Дж. К., лучшему МНБ
Одна из прелестей среднего возраста заключается в том, что люди становятся чуточку добрее и милосерднее.
Это все благодаря жизненному опыту. Человек успевает пожить, через многое пройти, многому научиться – например тому, что со стороны жизнь выглядит прекрасно, а на самом деле она паршивая. Или тому, что плохое все равно случается, как бы «правильно» ты ни старался себя вести. Но главным образом тому, что нет на свете ничего надежного и вечного, – все может внезапно рухнуть, исчезнуть, испортиться.
Брак например. Любовь. И даже сам город.
Мой роман с городом начал рушиться в тот момент, когда моя собака упала замертво в переулке возле Вашингтон-сквер. Ее убил кокер-спаниель – не в буквальном смысле, технически это был «несчастный случай», однако вовсе не случайность: за день до того я наткнулась на кокера-убийцу в банке.
Пес растопырил лапы и зарычал. Хозяин – смущенный парень лет двадцати с лицом пухлым, как булочка, – нагнулся, чтобы взять его на руки, и пес тут же цапнул того за палец.
Я покачала головой: некоторые просто не созданы для того, чтобы иметь собаку, и этот парень явно один из них.
На следующее утро я поднялась в половине восьмого, похвалив себя за раннее начало дня. Я жила в доме со швейцаром, поэтому частенько выбегала без ключей и телефона.
Тем утром я вышла из дому и завернула за угол. В конце квартала мелькнуло что-то подозрительное. Так и есть – снова парень со своим кокером.
Я тут же перешла на другую сторону улицы, втайне гордясь своей предусмотрительностью.
Мой пес задержался в переулке. Тем временем парень с кокером тоже перешел дорогу и оказался на нашей стороне. Завидев нас, спаниель сразу кинулся в атаку, рванув поводок.
Все происходило как в замедленной съемке крупным планом: потертый ошейник, изношенное металлическое кольцо, взметнувшаяся пыль кожаных частиц – и пес вырывается на свободу.
Парень включил первую передачу и заковылял за псом, успев его поймать буквально в последний момент.
Я была уверена, что с моей собакой все в порядке: очередная уличная стычка, такое случается постоянно.
Внезапно поводок в руке ослаб. Я обернулась и не сразу поняла, что произошло. Мой пес лежал на боку, его трясло, из пасти вывалился огромный язык.
Тако, названный в честь персонажа из фильма «Хороший, плохой, злой» (любимый фильм мужа), умирал.
Первой моей реакцией было устроить истерику, однако я быстро поняла, что привлекать к себе внимание не лучшая тактика. И без того уже собралась толпа; все галдели, предлагали помочь, но никто не знал толком, что делать.
Понимаете, собака была крупная: ивисская борзая, двадцать девять дюймов в холке, семьдесят пять фунтов – размером с косулю. Сомневаюсь, что смогла бы его поднять, и это еще не самое страшное. Я вообще понятия не имела, что делать. Ни кошелька, ни телефона, муж в отъезде…
Наконец кто-то дозвонился до ближайшей ветеринарки, и те пообещали, что примут меня, хотя еще не открылись. Кто-то остановил такси, кто-то поднял мою собаку, а парень с кокером-убийцей промямлил:
– Мне очень жаль. Надеюсь, мой пес не убил вашего… – Он порылся в кармане, достал смятую двадцатку и насильно сунул мне в руку. – На такси.
Я села в машину, и кто-то положил рядом еще теплого Тако.
– Скорее! – поторопила я водителя.
К среднему возрасту начинаешь понимать, что жизнь не похожа на кино. В какой-нибудь мелодраме таксист бы воскликнул: «О боже! Бедный песик!» – и рванул в больницу, а блестящие нью-йоркские врачи непременно спасли бы Тако. В реальной жизни водитель не желал обременять себя всякими сложностями.
– С собаками нельзя.
– Это срочно!
– А что такое? Болеет?
– Да-да, он умирает! Прошу вас, сэр… Может, уже умер!
Это я зря сказала.
– Умер? Еще мне тут не хватало дохлых собак! Вызывайте «скорую».
– У меня нет телефона! – завизжала я.
Таксист попытался выгнать меня из машины, я уперлась, а ему не улыбалось трогать мертвого пса, так что в итоге он сдался. До Шестой авеню всего три квартала, но мы ползли в плотном трафике, и он всю дорогу костерил меня почем зря.
Я мысленно отключила звук, напомнив себе, что где-то в мире есть женщина, которой сейчас наверняка хуже. Тем более смерть любимого пса не самое плохое, что случилось со мной за последнее время.
В прошлом году умерла моя мать – еще одна неожиданная смерть. В пятьдесят – мой нынешний возраст – мама начала принимать гормональные таблетки – обычная практика для женщин в менопаузе. Как выяснилось, гормоны могут вызывать рак груди. И хотя в истории нашей семьи с обеих сторон не было случаев рака и все женщины доживали до девяноста, мама умерла в семьдесят два.
Тогда я пыталась делать вид, что все в порядке, хоть это было и не так. Выпали волосы, я перестала есть…
Понадобилось много времени, чтобы примириться с потерей. Меня поддерживали друзья и муж.
В ветеринарной клинике мне разрешили воспользоваться телефоном. К счастью, я загодя выучила наизусть пару номеров.
Муж не брал трубку. Еще нет девяти, до работы полчаса, где же он?
Через десять минут прибежала моя подруга Мэрилин (она живет в Челси). Как и я, она не успела ни душ принять, ни кофе выпить, лишь наскоро влезла в спортивный костюм. Неумытые, с нечищеными зубами, мы уставились друг на друга.
И что теперь?..
Пес умер от аневризмы – так считает врач, хотя для точного анализа понадобится вскрытие. Будем делать? Нет, не будем, ответила за меня Мэрилин.
Мой муж всегда ненавидел Тако. Может, смерть пса была своего рода знамением?
Так оно и вышло. Тогда я не знала, что мой брак похож на аневризму: смерть притаилась за углом.
Три месяца спустя, в ноябре, муж попросил развод. Это случилось на следующий день после ужасной метели. Мы тогда отдыхали в моем доме в Коннектикуте – ни воды, ни электричества. Вернуться в город вместе с мужем я, понятно, не могла; пришлось остаться – сгребать снег и растапливать в камине, чтобы хоть как-то добыть воду для туалета.
Начались судебные тяжбы. Как всегда в таких случаях, не обошлось без гадостей, однако по сравнению с остальными у нас все прошло относительно спокойно за исключением одной маленькой детали – закладной на квартиру: старую пришлось аннулировать, а новую оформить на мою фамилию.
Мне и в голову не приходило, что это может оказаться проблемой; к тому же у меня на счету было достаточно средств, чтобы выплатить закладную целиком. Клерк уверял, что все будет в порядке.
Три месяца спустя в назначенный день я вошла в его кабинет, и меня охватило недоброе предчувствие.
– Ну?
– Мне очень жаль, но таковы правила…
– Я не получу закладную, да?
– Нет, – прошептал он.
И тут меня осенило. Заполняя анкету, я всюду отметила «неправильные» галочки:
а) женщина,
б) одинокая,
в) самозанятая,
г) за пятьдесят.
Я больше не входила в демографическую статистику.
Проще говоря – меня не существует в природе.
Я стояла возле банка в полном оцепенении.
Вокруг все то же самое: бар напротив, в окнах которого виднелись пожилые завсегдатаи в свитерах; закусочная на углу, куда я захожу каждое утро; рядом винный магазин с нервным продавцом, который без умолку трещит о бейсболе, – как и я, он живет в городе больше тридцати лет.
Я перешла улицу и уставилась на свой дом. Сколько раз я проходила мимо, впервые приехав в Нью-Йорк! Мне тогда было девятнадцать, я посещала университет и «Студию 54» и уже публиковалась в подпольных газетах, наводнивших город в то время.
Я была абсолютно нищая, но это совершенно не имело значения: все вокруг казалось новым, волнительным. Я проходила мимо здания со швейцаром в униформе и белых перчатках, останавливалась полюбоваться садом – настоящим садом с цветами и высокой травой – и думала: однажды, если получится, я буду здесь жить!
Теперь я жила здесь – в угловой квартире на верхнем этаже. Кстати, в этом доме живет актер, игравший «Мужчину моей мечты». А однажды фотографию квартиры разместили на обложке «Эль Декор», и из всех моих достижений мама, опытный декоратор, больше всего гордилась именно этим.
Сейчас система меня победила. Я не только потеряю свой дом, но и стану еще одной из миллиона разводящихся женщин средних лет, которым снова придется искать несуществующего принца – и новый дом вдобавок.
Я немного всплакнула, но вдруг поняла, что слишком устала – нет сил даже плакать.
Вместо этого я позвонила Мэрилин.
– Солнце…
– Да?
– Только хотела тебе сообщить – с меня хватит.
И с этими словами я покинула Манхэттен.
В отличие от миллионов разводящихся женщин мне повезло скопить денег на пресловутый «черный день», а их к середине жизни бывает предостаточно. Показав банку средний палец, я назло им выплатила закладную, сдала квартиру и сбежала на дачу в Личфилд. Там полно места, поэтому я завела двух пуделей и занялась тем, о чем мечтала с детства: писала, что душа пожелает, и объезжала верховых лошадей.
Разумеется, меня тут же сбросил норовистый жеребец. Я сломала ногу, ковыляла по округе с палочкой, как столетняя старушка, и вовсе не была уверена, что стоит продолжать, но тут меня поддержал отец. Он напомнил, как в детстве я всегда «возвращалась в седло». Три месяца спустя я участвовала в соревновании и даже выиграла пару ленточек.
Я просыпалась утром и вдыхала тишину.
Я была счастлива.
Я не думала о прежней жизни, о Нью-Йорке и, главное – о мужчинах.
Тем не менее полгода спустя мне позвонила Тина Браун с новой идеей. Поскольку с момента развода прошло достаточно времени, она предложила мне вернуться в город и начать писать о том, каково это – ходить на свидания после пятидесяти. Можно зарегистрироваться на специальных сайтах или нанять сваху…
Тут я ее оборвала.
Нет уж!
Я не готова ходить на свидания. Даже не в этом дело – просто не хочу, и все. Тридцать пять лет я посвятила отношениям, прошла через весь цикл: влюбиться, выйти замуж, развестись. И что теперь – все по новой? Неужели это единственное, чем можно заняться в жизни? На ум приходит классическое определение сумасшествия: человек повторяет одно и то же действие, надеясь на разный результат.
Настало время выйти из этого порочного круга. Впервые за тридцать пять лет я решила обойтись без мужчин.
Причем это означает обойтись без секса. На данном отрезке своей жизни меня не интересует секс без обязательств.
Разумеется, я ни с кем это не обсуждала. Вообще тема секса – когда-то источник веселья, смущения, страха и радости – теперь всплывала редко. Друзья-одиночки не ходили на свидания, и потому им не обламывалось; замужние возились с детьми, и, полагаю, им тоже не особо перепадало… И все же время от времени, когда я объясняла очередному мужчине, почему больше не хожу на свидания, он непременно ахал: «А как же секс?» – словно я на его глазах придушила котенка.
– А что секс?
– Как ты решаешь эту проблему?
– Да никак.
– Разве тебе не нужен секс?
– А тебе? Знаешь, люди, нуждающиеся в сексе, часто принимают неверные решения. Мне приходилось видеть, как целая карьера мирового класса летела к чертям лишь потому, что человек пожелал расслабиться.
Кроме того, у меня имелась масса других занятий куда интереснее: например, готовить изысканные блюда, изучать «Инстаграм», сочинять песни… Мою лучшую подругу звали Энджи. Она недавно победила рак и теперь работала в психиатрической лечебнице – читала подросткам Шекспира. Мы много гуляли по округе, проходя мимо скульптур Колдера и дома Фрэнка Маккорта. Мобильной связи не было, так что мы часами разговаривали: о феминизме, о смысле жизни, о моих бредовых романах. Часто останавливались возле студии Артура Миллера – той самой, которую он построил собственными руками и где написал «Суровое испытание». Крошечная комнатка примерно восемь на десять футов с гладкой деревянной доской, прикрепленной к стене в качестве письменного стола. Я подходила к окну, смотрела на лес, на дорогу и думала: вот на этот вид тысячу раз любовался Артур Миллер. Что он чувствовал? Отчаяние от того, что не выходит как надо? И я мысленно возносила молитву: пусть на меня снизойдет гений Миллера, хотя бы частичка!
Ну пожа-а-а-а-алуйста…
Увы.
За время, проведенное в Коннектикуте, я написала три романа, но издателей от них откровенно тошнило. Когда я наконец отправила им рукопись, которая наверняка должна была понравиться, ее вернули с жирными зачеркиваниями на каждой странице.
Я позвонила Мэрилин с криком о помощи.
– Солнце, – сказала она, – ты там в одиночестве уже крышей поехала, вот и пишешь всякий бред.
И тут позвонил мой финансовый консультант.
По крайней мере, новости у него были хорошие: если я продам квартиру сейчас, то смогу воспользоваться налоговой льготой. Выплата закладной три года назад оказалась умным ходом: цены на недвижимость выросли, и теперь есть шанс получить прибыль с продажи. Если постараться и найти самую дешевую квартиру с одной спальней в городе, то я смогу позволить себе еще и обветшалый домик на краю бывшей рыбацкой деревни в Хэмптоне. Два года назад туда переехала Мэрилин, и с тех пор я ждала возможности к ней присоединиться.
Как и меня, город изгнал ее столь же неожиданно и необъяснимо.
Ну, не совсем. Как и мне, Мэрилин выпала череда испытаний, в результате чего ей начало казаться, что город стремится от нее избавиться – в буквальном смысле.
Сперва здание, в котором она двенадцать лет снимала квартиру, собрались сносить; затем ее клиент переехал в Лос-Анджелес, и, наконец, ее собаке потребовалась дорогостоящая операция.
Была зима, и Мэрилин то и дело упоминала мороз: если дойти до конца пирса и раздеться, то через полчаса можно замерзнуть до смерти – так пишут в Интернете.
Это настораживало. Пятнадцать лет Мэрилин принимала прозак и пребывала в безмятежном счастье. Ей можно было спокойно признаться в самых тайных страхах без риска получить в ответ осуждение. И вот однажды холодным апрельским утром Мэрилин отправилась к психоаналитику. Тот выписал кучу рецептов и отослал ее домой. Мэрилин зашла в аптеку, купила лекарства, вернулась домой и выпила целый пузырек снотворного. Я позвонила ей на последней таблетке узнать, как все прошло; она уже засыпала, но смогла взять трубку.
Я вызвала «911».
К счастью, Мэрилин удалось спасти. В итоге она решила отдохнуть от города и уехала погостить к подруге в деревню. Сперва она собиралась остаться на неделю-другую, однако неделя превратилась месяц, месяц в два… Вскоре она подружилась с риелтором и с тех пор получала инсайдерскую информацию о недвижимости, доступной для женщины средних лет, – то есть о домах с облупившейся краской и древней канализацией, из тех, которые попросту невыгодно сносить.
Три месяца плавно перетекли в год, снова наступила зима. Однажды утром, возвращаясь с пилатеса, Сэсси поскользнулась на льду, растянула мышцу и принялась ныть: мол, город уже не тот, и как было бы здорово снова жить рядом. Так у Мэрилин возникла идея: поселиться в деревне всем вместе.
Много лет назад мы с Сэсси и Мэрилин жили в одном квартале и практически не вылезали друг от друга. Наверное оттого, что мы тогда были на пятнадцать лет моложе, те времена помнились счастливыми и волнующими. Мы наслаждались успехом; казалось, будущее позаботится о себе само. Разумеется, с тех пор многое изменилось, но мы всегда поддерживали тесную связь, даже праздники вместе отмечали, ведь у нас не было детей и прочих семейных обязательств (родители Сэсси умерли, а семья Мэрилин жила в Австралии).
В жизни часто выходит не так, как ты задумал, однако у нас, как ни странно, получилось. С помощью подруги-риелтора Мэрилин нашла дома себе и Сэсси, а теперь, если повезет, и я поселюсь рядом.
Той весной я переехала на старую ферму в полумиле от Сэсси и в полутора милях от Мэрилин. Сперва нас было всего трое, но вскоре Сэсси столкнулась с Куини, которую мы обе знали еще с юности; оказалось, она тоже живет в деревне.
В прежние времена Куини была гламурной светской девушкой – до тех пор, пока однажды не приехала навестить маму, известную художницу. Стремясь выбраться из дому, Куини отправилась в бар, встретила там местного парня, влюбилась, забеременела и после короткой двухлетней попытки развелась. С тех пор она обосновалась в деревне, поэтому знала всех в округе.
Последний ее бойфренд жил в другом штате, а у ее семнадцатилетней дочери своя жизнь, так что вскоре Куини присоединилась к нашим посиделкам. Идея женской дружбы для нее была в новинку. Она всегда обращалась к нам «девчонки» – именно так, в кавычках, словно в пятьдесят общение с одинокими женщинами нужно отделять от собственной жизни – хотя бы пунктуацией.
Пятой стала Китти.
Пятнадцать лет назад Китти нашла Мужчину Своей Мечты и счастливо растворилась в замужестве – так мы думали. Как выяснилось, она тоже внезапно развелась.
Новость шокировала всех. Китти единственная из моих подруг свято верила в настоящую любовь. И в двадцать, и в тридцать она отвергала мужчин направо и налево – все искала свою «половинку». И вот однажды Китти зашла в ближайший ресторан и села рядом с мужчиной постарше. Они разговорились. В тот вечер Китти ушла с ним, на следующий день переехала к нему, а полгода спустя они поженились.
Мы с Китти на какое-то время потеряли связь, но потом возобновили. Меня тогда поразило, до какой степени они с мужем любили друг друга. Он всем рассказывал, что жить не может без Китти, что хочет проводить время только с ней.
Помню, я завидовала. Хотелось тоже встретить настоящую любовь, но увы… Наверное, не судьба. И я никак не ожидала, что брак Китти закончится, да еще так внезапно: как-то ее муж вернулся домой с гольфа непредвиденно рано, к тому же пьяный. Обозвав Китти нехорошим словом, он протянул ей документы о разводе.
Во всяком случае, попытался.
– Ты что, сдурел? – завизжала Китти.
Уже не в первый раз она видела мужа в таком состоянии за последнее время: как и у многих в этой истории, у него имелись проблемы, однако документы оказались полной неожиданностью.
Хоть Китти и порвала их в запале, формально ничего не изменилось, включая жесткий добрачный контракт. Пришлось Китти срочно искать новое жилье. В итоге она сняла домик в нашей деревне, чтобы быть поближе к друзьям.
– И чем вы тут занимаетесь? – спросила она как-то раз.
– Ну я, например, пишу.
– А по вечерам?
– У меня свое расписание. Делаю упражнения, потом выгуливаю собак на пляже, затем ранний ужин, иногда в четыре.
– В четыре?
– Ну в шесть.
– Одна?
– Иногда с Сэсси и Мэрилин. И Куини.
– Ужин в шесть! – фыркнула Китти. – Ну что за жизнь!
И она была права.
И наконец, Тильда Тиа, одна из замужних подруг Китти, как по волшебству, переместилась к нам с юга Франции. Она недавно закончила двенадцатилетние отношения с французом и попыталась начать новую жизнь в Штатах.
И вот, собравшись на кухне у Китти, мы занялись тем же, чем и в былые времена, до мужей и детей, построения карьеры и жизненных трудностей: попытались во всем разобраться.
Почти сразу же, как и в былые времена, разговоры свелись к сексу.
– Где радость? Где возбуждение? – вопрошала Китти.
– Где мужчины? – вторила Тильда Тиа.
И глядя на их взволнованные лица, я поняла, что пришло время это выяснить.
Итак, четыре года спустя я вернулась на старые пастбища. Проезжая по мосту, ведущему на Манхэттен – одинокая белая женщина с двумя пуделями на заднем сиденье практичного внедорожника, – я задала себе неизбежный вопрос: есть ли еще секс в большом городе?