Я радовалась, как дитя, когда ожили деревья. Потому что почувствовала себя в Средиземье, среди энтов.

Я радовалась, как дитя, когда пулемет послушно уложил в пыль мишени, установленные Степаном возле леса. Потому что поняла – мне под силу управляться с этим тяжеленным оружием.

И я радовалась, как дитя, когда услышала, что разведчики Белых уходят в лес, удаляясь от особняка и от меня... Потому что не хотела убивать...

И хотя я понимала, что убивать мне сегодня придется, я очень не хотела этого. Во время Прорывов все было по-другому. Тогда я еще толком не понимала, что меня ждет, считала, что Игра – это действительно игра. Что впереди удивительные страны и интересные приключения, о которых я читала только в книгах или слышала от папы.

Моя мама умерла при родах, я жила с бабушкой и отцом, который часто ездил по всему свету, привозя ворох самых разнообразных историй. Открыв рот, я слушала его рассказы, остро жалея, что меня там не было. Но в то время состояние здоровья мешало мне ездить с ним, и я восполняла свою страсть к путешествиям, читая книги или просматривая фильмы о жарких экзотических странах, непрерывно фантазируя, представляя себя на месте героев.

«Моя больнушка» – так ласково называл меня отец, а я обижалась, хотя это было чистой правдой. Я действительно росла очень слабым ребенком. Слишком хрупкая для своих лет, слабые кости, проблемы с кровью... На физкультуру я почти и не ходила, исправно таская физруку кипу справок.

Выправляться я стала только в подростковом возрасте, но к двадцати все равно выглядела на четырнадцать. Что поделать, такая уж конституция. Особо по поводу своего организма я не переживала. Ну, подумаешь, болезненная, ну и что. Ну да, бледненькая, маленькая, нескладная, но не всем же быть моделями. Зато я занималась творчеством, сочиняя вполне приличные стихи.

Когда умер папа, мир для меня просто рухнул. Я жила с бабушкой, чувствуя себя призрачной тенью, неприкаянным привидением, опутанным с ног до головы тяжелыми цепями. Года два я не могла прийти в себя, завязнув в меланхолии, но потом я встретила парня, который помог мне вновь почувствовать вкус жизни.

Я сложный человек, со мной непросто, поэтому мы, в конце концов, расстались, но я до сих пор благодарна ему хотя бы за то, что он не дал мне сойти с ума, подсказав выход. Заполняя пустоту внутри, я, по его совету, каждый день сочиняла, лихорадочно записывая приходящие в голову рифмы, плетя стихотворный узор, стараясь выразить в своих почеркушках все эмоции, обуревающие меня в тот момент.

Творчество стало для меня отдушиной, в нем я находила себя, раз за разом выплескивая на страницы блокнота частички своей души. Я стеснялась показывать свои сочинения друзьям, пока однажды, здорово захмелев на институтской вечеринке, не продекламировала вслух одно из своих стихотворений. К моему изумлению, сокурсники приняли его более чем тепло. Гриша, наш мачо-гитарист, оттащил меня в сторону и предложил писать тексты для их студенческой группы. Я, под хмельком, согласилась.

Так до выпуска и числилась автором текстов группы «И.М.». В то же самое время Гриша обучал меня игре на гитаре, и я очень быстро влюбилась в этот чудесный инструмент. Мне нравилось перебирать струны, создавая еще и музыку, я чувствовала себя матерью, которая растит сразу двоих детей – стихи и мелодии. И я не могла определить, что мне нравится больше.

Когда я познакомилась с Толей и остальными ребятами, когда стала Пешкой, мне казалось, что я попала в сказку. Чудесную, волшебную сказку с захватывающими приключениями и обязательно – счастливым финалом. И на Прорыв я ехала с тщательно скрываемым чувством щенячьего восторга.

Все изменилось, когда погиб Элфас. Тогда я впервые поняла, что Игра смертельно опасна. А очнувшись от экстаза, я растерялась, долгое время не понимая, что делать. К счастью, рядом оказались Реджи и Леша, которые не позволили мне удариться в панику, помогли определиться с линией поведения.

А она очень проста. Играй, пока играется. Да, временами страшно, да, опасно, но разве не об этом ты мечтала всю свою жизнь, сидя за книжками или строча стихи в блокноте? Вот твой шанс.

Разве что убивать я не хотела. Умом я понимала, что Белые – это вражеские Фигуры, которые просто необходимо выбить с Доски, но...

– Как думаешь, – спросила я Степана, стоявшего возле амбразуры, – Толя сказал правду, когда отвечал Костику на вопрос о Фигурах?

Он обернулся, недоуменно подняв брови.

– Какой вопрос?

Я облокотилась на пулемет и поправила шлем.

– Ну, на сборе, когда Костя сказал, что мы будем сражаться с людьми, а Толя ответил, что они Фигуры...

Старший потер подбородок, задумавшись, и неопределенно хмыкнул.

– В целом, он, наверное, все-таки прав. Белые есть Белые. Вражеские Фигуры, противник. Почему ты спрашиваешь?

Как бы ему объяснить...

– Понимаешь... Фигуры, пришедшие к нам из других измерений, – ладно, это одно дело. Тварей надо изничтожить. Но ведь Костик, по-моему, правильно спросил о Пешках. Они же люди, с нашей Доски...

– Они Белые, Таня, – нахмурился Степан. – Их уже нельзя считать обычными людьми. Их завербовал противник, а значит, и относиться к ним следует безо всякой жалости.

– Выходит, мы тоже уже не люди?..