Глава восьмая

Клара

Я ухожу из дома, как только слышу, что дверь в комнату матери закрывается. Покидать спальню мне нельзя, поэтому уверена, что заработаю продление наказания, но сейчас мне все равно. Не могу сидеть в четырех стенах больше ни минуты. Все напоминает об отце. А когда я вижу мать, то она сидит и просто смотрит в одну точку.

Или срывает на мне злость.

Знаю, что ей плохо, но это касается не только ее. Я всего лишь спросила, где сейчас Элайджа и куда они с Джонасом ездили, но она просто перешла все границы.

Неужели так будет всегда? Теперь, когда папы не стало, она чувствует необходимость вести себя со мной еще строже. Что это вообще за наказание: запрет выходить из комнаты в гостиную?

Мама отняла мой телефон, поэтому отследить меня больше не выйдет. Чтобы она не вызвала полицию, я оставила записку со словами: «Мне очень плохо. Иду к Лекси на пару часов, но вернусь к десяти». Я добавила первую фразу, так как решила, что это послужит мне лучшим оправданием. Горе – противная штука, но в качестве отмазки просто бесценно.

Я еду к Лекси, надеясь ее застать, но подруги нет дома.

Теперь я сижу в припаркованной на стоянке кинотеатра машине и смотрю на пикап Миллера.

Меня не покидает мысль, что было бы неплохо отвлечься на полтора часа и притвориться – внешнего мира не существует. Но теперь, когда я знаю, что Адамс сегодня работает, заходить внутрь желание пропадает. Будет выглядеть так, словно я его преследую и явилась в надежде застать его.

А может, так оно и есть? Сама уже не уверена.

В любом случае не могу же я теперь перестать ходить в кино только потому, что у него есть девушка? И тем более меня не остановит мысль, что наша встреча может выйти неловкой.

В конце концов, он купил мне наркотики. Куда уж хуже.

Касса, продающая билеты напрямую в автомобиль, закрыта, но я вижу, что Миллер внутри. Он протирает прилавок в буфете, пока Стивен, у которого была приобретена травка, сметает разбросанные на полу хлопья попкорна.

В фойе никого нет, поэтому, когда я открываю дверь, они оба смотрят на меня.

Миллер слегка улыбается и прекращает вытирать стойку. Меня охватывает нервное предвкушение, которое куда сильнее, чем я ожидала.

Парень облокачивается на столешницу ладонями и наклоняется вперед, когда я подхожу.

– Думал, тебя накажут.

– Так и есть, – пожимаю я плечами. – Отобрали телефон и отправили в ссылку. – Я тянусь за меню над его головой. – Я сбежала.

– Последний сеанс начался минут тридцать-сорок назад, – со смешком произносит Адамс, – но можешь выбрать зал. В четвертом меньше всего народа.

– А что там показывают?

– «Шоссе». Боевик.

– Жуть. Мне подойдет. – Я достаю деньги из кармана, но он лишь отмахивается.

– Не надо. Члены семьи смотрят бесплатно. Только если спросят, ты – моя сестра.

– Я бы лучше заплатила, чем врала о нашем родстве. – Миллер лишь смеется в ответ.

– Что будешь пить? – спрашивает он, доставая большой картонный стакан.

– «Спрайт».

Он вручает мне сначала напиток, а потом протягивает смоченную в раковине салфетку. Я лишь недоуменно смотрю на него.

– У тебя вот здесь, – парень проводит пальцем по щеке, – тушь размазалась от слез.

– А. – Я вытираю потекший макияж. Даже не помню, как красилась. По-моему, сейчас я все делаю на автопилоте, не замечая собственных поступков. Даже не осознавала, что плачу. Может, я до сих пор реву? Сложно сказать наверняка. Чувство вины от переписки с тетей Дженни, пока она была за рулем, вкупе с болью потери сразу двоих близких ощущаются так остро, словно мне никогда не станет легче. Раньше я рыдала только по ночам, теперь же не могу остановиться и днем. Была надежда, что со временем горе ослабеет, но пока становится все хуже и хуже. Сердце давит на грудь, словно готово лопнуть, если произойдет хоть еще одна крошечная трагедия.

Пока я утираю слезы, Миллер наполняет попкорном большой пакет.

– Масло добавить?

– Да, и побольше. – Я швыряю салфетки в ближайшую урну, даже не удостоверившись, что вытерла всю тушь. Мой новообретенный брат обильно поливает угощение маслом.

– И не забудь, если попросят билет, ты – моя сестра, – шепчет он, отдавая попкорн.

– Спасибо, братишка! – бормочу я с набитым ртом, направляясь к залу.

Он корчит оскорбленную гримасу, будто мысль о родстве ему противна. Мне его неудовольствие, напротив, приносит удовлетворение. Значит, есть шанс, что Миллер представляет нас в совсем другом качестве.

* * *

Попкорн совсем безвкусный.

Думаю, глупо было ждать свежей еды в самом конце рабочей смены кинотеатра. Скорее всего, это остатки приготовленной еще утром порции. Однако я все равно его ем. Сажусь на последний ряд. Помимо меня, здесь всего пара человек, которые разместились в центре. Я не хотела, чтобы меня видели, так как собиралась прореветь весь фильм, но он на самом деле довольно интригующий, чтобы ненадолго отвлечь от тяжелых мыслей.

Я не имела в виду, что кино хорошее. Просто довольно интересное.

По крайней мере, главная героиня очень любопытная. Это бедовая девчонка, которая не знает слова «нет», с волосами до плеч. Они развеваются и хлещут по лицу при каждом движении. Внимание привлекает не столько сюжет, сколько завораживающее покачивание каштановых локонов. Моя грива достает почти до середины спины. Папе нравились длинные локоны, и он отговаривал меня от короткой стрижки каждый раз, как на меня находило такое желание. Я невольно отделяю прядь и провожу по ней пальцами. Как же я устала от однообразия. Надо их обстричь. Давно пора сменить имидж.

– Эй, – шепчет Миллер. Я поднимаю глаза и вижу, как он садится рядом. – Как кино?

– Без понятия. Я размышляю, не обрезать ли волосы.

– У меня есть ножницы в подсобке. – Парень протягивает руку и набирает полную горсть попкорна. Затем вытягивает ноги и кладет на спинку кресла перед собой.

– Я не имела в виду прямо сейчас.

– Ну, когда будешь готова. Ножницы никуда не убегут. Приходи в любое время, и я тебя подстригу.

– Я не имела в виду, что это должен сделать ты, – смеюсь я.

– Дело твое. Но для информации: Стивен куда лучше подметает пол и продает травку, чем изображает парикмахера.

Я закатываю глаза и следую примеру приятеля, закидывая ноги на передний ряд. Он пристально осматривает мои ступни, а затем спрашивает:

– Что, новые шлепанцы?

– Ага. Пришлось пойти ради них на преступление.

Миллер хватает еще горсть попкорна, и несколько минут мы просто смотрим фильм. Когда он подходит к концу, немногочисленные зрители встают и направляются к выходу. Мой сосед же нагребает еще воздушной кукурузы, сидя на месте и глядя на титры.

Мы не делаем ровным счетом ничего плохого, но ощущение именно такое. Пока Адамс не пришел и не занял кресло рядом со мной, я чувствовала лишь пустоту внутри. Теперь же по венам бежит чистый адреналин, хотя мы даже не касаемся друг друга. Мои руки лежат на подлокотниках, но он держится на расстоянии, очевидно, чтобы избежать любого намека на контакт.

Но все равно кажется, будто мы делаем что-то недозволенное. Миллер сейчас рядом с той девушкой, от которой должен держаться подальше. Я разрываюсь между чувством вины и бурлящей радостью. Мы смотрим на бесконечные финальные титры.

– Попкорн просто безвкусное дерьмо.

– Ага, хуже я еще не пробовала.

– Он почти закончился, – произносит парень, указывая на пустую упаковку. – Похоже, ты не возражала.

– Я не слишком привередлива, – пожав плечами, отвечаю я.

Повисает молчание. Он мне улыбается, и я ощущаю прилив жара. Я перевожу взгляд на пакет и встряхиваю его, словно ищу остатки. Не хочу смотреть на Миллера и чувствовать то, что нельзя чувствовать к занятому парню. И вообще, не хочу испытывать подобное по отношению к кому-либо. Закоренелые эгоисты, как я, не заслуживают таких эмоций. Но он по-прежнему не сводит с меня глаз, не пытается уйти и загораживает проход, поэтому я вынуждена поддерживать непринужденную беседу.

– Давно ты здесь трудишься?

– Уже год. – Адамс еще удобнее устраивается в кресле. – Довольно сносно. Сама идея работы в кинотеатре гораздо привлекательнее действительности. В основном же приходится много убираться.

– Но ты можешь смотреть любые фильмы, правильно?

– Именно поэтому я до сих пор здесь. За это время я посмотрел все новинки. Я расцениваю это как подготовку для моей карьеры. Исследование.

– И какое у тебя любимое кино?

– Вообще? – уточняет он.

– Ну хотя бы за последние десять лет.

– Слишком сложный выбор, – фыркает Миллер. – Вышло так много великолепных картин, и все они нравятся мне по разным причинам. С технической точки зрения очень крут «Бердмэн». В «Назови меня своим именем» отличные актеры. «Бесподобный мистер Фокс» – лучший кукольный мультфильм просто потому, что Уэс Андерсон – чертов гений. – Он переводит взгляд на меня. – А у тебя?

– Мне кажется, «Бесподобный мистер Фокс» не считается, потому что вышел раньше, чем десять лет назад. – Я запрокидываю голову и смотрю в потолок. Сложный вопрос. – У меня такая же проблема. Не могу выбрать. Только я больше оцениваю актерский талант, чем сюжет. Любимая актриса, пожалуй, Эмма Стоун. А Адам Драйвер – лучший актер нашего поколения, но пока еще не полностью раскрыл свой потенциал. Он отлично сыграл в «Черном клановце», но другие его работы меня не особо вдохновляют.

– А ты видела прикол с Кайло Реном?

– В SNL? – уточняю я, возбужденно подскакивая с кресла. – Да! Боже, я так смеялась! – Я, сама того не желая, улыбаюсь. Странно веселиться, когда в груди все сдавливает от печали. Но Миллер всегда так на меня действует. Он единственный, кто отвлекает от грустных мыслей, но именно с ним мне и нельзя общаться. Из-за Шелби.

Это ужасно. Мне не хочется об этом думать, несмотря на то, что сейчас мы проводим время вдвоем. Но стоит мне явиться в школу, как все вернется на свои места. Адамс будет держаться от меня на расстоянии. Он уважает желание своей девушки, я и уважаю его за это.

Придется снова впасть в депрессивное забытье.

– Мне пора, – произношу я.

Миллер, колеблясь, начинает вставать.

– Ага, мой перерыв, наверное, тоже уже закончился.

Мы оба поднимаемся, но я не могу пройти, пока он загораживает путь. Парень просто смотрит на меня, не делая попыток покинуть зал. Выглядит он так, словно собирается что-то сказать. Или сделать.

– Очень тебе сочувствую, – наконец выдавливает он. Сначала я не понимаю, о чем речь, но затем меня накрывает горечь утраты. Я поджимаю губы и киваю, не желая бередить раны. – Нужно было сказать это еще тогда, на похоронах.

– Все в порядке, – отвечаю я. – И я тоже. По крайней мере, надеюсь, что когда-нибудь буду. – Не выдержав, я вздыхаю.

Миллер смотрит на меня так, словно хочет заключить в объятия, и я тоже жажду, но вместо этого он разворачивается и идет к выходу.

На обратной дороге я заглядываю в уборную. Парень хватает мусорный контейнер и толкает его к залу, где мы только что были.

– До скорого, Клара!

Я с ним даже не прощаюсь. Просто прячусь в кабинке, не пытаясь притворяться, что при следующей встрече все не будет по-прежнему. Он опять начнет избегать меня в своем стремлении быть верным, или каким там еще дерьмовым оправданием он прикрывается. Плевать. Все хорошо. В любом случае стоит прекратить наше общение. Я, конечно, чувствую себя лучше рядом с Миллером, но без него становится просто невыносимо. А мне не нужно еще одно болезненное ощущение вдобавок к уже существующим мукам.

* * *

Возвращаясь домой, я ожидаю увидеть рассерженную и готовую сыпать наказаниями маму. Вместо этого везде царит тишина, а свет в ее спальне не горит.

Когда я захожу к себе, то с удивлением замечаю на подушке телефон.

Предложение перемирия. Неожиданно.

Я падаю на постель и пролистываю сообщения. Лекси интересуется, собираюсь ли я завтра в школу. Пока этого не было в моих планах, но гнетущая тишина погруженных в страдания комнат становится просто невыносимой, поэтому я отвечаю, что приду.

Затем я открываю Инстаграм и нахожу аккаунт Миллера. Понимаю, что нужно меньше с ним общаться, и именно так и собираюсь поступить. Но сначала написать ему. Всего раз. Потом же мы вернемся к тому поведению, которое демонстрировали на протяжении предыдущего года. Притворяясь, что другого не существует.

Я: Хотела поблагодарить за бесплатный сеанс и отстойный попкорн. Ты – лучший из братьев.

Он на меня не подписан, поэтому я предполагаю, что сообщение будет отфильтровано и его прочтут только через месяц. Но получаю быстрый ответ.

Миллер: Получила телефон обратно?

Я переворачиваюсь на живот и с улыбкой читаю.

Я: Ага. Лежал на подушке, когда я пришла. Думаю, в знак примирения.

Миллер: Крутая у тебя мама.

Скептически вздыхаю. Крутая – чересчур щедрое определение.

Я: Да, она замечательная.

И даже добавляю один из улыбающихся смайликов, чтобы придать посланию правдоподобности.

Миллер: Собираешься завтра в школу?

Я: Думаю, да.

Миллер: И правильно. Наверное, стоит закончить разговор, так как у Шелби, кажется, есть пароль от моего аккаунта.

Я: Ого! Это уже новый уровень отношений. Скоро предложение ей сделаешь?

Миллер: А тебе нравится издеваться над нами?

Я: Просто любимое занятие.

Миллер: А я только упрощаю тебе задачу.

Я: Она всегда такая ревнивая? Или ты ее провоцируешь?

Миллер: Не всегда. Только когда дело касается тебя.

Я: Что? Почему?

Миллер: Длинная история. И скучная к тому же. Спокойной ночи, Клара!

Скучная история? Как же. Да я теперь уснуть не смогу.

Я: Спокойной ночи! Убедись, что удалил всю переписку.

Миллер: Уже.

Какое-то время я смотрю на сотовый, зная, что нужно остановиться, но не выдерживаю и отправляю еще одно сообщение.

Я: На случай, если тебе снова разобьют сердце, посылаю свой номер.

И приписываю цифры. Однако ответа не получаю. Возможно, и к лучшему.

Снова возвращаюсь к его профилю и пролистываю все фотографии. Я и раньше заходила на его страницу, но это было до того, как мы начали общаться. Миллер просто отлично умеет обращаться с камерой. На нескольких изображениях они стоят вместе с Шелби, в остальном же это отдельные образы, никак не связанные между собой. По какой-то причине мне это даже нравится.

В глаза бросается черно-белый снимок дорожного знака. Очень знакомый знак. Я улыбаюсь и ставлю лайк. Затем продолжаю листать ленту, когда приходит эсэмэс с неизвестного номера.

От тебя одни неприятности.

Эти слова заставляют меня рассмеяться. Я оценила фото без злого умысла. Просто оно мне понравилось, и я забыла, что даже такое невинное действие может спровоцировать очередной допрос.

Я сразу же сохраняю Миллера в списке контактов, размышляя, как он записал меня. Под настоящим именем или вымышленным? Шелби пришла бы в ярость, узнав, что мы обменялись телефонами. А раз у нее есть пароль от аккаунта в Инстаграме, я практически уверена, что и содержимое смартфона она тоже просматривает.

Я: Придумываешь мне псевдоним, чтобы не попасть в неприятности?

Миллер: Как раз над этим размышляю. Тебе нравится Джейсон?

Я: Отличное прозвище. У каждого есть знакомый Джейсон. Подозрений вызвать не должно.

Улыбка держится у меня на лице всего секунду, а потом я вспоминаю другую переписку, с тетей Дженни: «Никто не хочет быть на втором месте. Поверь мне».

Конечно же, она права. Как всегда. Что я вообще творю?

Я: Забудь. Не надо записывать меня под фальшивым именем. Не хочу притворяться Джейсоном или твоей сестрой в кинотеатре. Позвони мне, когда я смогу быть просто Кларой.

Появляются точки набираемого сообщения. Потом пропадают.

Ответ я так и не получаю.

Сделав скриншот переписки, я удаляю его номер из контактов.