Книга: Темный рассвет
Назад: Глава 12. Истина
Дальше: Глава 14. Воссоединения

Глава 13. Заговор

Меркурио сидел в кабинете летописца Элиуса, уткнувшись носом в «КНИГИ». Отныне он мысленно называл их именно так. «КНИГИ». Прописными буквами. Жирным, нешуточным шрифтом. Кавычки, возможно, подчеркивание – он пока не решил. Но в чем он был уверен, так это в следующем: называть их «какими-то книгами» или «Какими-то книгами», или даже «КАКИМИ-ТО КНИГАМИ», все равно что отрицать, во всех смыслах, то, чем они являлись на самом деле.
Потрясающими книгами.
Невероятными книгами.
Взрывающими мозг, охренительными книгами.
«КНИГАМИ».
За последние несколько перемен хмурые складки на лбу старика стали неотъемлемой чертой его лица – настолько, что ему было даже больно менять выражение. Светло-голубые глаза внимательно изучали страницу, каждый абзац, каждое предложение, каждое слово; крючковатый, испачканный в токсинах указательный палец следовал за движением взгляда по строкам.
Меркурио как раз подходил к концу второго тома, его сердце быстрее забилось в груди.

 

Издав последний вздох, он пал. Непобедимого победили.
Мию словно ударили молотком по позвоночнику. Кровь потекла быстрее по жилам, по коже поползли мурашки, каждый нерв воспламенился. Она упала на колени, волосы развевались вокруг нее на призрачном ветру, ее тень царапала безумные, неровные каракули на полу: Мистер Добряк, Эклипс и тысяча других силуэтов вырисовывались среди линий, которые та выводила на камне. Голод внутри Мии был утолен, тоска прошла, пустота внезапно и яростно заполнилась. Отсечение. Пробуждение. Причастие, выведенное алой и черной красками. И, подняв лицо к небу, на секунду, всего на один миг, она увидела ее. Не бесконечное поле ослепительного голубого, а бездонную черноту. Черную, целостную и прекрасную.
Усеянную крошечными звездами.
Мия увидела сияющий бледный шар, нависший над ней в небесах. Почти как солнце, но не красное, не голубое, не золотое и не опаляющее свирепым жаром. Шар был призрачно-белым и отбрасывал светлое сияние и длинные тени к ее ногам.
«Многие были одним»
– Ворона! Ворона! Ворона! Ворона!
«И станут снова».

 

Меркурио откинулся на спинку стула и затянулся сигариллой.
– От этой херни с ума сойти можно, – пророкотал он.
– Требует некой мыслительной гибкости, да?
Летописец Элиус с головой ушел в работу, обтягивая ветхие и потрепанные библиотечные книги новыми обложками из кожи ручной выделки. Время от времени делая паузы, чтобы затянуться собственной сигариллой и выдохнуть облачко дыма с клубничным ароматом, он ловко орудовал иглой из блестящей могильной кости. Из-за того, что оба они нещадно дымили, воздух в кабинете можно было хоть ножом резать, а в пепельнице на резном столе из красного дерева набралась горка бездыханных окурков.
– Гибкости? – фыркнул Меркурио. – Гибкость нужна циркачам и дорогим куртизанкам, Элиус. А тут нужно что-то совсем иное.
– И многих дорогих куртизанок ты знал? – поинтересовался летописец.
Меркурио пожал плечами.
– Было дело, в молодые годы.
– Есть какие-нибудь хорошие истории? А то давненько у меня никого не было…
– Если хочешь дешевой похабщины, – Меркурио вздохнул и постучал пальцем по первой из «КНИГ», – то непристойности начинаются в первой книге, страница триста пятьдесят пять.
– О, я знаю, – летописец хихикнул. – Глава двадцать вторая.
Меркурио хмуро покосился на Элиуса.
– Ты ее читал?
– А ты нет?
– Зубы гребаной Пасти, нет! – Меркурио чуть не поперхнулся дымом от ужаса. – Она же мне как… Я не хочу думать о том, как она приобщалась к… этому.
Старик развалился в кресле и яростно затянулся сигариллой. Последние несколько перемен он изо всех сил пытался смириться с существованием «КНИГ», но это давалось ему с трудом. Чтобы не вызвать подозрения у Друзиллы и Десниц, которых она приставила тенью ходить за ним по Тихой горе, визиты в библиотеку Леди Священного Убийства были краткими – парочка сигарилл со старым летописцем, болтовня по душам, и пора на выход. Меркурио не осмеливался забрать «КНИГИ» из читальни – его комнату могли в любой момент обыскать, – поэтому он был вынужден читать их урывками. Ему только сейчас удалось добраться до конца второй части.
Было до ужаса странно читать о подвигах Мии и ее размышлениях, но страннее всего – о его собственной роли в ее истории. Изучать эти страницы было все равно что смотреть на свое отражение в черном зеркале, но не лицом к лицу, а так, словно он подпирал стекло плечом. Читая о себе, он почти чувствовал, как кто-то выглядывает из-за его спины.
– Слушай, как, ради бездны, это вообще возможно? – спросил Меркурио, поворачиваясь лицом к Элиусу. – Как эти книги могут существовать? Они рассказывают историю, которая еще не закончена. И на них мое имя, хотя я никогда не писал эту хрень.
– Именно. – Элиус кивнул на читальню за черными каменными стенами его кабинета. – Для этого и существует это место. Библиотека мертвых. Книг, которые сожгли. Или забыли с течением веков. Или книг, которым даже не дали шанса пожить. Они не существуют. И поэтому находятся здесь.
Летописец пожал худыми плечами и выдохнул дым.
– Забавное старое местечко.
На читальню Черной Матери опустилась тишина, нарушаемая лишь дальним ревом одного рассерженного книжного червя во мраке.
– Ты перечитывал вступление? – тихо поинтересовался Элиус. – Внимательно?
– Да, – буркнул Меркурио.
– Гм-м-м.
– Слушай, это ни хрена не значит.
Элиус наклонил голову, в его молочно-голубых глазах читалась жалость. Он перевернул страницы с алым обрезом к началу первой «КНИГИ» и зачитал вслух:
– «Примите к сведению, что страницы в ваших руках повествуют о девушке, которая дирижирует убийством, как маэстро – оркестром. О девушке, которая разделалась с «долго и счастливо», как пила – с кожей. Сама она уже мертва – слова, ради которых грешники и праведники отдали бы последнее, лишь бы их услышать. Республика пошла прахом. От ее руки рухнул на дно…»
– Да-да, я все это читал, – прорычал Меркурио. – Это ничего не значит.
– Это – ее история, – ласково ответил Элиус. – И так она заканчивается. «Республика пошла прахом». Это хороший конец, Меркурио. Лучше, чем многие.
– Ей восемнадцать! Она пока не заслуживает никакого конца!
– С каких пор «заслуга» имеет к этому какое-либо отношение?
Старик подкурил сигариллу крючковатыми пальцами, добавив еще одно облако серого дыма к мареву в кабинете.
– Ладно, тогда где гребаная третья часть?
– А?
– Я почти закончил вторую, – Меркурио постучал по черному волку на обложке. – И в обеих частях упоминается третья. Рождение. Жизнь. И смерть. Так где она?
Элиус пожал плечами.
– Откуда ж мне знать.
– Разве ты ее не искал?
Летописец часто заморгал.
– Зачем?
– Чтобы мы узнали, чем все закончится! Как она умрет!
– И какой от этого прок? – Элиус нахмурился.
Меркурио театрально вздохнул, встал и, опираясь на трость, зашагал по комнате.
– Если мы узнаем, к чему все идет, то, возможно, поможем ей избежать конца, о котором в этой, – его трость с глухим стуком ударила по первой «КНИГЕ», – говорится.
– Кто сказал, что ты можешь что-либо изменить?
– Ну, а кто сказал, что нет? – огрызнулся старик.
– Ты действительно хочешь узнать будущее? По мне, так это настоящее проклятье. Лучше плакать по тому, что могло бы случиться, чем по тому, что, как ты знаешь, неминуемо произойдет.
– Мы ничего не знаем!
– Мы знаем, что все истории когда-нибудь заканчиваются, мелюзга. Включая ее.
– Еще рано, – Меркурио покачал головой. – Я не позволю.
Элиус прислонился к столу и выдохнул серый дым с клубничным ароматом в миазмы над своей головой. Меркурио запустил дрожащую руку в волосы.
– Читать обо всем этом… Это кажется неправильным. Кажется…
– Слишком грандиозным? – подсказал Элиус.
– Ага.
– Все равно что быть богом, да?
Меркурио сложил хрупкие, как ветки, руки на еще более хрупкой груди. Ни разу за всю жизнь он еще не чувствовал себя таким старым.
– Ебаные боги…
– Ты тоже должен сыграть свою роль во всем этом, – сказал летописец. – Мать привела тебя сюда не без причины. Она позволила мне найти эти книги, показать их тебе, не случайно.
– Слишком уж тонкий намек, тоньше гребаного волоска, чтобы уловить его.
– Это все, что она может сделать из своей тюрьмы, – Элиус вздохнул. – Немножко тут. Немножко там. Использует всю ту жалкую силу, которой наделяют ее немногие верующие. А сейчас ей совсем тяжко. Однажды люди, управлявшие этой Церковью, поистине верили. Для тех верующих, кто создал ее столетия тому назад, Мать действительно была важна. Тут у нее была настоящая власть. Но что теперь?
– Пустые слова, – пробурчал Меркурио. – Эти стены окрашены золотом, а не алым.
– Мать делает все, что может, теми силами, что у нее есть. Но равновесие между Светом и Тьмой восстановят не руки божеств, – летописец показал на крючковатые, запачканные чернилами руки Меркурио. – А всего лишь эти.
– Я не пошевелю и гребаным пальцем, если это ускорит конец Мии.
Элиус выдохнул дым, задумчиво рассматривая Меркурио.
– Не начинай с конца, мальчик. Тебе не нужно читать всю ее биографию, чтобы понять, куда она направляется сейчас.
– Да уж. Прямиком в мир горящего дерьма.
– И потому нам лучше подготовиться к ее приходу, – Элиус пожал плечами. – Иначе можно не беспокоиться о конце ее истории. Она закончится прямо здесь. В коридорах этой горы.
– Что мы можем сделать? – рыкнул Меркурио, потирая ноющую руку. – Я на полпути к смерти, а ты уже пересек финишную черту. Ты даже не можешь выйти из этой гребаной библиотеки. Чем мы можем ей помочь?
Элиус склонился над второй «КНИГОЙ», лежавшей на столе. С небесно-голубым обрезом, волком на обложке и кожей столь черной, будто на нее не падал свет. Он облизнул палец и начал перелистывать страницы. Наконец найдя нужное место, повернул книгу к Меркурио и постучал по тексту.
Старик прищуренно изучил слова, его сердце забилось чаще. Затем посмотрел на свои сухие, старые руки.
«Такой тонкий волосок…»
– Верно. Я поговорю с ними.
В комнате разило кровью.
Древней и потрескавшейся до крошечных черных хлопьев; столько лет прошло с момента кровоизлияния, что запах ныне напоминал разве что невыполненное обещание. Старая, темная, затвердевшая до корки в трещинах между плитами. Несколько горьких капель там и сям – свернувшихся и отслоившихся, как скисшее молоко, объятых вонью гнили. Но над всем этим – густой запах с привкусом железа и соли, вплывающий через открытые двери невидимыми клубками, пропитывающий собой весь этаж…
Запах крови. Свежей, новой, спелой крови.
Глубоко в камне был вырезан треугольный бассейн, багровая жидкость в нем бурлила и шла волнами, словно поверхность моря во время бури. Стены были разрисованы алыми колдовскими символами, окружавшими карты крупных городов республики – Годсгрейв, Галанте, Кэррион-Холл, Фэрроу, Элай. Старик Меркурио видел там и другие города. Города, стертые в пыль и обращенные в руины подошвой времени. Города столь древние, что мало кто вообще помнил их названия. Но вещатель Адонай помнил.
Он стоял на коленях у вершины треугольника. Бледная, как кость, кожа, взъерошенные белые волосы, тонкая алая мантия, небрежно накинутая на гладкий торс. Кожаные штаны, сидевшие неприлично низко на талии. Босые ноги.
Перед ним стояла девушка – ноги слегка раздвинуты, спина выгибается как тонкий ствол молодого деревца под сильным дуновением ветра. С ее губ срывались тихие вздохи удовольствия, черные ресницы слегка трепетали. Она была одета в черную робу Десницы, раскрытую спереди и прилипшую к коже от крови. Из темного пореза на ее обнаженной груди стекал рубиново-алый ручеек, спускаясь к животу и ниже. В одной руке она держала окровавленный кинжал. Другую запустила в его волосы.
Вещатель Адонай стоял на коленях перед ней, держа девушку за ягодицы и вжимаясь лицом между ее бедер. Откуда-то из глубин его нутра рвались блаженные стоны, пока он причмокивал, посасывал и лизал. Его ловкий язык то появлялся, то пропадал из виду, мраморная грудь часто вздымалась, гибкое тело била дрожь. Глаза так сильно закатились, что были видны только розоватые белки. Кадык подскакивал с каждым глубоким алым глотком. В детстве Меркурио довелось увидеть, как изголодавшиеся волки разорвали на части ягненка. Звуки, с которыми они это сделали, были очень похожи на те, что издавал вещатель, пока он пил.
Ткачиха Мариэль сидела в углу комнаты и наблюдала, как кормится ее брат. Ее сгорбленная фигура скрывалась в темных складках мантии, на изуродованное лицо был низко надвинут капюшон. Из него выбивались прядки светлых, как кость, волос, а с перекошенных губ ткачихи стекала тонкая струйка слюны. Одна скрюченная рука была прижата к горлу. Другая – между ног.
Адонай оторвался от влажных от крови лепестков девушки, охая так, словно он едва не утонул. Его лицо и зубы были измазаны алым, по шее стекали красные струйки. Девушка задрожала, окровавленные пальцы ласкали лицо Адоная со всем благоговением жрицы перед ее богом. Не моля о прощении за грехи свои. Предпочитая сладкое наказание.
– Еще, – простонала она, вновь привлекая его.
– Я помешал? – спросил Меркурио.
Затуманенный взор вещателя наконец прояснился, и он с придыханием рассмеялся. По-прежнему дрожа и покачиваясь, будто пьяный, он медленно повернул голову, как слепой червь к свету. Когда он увидел Меркурио в дверях, улыбка сошла с его окровавленных губ. Взгляд наполнился злобой, на подбородке повисла длинная рубиновая слюна.
– Да, – одновременно ответили они с Мариэль.
– Ну, в таком случае не нужно было оставлять гребаную дверь открытой, – проворчал старик.
Затем проковылял в комнату, громко стуча тростью по влажному черному камню. В обители колдунов было чересчур жарко, и Меркурио знал, что обратный подъем по этим ступенькам с его больными коленями будет чистой мукой. Он потел, словно черниломан с трехпеременной ломкой. Его старые ноги дико ныли. Еще сильнее болела левая рука.
– Ступай, барышня, – сказал он истекавшей кровью девушке, которая никак не могла отдышаться.
Десница слегка прикрылась своей влажной робой. Хотя выглядела она так, будто вот-вот рухнет в обморок от потери крови, ей удалось окинуть Меркурио испепеляющим взглядом.
– Ну, – поторопил он, взмахнув тростью в сторону двери. – Вали-вали. Тут как минимум трое твоих дружков околачиваются у меня за спиной. Может, у одного из них появится идея, как вам провести время, все лучше, чем в компании этих гребаных извращенцев.
Девушка глянула на Адоная, и вещатель слабо кивнул.
– Сюда, дитя, – прошептала Мариэль, маня ее скрюченным пальцем.
Девушка неуклюже поплелась к ткачихе. Когда она приблизилась, Мариэль подняла изуродованную руку и помахала ею перед кровоточащей раной на груди Десницы. Та вздрогнула. Вздохнула. Когда она повернулась, Меркурио увидел, что глубокая ножевая рана исчезла, будто ее никогда и не было.
Старик закусил губу, невольно восхищаясь мастерством Мариэль. Хотя собственная обезображенная плоть была ей неподвластна, с чужой она управлялась, как гончар с глиной. На теле девушки не осталось ни отметины.
«Ткачиха знает свою работу».
– Восполняй силы, сладостное дитя, – прошепелявила Мариэль своими потрескавшимися, кровоточившими губами. – И тотчас возвращайся.
Бросив напоследок исполненный яда взгляд на епископа Годсгрейва, девушка поправила намокшую робу и направилась к выходу из комнаты. Когда она проходила мимо, Адонай протянул к ней руку, слишком напоенный, чтобы попрощаться с помошью слов.
Меркурио посмотрел в коридор, по которому она ушла, и увидел во мраке притаившихся двух Десниц, которых приставила к нему Друзилла. Они стояли достаточно близко, чтобы дать понять – они наблюдают. Леди Клинков наблюдает. Но им не хватало смелости войти в покои вещателя без приглашения.
Для этого нужно быть совсем уж глупыми.
Меркурио показал своим теням костяшки и захлопнул дверь прямо у них перед носом.
Адонай поднялся и провел измазанной кровью рукой по волосам, запрокинув голову назад, будто та стала слишком тяжелой. Его мантия соскользнула с плеч, и Меркурио увидел под ней рельефные мышцы. Вещатель выглядел, как статуя на постаменте у Сенатского Дома. Выточенным из камня руками самого Всевидящего. Но Меркурио знал, что Аа тут ни при чем – это руки сестры наградили крововещателя невероятным совершенством. И какой бы силой ни владели колдуны, это всегда казалось ему абсолютно ненормальным.
Адонай наконец обрел дар речи, его глаза засверкали алым.
– Чаятельно, лихие времена настали, или епископ совсем разум потерял, ежели тревожит крововещателя в час трапезы.
Меркурио встал у основания треугольника, глядя на Адоная над кровавым бассейном.
– Ну? – потребовал вещатель. – Молви, аще есть что.
Меркурио показал тростью на пах колдуна.
– Просто жду, пока напряжение спадет. Зрелище впечатляет, конечно, но немного отвлекает.
– Волишь с нами свары, Меркурио? – Мариэль поднялась со стула и встала рядом с братом. – Неужто устал от бремени жизни? Ибо клянусь, истинно и верно, я могла бы утомить тебя пуще прежнего, дотоле как подниму ношу с твоих плеч.
– Уже разгневал ты Леди Клинков, и поделом, – заметил Адонай. – Столь заурядны твои враги, что возжелал кого покрепче? Кровью я кормлюсь, дабы магику подпитывать. Старых, молодых – мне единако. А я и ныне голоден, старик.
– Зубы Пасти, сколько ж херни вы несете, – буркнул Меркурио.
Адонай согнул пальцы. Бассейн ожил, и с поверхности поднялись кровавые щупальца – скользкие и сверкающие рубиновым. Клиновидные, словно пики, упругие и острые, как игла. Они медленно зазмеились вокруг епископа Годсгрейва. В воздухе, подрагивающем в ожидании, сильно запахло кровью.
– «Я повинен тебе кровью, вороненок», – сказал Меркурио. – «И кровью тебе воздастся».
Щупальца замерли в паре сантиметров от плоти старика. Алые глаза Адоная сузились до тонких, как лезвие бритвы, щелочек.
– Ну-ка повтори?
– Ты прекрасно меня слышал. Эти слова ты сказал Мие, не так ли? В вашу последнюю встречу в горе? «Две жизни ты спасла в ту перемену, егда приставили люминаты свои орудья солнцестальные к горлу горы. Мою и сестры моей, сестры любимой. Сколь ни были б глубоки и темны воды, в которые ты заплывешь, в поприще кровавом можешь рассчитывать на вещательское обетование».
Адонай посмотрел на сестру. Снова на Меркурио.
– Сии слова предназначались токмо для ее ушей, – сердито выдохнул он.
– Ни души не было в моих владеньях, когда давался сей обет, – сказала ткачиха. – Только я, мой брат, даркин и ее спутники. Так почему ты изрекаешь их, как если б был шестым среди пяти?
– Не важно, откуда я знаю, – ответил Меркурио. – Главное, что ты у нее в долгу, Адонай. Ты обязан ей своей жалкой, извращенной жизнью. Ты дал клятву. А воды, в которых она плавает сейчас, глубже и темнее, чем когда-либо.
– Нам сие хорошо ведомо, – кивнула Мариэль.
– Откуда? – потребовал ответа Меркурио, и его зрачки уменьшились до крошечных точек.
Адонай лениво пожал плечами.
– Скаева послал весть кровавую, повелев Леди Клинков отправить все часовни в республике по следу нашего маленького даркина. Похищен сын – он алчет возвращения. А той, кто похитила его…
– Все часовни… – прошептал старик.
Сердце Меркурио ушло в пятки при мысли о том, сколько Клинков будут вести охоту на Мию. Даже после зачистки люминатов и предательства Эшлин Ярнхайм их все равно оставались десятки. И каждый из них обучен искусству смерти лучшими убийцами в мире.
– Каким хреном Скаева может себе это позволить?
– Бедный Меркурио, – просюсюкала Мариэль. – Сколь звонка тишина в сии перемены в его сирой комнатке.
– Скаева присвоил титул императора, – ответил Адонай. – И все монеты из казны республики в придачу. Вмале Друзилла будет класть свое чело на подушку из злата.
Старик сцепил челюсти.
– Эта коварная сука…
– Ни один Клинок не становится Леди многих посредством доброты.
Меркурио потер левую руку. В грули у него груди страшно заныло.
«Мия погрязл в дерьме даже глубже, чем я подозревал…»
– Итак, – наконец произнес он, встретившись с рубиновым взглядом Адоная. – Теперь против Мии вся Церковь. Каждый Клинок, которого Духовенство смогло найти. Вопрос в том, был ли твой обет пустыми словами или чем-то большим? Насколько глубока твоя преданность Церкви, Адонай? В доме воров, лжецов и убийц насколько весомой может быть клятва?
– Мы не воры! – сплюнул Адонай. – Наша магика заслужена. Выкопана из песков древнего Ашкаха, воистину, и воздана опять и опять муками, перемену за кровавой переменой.
– И не лжецы, – прошепелявила Мариэль, обвивая рукой талию брата. – Но убийцы, да. Величай нас первыми и познаешь истину в последнем, славный Меркурио. Медленную и болезненную истину.
– Касаемо преданности, кто знает, – колдун приобнял сестру и вытер кровь с губ. – Нашу не купить монетой, сие известно. Хоть стены оные и полнятся ими, оттоле Кассий испустил дух. Но идти против Духовенства – путь опасный, Меркурио. А обет юному даркину границы должен знать.
– Я обет и вовсе не давала, – Мариэль улыбнулась. – Мой долг уже отплачен.
– Мы не продирались сквозь кровь и пламя, дабы уберечь Луны таинства от пыли древнего Ашкаха, лишь чтобы лицезреть, как их выкинут…
– Стоп, стоп, – Меркурио нахмурился. – Что за хрень ты только что сказал?
Адонай сощурился.
– Кровь и пламя…
– Да о Луне, ты, извращенец херов! Ту часть о Луне.
– Это он нас приобщил к колдовству ашкахскому, – ответил вещатель, наклонив голову, и его глаза заблестели в полумраке. – Бог, умерщвленный многие века назад, а с ним – и вся мирская магика.
– Наши ремесла – токмо частицы единой истины, – прошепелявила Мариэль. – Навеки забранной у мира. Почерпнутой из обломков, древле погребенных под песками Ашкаха.
Старик переводил взгляд с одного колдуна на другого, его сердце забилось чаще.
– Что, если я скажу, что Мия как-то связана с этим треклятым Луной? Даркины. Спутники. Что, если я скажу, что она знает дорогу к его Короне?
– …Безумие и только! – воскликнула Мариэль.
– Да, возможно, и безумие, – ответил старик. – Но клянусь Черной Матерью, Всевидящим и всеми Четырьмя их священными Дочерьми, что у Эшлин Ярнхайм есть карта, ведущая к Короне Луны, нанесенная аркимическими чернилами на ее спину. Чернилами, которые поблекнут в случае ее гибели. Гибели, которая, к примеру, наступит, если она умрет, защищая Мию.
Колдуны переглянулись. Снова посмотрели на Меркурио. Красные глаза мерцали в полумраке. Бассейн крови за спиной Адоная завихрился, как море во время бури. Дыхание Мариэль стало таким громким, что походило на хрип.
– Так что скажете? – Меркурио протянул руку. – Хотите помочь мне сохранить жизнь этой парочке? В конце концов, с тебя причитается должок.
Адонай взглянул на ладонь старика. Глубоко, порывисто вдохнул. Но, не произнеся больше ни слова, пожал руку Меркурио своей скользкой от крови ладонью. Мариэль, не мешкая, положила свою руку, изуродованную и сочащуюся гноем, поверх руки брата.
Меркурио посмотрел на колдунов и кивнул.
– Что ж, ладно. Похоже, мы замыслили заговор.
Назад: Глава 12. Истина
Дальше: Глава 14. Воссоединения