Берлин практически окружен. Расположенный в юго-восточном пригороде аэропорт Шёнефельд пал. Жуков и Конев форсируют наступление. От исхода этой битвы зависит их карьера. Выиграет тот, кто первым возьмет Берлин и захватит Гитлера.

Каждый час тысячи немцев гибнут под бомбежками советских войск. В основном это гражданские лица, женщины и дети, оказавшиеся в берлинской ловушке. В немецкой армии расширяют возрастной ценз для призыва на службу. Мобилизованы подростки и пенсионеры, которых тут же посылают на это апокалипсическое поле битвы.

Отказ воевать или желание сдаться русским, чтобы положить конец этой обреченной на поражение войне, означает не менее трагический финал. Группы нацистских фанатиков днем и ночью бродят по улицам Берлина в поисках «предателей», чтобы расстрелять их или повесить публично.

Надежно укрытый в своей маленькой комнате в фюрербункере, Геббельс переполнен энергией. Столица Рейха вот-вот падет, а министр пропаганды все множит свои бредовые и грозные сообщения. Он призывает всех берлинцев, здоровых или раненых, прийти и пополнить собой ряды нацистских бойцов. Те, кто колеблется, – это «сукины дети». В свою очередь, немецкое радио непрерывно распространяет такие сообщения: «Фюрер думает за вас, вы должны только выполнять приказы!» или: «Фюрер – это Германия».

Ежедневная нацистская газета «Панцер Бар» (в переводе с немецкого «Бронированный медведь», со ссылкой на медведя, историческую эмблему Берлина) 24 апреля 1945 года публикует на первой странице обращение Гитлера, которое станет его последним публичным выступлением.

«Помните:

Кто поддерживает или хотя бы просто одобряет распоряжения, ослабляющие наше упорство, тот предатель! Его надо немедленно приговорить к расстрелу или повешению».

Почти в 10 метрах под землей Гитлер и те последние из его близкого окружения, кто сохранил ему верность, даже представить себе не могут, в каком аду живут берлинцы. И не зря они не решаются выйти на поверхность. Только эсэсовцы, отвечающие за безопасность бомбоубежища и его обитателей, имеют сношение с внешним миром. Но их мнение о происходящем никто никогда не спрашивал, впрочем, и им самим даже в голову не приходит доложить об этом фюреру. Что касается попытки покинуть убежище, то даже эти закаленные воины вздрагивают при одной только мысли об этом.

С 20 апреля военное положение объявлено по всему Берлину. Рохус Миш, телефонист бункера, не скрывает своей тревоги: «Я боялся, что меня арестует гестапо, если поймает на развалинах города […] Мы с Хентшелем (его коллега по телефонной станции бункера. – Прим. авт.) были уверены, что тайная полиция убьет нас, если когда-нибудь захватит».

Фюрербункер с каждым часом все больше превращается в могилу для своих обитателей.

Тем не менее жизнь постепенно как-то налаживается в толстых железобетонных стенах бункера. Ежедневно и монотонно одна скверная новость приходит на смену другой. Близится последний акт всей этой гитлеровской трагедии. В ней участвуют всего-то несколько десятков актеров, но свои роли они играют с нелепым совершенством. Жалкая фауна цепляется за жизнь в микрокосме агонизирующего Третьего рейха. Есть военные, убежденные в том, что слепое повиновение вождю освобождает их от всякой ответственности, есть политики, которых объединяет взаимная ненависть, а есть молодое поколение немцев, воспитанных в нацистской идеологии со школьной скамьи, а теперь обреченных на гибель. Только Гитлеру еще удается как-то сплотить этих мужчин и женщин, находящихся на грани срыва. И не дать им поубивать друг друга.

Если кое-кто уже начинает поддаваться сомнениям, то большинство продолжает слепо поклоняться фюреру. Уж он-то все просчитал, предусмотрел, организовал, думают они. Ведь все эти многочисленные поражения не что иное, как ловушка, чтобы заманить в нее Красную армию и прихлопнуть. И это неизбежно.

Доказательство тому – это то, как спокойно держится Гитлер. Он играет со своей немецкой овчаркой, знаменитой Блонди. У нее только что появились щенки. Щенки тявкают и бегают по коридорам, переполненным сапогами и касками. Впрочем, почти весь бункер превратился уже в некое подобие детского сада с тех пор, как Геббельс попросил свою жену, гордую блондинку Магду, присоединиться к нему с их шестью детьми. Для них нашли место в верхнем бункере, «предбункере». Сам Йозеф Геббельс живет в святая святых, в главном бункере. Всего лишь в нескольких метрах от своих дорогих детишек. А это Хельга, двенадцать лет, Хильдегард, одиннадцать, Хельмут, девяти лет, Хольдина – восемь лет, Хедвиг – семь и Хайдрун – всего четыре года. Все они носят имена, начинающиеся с немецкой буквы Н с той, с которой начинается имя Гитлера. Хотя это лишь минимум того, что смогли сделать супруги Геббельс для своего фюрера.

Как могут дети в возрасте от четырех до двенадцати лет приятно проводить время в бункере, который бомбят день и ночь? Они играют. Они ссорятся. Они с громким криком врываются то в одну, то в другую комнату. Иногда солдаты читают им нотации и выпроваживают из зала военного совета. Другие разучивают с ними песни, но, конечно, такие, которые прославляют того, кого они ласково называют «дядя фюрер». Кажется, что дети чувствуют себя спокойно. Грохот бомб, от которых сотрясаются железобетонные конструкции, – ко всему этому они быстро привыкли.

Гораздо быстрее, чем взрослые, к примеру, личный врач Гитлера доктор Морелль. Этот тучный неопрятный шарлатан с тяжелым взглядом буквально умирает от испуга. Его терпение подходит к концу, сердце, как уверяет он, больше не в силах выносить советские артобстрелы. Он умоляет дать ему разрешение покинуть бункер и получает его.

А маленьких Геббельсов только забавляет суровый и встревоженный вид окружающих их эсэсовцев. По своей наивности они представить себе не могут, что их «дядя фюрер» может обманывать. Не сказал ли он им недавно, что скоро придут добрые солдаты и прогонят злых русских домой. И что с завтрашнего дня им разрешат играть в саду, на открытом воздухе.

Магда Геббельс тоже пытается занять себя чем-нибудь. В облике этой нацистки есть что-то вагнеровское. Она делает все, чтобы не сорваться. Ей сорок три года, и она давно уже больше не верит бредовым россказням, которые выдает ее супруг. Неизбежная победа, предвидения фюрера, нет, она больше не притворяется, что верит во все это. Она быстро осознала, что бункер станет ее могилой и могилой для ее детей. Чтобы не потерять рассудок, она ищет себе какое-нибудь занятие. Скоро находит. Она начинает с одержимостью примерной домохозяйки поддерживать чистоту и аккуратность одежды своих детей.

Подобная прилежность может показаться абсурдной в такие драматические моменты, но это как бы возвращает ее в мир живых. По образу Валькирий, столь дорогих для впечатлительной нацистки, она согласна принять трагический конец, который поглотит и всю ее семью. Она убеждает себя, что если Третий рейх должен погибнуть, она готова погибнуть вместе с ним и уберечь своих детей от жизни в мире, где не будет нацизма. Ее парализует только один страх, страх быть убитой слишком рано. Слишком рано, чтобы не суметь самой лишить жизни своих дорогих малышей. Или, что еще хуже, потерять мужество в последний момент и не найти в себе силы для шестикратного детоубийства, которое она обязана совершить.

Постоянно, глядя безумным взглядом на всех, кто окружает ее в бункере, она словно умоляет их о помощи, о поддержке. Помочь ей убить своих детей, когда пробьет для этого час.