Москва, март 2017 года
Как правило, только родственники могут получить доступ к документам этого дела. Владимир Иванович Коротаев повторяет нам это еще раз. Даже если оно было рассекречено и потеряло свой статус «Секретно. Особой важности», военное дело «Отто Гюнше» тем не менее остается конфиденциальным. «Если только член его семьи делает официальный запрос», – подчеркивает он, внезапно захлопывая коричневую картонную папку с надписью «МВД СССР».
На лицевой странице обложки можно прочесть надпись большими печатными буквами: «Личное дело: Гюнше Отто Герман». Тот самый Отто Гюнше, который был личным адъютантом Адольфа Гитлера вплоть до его смерти. Один из немногих свидетелей последнего акта драмы фюрербункера. Владимир Коротаев – заместитель директора РГВА, то есть Российского государственного военного архива.
Это государственное учреждение, где хранятся почти 7,3 млн документов, касающихся советских, а затем и российских вооруженных сил, а также военной разведки. Кроме того, все официальные документы Третьего рейха, захваченные советскими войсками в конце Второй мировой войны. В числе которых – личные записи нацистских лидеров, дневник Геббельса и рабочий график Гиммлера. С первой же нашей встречи Владимир проявил себя более чем учтиво, почти добросердечно. Это мужчина лет пятидесяти, с волосами «перец и соль» и короткой бородкой, говорит он тихо и мало. И напротив, он обладает довольно редкой способностью слушать. Когда я говорю с ним, он внимательно смотрит на меня своими небесно-голубыми глазами. При этом его лицо не выдает ни эмоций, ни реакций. Словно восковая маска.
Лана связалась с ним несколько недель назад, после нашего посещения ФСБ. Перед уходом с Лубянки мы обратились за советом к Дмитрию, нашему «дежурному офицеру» российских спецслужб. Как попасть в военный архив? Не подскажет ли он, к кому там можно обратиться? Или, может быть, даст номер телефона? «Разбирайтесь сами», – это все, что он предложил нам. «Мы не имеем никакого отношения к военным, здесь ФСБ. Вы ошиблись адресом». Кто это сказал, что русские не подозрительны? «Ну зачем вам так нужно тратить свое время на военные архивы?»
По старой репортерской привычке я не стал выдавать всю имеющуюся у меня информацию. Особенно видному сотруднику ФСБ. А вдруг он вмешается, чтобы заблокировать нам доступ к военным досье? Ведь это по совету, полученному в ГА РФ, Государственном архиве Российской Федерации, мы так стремимся проникнуть в архивы российской армии. «Если вы хотите получить больше информации по Гюнше, отправляйтесь туда», – посоветовала нам Дина Николаевна, архивист без возраста и хранитель черепа Гитлера. «Нам это нужно, чтобы просмотреть учетные карточки французов, взятых в плен Красной армией в 1945 году». Импровизация – искусство хрупкое. Дмитрий никак не отреагировал на мое объяснение. Прощаясь с нами, он проводил нас до выхода, если быть точным, до кромки тротуара, обрамляющего здание.
Военный архив. Эпитет «военный» вызвал у нас с Ланой новый приступ тревоги, и даже отчаяния. Есть ли такое российское учреждение, которое было бы настолько против общения с иностранными журналистами, как ФСБ? Да есть, и это армия. Как же тогда нам, Лане с ее двойным, российским и американским, гражданством, и мне, с моим французским, проникнуть в эти архивы? Как это ни странно прозвучит, это оказалось не таким уж и сложным. Мать подруги Ланы, историк по профессии, работала некогда в Российском государственном военном архиве. Правда, сейчас она на пенсии, но сохранила хорошие отношения с нынешним руководством учреждения. Именно она подсказала Лане имя Владимира Коротаева.
Уже при первом телефонном разговоре Владимир дал согласие. Он не ставил никаких условий, не требовал никаких специальных разрешений от официальных органов. Он не стал докладывать о нашей просьбе ни Кремлю, ни своему начальству. «Просто скажите мне, что вы ищете по Третьему рейху, – спросил он. – Гитлер? Опять Гитлер?»
Тон заместителя директора сразу изменился. Лана была настойчива. Она модулировала интонации своего голоса, делая их то вкрадчивыми, то умоляющими. В конце концов, он сухо ответил: «Мне нужно один-два дня. Дайте мне время, чтобы найти нужные папки». Сорок восемь часов спустя Владимир перезвонил Лане, он нашел, все. Можно назначать встречу. На следующей неделе. К концу рабочего дня, около 17 часов. В Москве государственные учреждения заканчивают работу рано. К 17 часам большинство российских чиновников уже покидают свои кабинеты. Столь поздняя встреча не могла быть случайностью. Владимир хотел быть уверен, что нам никто не помешает в помещении архивов. Что он будет один.
Уже минуло 17 часов, прошла еще четверть часа, а наше такси намертво сковано в пробке на Патриаршем мосту, в самом центре города. Водитель уже потерял надежду выбраться из нее и подключил к прикуривателю видеоплеер. Перед нашими глазами – образцы клипов местного поп-арта, где девушки в шортах энергично покачивают бедрами. Такие заторы делают Москву невозможной для жизни, возмущенно повторяет Лана. Время безлюдных московских бульваров прошло с тех пор, как Россия поддалась зову сирен либерализма. Старенькие «лады» и другие советские «волги» уступили место дешевым азиатским автомобилям и потоку шикарных лимузинов и громоздких европейских внедорожников.
Как долго еще добираться до учреждения, где нас ждет Владимир? – «Около часа, – отвечает водитель, постукивая пальцем по навигатору. – Может, чуть меньше, а может, чуть больше…» Мокрый снег, обычный для конца русской зимы, мягко налипает на стекла машины, что еще больше усугубляет наше скверное настроение.
Простите, тысячу раз простите нас. Я усердно повторяю по-русски слова, которым Лана пытается научить меня. Я хочу научиться произносить их правильно и внятно, чтобы вскоре сказать Владимиру. Время перевалило за 18 часов. Здание Российского государственного военного архива в типичном социал-коммунистическом стиле с бетонными стенами и непроницаемыми окнами в мрачном отдаленном районе города. Здание пусто. Или кажется таким. Снаружи не видно света на всех десяти этажах. Только первый этаж еще освещен.
Тяжелая дверь вестибюля захлопывается за нами с устрашающим грохотом. Мраморные плиты серо-бурого цвета покрывают пол холла, создавая впечатление заброшенного церковного нефа. От всего этого веет холодом. Наше шумное появление имеет свой положительный эффект: из-за внушительной деревянной будки, перегораживающей проход к лестнице, высовывается голова. Голова принадлежит женщине в униформе. Вахтерша встает из-за стойки медленно, так, как если бы каждое усилие давалось ей с мучительным трудом. Ее, пусть даже молчаливое, присутствие согревает нам душу. Оно доказывает, что здание не заброшено со времен падения Советского Союза. Хотя весь его «винтажный» интерьер мог бы говорить об обратном.
Как, к примеру, этот пластмассовый оранжево-коричневый телефон или эти часы из оргстекла со стрелками в форме мечей. Предметы коммунистической эпохи, которые до сих пор присутствуют в помещениях различных ведомств. Часы правильно показывают время, а телефон работает. Что и доказывает вахтерша прямо на наших глазах. «Двое. Да, их двое. Нет, пропустить их не могу. Вы должны сами прийти за ними. Да, да. Они ждут». Звонок был коротким. Женщина-охранник осторожно вешает старую телефонную трубку и делает нам знак подождать.
«Простите, Владимир, простите нас. Нам очень неудобно». Вот только понял ли он мою ломаную речь, отдаленно напоминающую русскую? Заместитель директора Российского государственного военного архива пришел минут через десять после звонка. Пришел с расстроенным видом. В ответ на все наши извинения он лишь хмуро и скупо улыбался, а потом развернулся и двинулся обратно к лестнице, откуда и пришел. Лана подтолкнула меня в спину, делая знак следовать за ним. «Все в порядке, – прошептала мне она. – Он не в пальто. Это значит, что он не собирается пока уходить». Дело Гюнше, невозможно! Дневник Геббельса, почему бы и нет, а вот Гюнше, конечно, нет. Владимир твердо говорит, что и речи не может быть о том, чтобы просмотреть личное дело эсэсовца Отто Гюнше.
И все же оно здесь, перед нами. Владимир вынул его из стеллажей, где оно хранится, и подготовил специально для нашей встречи. Он открыл его, показал нам несколько подлинных фотографий того времени – и больше ничего. Или почти. И вот тут вмешался счастливый случай, чудесное провидение. Замдиректора резко встал и попросил нас извинить его. «Пойду поищу в одном из наших хранилищ. Вернусь минут через десять. Ждите меня здесь…» Мы смотрели ему вслед, не говоря ни слова. Потом Лана улыбнулась и сказала: «Давай!»
Я переворачиваю страницы, дыхание сбивается, руки дрожат. Отто Гюнше перед нами. Вся его жизнь: служба в СС, личный телохранитель Гитлера, военнопленный в СССР. Столько ценных исторических и неопубликованных документов. Наше расследование принимает новый оборот. Гюнше – единственный член последнего близкого круга Гитлера, кто так и не согласился написать свою биографию и отказывался от интервью. Он сделал исключение только в отношении Джеймса ОʹДоннелла, которому ответил на несколько вопросов перед своей смертью в 2003 году, в возрасте восьмидесяти шести лет. Гюнше избегал СМИ. Свои уникальные свидетельства он преподнес советским спецслужбам. Преподнес – выражение не совсем точное. Скорее, выдал под принуждением.
Первая страница его личного дела – не что иное, как его удостоверение личности, составленное руководством Министерства внутренних дел 4 июня 1950 года. Спустя пять лет после того, как его взяли в плен в Берлине. Это типовая форма для всех военнопленных в Советском Союзе. За исключением того, что на этом добавлено от руки красным и очень крупным шрифтом: «Специальный надзор». Означенный под номером 4146 Гюнше Отто не обычный заключенный. Помимо основной информации, такой как его дата рождения (1917), место рождения (Йена, Германия), рост (193 сантиметра), место его заключения (лагерь военнопленных № 476), от руки помечено, что заключенный требует усиленной охраны.
Также указано, что Гюнше практически здоров и что в тюрьме, где он содержится, «нет инфекционных заболеваний». Многие страницы из дела рассохлись и шелушатся, они разных размеров, некоторые не больше листка из блокнота. Большинство из них написаны непосредственно от руки, торопливо. Каждый раз подписавший указывает свое звание, свою должность. Тут обнаруживается целая сложная иерархия должностей, от «начальника отделения» до «начальника особого отдела» и «заместителя начальника по оперативной работе»… Часто наложенные резолюции касаются замечаний по поводу вызывающего поведения заключенного Гюнше по отношению к Советскому Союзу. Такие замечания укладываются всего в несколько строк и заключаются в требовании соответствующего наказания. Всякий раз размашистая надпись по диагонали «Одобряю», сделанная от руки, завершает подборку листков.
Чаще всего на Гюнше доносят те, кто делит с ним долю заключенного, кто повседневно находится рядом с ним, а это немецкие пленные, бывшие нацисты. Советская лагерная система поощряет и вознаграждает рвение доносчиков, таких, как вот этот, некий Нокри. Он пишет «господину начальнику» своего отряда заключенных из 14-й бригады, в лагере № 476. Лагерь особого режима № 476 находится в Свердловской области, на Урале, славящемся суровостью своего климата. Этот лагерь является одним из крупнейших в Советском Союзе.
Словарный запас доносителя небогат, а почерк неуверенный. Норки немец и плохо знает русский язык. «Я сегодня получил из Вахты указание на хоздворе на зоне штабилировать дрова. По отряду должна 14-я бригада работать. Некоторые лица отказались категорически. 1. Гюнше Отто, он выступил в комнате, где живет 14-я бригада 74 чел. И сказал: “Я не пойду. Русские знают мое мнение”, как будто бы он герой над нашим советским начальством […] Прошу Вас, господин начальник, этих лиц строго наказать».
Наказание приводится в исполнение несколько недель спустя, после краткого расследования. Согласно документу, который у нас в руках, установлено, что:
Осужденный Гюнше, в прошлом личный адъютант Гитлера, высказывает среди осужденных антисоветские-реваншистские взгляды и восхваляет старый гитлеровский режим. К работе на производстве относится плохо.Постановил: осужденного Гюнше О.Г. как особо опасного элемента водворить в изолированное общежитие сроком на «6» месяцев.Подписано: старший следовательлаг/отделения № 5капитан П. Оленов
В деле Гюнше около ста листов такого рода. Один из них привлекает внимание Ланы. Он тщательно набран на машинке с надписью «секретно» в правом верхнем углу. Печать с фиолетовыми чернилами и гербом Советского Союз подчеркивает официальный, даже торжественный вид документа. «Это приговор суда», – объясняет Лана. Его вынес Военный Трибунал войск МВД Ивановской области, что в 300 километрах северо-восточнее Москвы. Он датируется 15 мая 1950 года.
На основании материалов уголовного дела установлено:Подсудимый ГЮНШЕ, будучи убежденным фашистом и преданным сторонником Гитлера в проводимой им политике, на протяжении всей своей службы в бывшей германской армии являлся активным сторонником и исполнителем проведения в жизнь гитлеровских преступных планов проведения подготовки войны против Советского Союза.ГЮНШЕ еще до прихода Гитлера к власти, в 1931 году, вступил в фашистскую молодежную организацию «Гитлерюгенд», затем в 1934 году в возрасте 17 лет добровольно поступил на службу в отряд «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер», в составе которого принимал участие в укреплении фашистского режима в Германии.В 1936 году Гюнше особенно отличился на службе и был переведен в личный гвардейский корпус Гитлера.В период войны Германии против СССР ГЮНШЕ служил в немецкой армии в составе дивизии «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер», сначала являясь командиром взвода, а затем командиром роты танковой дивизии и, будучи на временно занятой советской территории, в составе своей части совершал злодеяния над советскими гражданами и военнопленными. Девизом дивизии СС являлось: «Нам нужны русские пространства без русских», призывая к уничтожению всего русского населения.Выполняя этот преступный приказ, дивизия в районе Житомирской области уничтожила: расстреляла 285 мирных граждан, повешено было 8 человек, умерло от истязаний – 73 человека и погибло советских военнопленных 25 196 человек.С января 1943 года по 30 апреля месяца 1945 года ГЮНШЕ, как преданный фашист, служил в должности личного адъютанта Гитлера при Верховной ставке и в марте и апреле месяцах 1945 года, совмещая, выполнял должность коменданта имперской канцелярии.Являясь личным адъютантом Гитлера, ГЮНШЕ принимал участие на всех совещаниях, проводимых Гитлером по вопросам ведения войны против СССР и миролюбивых демократических народов. По указанию Гитлера ГЮНШЕ как адъютант выполнял отдельные его поручения и приказы преступного характера.[…]На основании изложенного Военный трибунал признал виновным ГЮНШЕ в преступлении по ст. 1 Указа от 19-го апреля 1943 года, руководствуясь ст. ст. 319 и 320 УПКПРИГОВОРИЛ:ГЮНШЕ Отто Герман, на основании ст. 1-й Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19/IV-1943 года и в соответствии со ст. 2 Указа от 26/V-1947 года «Об отмене смертной казни» – к лишению свободы с отбытием ИТЛ сроком на ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ (25) лет.Срок отбытия наказания ГЮНШЕ исчислять с 6/IV-1950 года.
Отто Гюнше тогда исполнилось тридцать два года, и он уже пять лет в советском плену. На фотографии, сопровождающей судебный приговор, – рано состарившийся осунувшийся человек, но его взгляд по-прежнему жесткий, почти угрожающий, как вызов, брошенный советским властям. Хочет ли офицер СС всем своим видом показать, что ему и так все ясно? Что он считает весь этот суд всего лишь маскарадом и что он не сомневается в его исходе?
Быть приговоренным к двадцати пяти годам лагерей, не ху-же ли это, чем смертная казнь? Как можно пережить такой гулаговский приговор? В каком физическом и психическом состоянии после него выходят? Гюнше исполнится пятьдесят семь лет, когда он закончит отбывать наказание. Бывший приближенный Гитлера не может смириться с такой перспективой каторжного существования. «Приговор может быть обжалован в кассационном порядке в Военном трибунале войск МВД Московского округа», – сообщается в письменной форме. У него на это есть семьдесят два часа. Через несколько страниц мы находим результат его обращения. 21 октября 1950 года, то есть через пять месяцев после судебного процесса, Гюнше вновь предстает перед судьями военного трибунала.
Справка из следственного дела по поводу двойника Гитлера. (Из архивов ГА РФ).
Вот фрагмент из протокола заседания трибунала.
В своей кассационной жалобе Гюнше, ссылаясь на то, что он преступлений не совершал, приговор просит отменить.Не усматривая по обстоятельствам дела оснований к отмене или изменению приговора,ОПРЕДЕЛИЛ:Приговор в отношении осужденного Гюнше Отто Герман оставить в силе, а его кассационную жалобу – без удовлетворения.
Смерть, депортация, тяжелые тюремные условия. Приняв решение бежать из бункера Гитлера, штурмбаннфюрер (майор) СС Гюнше был ко всему этому готов. Но он, конечно, не ожидал таких мер, какие Сталин принял по отношению к лицам, наиболее приближенным к фюреру.
1 мая 1945 года, в фюрербункере, Генерал Кребс потерпел провал. Попытка установить контакты с советским генштабом, предпринятая накануне вечером, не увенчалась успехом. Надежда на прекращение огня улетучилась. Русские требуют безоговорочной капитуляции. Конец близок и неизбежен для последних обитателей имперского бункера. Целыми днями каждый из них готовится к невозможному: к бегству. Было около 22 часов, когда первая группа предпринимает отчаянную и безнадежную попытку бежать. Гюнше в их числе.
В той же группе обе секретарши и диетолог Гитлера, а также секретарша Бормана. Их сопровождает сотня солдат. Всю ночь они тщетно пытаются прорваться за советскую линию окружения. Утром 2 мая они находят убежище в погребе пивоварни на Шёнхаузской аллее, в самом центре города. Никто из беглецов не знает, что комендант немецких войск Берлина генерал Вейдлинг уже отдал приказ о капитуляции. Днем советские солдаты окружили пивоварню. «Война закончена. Ваш комендант подписал приказ прекратить военные действия», – кричат они. Гюнше, да и другие немецкие офицеры колеблются. Но они вынуждены признать очевидное: боевые действия действительно прекратились, у них больше нет выбора.
Прежде чем сдаться в плен, немецкие офицеры помогают двум секретаршам Гитлера Герде Кристиан и Траудль Юнге, его кухарке Констанце Манциарли и Эльзе Крюгер, секретарше Бормана, незаметно покинуть укрытие. Для молодых женщин подойдет все, что угодно, лишь бы не попасть в руки советских солдат. Ведь Гитлер предупредил их, что те их обязательно изнасилуют. Герда Кристиан доберется до Баварии, где она будет арестована американцами в марте 1946 года. Траудль Юнге после долгого скитания по Германии вернется и будет скрываться в Берлине, пока в начале июня 1945 года ее не арестуют красноармейцы. Констанца Манциарли так никогда и не будет обнаружена. Герда Кристиан утверждает, что видела, как ее арестовали советские солдаты 2 мая 1945 года. До сегодняшнего дня не обнаружено никаких свидетельств об этой женщине, зарегистрированных в российских архивах. Что касается Эльзы Крюгер, то она окажется в руках англичан.
Было 22 часа 2 мая 1945 года, когда Гюнше сдался без боя.
Начинаются допросы. Очень скоро его статус штурмбаннфюрера СС и принадлежность к личной службе Гитлера обеспечат ему особое отношение. Гюнше передают в ведение Народного комиссариата внутренних дел, НКВД. Этот государственный орган объединяет в себе полицейские функции внутри страны, управляет гулагами и секретными внутренними службами. Показания Гюнше дает непосредственно генералу Кобулову, заместителю начальника Государственного управления по делам военнопленных и интернированных (ГУПВИ), и подполковнику Парпарову, начальнику его оперативного отдела. На допросе 18 и 19 мая 1945 года он объявил им, что Гитлер выстрелил себе в голову. Ох, какая это неудобная информация для советских спецслужб, поскольку она ставит под сомнение гипотезу о самоубийстве ядом. Гипотезу, официально установленную и поддерживаемую генерал-лейтенантом Смерша Александром Вадисом.
«Штурмбаннфюрер Линге стоял перед дверью у входа в бункер, рядом с дверью кабинета Гитлера. Около 16 часов 30 апреля 1945 года он услышал выстрел». Показания Гюнше записывают точно так, как он их формулирует, без излишеств и интерпретаций. Кобулов и Парпаров скрупулезно фиксируют каждое его заявление. То, что они слышат, их удивляет и одновременно радует. Ведь теперь они имеют на руках то, что может ниспровергнуть их коллег и соперников из Смерша. Оба они люди Лаврентия Берии, зловещего руководителя НКВД. Сам Берия обречен на смертельную ненависть к Смершу и его руководителю генералу Абакумову. Хозяин НКВД опасается этой секретной службы, выходящей из-под его контроля. Потому что хотя официально Смерш и подчиняется НКВД, но фактически Абакумов сам докладывает Сталину, минуя его, Берию. Конкуренция между советскими спецслужбами не может длиться бесконечно. Сталинский режим оставит только самую эффективную, лучшую. И Берия твердо решил остаться лучшим.
В мае 1945 года Лаврентию Павловичу Берии исполнилось сорок шесть лет.
Будучи плодом русской революции, как и Сталин, уроженец Грузии, он находится на пике своей карьеры. С его притворно сладкими интонациями мелкого чиновника и нелепым пенсне, он производит впечатление человека благодушного. Тем не менее… он заместитель Сталина в правительстве, один из членов Государственного комитета по обороне и, в придачу к службе внутренней безопасности, руководит внешней разведкой. Берию ненавидят, презирают, но больше боятся. Жестокий, безжалостный садист, порочный, психопат, алкоголик, – страшные определения «главного надсмотрщика» сталинского режима не совсем лишены оснований, но их нюансы требуется раскрыть.
Правда то, что он обладает несомненным талантом руководить пытками, а то и лично пытать самых непокорных заключенных. Верно и то, что у него не дрогнула рука подписать в 1941–1944 годах приказы о депортации «виновных народов», то есть почти миллиона советских граждан из числа национальных меньшинств (чеченцев, ингушей, поволжских немцев, крымских татар…). Сталин подозревал их в сотрудничестве с нацистами. НКВД в нечеловеческих условиях отправит их в Сибирь и Среднюю Азию. Через четыре года после депортации их смертность составляет 20 %. Около 200 000 человек не выдержали такого сурового испытания. Он не моргнув глазом взял на себя решение об уничтожении более 25 000 польских офицеров в Катынском лесу в 1940 году.
Никита Хрущёв скажет, что для достижения вершин власти в СССР он «рвался к ней напролом, шел наверх, буквально ступая по трупам». Но если Берию можно по праву считать монстром, тем не менее он был политическим деятелем, обладающим феноменальным инстинктом самосохранения. Он очень скоро понял, что быть грузином, как и Сталин, и быть ему до болезненности преданным, вовсе не делает его неприкасаемым. Он в любой момент может быть устранен из системы. Разве не Сталин так любил повторять, что в спецслужбах есть только два варианта: «продвижение по службе или расстрельный взвод». Эта фраза будет неотступно свербеть у него в голове, когда он станет замечать быстрое продвижение своего бывшего подчиненного генерала Абакумова.
В Викторе Семёновиче Абакумове его раздражало все. Глава Смерша был моложе его на девять лет, коренной москвич, внешность победителя и откровенный глубокий взгляд, шапка черных как смоль волос, широкие плечи, а форму носит как герой, каких прославляет советская пропаганда. Полная противоположность – Берия, неотесанный сын жалких грузинских крестьян. Короткий (Абакумов на голову выше него), почти лысый, близорукий, со склонностью к полноте – вот портрет того, кого Сталин часто в шутку называл «своим Гиммлером», имея в виду Генриха Гиммлера, исполнителя мерзких деяний Гитлера. Нет, внешне он явно проигрывает рядом со своим прямым конкурентом.
Поступив в спецотряд Красной армии в возрасте тринадцати лет, Абакумов постепенно поднимается по военной карьерной лестнице, а затем поступает в спецслужбу. Там он становится специалистом по наблюдению за внутренними врагами. Технологии тайного прослушивания не составляют для него никакого секрета. Берия не замедлил обратить внимание на такого блестящего сотрудника. В 1938 году он быстро продвигает его по карьере в НКВД и назначает одним из своих заместителей. Тогда он надеется сделать из него исполнительного подчиненного. Так бы и было, если бы не Сталин, который вырвет его из когтей Берии и выдвинет его в 1943 году на пост начальника контрразведки Смерша. Отныне Абакумов становится для главы НКВД опасным конкурентом и, следовательно, смертельным врагом.
Имея в составе своей службы десятки тысяч мужчин и женщин, Берия гордится тем, что он знает все, что происходит в стране. А вскоре, благодаря окончательной победе над нацистской Германией, и в большей части Европы. Так что вполне естественно, что ничто из того, что происходит в Берлине, не ускользает от него, даже если он и находится в Москве, на расстоянии 2000 километров от него. Об обнаружении там предполагаемого трупа Гитлера он узнал почти мгновенно. Заслуга в этом открытии приписывается команде Смерша. Для Берии угроза со стороны Абакумова становится еще более зримой. На карту поставлена его должность. К счастью, с арестом этого Гюнше появился отличный козырь. Благодаря этому громиле из СС с квадратной челюстью, с этим убийцей евреев и коммунистов, Берия еще докажет Сталину, что он по-прежнему незаменим.
«Как Гитлер покончил с собой?» – спрашивают Гюнше представители Кобулова и Парпарова.
«Как сообщил Линге, Гитлер выстрелил себе в голову».
Переводчик, присутствующий на допросе, имеет строгое указание переводить дословно, чтобы как можно более точно передать показания пленного. Ему напоминают, что в случае ошибки ему грозит тюремное заключение в сибирском спецлагере.
Без всякого видимого волнения Гюнше сообщает, что самоубийство немецкого диктатора произошло незадолго до 16 часов 30 апреля.
Вопрос: Когда Вы впервые вошли в комнату, где произошло самоубийство? И что Вы увидели?
Ответ: Я вошел в комнату в 16 часов 45 минут. Я увидел, что ковер на полу слегка сдвинулся и что было пятно крови. На столе стояло несколько маленьких коробочек с ампулами яда. На диване, у стены, рядом с дверью стояла пара ботинок. Рядом с диваном на полу лежали два пистолета. Один калибра 7,65 мм и другой 6,35 мм. Эти пистолеты были подарены Гитлеру человеком Аксмана [Артур Аксман, глава молодежной организации Рейха Гитлерюгенд. – Прим. авт.], имя которого я не знаю. В прихожей, где лежал труп Гитлера, можно было почувствовать очень сильный запах миндаля.
Кто говорит правду? Гюнше с его версией от пули? Или Смерш, который уверяет, что Гитлер убил себя цианидом? Если только все это не грандиозный обман, а на самом деле Гитлер жив и здоров.
Берия уже мало что понимает. Начальник Смерша Абакумов передал ему доклад, в котором пришел к выводу, что Гитлер отравился. Доклад ему, а не Сталину. Абакумов все-таки соблюдает иерархию. Но вдруг это некий прием, чтобы вовлечь Берию в это следствие, повязать их друг с другом перед лицом возможных упреков от «отца народа»? И новой чисткой в секретных службах?
Сталин не тот человек, который легко доверяет. Но и не тот, который легко прощает. Победа над нацистской Германией укрепила его власть и усилила популярность в Советском Союзе. На международной арене он теперь также считается одним из сильнейших представителей складывающегося нового мирового порядка. Даже если у многих он вызывает не столько восхищение, сколько страх. Ему это неважно. Ведь он так талантливо умеет играть на страхе.
Во время войны он показал, что все обязаны подчиняться его даже самым суровым решениям. Никто не может от них уклониться. Даже его собственная семья. Его старшему сыну Якову было тридцать четыре года в 1941 году, когда ему приказывают вступить в ряды Красной армии и отправиться на фронт воевать с нацистами. Он захвачен в плен уже 16 июля 1941 года.
Его сестра Светлана много лет спустя рассказывала об этом трагическом эпизоде. «Мой брат не был большим воином. Он был слишком добр для этого. Он ушел на войну, потому что этого хотел наш отец. Когда он попал в немецкий плен, нацистский режим страшно унизил его. Его возили по Германии и представляли как зверя из бродячего цирка. Подумать только, сын Сталина! Это просто идеально подходило нацистской пропаганде. В конце января 1943 года в Сталинграде нашими войсками был взят в плен фельдмаршал Паулюс. Немцы думали, что мой отец согласится обменять его на Якова. Они плохо его знали». В конце концов, старший сын Сталина погибнет всего через несколько недель, 14 апреля 1943 года, в лагере для военнопленных в Германии.
Послание хозяина Кремля понятно: никаких поблажек ни для кого. Впрочем, он уже предусмотрел, что если бы Яков выжил или даже если бы он сбежал, его бы все равно отправили в Сибирь в специальный лагерь. «Так поступали с советскими военными, прошедшими немецкие лагеря для военнопленных, – свидетельствует Светлана Сталина. – Им не доверяли».
И Абакумов, и Берия помнили, как сложилась судьба Якова. Они знают непримиримость и жестокость своего хозяина. Им известно о его болезненной паранойи. Малейшая ошибка с их стороны может оказаться роковой. И понятно, что отчет о смерти Гитлера содержит ошибки или, по крайней мере, некоторые недомолвки. В конце мая 1945 года Берия уверен в этом. Начальник НКВД перечитывает тринадцать страниц допроса эсэсовца Гюнше, проведенного его людьми 18 и 19 мая 1945 года. Надо ли предупреждать об этом Сталина? И посеять сомнение в его сознании? Нет ничего опаснее этого. Берия выбирает благоразумие. Предельную осторожность. Он оставляет у себя материалы, собранные его сотрудниками, и довольствуется тем, что передает папку с делом Сталину без малейших замечаний и комментариев. Ни положительных, ни отрицательных.
22 мая 1945 года у Сталина в руках отчет Смерша. Для Кремля это означает официальное признание смерти Гитлера.
Со своей стороны Гюнше только начинает догадываться, что он не выйдет из оков спецслужб. Его переводят из Берлина в Москву. В Управление особой тюрьмы на Лубянке, находящейся под контролем НКВД.
Та самая Лубянка, где нам показывали предполагаемые зубы Гитлера. Мы были тогда на третьем этаже. Допросы пленных СС проводились на первом или втором этажах. Мы не можем удержаться от того, чтобы не задать себе вопрос: достигали ли их хрипы той комнаты, где мы находились. По мере того как мы продвигаемся в нашем расследовании, нас не покидает леденящее душу ощущение, что вокруг нас пробуждаются призраки из далекого прошлого. Столько крови, слез, жестокости, бесчеловечности – мрачный ореол сопровождает нас в наших поисках. Правда по делу Гитлера еще и сегодня окутана гадким туманом тайны под предлогом государственной тайны, борьбы за геополитическое влияние. Прошло уже семьдесят лет, а вопрос остается чувствительным, щепетильным. Перестанет ли когда-нибудь призрак Гитлера неотступно преследовать Запад?
Так я размышлял, просматривая папку по делу Гюнше в кабинете заместителя директора Российского государственного военного архива. Лана приоткрыла дверь и быстро заглянула в коридор. Ни звука. Здание словно уснуло. Мы можем продолжать копаться в секретных документах. Я хватаю другую папку. Опять немецкий офицер. Я мучительно расшифровываю его имя: Раттенхубер, Йоганнес.
Личное дело заключенного, заведенное советской военной юстицией на генерала СС Йоганна Раттенхубера (Российский государственный военный архив).
Нет, не Йоганнес, а Йоганн. Я рассматриваю фотографии мужчины зрелого возраста, волосы почти полностью седые, он все еще в немецком мундире. Снимок, вероятно, был сделан сразу через несколько часов после его захвата, в начале мая 1945 года. Он прямо держит голову, неподвижный холодный взгляд, этот военный явно привык командовать и выполнять приказы.
Через несколько страниц я нахожу другие снимки. Неужели это тот же самый человек? Фотография датируется 1950-ми годами. Это уже не просто старик, а бледная копия гордого немецкого офицера, каким он некогда был. Изможденное лицо, почерневшая от морозов кожа, клочковатая щетина на впалых щеках, волосы, словно срезанные серпом. Кем он был? Я прошу Лану покинуть ее наблюдательный пост у двери, чтобы перевести мне документы. Его биография растянулась на несколько страниц.
Военное досье на Йоганна Раттенхубера, ответственного за безопасность Гитлера (Российский государственный военный архив).
РАТТЕНХУБЕР Йоганн, 1897 года рождения, уроженец городка Оберхахинг (Бавария), гражданин Германии……После захвата власти в Германии Гитлером Раттенхубер в 1933 году был назначен адъютантом главы гестапо фашиста Гиммлера, а затем, в том же, 1933 году, был назначен на должность начальника личной гвардии Гитлера, реорганизованной в 1934 году в так называемую имперскую службу безопасности……В период преступной войны гитлеровской Германии против Советского Союза Раттенхубер со своими подчиненными обеспечивали безопасность поездов Гитлера, идущих на советско-германский фронт в 1941–1943 годах, когда Гитлер вместе со своим генеральским корпусом разрабатывал планы порабощения и истребления советских людей.Во время заседания суда обвиняемый Раттенхубер признал себя виновным по этим пунктам обвинения и сослался на тот факт, что он только исполнял приказы вышестоящего начальства.
Аргумент «просто выполнял приказы» во время судебных процессов использовали и другие нацисты. В частности, Адольф Эйхман, высокопоставленный чиновник СС, ответственный за проведение «окончательного решения» по истреблению евреев Европы. Такое оправдание систематически отвергается, что и тут делают советские судьи.
Довод обвиняемого о том, что в своей практической деятельности он якобы руководствовался приказами, является оскорбительным, учитывая то, что сам Раттенхубер занимал высокие посты в «Имперской службе безопасности» при фашистском правительстве Германии и в преступной организации СС. В своей преступной деятельности он проявлял усердие и личную инициативу, за что был награжден фашистскими руководителями.
В результате получается, что Раттенхубер обречен. Но на сколько лет?
Лана пальцем водит по строчкам документа, чтобы дойти до приговора. Двадцать пять лет! Как Гюнше. В «исправительно-трудовых лагерях». И добавлено, что все, что было у Раттенхубера во время ареста, конфисковано.
Я внимательно слушаю, как Лана переводит. Вдруг она останавливается и широко открывает глаза от удивления. Что она прочитала, что ее так поразило? Она повторяет вслух отрывок из судебного решения, который раньше от нее ускользнул.
…Помимо личных признаний подсудимого, его вина была подтверждена в ходе судебного заседания свидетельствами: Экольда, Монке, Менгерсхаузена…
Менгерсхаузен, тот самый эсэсовец, который, по словам Смерша, указал советским солдатам, где лежит труп Гитлера.
«А, Раттенхубер! Это важная деталь в деле Гитлера», – Владимир заставил нас чуть ли не подпрыгнуть. Он совершенно бесшумно вернулся в комнату. Смотрит на нас с Ланой, гордясь произведенным эффектом. А у нас вид детей, которых застали с пальцами, еще вымазанными вареньем. Он, кажется, не удивился и даже повеселел от нашего смущения.
«Раттенхубер был генералом, очень близким к Гитлеру, ответственным за его безопасность. Эти документы, вам нельзя их фотографировать. Смотреть, почему бы и нет, но не больше», – ворчит он. Лана смотрит на него умоляющим взглядом и щебечет что-то, смысл чего я не могу уловить. Она умудрилась попасть в точку, если судить по улыбке, озарившей лицо Владимира. Все заканчивается тем, что заместитель директора бросает на стол папки, за которыми он ходил.
Есть фигуры поважнее, чем Раттенхубер, и Владимир уверен в этом. Еще три ключевые фигуры. «Линге, его камердинер…» – начинает он, придвинув к нам картонную папку. Он открывает другую, надевает очки для чтения: «Это Баур, его личный пилот. Держите…» Теперь все дела военной юстиции перед нами. «С Гюнше, адъютантом Гитлера, у вас есть все!»
Это те люди или, во всяком случае, их свидетельства, заставили Сталина усомниться? Это из-за них тайна Гитлера будет сохраняться в течение многих лет?
Все они находились на личной службе Гитлера, и все они были свидетелями падения фюрербункера. Все они попали в руки советских следователей.
Линге, камердинер (Российский государственный военный архив).
Баур, летчик (Российский государственный военный архив).
Гюнше, адъютант (Российский государственный военный архив).
Их допросы, заключение в специальных лагерях – все зафиксировано документально. Вот теперь, когда мы обладаем материалами из ГА РФ, документами, переданными ФСБ, а теперь и этими новыми свидетельствами – у нас есть из чего сложить пазл. В этот момент нам кажется несомненным то, что Сталин, конечно же, знал все – и в мельчайших подробностях – о последних мгновениях фюрера. Однако перед союзниками он будет постоянно делать вид, что его войска так и не обнаружили Гитлера.
Назад: Берлин, 2 мая 1945 года
Дальше: Москва, май 1945 года
