Глава третья

Морган

– Морган, постой! – Дженни отбирает у меня нож и занимает место у разделочной доски. – Сегодня у тебя день рождения. Предполагается, что ты будешь отдыхать.

Я облокачиваюсь на кухонную стойку и смотрю, как сестра нарезает помидоры. Ломтики получаются чересчур толстыми, но я сдерживаюсь и никак это не комментирую. Несмотря на то, что нам уже за тридцать, во мне до сих пор иногда просыпается желание поправить ее и взять дело в свои руки.

Но, по правде говоря, из одного кусочка могло бы запросто выйти три.

– Хватит меня осуждать, – бормочет Дженни.

– Я не осуждаю.

– Неправда. Сама знаешь, повар из меня никудышный.

– Именно поэтому я и принялась сама нарезать помидоры.

Сестра поднимает нож, словно собираясь покромсать уже меня. Я лишь вскидываю руки, сдаваясь, и встаю сбоку от нее.

– Итак, – говорит Дженни, искоса поглядывая на меня. По тону ее голоса сразу становится понятно: дальнейшее мне не понравится, – мы с Джонасом решили пожениться.

К обоюдному удивлению, я никак не реагирую на ее заявление. Но я чувствую, как меня захлестывают противоречивые эмоции.

– Так он сделал тебе предложение?

В ответ она понижает голос, чтобы жених не услышал из соседней комнаты.

– Не совсем. Больше было похоже на обсуждение возможных вариантов. Но это логично.

– Наименее романтичное начало брака, что я встречала.

– Как будто у вас было по-другому, – отвечает Дженни, неприязненно сузив глаза.

– Туше! – Ненавижу, когда она права.

У нас с Крисом тоже не было красивого предложения, или вообще какого бы то ни было, если уж на то пошло. На следующий день после объявления о беременности он задумчиво пробормотал: «Пожалуй, следует оформить отношения официально». А я просто подтвердила: «Наверное».

И вот что получилось.

Я замужем уже семнадцать лет и не имею права судить Дженни за то, что она попала в точно такую же ситуацию. Просто в ее случае все иначе. Джонас и Крис – абсолютно разные люди. К тому же, пока я не забеременела, мы встречались почти два года, а что происходит в отношениях сестры, я вообще не понимаю. После его выпуска они не общались, а теперь он внезапно не просто вернулся в ее жизнь, но и станет членом нашей семьи?

В прошлом году умер отец Джонаса, и Дженни внезапно решила пойти на похороны. Там она встретилась с бывшим парнем, которого не видела много лет, и провела с ним ночь, вспомнив старые добрые времена. На следующий день он уехал в Миннесоту, а спустя еще месяц сестра поняла, что беременна.

В оправдание Джонаса должна заметить, что он поступил как настоящий мужчина: завершил все дела в Миннесоте и перебрался сюда до рождения ребенка. Но с другой стороны, произошло это всего три месяца назад, и я до сих пор не разобралась, что собой представляет отец моего племянника. Они с Дженни недолго встречались в старших классах, а теперь он переезжает на другой конец страны ради воспитания сына?

– Вы сколько раз хоть сексом занимались? – Дженни пораженно смотрит на меня, очевидно считая эту информацию слишком личной. Я лишь нетерпеливо закатываю глаза. – Хватит строить из себя скромницу. Я серьезно. Вы однажды переспали, а потом не виделись до рождения ребенка. Тебе врач вообще разрешил уже?

– На прошлой неделе, – кивает сестра.

– Ну так? – настойчиво подталкиваю я, ожидая ответа на предыдущий вопрос.

– Три раза.

– Включая ту интрижку на одну ночь?

– Тогда четыре, – задумчиво встряхивает она головой, – или… пять. Тот случай можно зачесть как два раза.

– Всего пять раз? – Да уж, они практически незнакомцы. – И ты собираешься выйти за него замуж?

Дженни прекращает нарезать помидоры, затем бросает ломтики в тарелку и принимается за лук.

– Ты так говоришь, словно мы раньше не встречались. В старших классах тебе он вроде бы нравился. Не понимаю, откуда такая враждебность сейчас?

– Ну, смотри сама, – я отступаю на шаг и начинаю перечислять: – Он бросил тебя, почти сразу переехал в Миннесоту, пропал на семнадцать лет, а теперь внезапно готов провести с тобой всю оставшуюся жизнь? Удивительно, что ты считаешь мою реакцию странной.

– У нас общий ребенок, Морган. Вы с Крисом женаты именно по этой причине.

И снова она права.

Я не знаю, что ответить, и тут у Дженни звонит телефон. Она вытирает руки и достает его из кармана.

– К слову, о детях. – Сестра отвечает на вызов. – Привет, Клара.

Громкая связь включена, поэтому я слышу очень обидное:

– Ты же сейчас не рядом с мамой?

– Не-а, – бросает Дженни, кидая на меня косой взгляд, и отходит к двери. Затем выключает громкую связь и исчезает в глубине гостиной.

Меня беспокоит не столько желание дочери обратиться за советом к моей сестре, а не ко мне, сколько неумение Дженни дать правильный. Она бесцельно прожигала жизнь на вечеринках, едва закончив курсы медсестер, периодически живя у нас. И когда Клара просит помощи у тети, Дженни обычно находит предлог повесить трубку и перезванивает мне. И уже мои слова передает Кларе, выдавая за собственные.

Мне это даже нравится. Конечно, я бы предпочла, чтобы дочь обращалась напрямую ко мне, но я все понимаю. Я – ее мама, а Дженни – классная тетя. Естественно, подростку не хочется рассказывать родителям об определенных проблемах. Клара бы умерла от смущения, если бы знала, что я в курсе некоторых ее секретов. Например, несколько недель назад она попросила Дженни организовать прием у гинеколога, чтобы начать принимать противозачаточные.

Я возвращаюсь за стойку и продолжаю нарезать лук. Внезапно дверь распахивается и входит Джонас. Он протягивает руки к разделочной доске.

– Дженни просила подменить ее, так как ты сегодня должна отдыхать.

Я лишь раздраженно вздыхаю и кладу нож, уступая дорогу. Одновременно я бросаю взгляд на левую руку жениха сестры, воображая на его безымянном пальце обручальное кольцо. Сложно представить, чтобы Джонас Салливан с кем-то связал свою жизнь. До сих пор не верится, что он снова здесь, причем прямо тут, на кухне, шинкует лук на доске, подаренной нам с Крисом на свадьбу. Которую, кстати, лучший друг даже не соизволил посетить.

– Ты как?

Я перевожу взгляд на лицо Джонаса. Его голова наклонена к плечу, кобальтовые глаза лучатся интересом, он искренне ждет ответа. Внутри словно все сгущается: моя кровь, мое возмущение.

– Я в порядке, – едва выдавливаю кривую улыбку. – Правда.

Срочно нужно переключить внимание на что-то другое. На что угодно другое. Я подхожу к холодильнику, будто ищу ингредиент для салата. С тех пор, как он вернулся, мне успешно удавалось избегать разговоров с ним наедине. Тем более не хочется заводить серьезные беседы сегодня, в мой день рождения.

Дверь снова распахивается, и входит Крис с противнем, полным только что приготовленных на гриле гамбургеров. Я отрываюсь от холодильника и перевожу взгляд на вращающуюся туда-сюда кухонную дверь.

Ненавижу ее сильнее всех остальных частей дома.

Не поймите меня превратно, дом мне нравится. Родители Криса оставили его нам в качестве свадебного подарка, переехав во Флориду. Но здесь рос мой муж, а до этого – его отец и дедушка. Здание даже стало памятником архитектуры, что подтверждается небольшой белой вывеской на фасаде. Оно было построено в 1918 году и ежедневно демонстрирует свой износ: деревянные полы скрипят, трубы постоянно протекают. Несмотря на недавнюю реконструкцию, годы напоминают о себе.

При ремонте Крис настоял на сохранении оригинальной планировки помещений, однако несмотря на новую отделку, каждая комната по-прежнему изолирована от соседних. Я же хотела более открытое пространство, и сейчас мне иногда кажется, что я задыхаюсь среди всех этих стен.

А еще у меня точно не получится подслушать разговор Клары и Дженни.

Крис ставит противень на плиту.

– Нужно принести остальные, и все будет готово. Клара скоро приедет?

– Не знаю, – отвечаю я. – Спроси Дженни.

Муж удивленно приподнимает бровь, слыша завистливые нотки. Затем выходит из кухни, оставляя дверь хлопать. Джонас придерживает ее ногой и возвращается к нарезке овощей.

Хоть мы вчетвером и были друзьями в школе, сейчас он кажется мне незнакомцем. Внешне Джонас практически не изменился, не считая пары деталей. В юности его каштановые волосы были гораздо длиннее, так что иногда приходилось даже убирать их в хвост. Сейчас они темнее и короче. И выгоревших до медового цвета прядей больше не видно. Но, пожалуй, так его синие глаза выглядят даже ярче. Они всегда казались мне добрыми, даже когда Джонас злился. Я могла определить, что он расстроен, только по тому, как напрягалась его тяжелая нижняя челюсть.

Крис всегда был полной противоположностью друга. Светлые волосы прекрасно сочетаются с изумрудными глазами, а подбородок никогда не скрывается за щетиной. По работе ему требуется быть чисто выбритым, благодаря чему муж выглядит намного младше реального возраста. А еще у него появляются потрясающие ямочки, когда он улыбается. Обожаю его смех даже после стольких лет брака.

Когда друзья стоят рядом, сложно поверить, что обоим исполнилось по тридцать пять. Крису запросто можно дать двадцать пять, его лицо по-прежнему детское. Джонас же выглядит на свои годы и, кажется, вырос еще на несколько дюймов со школы.

Мне становится интересно, насколько изменилась я сама. Хотелось бы думать, что мой вид такой же моложавый, как у Криса, но чувствую я себя старше даже тридцати трех.

Вернее, уже тридцати четырех.

Джонас протискивается мимо меня, чтобы взять из шкафа тарелку, и пристально смотрит мне в глаза. На какое-то мгновение он застывает. По выражению его лица я вижу, он хочет что-то сказать, но почти наверняка промолчит. Он всегда был себе на уме. Больше думал, чем говорил.

– Что? – я жду ответа.

– Ничего. Забудь, – качает он головой и отворачивается.

– Ты не можешь бросать такие взгляды и игнорировать меня при этом.

– Сегодня твой день рождения. Не хочу поднимать неприятные темы, – вздыхает Джонас, стоя ко мне спиной и нарезая салат латук.

– Говори, раз начал.

Он снова поворачивается ко мне с сомнением на лице, но все же продолжает:

– Ты почти со мной не общалась с тех пор, как я вернулся.

Да уж, умеет он перейти сразу к делу. Я чувствую, как щеки и шею заливает жар от смущения и брошенного вызова. Я откашливаюсь.

– А сейчас мы что делаем?

– Это другое. – Он поджимает губы, словно сдерживает нетерпение. – Совсем непохоже. – Слова повисают в воздухе, мне хочется спрятаться, но помещение слишком маленькое.

– Не похоже на что?

– На то, как было раньше. – Джонас вытирает руки полотенцем. – До того, как я уехал. Раньше мы все время разговаривали.

Я чуть не фыркаю в ответ на это глупое замечание. Само собой, все изменилось. Теперь мы взрослые, у каждого своя жизнь, дети, обязанности. Ту беззаботную подростковую дружбу нельзя вернуть по щелчку пальцев.

– Прошло больше семнадцати лет. Думал, приедешь, и все будет по-прежнему?

– С Крисом же отношения наладились, – пожимает Джонас плечами. – Да и с Дженни тоже. Только с тобой сложности возникли.

Я разрываюсь между желанием уйти и наорать на него, высказав все, что накопилось с момента его эгоистичного переезда много лет назад.

Чтобы дать себе время на размышления, отпиваю глоток вина из бокала и придумываю вежливый ответ, пока жених Дженни стоит и смотрит на меня разочарованно. А может, и презрительно. Какие бы эмоции ни крылись за его пристальным взглядом, именно так он и смотрел на меня перед тем, как исчезнуть.

И в точности как тогда, совершенно неясно, направлено его разочарование на меня или себя самого. Джонас вздыхает. Почти физически ощущается, сколько мыслей остались невысказанными.

– Мне очень жаль, что я так внезапно уехал. Но ты не можешь сердиться на меня вечно, Морган, – тихо произносит он, словно не желая, чтобы кто-то еще услышал. А затем просто выходит, положив конец разговору.

До этого момента я не вспоминала, как чувствовала себя раньше в его присутствии. Находиться в одном помещении было тяжело, словно он забирал весь воздух себе, заставляя меня задыхаться.

И вот я стою, ощущая ту же самую нехватку кислорода, на своей же кухне. Несмотря на то, что друг моего мужа уже вышел, оставив дверь раскачиваться, сердце по-прежнему что-то сжимает.

Стоит мне остановить створку ногой, как в помещение врывается Дженни, снова открывая ее нараспашку. Я отгоняю мысли о несостоявшемся разговоре с Джонасом на задворки сознания, чтобы поразмышлять над ними потом. Сейчас необходимо выяснить, что сказала Клара.

– Ничего особенного, – небрежно отмахивается сестра. – Племянница подвезла какого-то парня из школы, а он подписался на нее в Инстаграме. Она спрашивала, означает ли это, что он с ней флиртует.

– Какого парня?

– Моррис? – пожимает плечами Дженни. – Или Миллер. Не помню. Фамилия Адамс.

– Миллер Адамс? – уточняет Крис, заходя на кухню. – Почему мы про него говорим?

– Ты его знаешь? – спрашиваю я мужа.

Он бросает на меня укоризненный взгляд, показывая, что я и сама должна помнить мальчика, но на ум ничего не приходит.

– Это сын Хэнка.

– Хэнка? Неужели кто-то до сих пор называет так своих детей?

– Морган, ну ты что? – негодующе закатывает Крис глаза. – Хэнк Адамс. Мы учились вместе.

– Очень слабо припоминаю.

– Он нам травку еще продавал, – качает муж головой. – Его исключили. Арестовали за кражу из машины учителя естествознания. И еще за что-то. По-моему, он и сейчас в тюрьме. – Крис переводит взгляд на Дженни. – Слишком часто управлял транспортным средством в состоянии алкогольного опьянения или что-то вроде того. А почему вы обсуждаете его сына? Пожалуйста, скажите, что Клара с ним не встречается.

Сестра достает графин чая со льдом из холодильника и закрывает дверцу бедром.

– Нет, мы говорили про знаменитость по имени Миллер Адамс. А ты сейчас упомянул кого-то из местных. Совершенно разные люди.

– Слава богу! – с облегчением выдыхает Крис. – Это последняя семейка, с которой Кларе стоит иметь дело.

Мужу вообще нелегко дается тема взаимоотношений дочери с противоположным полом. Он берет кувшин из рук Дженни и направляется к обеденному столу.

– Знаменитость? – со смехом уточняю я, как только Крис удаляется за пределы слышимости.

– Не хочу втягивать племянницу в неприятности, – пожимает сестра плечами.

Она всегда быстро соображала. Ее способность мгновенно импровизировать даже слегка пугает. Я оглядываюсь на дверь убедиться, что та закрыта, а затем произношу:

– Джонас думает, что я его ненавижу.

– Иногда так и кажется, – пожимает Дженни плечами.

– Я никогда его не ненавидела. Ты же знаешь. Вы просто… едва знакомы.

– У нас общий ребенок.

– Которого сделать можно было за тридцать секунд.

– Скорее за три часа, если желаешь знать, – смеется сестра.

– Совершенно не желаю, – отмахиваюсь я.

В это время доносится крик мужа из столовой, что все готово. Дженни выносит гамбургеры, я же раскладываю оставшиеся овощи в салатницу и тоже выхожу.

Крис сидит напротив сестры, я по правую руку от него. Это значит, что Джонас устроился прямо напротив. Нам удается избегать зрительного контакта, пока мы наполняем тарелки. Надеюсь, ужин так и пройдет. Все, что мне хочется получить на день рождения, – полное отсутствие взглядов между нами.

– Ты нервничаешь насчет завтрашнего дня? – спрашивает муж у Дженни.

– Не представляешь как! – откликается она с энергичным кивком.

Она работает медсестрой в той же больнице, где Крис возглавляет отдел по контролю качества. Она брала отпуск по уходу за ребенком, так как шесть недель назад родился Элайджа, а завтра собирается возвращаться к работе.

Входная дверь распахивается, и врывается лучшая подруга Клары Лекси.

– Вы начали без меня?

– Ты вечно опаздываешь. И мы почти всегда садимся за стол без тебя. А где Клара?

– Наверняка уже в пути, – отвечает Лекси. – Сначала я собиралась поехать с ней, но мама дала свою машину. – Она осматривает присутствующих и кивает Джонасу: – Здравствуйте, дядя учитель.

– Привет, Лекси, – отвечает он, раздраженно морщась, услышав прозвище.

После возвращения в наш город жених Дженни нашел работу учителем истории в школе Клары. До сих пор не могу поверить, что он преподает. Когда мы были подростками, я не слышала ни слова о том, что он собирается выбрать эту профессию. Однако в нашем захолустье на востоке Техаса не так уж много вариантов. Джонас переехал обратно, чтобы помогать сестре и Элайдже, и сразу устроился в школу, хотя раньше занимался бизнесом. А из-за низких зарплат на место учителя готовы взять любого человека с высшим образованием.

– Ты уверена, что не возражаешь, если Элайджа побудет на этой неделе у тебя? – интересуется Дженни.

– Вовсе нет. Наоборот, буду рада.

И это правда. Со следующего понедельника племянника отдают в ясли, поэтому я совсем не против посидеть с ним четыре дня, пока его мама будет работать.

Иногда я удивляюсь, что мы с Крисом так и не завели еще ребенка после рождения Клары. Мы не раз об этом говорили, но так и не сошлись во мнениях по поводу времени. Сначала я хотела подарить дочери братика или сестренку, но муж тогда слишком много работал. Когда же Кларе исполнилось тринадцать, тему поднял уже Крис, но мысль заботиться одновременно и о младенце, и о подростке меня ужаснула. Сейчас же мне исполняется тридцать четыре, я не думаю, что найду силы пройти весь путь сначала.

Элайджа в этом отношении просто идеален. С ним можно поиграть и отправить домой к родителям.

– Жаль, что я еще школьница, – комментирует Лекси. – Из меня бы вышла отличная няня.

– А это не ты привела чужого пса, думая, что он принадлежит мне? – поддразнивает ее Дженни.

– Но он выглядел совсем как ваш.

– Вот только у меня никогда не было собаки, – со смехом заявляет сестра.

– Ну а я думала, что была, – пожимает плечами подруга Клары. – Простите за инициативность. – Она накладывает на тарелку немного еды и наконец занимает место за столом. – Я ненадолго, у меня сегодня еще свидание с парнем из Тиндера.

– Не могу поверить, что ты там зарегистрировалась, – бормочет Дженни. – Тебе всего шестнадцать! Разве ты не должна быть совершеннолетней, чтобы завести профиль?

– Я указала, что мне восемнадцать, – широко ухмыляется Лекси. – И если уж говорить об удивительных вещах, то я просто шокирована, что вы остановились на одном кавалере. Так на вас не похоже. – Она бросает короткий взгляд на Джонаса и добавляет: – Не в обиду вам будет сказано.

– Даже не собирался обижаться, – отвечает он с набитым ртом.

Дженни с Лекси всегда переругиваются. Меня это только забавляет, потому что они очень похожи. У сестры была нескончаемая вереница парней, и если бы Тиндер придумали раньше, она бы стала его королевой.

Я же никогда не была общительной. Крис – единственный парень, с которым я встречалась. И единственный, с кем целовалась. Так бывает, когда встречаешься с будущим мужем в столь юном возрасте. Черт, да я познакомилась с ним до того, как решила, кем я хочу стать!

Но, думаю, это не имеет особого значения, потому что я даже университет не закончила. Беременность заставила отложить все мечты на потом. В последнее время я только об этом и думаю. Клара почти совсем взрослая, и я постоянно чувствую внутри пустоту, словно вся моя жизнь крутится вокруг мужа и дочери.

В самый разгар моих депрессивных мыслей в столовую входит Клара. Она останавливается в пяти футах от стола, не замечая никого и ничего вокруг, сосредоточив внимание на экране телефона.

– Ты где была? – спрашивает Крис. Она явилась всего минут на тридцать позднее, чем обычно, но он все равно придирается.

– Простите, – отзывается дочь, кладя устройство на стол. Затем тянется мимо Джонаса за тарелкой. – Собрание после театральной репетиции задержали, а потом я подвозила одноклассника. – Она поднимает взгляд на меня и улыбается. – С днем рождения, мамочка!

– Спасибо!

– И кого это? – интересуется Крис.

– Миллера Адамса, – сообщает Клара, и мы с Дженни переглядываемся. Вот черт!

Муж роняет вилку на тарелку, а Лекси недоуменно спрашивает:

– Эй! А почему мне не позвонила рассказать?

Крис зло смотрит на нас с Дженни, словно собирается начать отчитывать за ложь, но я сжимаю под столом его колено. Так я предупреждаю, что не хочу сообщать всем присутствующим о нашей беседе. Он понимает не хуже меня, что Дженни – отличный источник информации о нашей дочери, и если об этом станет известно Кларе, всем это аукнется.

– И с какой стати ты решила подвезти Миллера Адамса? – лишь задает он вопрос.

– Да, – поддерживает его Лекси, – с какой это стати? Расскажи, не пропуская ни одной детали.

Дочь игнорирует подругу, отвечая только отцу:

– Да всего-то небольшой крюк пришлось сделать, не больше мили. Чего вы все так разволновались?

– Никогда этого больше не делай, – командным тоном распоряжается Крис.

– А я голосую за повторение ситуации! – вставляет Лекси.

– Снаружи просто печка, – удивленно смотрит Клара на отца. – Я что, должна была оставить его на такой жаре?

– Я не хочу, чтобы ты с ним общалась, Клара! – Муж приподнимает одну бровь, и оттого, что делает он так крайне редко, жест выглядит еще более угрожающим. – И вообще, не стоит возить парней. Это небезопасно.

– Твой отец прав, – заявляет Лекси. – Классных парней можно подвозить, только когда я с тобой.

– Боже мой, папа! – Дочь опускается на стул и раздраженно закатывает глаза. – Это же не какой-то незнакомец, кроме того, я же с ним не встречаюсь. У него уже год как есть девушка.

– Ага, только она учится в университете и не сможет помешать в случае чего, – подмигивает подруга.

– Лекси, – произносит Крис так, словно это предупреждение.

Та кивает и показывает, будто застегивает рот на молнию.

Меня же беспокоит, что Клара ведет себя так, словно и не звонила в панике Дженни, чтобы уточнить, не флиртуют ли с ней. Притворяется, что ей наплевать, перед отцом и лучшей подругой. Но благодаря болтливости сестры я знаю, что это не так. Я пристально разглядываю дочь, восхищаясь ее актерским талантом. Однако к восторгу примешивается беспокойство. Ее умение обманывать просто впечатляет. Вся в Дженни.

Это пугает. Я не смогла бы солгать даже под страхом смерти. Я сразу начинаю запинаться, а щеки краснеют. Поэтому я всеми силами избегаю открытых противостояний.

– Мне все равно, даже если он женат или несметно богат. Я буду крайне признателен, если ты больше никогда не будешь его подвозить.

Лекси расстегивает воображаемый замок на губах и выпаливает:

– Вы же ее отец, нельзя бросаться такими фразами. Если запрещать подросткам общаться с кем-то, то мы будем хотеть этого еще сильнее.

– Кто приглашает это чудовище на семейные мероприятия? – спрашивает Крис, указывая вилкой на подругу дочери.

Я смеюсь, но понимаю, что Лекси права. Если так будет продолжаться, добром это не окончится. Нутром чую. Клара уже увлеклась мыслью об этом пареньке, а теперь он еще и стал запретным плодом. Нужно будет предупредить мужа больше не поднимать эту тему, если не хочет иметь Хэнка Адамса в качестве родственника.

– Мне одному непонятно, чем так плох Миллер Адамс? – вступает в беседу Джонас.

– Нет, мне тоже неясно, – заверяет его Клара. – Нормальный парень. Думаю, просто родители меня чрезмерно оберегают, как обычно.

Она права. Мама не особо обо мне заботилась в детстве, отчасти потому я и забеременела в семнадцать. Наверное, поэтому нас с Крисом иногда заносит. Мы сами это осознаем. Но Клара наш единственный ребенок, и мы всеми силами стараемся ее оградить от ошибок.

– Миллер – хороший парень, – высказывает свое мнение Джонас. – Я у него преподаю. Совсем не похож на Хэнка.

– Ты видишь его максимум сорок минут в день, – возражает Крис. – Так что ничего не знаешь о его настоящем характере. Яблочко от яблони, как говорится.

Джонас пристально смотрит на друга, но предпочитает не настаивать. По принципиальным вопросам муж иногда спорит до тех пор, пока противник не уступит. Помню, раньше единственный, кто никогда не сдавался и стоял на своем до конца, был Джонас Салливан.

Значит, это изменилось с тех пор. Он стал гораздо меньше пререкаться с Крисом. А когда все-таки не согласен с ним, то оставляет последнее слово за другом. Хотя мне не кажется, что это – признак слабости. Скорее наоборот, меня восхищают такие поступки.

Муж по-прежнему иногда ведет себя как вспыльчивый подросток. Джонас же словно перерос это и не видит смысла доказывать чью-то неправоту.

Возможно, это еще одна причина, по которой мне не нравится возвращение Салливана. Не слишком приятно смотреть на мужа его глазами.

– К чему ты вспомнил пословицу про яблоки и яблоню? – интересуется Клара. – Что не так с родителями Миллера?

– Не стоит тебе знать, – отмахивается Крис.

Дочь лишь качает головой и откусывает гамбургер. Хорошо, что она не стала развивать тему. Она пошла в отца и любит поспорить, поэтому никогда не знаешь, в какой момент вспыхнет ссора.

Я же совершенно не люблю конфликты, что иногда раздражает мужа. Когда он начинает доказывать свое мнение, а я уступаю и не даю разгореться скандалу, он чувствует себя проигравшей стороной.

Это было первым, что я освоила в браке: нужно уметь вовремя покинуть арену боевых действий, чтобы выйти победителем.

– Ты еще не подала заявление на участие в кинематографическом проекте от Университетской межшкольной лиги, – кажется, Джонас тоже жаждет сменить тему, как и остальные.

– Я знаю, – отвечает Клара.

– Завтра – последний срок.

– Не могу найти напарника, а самой мне не справиться.

Мне не нравится, что Джонас поддерживает идею дочери поступать на факультет актерского мастерства. Я не сомневаюсь, что она преуспеет на этом поприще, ведь на сцене она просто великолепна, однако я также знаю, как тяжело будет добиться успеха в такой конкурентной отрасли. И даже если ей это удастся, то не следует забывать и о развращающей силе славы. Это не то, чего бы я хотела для своего ребенка. Мы с Крисом ничего не имеем против театрального кружка, если основной профессией она выберет что-то более перспективное с финансовой точки зрения.

– А ты не хочешь помочь подруге? – спрашивает новоявленный дядя у Лекси. Та лишь морщится.

– Вот уж нет. У меня слишком много работы.

– Подойди ко мне завтра перед первым уроком, – обращается Джонас уже к Кларе. – Один из моих учеников тоже ищет партнера, может, договоритесь.

Она кивает и замечает, что подруга заворачивает остатки гамбургера.

– Куда это ты собралась? – интересуется она.

– Свидание с парнем из Тиндера, – отвечает за Лекси Дженни.

– Он хоть наш ровесник? – со смехом поддразнивает ее Клара.

– Само собой. Ты ведь знаешь, я терпеть не могу парней из колледжа. От них всегда за милю несет пивом, – морщит нос Лекси, затем наклоняется и шепчет что-то подруге на ухо, вызвав у той приступ смеха. Потом встает и уходит.

Дочь начинает расспрашивать Джонаса о кинематографическом проекте. Дженни с Крисом ведут оживленную беседу о больнице, о том, что она пропустила за время отсутствия.

Я в разговоре не участвую и лишь молча ковыряюсь в тарелке.

Сегодня мой день рождения, и вокруг собрались важные для меня люди, но по какой-то причине я чувствую себя невероятно одинокой. Я должна быть счастлива, но мне словно чего-то не хватает. Не могу понять, чего именно. Возможно, мне просто скучно.

Или еще хуже: я сама – скучная.

День рождения – странный праздник. Не могу перестать анализировать прожитую жизнь и потребность в чем-то, принадлежащем только мне. С тех пор как я забеременела и мы с Крисом поженились, он обеспечивал семью. Сначала с помощью родителей, после окончания университета – самостоятельно. Конечно, я заботилась о доме и ребенке, но Кларе через пару месяцев исполнится семнадцать…

У Дженни есть профессия, маленький ребенок и новый муж на горизонте.

Крис получил повышение три месяца назад, что означало работу допоздна.

Когда Клара уедет в университет, чем буду заниматься я?

Даже после окончания ужина мои мысли снова и снова возвращаются к этому вопросу. Я загружаю посудомоечную машину, когда на кухню входит Джонас. Он сразу придерживает дверь, не давая ей раскачиваться. За этот жест я ему признательна. Из него вышел отличный отец, и он тоже ненавидит дверь на кухне. Уже два положительных качества.

Может, дружба между нами все же возможна.

Он прижимает Элайджу к груди и просит:

– Есть мокрая тряпка?

После этих слов я замечаю, что малыш срыгнул на его рубашку. Беру полотенце, смачиваю и протягиваю молодому отцу. Пока он отчищает одежду, я забираю племянника и любуюсь им, улыбаюсь, обнаружив небольшое сходство с Кларой, когда та была в его возрасте. Тонкие светлые волосики, темно-голубые глаза, круглая головенка. Я принимаюсь укачивать ребенка. Он такой тихий, куда спокойнее маленькой Клары. Ее постоянно мучили колики, провоцируя непрекращающийся плач. Элайджа же только спит и ест, а кричит так редко, что Дженни зовет меня посмотреть, до чего он милый, когда расстроен.

Когда я отрываю глаза от мальчика, то ловлю на себе взгляд Джонаса. Он сразу же отворачивается и тянется к чему-то позади подгузников.

– У меня есть для тебя подарок.

Я растерянна. До ужина он казался таким резким и напряженным. А теперь собирается вручить сюрприз? Он протягивает мне незапакованный пакет с… конфетами.

Нам что, двенадцать?

Спустя минуту я понимаю, что внутри битком моих любимых арбузных леденцов, и я едва сдерживаю улыбку. Но тут же хмурюсь.

Он помнит.

Джонас откашливается и кидает полотенце в мойку. Затем забирает Элайджу.

– Нам пора домой. С днем рождения, Морган.

На этот раз я впервые искренне улыбаюсь ему в ответ.

Между нами снова устанавливается молчаливое взаимопонимание, мы секунд пять смотрим друг другу в глаза, затем Джонас кивает и выходит из кухни.

Не знаю, символизирует ли это перемирие. В конце концов, он действительно старается. К тому же он отлично обращается с Дженни, прекрасный отец Элайдже и один из любимых учителей Клары.

Почему же мне так хочется, чтобы его не любили те, кто мне дорог?

Когда они с сестрой и племянником уезжают, дочь уходит в свою комнату. Она сидит там почти все вечера. Раньше она любила проводить время со мной, но все изменилось, когда ей исполнилось четырнадцать.

Крис уделяет внимание в основном компьютеру, предпочитая смотреть сериалы или спортивные соревнования. Я же люблю несколько телешоу по кабельному каналу. Жизнь превратилась в рутину.

Я ложусь спать в одно и то же время.

Встаю в одно и то же время.

Хожу в один и тот же тренажерный зал, чтобы проделать привычные упражнения.

Занимаюсь одними и теми же делами, готовлю блюда по расписанию.

Может быть, это все из-за дня рождения, но я чувствую, как с самого утра надо мной нависает темное облако. Кажется, что все вокруг нашли свое предназначение, а я даже в тридцать четыре года не имею другой цели, кроме заботы о Кларе и муже. Мне не следовало превращаться в такую наседку. Некоторые одноклассники еще не обзавелись собственными семьями. Да и дочь уедет в университет через двадцать один месяц.

Крис заходит на кухню и берет из холодильника бутылку воды. Затем поднимает пакет с конфетами и рассматривает его.

– Ты купила эти несъедобные леденцы?

– Это подарок Джонаса.

– Да уж, хуже не придумаешь, – смеется муж и роняет упаковку на кухонную стойку.

Я стараюсь не зацикливаться на факте, что он не помнит мой любимый вкус. Я и сама наверняка знаю не все, что ему нравилось, когда мы только познакомились.

– Я завтра буду поздно. Ужин можешь не готовить.

Я киваю, но только я уже это делаю. Еда томится в духовке. Ни к чему об этом говорить. Муж направляется к выходу.

– Крис? – Он оборачивается и вопросительно смотрит на меня. – Я подумываю о поступлении в колледж.

– Зачем?

– Сама пока не знаю, – пожимаю я плечами.

– Но почему именно сейчас? Тебе уже тридцать четыре, – недоуменно наклоняет он голову.

Ого.

Крис немедленно раскаивается в сказанном, когда видит, как его слова меня расстроили. Он притягивает меня к себе и обнимает.

– Я не хотел тебя обидеть, прости, – целует он меня в лоб. – Просто не думал, что тебе может быть это интересно, ведь я достаточно зарабатываю, чтобы нас обеспечивать. Но если тебе непременно нужно получить диплом… – Он снова целует меня, теперь в висок. – Значит, поступай. Я пойду приму душ.

Он уходит, а я смотрю, как дверь раскачивается взад и вперед. Ненавижу ее!

Я бы с удовольствием продала дом и переехала в новый, но Крис никогда этого не позволит. Зато теперь мне есть чем заняться, потому что сейчас мне некуда направить свою энергию. Единственное, что остается, это думать, как я хочу новую дверь в кухню.

Завтра нужно снести ее ко всем чертям! Пусть лучше вообще не будет двери, чем такая, которая не работает как следует. Правильной дверью можно хотя бы хлопнуть, когда злишься.

Я кладу в рот леденец, испытывая чувство ностальгии, вспоминая о тех временах, когда мы вчетвером были подростками, и отчаянно желая снова оказаться в машине вместе с Крисом и Дженни. У Джонаса всегда на приборной панели лежали леденцы, но ему никогда не нравились арбузные, и он оставлял их специально для меня. Как же давно я не ела эти конфеты! Иногда легко забыть, кем я была и что любила до беременности. Словно узнав о ребенке, я стала другим человеком. Думаю, такое бывает, когда становишься матерью. Вся твоя жизнь сосредотачивается на прекрасном крошечном человечке, которого ты родила.

В кухню заходит Клара, которая уже совсем не маленькая. Дочь взрослая и красивая девушка, но иногда я скучаю по тем временам, когда она сидела у меня на коленях или я укачивала ее перед сном.

Дочь тянется к пакету с конфетами.

– Ого, леденцы! – говорит она, затем подходит к холодильнику и открывает его. – Можно мне колы?

– Уже поздно, сладкого с тебя на сегодня достаточно.

Клара оборачивается и внимательно смотрит на меня.

– Но сегодня твой день рождения, а мы еще не написали ничего на доске желаний.

Я и забыла об этом. Впервые за день я чувствую, как настроение поднимается.

– Ты права. Достань бутылочку и для меня.

Клара ухмыляется. А я иду в кладовку и достаю доску желаний. Дочь, может быть, уже слишком взрослая, чтобы укладывать ее спать, но, по крайней мере, она до сих пор помнит наш ритуал. Мы придумали его, когда ей было восемь лет. Крис не принимал в нем участия, поэтому традиция принадлежит только мне и Кларе. У каждой из нас есть своя доска, и дважды в год, в дни рождения, мы добавляем надписи. Праздник дочери будет только через пару месяцев, поэтому я выношу только свою доску.

Клара занимает место за столом рядом со мной и выбирает фиолетовый фломастер. Она просматривает предыдущие пожелания, скопившиеся за несколько лет, и проводит пальцами по тому, которое оставила, когда ей было одиннадцать: «Желаю маме забеременеть в этом году». Рядом с надписью даже наклеена небольшая картинка погремушки.

– До сих пор не поздно сделать меня старшей сестрой, – комментирует дочь. – Тебе всего тридцать четыре.

– Ни в коем случае!

Она смеется. Я же разглядываю доску в поисках одной из целей, которых я наметила для себя в прошлый раз. Я отыскиваю изображение цветочной клумбы в левом верхнем углу. Она символизирует мою мечту: выкорчевать кусты на заднем дворе и посадить вместо них розы. Я сделала это нынешней весной. Нахожу еще одну строчку и хмурюсь.

«Найти то, что заполнит пустое пространство».

Уверена, Клара думала, что я говорила буквально. Но на самом деле я подразумевала внутреннее состояние. Уже в прошлом году пустота дала о себе знать. Я горжусь достижениями мужа и дочери, но когда я смотрюсь в зеркало и оцениваю собственную жизнь, то нахожу не так много поводов для самоуважения. Чувствую, будто не реализовала свой потенциал. Иногда я ощущаю дыру в груди, словно моя жизнь бессмысленна. Я счастлива, но этого недостаточно.

Клара начинает писать, и я наклоняюсь вперед, чтобы прочитать. «Поддержать стремление дочери стать актрисой». Она закрывает фломастер и возвращает его на место.

Желание дочери заставляет меня испытать приступ вины. Я и сама хочу, чтобы она следовала своим мечтам, просто почему бы им не быть чуть более реалистичными?

– Что будешь делать с дипломом, если актерская карьера не заладится?

– Зачем загадывать? – пожимает плечами Клара, подтягивает ногу на стул и кладет подбородок на колено. – А кем ты хотела стать?

Я лишь смотрю на доску, неуверенная, что у меня есть ответ.

– Без понятия. В твоем возрасте у меня не было никаких особых талантов или склонности к какому-то определенному предмету.

– Но ты же любила что-то, как я люблю сцену?

Пару секунд я размышляю над вопросом, но на ум ничего не приходит.

– Мне нравилось общаться с друзьями, не думая о будущем. Всегда считала, что в университете что-нибудь выберу.

– Мне кажется, стоит поставить это в качестве цели на будущий год, – кивает Клара на доску. – Выяснить, в чем твоя страсть, потому что это явно не быть домохозяйкой.

– Почему бы и нет, – задумчиво отвечаю я. – Некоторые женщины счастливы лишь убираться и готовить. – Мне и самой этого хватало до недавнего времени.

Клара отпивает колу из бутылки. Я же записываю ее предложение: «Найти свою страсть».

Может, ей это и не понравится, но дочь напоминает меня в ее годы. Самоуверенная. Думает, что знает все. Да, именно так я и описала бы ее одним словом. Я и сама была такой, а теперь… Если основываться на моем нынешнем поведении, то характеризующее меня слово – ворчливая.

– Когда ты думаешь обо мне, какое определение приходит в голову?

– Мама, – немедленно произносит Клара. – Домохозяйка. Чрезмерно заботливая. – Над последней фразой она смеется.

– Я серьезно. Опиши мое ключевое качество одним словом.

Дочь задумчиво склоняет голову и несколько длинных секунд внимательно меня рассматривает. Затем честно говорит:

– Предсказуемая.

– Предсказуемая? – Я так и замираю с открытым ртом, моему возмущению нет границ.

– В хорошем смысле. – Каким образом предсказуемость может характеризовать человека с хорошей стороны? Не могу представить, чтобы кому-либо захотелось услышать такое описание себя. – Думаю, я подразумевала – надежная, – оправдывается Клара. Затем наклоняется, обнимает меня и уходит, пожелав спокойной ночи и еще раз поздравив с днем рождения. Я же остаюсь сидеть, погребенная под ворохом неутешительных мыслей.

Сомневаюсь, что дочь хотела меня обидеть, но определение «предсказуемая» я точно не ожидала услышать. Потому что именно такой я боялась стать. Но не смогла избежать этой участи.