Первый день прошел для меня весьма неплохо. Утром я читал Ричарда Форда, сидя у бассейна, — охрененно хороший писатель. Потом заказал сандвич, после чего… В общем, я подумал, что моему либидо самое время очнуться после четырех или даже пяти месяцев коматозного существования без малейших признаков жизни. Вы не слышали про того человека, написавшего книгу, хотя он мог шевелить только веком? Ему еще приходилось моргать каждый раз, когда помощник называл нужную букву. Реальная история, кстати. В общем, мое гребаное либидо даже так не смогло бы. Я сидел у бассейна в шортах, солнце грело меня там, где раньше была вечная мерзлота — во всех смыслах этого слова, — и вдруг почувствовал там едва заметные признаки жизни.

Я пошел гулять не с конкретной целью как-то это использовать. Мне просто захотелось прогуляться, посмотреть на городок и, возможно, снова узнать ту сторону жизни. Правда, сначала вернулся в номер и переоделся. Я не люблю разгуливать по улице в одних шортах. Я вешу шестьдесят килограммов, худющий как черт знает что, белый как простыня, так что мне было не сравниться с загорелыми накачанными парнями на улицах. Даже если найти женщину, которую привлекают такие мужчины, как я, здесь она все равно не вспомнит о своих пристрастиях. Это все равно что вы бы оказались на хип-хоп вечеринке, на которой играли бы отрывки из песен знаменитой исполнительницы кантри Долли Партон — ее песни звучали бы не очень. На самом деле вы бы ни хрена ее не услышали. Так что, надев выцветшие джинсы и футболку с изображением группы «Драйв-Бай Тракерс», я пытался обратиться к правильным людям.

Представьте себе: меня не просто услышали — это было бы эвфемизмом — меня услышал человек, который видел нашу группу, которому нравилась наша музыка. Только подумайте: какова была вероятность? Ладно, нашу группу она подзабыла, и мне пришлось напомнить ей, что мы ей нравились, но все равно. Дело было так: я набрел на фонтанчик с морской водой, раскрашенный каким-то местным художником, и решил там перекусить и выпить пива. А та англичанка сидела за соседним столиком и читала «Бельканто» Энн Пэтчетт. Я сказал, что тоже читал эту книгу, мы разговорились, и переманил ее за свой столик. Потом речь зашла о музыке, поскольку «Бельканто» в каком-то смысле о музыке — точнее, об опере, но многие относят это к музыке — и она призналась, что ей больше нравятся рок-оперы. Ну, я спросил, какие группы ей по вкусу. Ей нравилась куча всего, в том числе и группа «Клокерс», вместе с которой мы ездили в турне. Она видела их во время того турне, когда мы все приезжали в ее родной Манчестер. Она вспомнила, что пришла довольно рано и, возможно, даже видела группу, начинавшую концерт. Я объяснил ей, что это были мы. Она тогда еще сказала: «Да, точно. Припоминаю. Вы хорошо выступили». Да-да, я все понимаю, но у меня был такой период в жизни, когда выбирать мне было не из чего.

Тот день мы провели вместе, потом я угостил ее ужином, так что и вечер мы провели вместе, а в итоге она осталась на ночь у меня, поскольку жила в одном номере с подругой. Это было впервые после последней ночи с Лиззи, но тогда все сильно смахивало на некрофилию.

На завтрак мы с Кэти спустились в ресторан, но не только из-за того-то, что в нашем отеле не было предусмотрено обслуживание номеров, — я хотел встретиться с кем-нибудь из наших. Мне отчего-то казалось, что они мне помогут — пусть не Морин, то хотя бы Мартин, который разбирается в женщинах. Я даже как-то убедил себя, что и на Джесс она произведет впечатление. Я уже видел, как они сидят втроем в другом конце зала, причем двое уже шепотом отпускают какие-то скабрезные шутки, — я снова на коне.

Первой спустилась Морин. Я помахал ей рукой в знак приветствия, и она, сочтя почему-то этот жест за приглашение, присоединилась к нам. Она с подозрением поглядела на Кэти:

— Кто-то не придет на завтрак?

Она не хотела никого обидеть. Просто присутствие Кэти ее смутило.

— Дело не в этом. Просто…

Я запнулся, не зная, что сказать.

— Меня зовут Кэти, — представилась не менее смущенная Кэти. — Я знакомая Джей-Джея.

— Понимаете ли, этот столик рассчитан на четверых, — объяснила Морин.

— Если придут все остальные, мы с Кэти пересядем, — успокоил я Морин.

— Кто такие «все остальные»? — поинтересовалась Кэти.

Пожалуй, это был закономерный интерес.

— Мартин с Джесс, — объяснила Морин. — Но Джесс вчера вернулась на полицейской машине. Возможно, ей еще нужно будет отлежаться.

— А… — протянул я.

Мне было любопытно, почему полиция привезла Джесс обратно в отель, но именно тогда я не хотел об этом говорить.

— А что она натворила? — спросила Кэти.

— Легче сказать, чего она не натворила, — ответила Морин.

К нашему столику подошел официант и налил всем кофе, и Морин пошла за круассанами. Кэти бросила на меня взгляд, в котором я увидел множество вопросов.

— Морин… — начал было объяснять я, но так и не смог ничего придумать.

Впрочем, придумывать ничего и не нужно было, поскольку появилась Джесс.

— Как же хреново, — представилась она. — Мне так хреново. Надо проблеваться, чтобы стало получше, но у меня в животе после вчерашнего вообще ничего не осталось.

— Меня зовут Кэти, — сказала Кэти.

— Привет, — ответила Джесс. — Я в таком состоянии… Даже не поняла, что не знаю тебя.

— Я знакомая Джей-Джея, — объяснила Кэти, и глаза Джесс тут же угрожающе заблестели.

— В каком смысле «знакомая»?

— Мы вчера только познакомились.

— А сегодня уже завтракаете вместе?

— Заткнись, Джесс.

— А что я такого сказала?

— Ничего. Но собираешься сказать.

— А что я такого собираюсь сказать?

— Понятия не имею.

— А ты уже познакомилась с нашими родителями, Кэти?

Кэти невольно бросила опасливый взгляд на Морин.

— А ты похрабрее меня, Джей-Джей, — продолжила Джесс. — Я бы не стала приводить на семейный завтрак каждого, с кем разок перепихнулась. Но ты молодец, братишка, идешь в ногу со временем.

— Это твоя мама? — спросила Кэти.

Она, конечно, пыталась задать этот вопрос как можно более непринужденным тоном, но небольшое напряжение все равно чувствовалось.

— Нет, конечно. Мы вообще из разных стран. Джесс…

— А он рассказывал тебе, будто у него была своя рок-группа? — спросила Джесс. — Уверена, что рассказывал. Он всем рассказывает. Иначе ему ни одна девица не светит. Мы просим его больше так не говорить, потому что правда все равно выяснится в итоге. И девушки расстраиваются. Он небось сказал, что был вокалистом, так?

Кэти кивнула и посмотрела на меня.

— Вот шутник. Спой ей, Джей-Джей. Тебе стоит его послушать. Ты охренеешь.

— Кэти была на концерте моей группы, — возразил я.

Но, сказав это, я вспомнил, как напоминал Кэти, что она видела нас на сцене. А это разные вещи. Кэти повернулась ко мне, и по ее глазам я догадался, что она тоже это вспомнила. Вот черт.

Потом вернулась Морин с круассанами.

— И что мы будем делать, если придет Мартин? Ему же не хватит места.

— О нет, — вскричала Джесс. — Ааааа. Помогите. Наверное, впадем в панику.

— Я, наверное, лучше пойду, — сказала Кэти.

Отхлебнув кофе, она поднялась и добавила:

— Анна будет беспокоиться.

— Мы можем пересесть за другой столик, — предложил я, прекрасно понимая, что все кончено, разрушено неподвластной мне злой силой.

— Пока, — улыбнулась Джесс.

Больше я не видел Кэти. Будь я на ее месте, я бы до сих пор восстанавливал в памяти произошедшее за завтраком. Я бы записал все, потом попросил бы друзей разыграть эту сценку, пытаясь найти хоть какое-то объяснение событиям того утра.

С Джесс сложно: никогда не знаешь, была ли у нее в голове мысль или она пальцем в небо попала. Когда болтаешь без умолку, как она, шансы попасть пальцем в небо всегда есть. Как бы то ни было, она была права: если бы не музыка, не было бы никакой Кэти. Она была первой моей женщиной после распада группы, единственной женщиной, которая была у меня, не занимающегося музыкой, — девственность я потерял, когда наша группа уже существовала, и все время после этого оставался в группе. После ее ухода я начал беспокоиться, не получится ли так, что лет через сорок я окажусь в каком-нибудь гребаном доме престарелых и буду рассказывать своей беззубой соседке, как менеджер «Р.Е.М» хотел работать с нашей группой. Когда я буду что-то собой представлять? Когда найду себе работу, стану личностью, достойной внимания других людей? На хрена бросать что-то, если это нечем заменить? А если бы мы продолжили разговаривать о книгах, вообще не упоминая музыку… Разве оказались бы мы тогда в постели? Мне сложно это себе представить. Казалось, без моей прежней жизни у меня вообще никакой жизни не было. Эта ночь должна была улучшить мое моральное состояние, но ни хрена — в итоге чувствовал себя разбитым, я был в отчаянии.