Глава 39

После того как врач вколол в вену Генриха не то морфий, не то еще какую-то дрянь, боль не прошла полностью, но стала тупой и менее резкой.

Фон Берг погрузился в тяжелый бред. Дышать было трудно. Он увидел, как на грудь ему уселась нагая Полина и снова и снова с жестоким удовольствием вонзала в него свои острые когти. То ли это был страшный сон, то ли явь… Она терзала его и смеялась в лицо своим чистым серебристым смехом. Он не мог пошевелиться и сбросить ее. Генрих понял, что все кончено и он умирает.

Теперь он явственно видел, что за всеми убийствами стояла его бывшая любовница. Как же он сразу не догадался?

Когда-то все погибшие вольно или невольно обидели или оскорбили Полину – директор театра, который не сделал ее примой. Его жена, занявшая заветное место. Блестящий полковник, удачно женившийся после того, как Полина сама же его и бросила. Молочница, которая радостно напомнила графине, увидев ее в городе, как та бегала к ней за молоком, когда была еще девочкой-подростком. Торговка, сказавшая ее горничной, что госпожа графиня ничем не лучше проститутки. Эти случаи вызывали у Полины приступы дикой злости, и она всегда долго и возмущенно рассказывала о них Генриху. Как он об этом не вспомнил, о чем вообще думал? И все остальные погибшие, видимо, тоже чем-то задели чрезмерное самолюбие графини.

Но Егор услышал его и должен понять.

Почему Полина стала ведьмой, да еще такой? Неужели из-за него? Как ей это удалось? Он уже не узнает…

Фон Берг снова провалился в темную бездну. Полина исчезла, растворившись в кровавой пелене. Что-то теплое легло на грудь, и боль постепенно стала отступать.

* * *

Генрих проснулся от того, что болела каждая клеточка его тела. Он с трудом открыл глаза. Окна были плотно задернуты шторами, и свет почти не проникал внутрь. Сумрак окутывал просторное помещение спальни. В комнате удушливо пахло лекарствами. Фон Берг попытался сесть, но резкая боль в груди остановила его. Генрих повернул голову в сторону окна, стараясь понять, какое теперь время суток.

К своему неописуемому удивлению на расстоянии вытянутой руки он увидел Екатерину. Она свернулась калачиком на краю кровати и мирно спала, положив обе руки себе под голову. Ее светло-серое шелковое платье было сильно помято и перемазано кровью. По-видимому, его кровью… Однако вид ее был безмятежен, и она счастливо улыбалась во сне. Барон не верил своим глазам.

– Катрин… – тихо прошептал он, не то позвав ее, не то просто подтверждая неожиданный факт ее присутствия на кровати рядом с ним.

Ему непреодолимо захотелось дотронуться до нее, чтобы убедиться, что это не видение и не сон. Но он остановил себя – пусть спит. А если это бред, он готов находиться в таком берду как можно дольше.

Дышать было тоже больно, и Генриху не хватало воздуха. Он тяжело перевел дыхание и судорожно глубоко вздохнул. Екатерина спала очень чутко и, видимо, даже во сне прислушивалась к каждому шороху. Она мгновенно открыла глаза, широко и лучезарно улыбнулась барону и порывисто села на кровати. Девушка машинально пригладила свои взлохмаченные волосы.

– Вчера вы нас сильно напугали.

Он слабо улыбнулся в ответ:

– Вчера я и сам себя сильно напугал.

– Как вы себя чувствуете?

– Отвратительно. Словно по мне пробежался табун тяжеловозов. И не один раз… Болит все… Вообще все…

Екатерина легко встала с кровати.

– Сейчас принесу лекарство. Оно уменьшит боль, и вам станет легче.

– Позже. Пожалуйста, вернитесь назад. – Он взглядом указал на место рядом с собой. – Мне тяжело двигаться, а так удобнее с вами разговаривать.

Она продолжала улыбаться:

– И не надейтесь. Чтобы говорить со мной, достаточно слышать. Совсем не обязательно на меня смотреть.

– Вы неимоверно жестоки… – Он вздохнул и прикрыл глаза.

Девушка вышла и вернулась с лекарствами. С ней вошел Егор.

– Как я рад, что все обошлось! – он довольно улыбался во весь рот.

– Спасибо, Егор. Если бы не ты, Полина меня бы прикончила. Я тебе обязан жизнью… – Барон был счастлив видеть своего верного товарища и спасителя.

– Жаль, не удалось убить ее. – Егор вздохнул. – Но ранил сильно.

– Надеюсь, она долго будет зализывать свою рану. Доложили Магистру о ней?

– Да, господин Никитин сразу же отсюда направился к Магистру. Генрих Александрович, вы вчера подарили мне свои часы на память. – Егор положил на тумбу у кровати золотые карманные часы на массивной цепочке. – Надеюсь, мы еще не скоро обменяемся прощальными подарками.

– Я их тебе подарил и назад не возьму. Теперь это лишь жалкая благодарность за мою жизнь. Забери их, прошу… А я постараюсь отплатить тебе чем-нибудь более ценным.

– Ваша дружба – самое ценное для меня.

– Мне осталось только прослезиться, – засмеялся Генрих, но тот час же снова поморщился от боли. – Ты знаешь, что для меня это тоже очень важно…

– И я не отдам вам нож. – Екатерина откровенно светилась от счастья. – Я просто принимаю ваш подарок. Он очень красивый.

– Это фамильный нож нашей семьи. Надеюсь, он будет верно служить вам и никогда не подведет…

Екатерина подошла к фон Бергу, присела на край кровати и протянула какую-то микстуру в стакане.

– Пейте… Это лекарство.

Он покорно выпил.

– А теперь пейте это. – Она поднесла к его губам мутный теплый напиток в большой фарфоровой кружке.

– А это что за пойло? – подозрительно поинтересовался барон.

– Крепкий куриный бульон. Его прописал вам врач.

– Я его не буду… Ненавижу бульоны. – Фон Берг брезгливо отвернулся от кружки.

– Вы ведете себя как капризный ребенок.

– Мне можно, я вчера чуть не умер…

– К счастью, вы выжили, и вам надо набираться сил. – Она была настойчива и заботлива. – Будете есть, спать и выполнять все, что положено, пока не поправитесь окончательно.

– Хотите сделать из меня толстого жертвенного барана?

– Вы невыносимы, но я от вас не отстану… Пейте. – Девушка осторожно поднесла к его губам кружку.

– Тогда пододвиньтесь ко мне поближе и помогите сесть. – Превозмогая боль, он обнял ее за талию.

– Вы пользуетесь тем, что больны, и ведете себя, как мальчишка. – Девушка мягко, но твердо сняла его руку со своей талии. – В другой ситуации я вылила бы этот бульон вам на голову, но теперь я просто заставлю его выпить. И не сопротивляйтесь – не получится. Сегодня я сильнее вас. – Она засмеялась, и барон все-таки выпил бульон залпом, как водку. Поморщился:

– Теперь довольны?

– Почти. Осталось принять снотворное, и на сегодня все.

Фон Берг обреченно выпил и его.

– Вы напичкали меня лекарствами по самое горло.

– Для вашего же блага.

– Так говорят все тираны. Чтобы смягчить мои мучения, просто прилягте рядом. Даже на расстоянии вы меня согреете своим присутствием. Ну же, пожалуйста…

– Когда вы поправитесь, я припомню вам все. – Девушка шутливо погрозила барону пальцем. – И месть моя будет страшна. А теперь не капризничайте и спите. Иначе в следующий раз рядом с собой на кровати вы увидите Егора – будет его очередь дежурить около вас.

– Вы хотите моей смерти? Этого я не переживу… Вы сегодня совершенно бессердечны к моим душевным и физическим страданиям. Будьте же милосердны и пожалейте меня хоть немного!

– Не можете не дурачиться! Ну, хорошо, я посижу рядом, пока вы не заснете. – Екатерина смягчилась и опустилась на стул, стоявший возле кровати. Генрих взял девушку за руку.

Ее присутствие успокаивало и волновало его одновременно. Сегодня он позволил себе валять дурака и говорить Катрин вольности. Потом можно будет списать это на болезнь.

Ему так многое хотелось ей сказать. Но он этого никогда не сделает – она не будет с ним счастлива, и он не посмеет тревожить ее своими признаниями. Они слишком разные… Холодный законченный эгоист и чистая невинная девушка. Даже если он изменится, что ожидает их в будущем?

При его любви к риску и азарте в охоте, он вряд ли проживет долго… Спокойная жизнь тихого обывателя не для него. И это поменять он не в силах, даже ради Катрин, как цвет глаз или волос. А она будет переживать все его падения, как свои собственные. Как она осунулась за последние дни… Катрин так близко принимает все к сердцу.

Фон Берг наслаждался последними мгновеньями мимолетного счастья от близкого присутствия девушки. Когда он поправится, она уже не будет сидеть рядом с ним и он не будет держать ее за руку…

Крепкий сон начал окутывать Генриха, он закрыл глаза, и дыхание его становилось ровным и глубоким.

– Катрин, не уходите… – попросил он.

– Как же я от вас уйду? Я буду рядом…