Седьмой вечер

– Я тоже арбалет однажды сделал, – сообщил Корзун. – Одному парню ухо прострелил, у меня сразу отобрали. Хорошая была машина, с тридцати шагов… Что это? Опять звонят… Каждый день звонить принялись…

– Звон отгоняет нечистую силу, – заметил Малина. – Раньше, если в деревне упырь появлялся, его звоном отваживали.

– А я сказку читал, – сказал Борев, – про то, как в одной деревне появился вампир. И давай людишек чикать. Что ни день – то труп. А они давай в колокола по ночам звонить, чтобы отпугнуть. Но не помогает – сколько ни звонят, а трупы всё равно появляются. Так и шло. И два человека всего осталось – звонарь и его напарник. И вот в последнюю ночь напарник всё равно полез на колокольню звонить. Звонит и звонит, а потом и видит – стоит под колокольней звонарь, вверх смотрит и губы утирает.

– А почему же он звона не испугался? – спросил Корзун.

– Он же звонарь был, – ответил Борев. – Глухой, как полено. Как эта девчонка. Для него все эти звоны – звони не звони, всё равно ничего не слышит.

– Ну и что, сожрал он своего напарника? – поинтересовался Малина.

– Сожрал, – вздохнул Борев.

На колокольне звонили и звонили.

– А я вот один ужастик видел, – подал голос Малина. – Страшный, до жути. Так там весь страх наводится вообще очень просто – там через равные промежутки времени слышится удар колокола. Сначала ничего, а потом страшнее, страшнее и в конце уже вообще ужас какой-то…

Звон стал громче. Бореву начало казаться, что этот звон вызывает в его голове мелкие болезненные вздрагивания.

– А почему они назад не вернулись? – спросил Борев, чтобы отвлечься от головных болей. – К двери? Подождали бы там. Два дня не так уж и долго…

Новенький ничего не ответил.

– Тут вот ещё что. – Борев цокнул языком. – Эта девчонка всё описывает так спокойно, будто это не с ней всё происходило.

– Балда, – возразил Корзун. – Она ведь всё потом уже записала, когда уже всё кончилось. А если бы она всё прямо так описывала, как чувствовала, то тут бы один вопль был. Рёв, как в тех коридорах. Правильно я говорю?

Новенький пожал плечами. Он лежал в своём гамаке, положив тетрадь на лицо, отчего лица не было видно, одно чёрное пятно. Казалось, что тетрадь облепила его голову своими лапами.

– Знаете, – сказал Борев. – Я сегодня эту собаку видел. Ту, что выла тогда. Она сдохла. Возле мусорных ящиков валяется.

– Вот потому и сдохла, что выла. – Корзун стал поудобнее устраиваться в гамаке. – Это она сама на себя выла… Тут вообще собак много бродячих. Там, на севере…

– И откуда ты всё это знаешь-то? – недоверчиво перебил Малина. – Всякой фигни про эти места?

– С пацанами здешними общаться надо, – гордо сказал Корзун. – Они много чего могут порассказать… Тут, на севере, в лесу раньше была база военная, они там собак каких-то выращивали особых. Овчарок Кауфмана. Так вот, там была база, а потом, когда начались перемены, эти овчарки разбежались и вырезали две деревни. Их перестреляли с вертолётов, но не всех… Так до сих пор тут и бродят… Иногда и сюда заходят… Но это уже не совсем те собаки, какие раньше, другие…

Звон оборвался, и Корзун замолчал.

– Загрызли звонаря-то, – вздохнул Борев.

– Новенький, – позвал Корзун. – Давай продолжай.

– Хорошо, – ответил новенький. – Хорошо.

«Стены орали. Громко. В вопле слышалась боль, ярость, будто попала в пресс огромная, размером с собаку, крыса. Этот вопль чувствовала даже я. Не ушами, а как бы кожей. Мы стояли у стены. Я ждала, что сейчас из коридора выскочит что-нибудь зубастое и примется за нас серьёзно, но вопль неожиданно оборвался. Свет зажёгся.

– Эту тварь можно прибить… – сказал Жук и перезарядил самострел. – Может, она сдохла, а?

Коридор не изменился. Возле стены валялась сломанная стрела, она дымилась и пахла палёной пластмассой.

– Можно привязать к ней леску… – рассуждал Жук. – И подтянуть… Если оно, конечно, небольшого размера…

Где-то впереди, так далеко, что даже видно не было, лопнула лампа.

– У меня есть ещё разрывная одна… – начал было Жук.

Дэн молча, не размахиваясь, ударил его в живот. Если бы я могла слышать, то я бы сказала, что раздался странный, какой-то железный звук, Дэн ойкнул и затряс кулаком.

– Я так и знал! – говорил Жук. – Это всё он придумал! Потащил нас в эту дыру! Он там сначала, прямо у двери подсадил на себя это пятно… Вот свинья-то!

– Что у тебя там? – Дэн дул на руку.

Но Жук не ответил, а треснул Дэна по носу. Попал. Нос Дэна хлюпнул и потёк красным.

Я подумала, что не стоит мне в этот раз вмешиваться, пусть подерутся как следует, успокоятся, нервы разрядят. Я просто осторожно подобрала самострел и отошла в сторонку.

– Дурак! Ты мог нас убить! – крикнул Дэн.

– Это ты можешь нас убить! – крикнул в ответ Жук.

И они прыгнули друг на друга и покатились по полу.

Жук был тяжелей и сильней, но Дэн был вынослив и изворотлив. Жук был незнаком с тактикой. Самая лучшая тактика у него должна была быть такая – не напрягаться и не тратить силы, занимать выжидательную позицию, заставлять Дэна таскать свою массу и терять энергию. Жук же, наоборот, действовал суетливо и быстро, ловкий Дэн уворачивался и связывал Жуковы движения, Дэн когда-то занимался борьбой. И когда Жук всё-таки устал и выдохся, Дэн нанёс удар согнутыми пальцами в место между губой и носом.

Жук отвалился вбок.

– У него там на пузе пластина какая-то, – пожаловался мне Дэн. – Весь кулак отбил. Чуть руку не сломал.

Он встал и продемонстрировал мне разбитые костяшки на правом кулаке.

– Хитрый, зараза. – Дэн залил кулак зелёнкой. – Может всё испортить…

Жук валялся под стеной и потирал ушибленное место, из глаз у него бежали слёзы.

– Ты мне зуб почти выбил, – прошепелявил Жук. – Клык.

– Сам виноват.

Жук тоже встал и отряхнулся. Он задрал рубашку и вытащил из-за пояса полукруглую пластину, выпиленную, наверное, из какой-то водопроводной трубы. Бросил пластину на пол.

– В следующий раз, однако, не лезь, – посоветовал Жук. – Чревато.

И Жук неожиданно продемонстрировал привязанный скотчем к предплечью зажим с длинным стилетом. Стилет был явно самодельный, скорее всего, Жук выточил его из плоского напильника. Жук ловко перекинул стилет в руку, а затем обратно в зажим. Быстро, наверное, меньше чем за секунду. И я подумала, что следующая драка, если будет, то будет уже на ножах. А на ножах Жук может вполне одолеть Дэна, потому что Жук знает золотое правило – всегда бей снизу.

– Не лезь, – повторил Жук.

– Точи нож, старичок, – так же злобно ответил Дэн и тоже продемонстрировал свой клинок. – Отрежу уши.

– Ладно.

Жук подошёл ко мне, отобрал самострел, проверил его сохранность и боеспособность и вдруг направил оружие на Дэна.

– Эй, Жук, что ты делаешь? – оторопела я.

– У него на плече пятно, – сказал Жук. – Я видел, пока мы дрались.

– Кончай врать, – сказал Дэн. – Ничего у меня нет…

– А ты покажи! – настаивал Жук. – Чего ты стесняешься?

Дэн застегнул куртку.

– Боится! – торжествовал Жук. – Боится! Если ты сейчас не снимешь эту чертову куртку – я выстрелю!

– Жук, – позвала я. – Жук…

– Я выстрелю. – Жук поднял самострел.

Он целился Дэну прямо в лицо. Сейчас он нажмёт на курок, и изо лба у Дэна вырастет стрела, как в настоящем кино. Это будет первый человек, которого я увижу мёртвым. Которого убьют на моих глазах.

– Дэн, – попросила я. – Сними ты эту куртку. Чего ты?

– Хорошо.

Дэн скинул куртку и остался в клетчатой рубашке канадских лесорубов.

– Давай-давай! – подгонял его самострелом Жук. – Шевелись, человек-леопард!

– Я, конечно, сниму, – пригрозил Дэн. – Но тебе припомню. Нечего мне в морду свою харкалку тыкать!

Дэн снял рубашку. На плече у него обнаружилось большое чёрное пятно.

– Вот! – торжествующе указал Жук. – Вот оно!

– Ну и баран же ты! – сказал Дэн. – Жук, ты исключительный баран! Это же обычный синяк!

И засмеялся. Как-то не так засмеялся.

– Что? – спросил Дэн. – Что вы так на меня смотрите? Валя, ты что, тоже думаешь, что я…

Я не ответила ему, я думала, что нам дальше делать.

– Ну, хорошо, Жук, – решительно сказал Дэн. – Хорошо. Ты меня подозреваешь, да?

– Точно, Дэн. – Жук продолжал целиться Дэну в лоб. – Подозреваю. На синяк это не очень похоже. Синяки синие, а у тебя какой-то чёрный…

Дэн задумался, а потом сказал:

– Есть способ проверить.

– Как это? – усмехнулся Жук. – Взять у тебя кровь и пульнуть в неё из огнемёта? Если побежит – то, значит, ты чудовище, да? А может, в карантин тебя поместить? Подождать месячишко? Пока щупальца не вырастут?

– Проще. Ты говорил, что те пятна были холодные, как лёд. Правильно?

– Ну да, – согласился Жук и опустил самострел. – Вроде как холодные…

– Давай!

– Что давай? – опасливо спросил Жук. – Что тебе давать?

– Потрогай. – Дэн выставил плечо вперёд.

Жук отскочил и снова прицелился. На лице его проявились брезгливость и страх – страх, наш спутник в этот день. Они стояли друг напротив друга, скучные, готовые снова вступить в драку. Надоели.

– Сам себя трогай, – повторил Жук. – Я не дурак. Вдруг это заразно?

– Повторяю для даунов, – сказал Дэн. – Это синяк. Обычный синяк, ничего более. Синяки не бывают заразными.

– Это смотря какие синяки. Я лично твои синяки и за деньги даже не буду трогать…

– Я могу потрогать, – сказала я.

Я, конечно, не полная трусиха, но зря рисковать никогда не буду. Никогда я не бегала на спор по осеннему льду, не забиралась доверху на тонкие берёзы, не прыгала с вышки в мелкую воду. И когда парни брались играть в русскую рулетку незаряженным пневматическим пистолетом, я тоже не участвовала. Конечно, риск – благородное дело, но я считаю, что он должен быть оправдан. Всегда. Сейчас риск был вполне оправдан.

– Я могу, – сказала я.

– Голыми руками эту штуку лучше не трогать… – стал мне советовать Жук, но об этом я и сама знала.

Я достала из сумочки резиновые перчатки. Я же собиралась в поход. И конечно же мать сунула мне с собой медицинские перчатки. Медицинские перчатки в походе просто незаменимы. Они могут выполнять целую кучу функций. Во-первых, сугубо медицинскую. А вдруг кто-нибудь получит открытый перелом ноги? И тогда ты, не опасаясь никакого заражения, сможешь наложить шину. Во-вторых, в лесу вас будут безжалостно кусать комары, особенно в руки. Тогда вы сможете надеть на руки эти перчатки и будете избавлены от мук. В-третьих, в таких резиновых перчатках очень хорошо переносить холод, они греют. Моя мама – старая любительница походов, резиновые перчатки у меня всегда с собой.

– Хорошая мысль, – одобрил Жук. – Ты его щупай, а если он вдруг дёрнется, я его сразу прострелю. Безжалостнейше.

Я со щелчком натянула перчатку и потрогала плечо Дэна.

Плечо было как плечо. Тёплое, не холодное, не твёрдое. Обычное плечо. Я надавила пальцем на синеву, и Дэн поморщился.

– Когда падал, долбанулся. – Он надевал рубашку. – Там, под бассейном…

– Нормальное плечо, – сделала я заключение. – Плечо как плечо.

– Ты убедился? – спросил Дэн. – Убедился, баран?

– Убедился, – пробурчал Жук. – Ещё как убедился.

Но я подумала, что Жук не убедился, я подумала, что Жука убедит лишь полномасштабное вскрытие. Совсем как в «Чужом-3». С рассечением грудной клетки, с наматыванием кишок и разбрызгиванием чёрной свернувшейся крови.

Дэн натянул куртку и попрыгал, проверяя, не брякает ли что-нибудь. Затем он глубоко вздохнул, вентилируя лёгкие, прогоняя по венам кровь.

– Ты всё-таки зря выстрелил, – сказал Дэн. – Теперь оно, может быть, ранено…

– Значит, его можно убить. – Жук потряс самострелом. – Значит, оно человек. Во всяком случае, существо… Это маленькая победа – коридор не изменился…

– Жук! Дэн! Давайте всё-таки пойдём!

– Но пусть он всё равно идёт первым. – И Жук сделал приглашающий жест.

Дэн двинулся вперёд. Жук, как всегда, шагал последним. Дэн подобрал сломанную стрелу, понюхал её и бросил на пол. Рядом с обломками стрелы на полу было разлито что-то чёрное.

– Тварь! – крикнул Жук в коридор. – Жди, мы идём!

И мы…

…по лесной дороге. Дорога была вся в колдобинах, в колдобинах стояла вода, плавали чёрные лапчатые жуки, пахло тиной. Я знала, что скоро должна была быть река, но реки всё не было и не было, река лишь угадывалась там, за вершинами угрюмых лапчатых елей. Лес был захламлён и весь зарос тёмным бурьяном, лес окружал меня звуконепроницаемой стеной, но я слышала, что там, у реки, кричат чайки, делящие рыбу.

А потом я почувствовала, что кто-то идёт за мной.

Я оглянулась. Дорога была пуста. Но этот кто-то шёл, я чувствовала это.

Потом на дорогу выбежал Дик. Это был не простой Дик, это не была простая добродушная собака непонятной породы. У этого Дика не было головы. У этого Дика не было головы, но он смотрел на меня и скалил зубы. Как это могло совмещаться, я не знала, но это совмещалось. Шея вертелась туда-сюда, и хвостом он тоже вилял.

Безголовый Дик меня почему-то совсем не испугал. Дик постоял на дороге, а потом убежал в лес. И как только Дик убежал в лес, из-за деревьев сразу же вышел Володька. Он смотрел в мою сторону.

А Володька меня испугал. Он стоял и смотрел, и что-то там у него было с глазами, я не могла увидеть издали. Володька улыбался и махал мне рукой. Звал.

– Иди ко мне, – сказал Володька и снова поманил меня рукой.

Я пошла ему навстречу. Володька махал и махал рукой. И я уже побежала ему навстречу. Потому что Володька звал меня. Это ведь я втравила его в эту историю. Это ведь я сказала ему: «Слабо тебе в школьном подвале переночевать?» Мне было стыдно, я чувствовала себя виноватой.

И я почти уже подошла к нему, как вдруг увидела: Володька стоял и махал мне рукой, а глаз у него не было. Вместо глаз была пустота.

Я остановилась.

– Иди ко мне, – улыбнулся Володька. – Тут хорошо.

Я шагнула назад.

Улыбка сползла с лица Володьки, а глаза потекли чернотою.

– Иди сюда! – уже приказал Володька.

– Ты не он! – крикнула я ему. – Ты не Володька!

Володька улыбнулся, и улыбка у него была зубастой.

– Я лучше, – сказало существо. – Я лучше.

Я побежала. За спиной у меня засмеялись. Тяжёлым сухим смехом, таким не смеются люди.

Я бежала. Бежать было почему-то тяжело, будто я бежала через мёд. Оглядывалась. Володька не отставал. Но он не бежал. Когда я оглядывалась, он просто был за спиной, всё время на одном и том же расстоянии. Я пробовала ускорить свой бег, но ничего не получалось – Володька не отставал. И вдруг лес кончился и я выскочила в поле, огромное пшеничное поле, от края до края горизонта. Я оглянулась. Леса больше не было. Володька стоял в двух шагах от меня, в глазах у него крутилась темнота с красными искрами.

– Иди ко мне, – позвал он.

На меня пахнуло сухой шерстяной гнилью, Володька протянул ко мне руки, я закричала.

Проснулась.

– Чего кричишь? – спросил Жук. – Сон плохой?

– Наоборот, – ответила я. – Самый что ни на есть роскошный.

– О-па! – Жук перевесился через перила и плюнул вниз.

И Дэн тоже перевесился через перила и тоже плюнул вниз. Потом они плюнули вместе, соревнуясь, чей плевок долетит до полу первым. Победил вроде бы Жук, его плевок оказался более тяжёлым. У всех мальчишек есть одна общая черта – они очень любят плеваться. Стоит им оказаться хоть на какой-нибудь высоте, как сразу начинают плевать вниз.

– Я круче, – сказал Жук. – Я даже плююсь круче.

– Зато ты толстый, – ответил беспощадный Дэн.

– Я плотный, – возразил Жук. – Что, теперь вниз попрёмся? Тут этажей восемь…»