяка. Так что я хочу, чтобы вы были осторожны. Вечером из усадьбы не выходить. Если выходите днём – обязательно с собаками. Будьте бдительны…

Мне стало нехорошо. Конечно, вполне могло быть, что Костин окончательно свихнулся, пошёл удить свою рыбу, свалился в ручей… А могло быть и не так. Я думал о том, что если бы я вчера ночью пошёл за Розой, старик вполне мог бы и не пропасть. Но я ведь не мог знать наверняка…

И сейчас не знаю, может, он в ручей всё-таки ухнулся… Тогда почему собака не взяла след?

– Будьте бдительны, – пронюнила Ли. – Не разговаривайте с незнакомцами, сообщайте о них по указанному телефону, не садитесь к ним в машины…

– Над этим не надо смеяться. – Ма отложила вилку. – Это очень простые и эффективные правила – их нужно соблюдать.

– Па, а ты нам пистолеты лучше дай, – вдруг сказала Ли. – У тебя же их три штуки…

– И не вздумай! – возмутилась Ма. – Никаких им пистолетов! Они из них друг друга в первый же день перестреляют!

– Твой Бакс лучше всякого пистолета, – сказал Па. – И ума у него больше, чем у тебя. Так что ты лучше с ним ходи гулять. Или с Айком.

– Я лучше уж с Баксом. – Ли подмигнула мне. – Айк ленивый, он в машине любит кататься. А Бакс весёлый. Бакси, а ну-ка, изобрази пьяницу!

Я послушно перевалился на спину и подрыгал лапами. Все в восторге. Нервозная атмосфера постепенно рассеивается.

– Ладно, Бакс, – Ли выскочила из-за стола. – Пойдём в город! Роза, пойдёшь с нами?

Роза помотала головой. Отрицательно. В город она не хочет. Вот и хорошо.

Ли накинула на плечи ветровку, и мы спустились к городу. Я знаю, что хотела Ли – посидеть в мороженице, ведь такая жара.

Жара в городских предместьях особенно утомительна, хорошо, что они быстро закончились, и мы вышли на ведущую к центру улицу. Ли шагала весело и беззаботно, раскидывала ногами кучи прелых листьев, срывала с веток редкие прошлогодние каштаны. Мне почему-то было невесело. Я видел знаки. Плохие знаки. Может, у меня паранойя? Мания преследования в самой обострённой степени, а? Может, я псих? Может. Но знаки приближающейся беды ясно читались повсюду.

Объявления. На столбах, на водоразборных колонках, на штукатуренных стенах домов. Пропала кошка. Нашедшего просим вернуть за вознаграждение. Не вернулась домой собака, эрдельтерьер. Помогите найти. Ушла и не вернулась овчарка, кличка Катька, нашедшего просьба позвонить. Много объявлений, слишком много. Может, они и раньше были, да я их не замечал?

И главное объявление. Старик. Костин, его тут все знают, рыбак. Исчез.

Я почти уверен. Почти уверен, что это она. Роза. Но только почти. Почти мало для того, чтобы начать действовать. Я ведь могу ошибаться, все ошибаются.

Мы шагали дальше.

На улицах почти не было кошек. Раньше этих мерзких тварюг было полным-полно, из каждой водосточной трубы, из каждых кустов, из каждого мусорного бака торчали их ухмыляющиеся нечёсаные морды. А теперь нет. Кошки ушли. Куда-то делись. Крыс тоже нету. Говорят, что крысы не боятся даже ядерного оружия, а вот исчезли. Бывало, все канализационные колодцы ими изобиловали, они копошились там, занимались какими-то своими крысиными делами. И интересные такие экземпляры попадались, некоторые даже разговаривать умели, и всё, тоже нету, крысы тоже разбежались. А крысы уходят только тогда, когда корабль собирается пойти ко дну.

Собаки ещё остались. Но это уже другие собаки, смирные собаки, пришибленные. Как будто в город пришла чума, и все, и собаки, и кошки, и крысы, и даже птицы, почувствовали её гулкие шаги.

– Мороженое будешь? – спросила Ли. – Ты шоколадное любишь, я помню.

Я кивнул. Шоколадное люблю.

– Что такой угрюмый, Бакс? Этот Костин, наверное, к внукам уехал, а сказать забыл. Жаль, что Кики пропал, это вот невесело… Вот уже и пришли.

Это действительно невесело. Совсем.

И почему она всё больше похожа на Ли?