Глава одиннадцатая

Морган

Два года, шесть месяцев и тринадцать дней. Именно на столько должно было хватить выплат по страховке Криса, когда я последний раз делала подсчеты. Но стоит добавить в список нужды младенца – и мы окажемся за чертой бедности. Кроме того, найти работу, имея на руках двухмесячного ребенка, практически невозможно. И няню мы себе позволить тоже не можем. Я даже не могу подать в суд на Джонаса, чтобы получить деньги для Элайджи, ведь они не являются кровными родственниками.

Когда племянник разражается криками, я складываю бумаги и иду его успокаивать. Мне казалось, что мальчик совсем не похож на Клару по характеру, но, похоже, придется пересмотреть свое мнение. Последние дни малыш только и делает, что плачет. Иногда еще дремлет, но капризничает гораздо чаще. Уверена, все потому, что ко мне он не привык. Обычно с Элайджей нянчилась Дженни, но ее голоса он больше никогда не услышит. Джонас, обычно поющий ему колыбельные, отсутствует уже несколько дней. Я притворяюсь, что все будет хорошо, но на самом деле не особенно в этом уверена: ни одно из моих сообщений Салливанам не получает ответа.

Обманутый жених сестры вполне может никогда больше не объявиться. И я даже не могу его винить. Он прав: только я прихожусь Элайджу родней. Поэтому сейчас именно я и должна нести за него ответственность. Даже если на свидетельстве о рождении указано имя Джонаса, он не обязан воспитывать ребенка, зачатого моей сестрой и моим мужем.

Я надеялась, что двух месяцев, проведенных с малышом, будет достаточно для формирования нерушимой связи и что в любую минуту отец явится за ним, пусть и убитый горем, но раскаивающийся. Однако чуда не произошло. Миновало уже четыре дня, и передо мной в полный рост встает вполне вероятный вариант: растить новорожденного в одиночку среди хаоса.

Вчера вечером я сидела в гостиной, укачивая Элайджу, пока он больше часа захлебывался истерическими воплями, и могла думать только об этом. Я и сама в какой-то момент начала хихикать, как ненормальная. Заставляет задуматься: а не схожу ли я с ума? Именно так психов по телевизору и показывают: смеющихся в совершенно неподходящих ситуациях, неспособных нормально реагировать. Но только это мне и остается: смеяться, потому что жизнь сейчас напоминает непрекращающийся поток отборного дерьма. Отборнейшего. Дерьма. Муж погиб. Сестра тоже мертва. А мне вручают их незаконнорожденного отпрыска, при этом собственная дочь не желает со мной разговаривать. Очевидно же, что я плохой воспитатель.

И даже отвлечься от этого ужаса нельзя, потому что проклятый телевизор сломан!

– Нужно им позвонить.

– Позвонить кому?

Я подпрыгиваю от неожиданности, услышав голос Клары, потому что даже не слышала, как она вошла.

– Позвонить кому? – повторяет она. Я даже не подозревала, что сказала мысли вслух.

– Телевизионному провайдеру. Я скучаю по сериалам.

Дочь качает головой, словно готова произнести: «Кабельные каналы давно никто не смотрит». Но она молчит. Вместо этого подходит ко мне и забирает Элайджу.

В городе услуги кабельного ТВ предоставляют две компании, но мне везет с первой попытки. Приходится прождать на линии целую вечность, прежде чем назначают визит мастера. Когда я вешаю трубку, Клара вопросительно смотрит на меня с дивана.

– Ты хоть немного поспала?

Думаю, она спрашивает потому, что на мне до сих пор красуется вчерашняя одежда, а волосы наверняка всклокочены. И даже не помню, чистила ли я сегодня зубы. Обычно я делаю это перед сном и сразу после него, но кажется, дочь права: я сегодня вообще не ложилась. Интересно, как долго человек может протянуть без сна.

Для Элайджи этот отрезок составляет семь часов, именно столько прошло с момента его последнего отдыха.

– Позвони Джонасу и скажи, чтобы приезжал и забирал сына. Ты выглядишь так, словно сейчас свалишься с ног.

– Ты не могла бы сходить в магазин за подгузниками? Остался всего один, а скоро придет пора надевать новый, – меняю я тему, не желая обсуждать сказанное Кларой.

– А Джонас что, не может их принести? – интересуется она. – Это вроде как его обязанность.

Я отвожу взгляд, потому что складывается ощущение: она видит меня насквозь.

– Не стоит сейчас на него давить, – отвечаю я. – На него очень многое свалилось.

– Как и на нас. Но мы бы не бросили ребенка.

– Ты не понимаешь. Ему просто нужно немного побыть одному. Кошелек на кухне, – произношу я, продолжая уклоняться от вопросов, чтобы не сваливать всю вину на Джонаса, как бы мне этого ни хотелось.

Клара берет деньги и уходит в магазин.

Оставшись с племянником наедине, я укладываю его в самодельную кроватку. Он наконец заснул, но не знаю, надолго ли, поэтому пользуюсь выпавшей возможностью пойти на кухню и помыть его бутылочки.

Грудного молока нет со дня смерти Дженни, но кажется, малыш не возражает против смесей. Но приходится использовать для их приготовления приличное количество посуды.

Я оттираю одну из бутылок, когда меня внезапно накрывает и я начинаю рыдать.

В последнее время мне сложно остановиться. Я могу проплакать вместе с Элайджей всю ночь напролет. И потом целый день. Слезы текут, когда я принимаю душ. Меня душат рыдания, когда я за рулем.

Из-за этого непрерывно болит голова и еще сильнее – сердце. И иногда я просто мечтаю, чтобы все закончилось. Чтобы весь мир прекратил существование.

Становится понятно, что твоя жизнь – дерьмо, когда ты моешь бутылочку и молишься о наступлении конца света.