Уйти из леса
В зале верховной Консилии шло срочное тайное заседание. Председателем был принц Церес из Синей династии. Докладывал советник по астрономии:
— Во время прошлого противостояния Мира и Мориора, когда мы впервые столкнулись с агрессией из космоса, на нашу планету упало около тридцати шаровых кораблей, называемых также «темными звездами». Точное число неизвестно, поскольку часть их затонула в Южно-Полярном океане. Тогда мы не знали, как бороться с противником, и оказались в крайне тяжелом положении. Сейчас все главные державы готовы отразить нашествие, но биться предстоит на земле. Астральный флот не готов перехватывать вражеские корабли на подлете к Миру. Есть трудности и с определением мест падения. Темные шары маневрируют, изменяют путь. Мы ожидали, что шар приземлится на равнине Тартари, но он упал у больших озер, в пятистах милях южнее. Это восьмая высадка за год, и еще два шара приближаются.
Шеф разведки незаметно наблюдал за графом Бертоном, директором медиа-связи. Из присутствующих только глава разведки и принц знали, какое известие граф получил пару часов назад. Однако Бертон не дал горю овладеть собой и держался стойко, лишь выглядел холоднее, чем обычно. Рослый, всегда подтянутый, сегодня граф казался усталым. Тени пролегли под его строгими синими глазами.
За астрономом выступил грузный начштаба Столичной провинции:
— Зона падения оцеплена войсками из ближайших гарнизонов и патрулируется с воздуха. Мы спешно подвозим саперные части и отряды полевой жандармерии. Кратер залит фосфорным газом, все вокруг выжжено.
— Зачем жандармы? — коротко спросил Церес, взяв сигару из коробки. Адъютант щелкнул зажигалкой, с поклоном поднес принцу огня. В своем щегольском мундире небесного цвета Церес выглядел восхитительно: безупречная выправка, спортивная фигура, розовое лощеное лицо с тонкими черными усиками.
— Штабс-генерал Купол, который руководит операцией, считает, что авиация прибыла с опозданием, и корабль успел широко пустить корни. Он опасается, что по корням уйдет много пришельцев.
— Каковы потери?
— Около места падения проходил поезд, он потерпел крушение в опасной зоне. Выбора не было, пришлось разбомбить и его. Погибло триста сорок семь человек, считая персонал состава, стражу почтового вагона и пассажиров по числу билетов. Да, и два документа на безденежный проезд. — Генерал заглянул в бумаги. — Итого триста сорок девять.
Граф Бертон прикрыл глаза.
— Ужасные жертвы, — покивал принц, выпустив дым из губ. — Запишите: казначейству выделить средства на похороны погибших и пособия их родным. Всем выразить письменное соболезнование Их Величеств. Но, господа астрономы, я недоволен вашей ошибкой в расчетах. Через час я должен выступать в парламенте, и депутаты спросят, почему мы не смогли избежать потерь. Кроме того, мне предстоит сделать заявление для телеграфных агентств.
— Ваше Высочество, — поднялся советник по астрономии, — я уже сообщал вам, что корабли противника изменяют путь. Наши расчеты были верны, но восьмой шар отклонился от траектории. Мориорцы догадались, какую встречу мы им готовим, и стремятся избежать боя.
— В таком случае посадка на равнине Тартари была для них выгоднее, чем у больших озер. Здесь мы быстрее можем подтянуть войска и ударить ракетами.
— Я затрудняюсь ответить, Ваше Высочество. Быть может, у пришельцев возникли какие-то неполадки.
— Что еще? — Церес обратился к начальнику штаба.
— Штабс-генерал Купол просит разрешения сжечь лесной массив на краю опасной зоны. Этот заповедный лес принадлежит короне.
— Как, ему мало поезда?
— Он полагает, там могут развиться зародыши живых машин.
— Ну что ж. Я должен услышать мнение членов Консилии.
Всего у круглого стола сидело двадцать советников от разных служб и ведомств. Голосование шло по ходу часовой стрелки.
— Сжечь. Если у Купола есть подозрения, к ним надо прислушаться.
— Сжечь. Пусть потом саперы перекапывают землю, опасность будет куда меньше.
— Сжечь. Отвести части оцепления подальше, и спалить все, что горит.
— Оставить. Газ и огненные бомбы надежны. Я уверен, Купол уничтожил все, что прилетело с кораблем. Этот генерал уже истребил три шара, и ни разу не допустил промаха.
— Оставить. Я считаю излишним губить прекрасный лес из-за каких-то смутных подозрений. Ведь Купол не предоставил доказательств?
Очередь дошла до Бертона Тор-Майда. Воздерживаться от голосования в Консилии нельзя, и принц ждал, что скажет граф.
«Они были во втором вагоне, — думал Бертон. — Паровоз взорвался. Никакой надежды. У меня больше нет детей. Что я скажу жене? Как я буду жить дальше?»
— Сжечь. Дотла.
Большинством голосов лес был приговорен, и начальник штаба вышел из зала в соседнюю комнату, где сидели два медиума, готовые передать решение Консилии в любую часть империи. Приказа из столицы ждал Купол, ждали в арсенале, чтобы отгрузить штабс-генералу ракеты с черной жигой.
Перед тем как отправиться к мотокарете, чтобы уехать в парламент, принц подошел к Бертону:
— Любезный граф, я глубоко сочувствую вашему горю и разделяю вашу скорбь.
— Благодарю вас, Ваше Высочество.
— Не сомневайтесь, Их Величества по достоинству оценят ваше мужество перед лицом трагедии. Вы можете испросить себе отпуск, но я надеюсь, что в этот трудный час вы останетесь на своем посту. Медиасвязь крайне нам необходима. Две «темных звезды» на пути к Миру. Впереди тяжелые времена.
— Я потерял многое. Почти все, что составляло мою жизнь. — Граф Бертон смотрел в высокое окно, за которым зеленел парк. — Но каждый из нас сегодня должен исполнять свой долг. Я попрошу об отпуске, когда минует противостояние планет.
— Граф, я не сомневался в вас. — Церес дружески обнял Бертона за плечи. — Вы всегда будете моим желанным гостем. Можете приезжать в любое время, без доклада.
— Ты сможешь залезть? — с сомнением спросила Лисси, вскинув голову. Дерево было не особенно высоким, но стояло на холме, и с его верхушки должно быть далеко видно во все стороны. Сучья начинались низко и выглядели крепкими.
— Я лазила по пожарным лестницам, смогу и здесь. — Лара оторвала от сорочки еще одну полосу материи. Пришлось поработать и зубами, и руками. Для приюта белье делали на совесть, из грубой прочной ткани. В результате сорочка стала до смешного коротенькой, зато Лара обзавелась несколькими надежными лентами. Одной она подпоясала сорочку повыше, из других сладила нечто вроде портупеи, чтобы револьвер висел подмышкой и не мешал при подъеме.
— По лестнице влезть легко.
— Я лазила на одних руках. На спор. Чтобы ребята не воображали о себе.
Лисси прикусила язычок. Таким умением она похвастать не могла. Подъем на руках, это воинское искусство. Так в старину проверяли, насколько ловок и силен молодой рыцарь. Правда, рыцари взбирались в доспехах и с оружием потяжелее револьвера.
— Джегэ цайджи, — заметила Хайта. Не по словам, а по тону, каким они были сказаны, Лара догадалась, что сказала златовласка. «Опасно», вот что.
Напялив шкуру, или «ируху», как она выражалась, и приютские башмаки, она послушно топала за девочками, время от времени печально вздыхая, но не говоря ни слова. Убедившись, что Лара ее понимает, если подносит револьвер ко лбу, Хайта умолкла. На вопрос «Кто ты?» она не ответила, только сама спросила: «Вы меня не убьете? Вы меня не обидите?», а потом молчок.
«Значит, ей есть что скрывать!» — злилась Лара, но вместе со злостью она чувствовала радость и любопытство.
«Я могу слушать чужие разговоры! Наверно, все, что я слышала раньше, это тоже чьи-то разговоры где-то далеко. А как другие должны говорить, чтобы я их слышала? Тоже прикладывать железо к голове? Должно быть, они переговариваются друг с другом. Но ведь у Хайты нет ничего железного! В чем тут секрет?»
— Дай-ка мне твои перчатки, Лис. Не хочу карябаться об дерево.
— Возьми. Но просить надо так: «Пожалуйста, дай мне свои перчатки».
— Ох, как у вас вежливо!
— Ятэна, — робко сказала Хайта. Ее «нет» было адресовано Ларе, но при этом златовласка взяла за рукав Лисси. В самом деле, она нет-нет да ластилась к графиньке, а Лары сторонилась.
«Боится, что еще раз выпалю».
Потуже подтянув и подвязав чулки, чтоб не сползали, Лара начала взбираться на дерево.
Это оказалось легче, чем она думала. Сучья давали рукам и ногам верную опору. Вскоре Лисси и Хайта, задравшие в тревоге головы, почти скрылись за листвой. Револьвер болтался и стучал в бок, но Лара вскоре свыклась с неудобной тяжестью, висящей на плече.
Наконец, она оказалась близко к вершине, где ствол стал тонким, а сучья начали сгибаться.
Отсюда был широкий обзор!
К северу, западу и востоку лес простирался далеко, конца не видно, а с юга к недалекой опушке подходила долина, где деревца росли плотной каймой вдоль извилистой речушки. От близости воды Ларе так мучительно захотелось пить, что зубы скрипнули.
Дальше, к горизонту, уходили холмы с редкими рощицами.
Лара огляделась тщательно, насколько позволяла листва. Солнце уже близилось к закату и покраснело, небо оставалось чистым. Над горизонтом к западу и северу в вышине маячили два дрейфующих дирижабля, такие маленькие, что пугаться их не стоило.
Но между опушкой и речкой была серьезная преграда.
Там, на просторной луговине, стояли самоходки, мрачные махины вдвое выше деревенских домов. Над ними торчали дымовые трубы, по бокам выступали круглые катки, а спереди смотрели на лес орудийные башни. На скошенных бортах каждой громады крупно нарисован Молот Гнева — знак имперской армии.
Из труб бодро шел дымок. Военные держали самоходки под парами.
Они расставили боевые машины вдоль реки, передками к лесу, на большом расстоянии одна от другой. Лара видела четыре самоходки, но, похоже, их было больше, потому что дымки виднелись и дальше по долине. Они сигналили друг другу гудками, эти-то гудки и слышали они с Лисси.
Экипажи бродили около катков, не отходя от машин далеко. Кое-кто шлялся вдоль водозаборных рукавов, протянутых к реке.
«Эх, они баки заполняют! Сколько льют! А тут хоть бы глоточек…»
Проскочить мимо этого заслона нечего и думать. В башенках наверху сидят наблюдатели, они следят. А с темнотой самоходки зажгут прожекторы. Стоит выйти на свет, как ты попалась.
У реки ударил колокол. Один, другой. Люди у самоходок зашевелились, стали подходить к бортам между катками, потом рассаживаться на траве.
«Ага, у них ужин. Еду раздают».
Голод и жажда стали почти невыносимы.
Сев верхом на сук потолще, Лара обхватила его ногами и освободила револьвер от завязок. Может, сверху лучше слышно голоса? До сих пор, сколько она ни слушала, разговоры Купола с четырьмя сторонами света не повторялись.
«Вряд ли сейчас кто-нибудь станет говорить. Военных всегда кормят в одно время, по часам. Они обжираются кашей с мясом, а я здесь пропадаю!»
Без всякой надежды она приложила ко лбу холодный барабан, и неожиданно услышала:
— Тра-ла-ла, чесночный соус, трам-па-пам, тройной компот!
— Тварь ненасытная, — вырвалось у Лары.
Молодой голос оборвался и после молчания осторожно спросил:
— Кто говорит со мной? Эй, ты, ответь…
Лара пожалела, что не сдержалась от ругательства. А голос взволнованно продолжал:
— Говори, не бойся. Тут никого нет. Я один в кабине. Нас никто не услышит. Ну, говори же!
Судя по всему, голос принадлежал какому-то пареньку, вряд ли намного старше Лары. Он почти умолял и, казалось, сгорал от нетерпения.
«Я его слышала. Он отвечал Куполу», — вспомнила Лара.
— Ты Юг? — преодолев страх, нарушила она молчание.
— Да! Да, это я! — воскликнул он. — Ты девушка? Откуда вещаешь? Как тебя звать? Меня зовут Огонек Хавер, а Юг это мой позывной. О, собака, два хвоста, здорово, что ты на меня вышла! Ты из какой бригады?
— Я здесь, — ляпнула Лара и умолкла. Бригада, позывной, это что-то военное.
«Он принимает меня за свою. Что значит „вещаешь“?.. А, ясно! Это вроде телеграфа, но без проводов. Этот Юг сидит вон там, в самоходке с флагом. В командирской машине».
— Поговори со мной, пожалуйста. Пока все наши едят, без шлемов, мы можем поболтать.
— А ты в шлеме? — Лара все-таки решилась поддержать беседу.
— Ага, я люблю в этой кастрюле. Сразу становишься похож на офицера, а то все смотрят сквозь тебя, будто ты мальчик из кадетской школы. Да куда им без нас? Только лампочкой могут мигать… Ты чего медиатор напялила?
— Меня зовут Лара. Ларита.
— У, отличное имя, мне нравится! Куда поедешь после акции?
— Не знаю.
— Гадина Купол, нет бы устроил нам танцульки с граммофоном, дал всем вместе отдохнуть. А что ты сидишь на дереве? — Юг заговорил другим тоном, недоверчивым и удивленным. — Я тебя слышу, ты в лесу, два румба влево, дистанция сто мер, высота пятнадцать.
— Я пить хочу.
— Ты… — голос Юга стал очень тихим. — Беглая?
— Да, — ответила она, хотя не поняла, о чем говорит Юг.
— Ну, ты нашла, где прятаться! Завтра лес спалят, пеньков не останется! Знаешь, что сюда везут? Черную жигу, это тебе не собака, два хвоста.
— Так получилось. — Ларе стало тоскливо. Бегали, скрывались, пробирались, и все напрасно. Ни выйти нельзя, ни остаться в лесу. Везде ловушка.
«Надо сказать Лисси, пусть выйдет к самоходкам. Ей-то ничего не будет, ее на подушках к отцу повезут. И с Хайтой разберутся как-нибудь. А я?»
Она понимала, что для приютских чиновников все равно будет сумасшедшей, которую надо доставить в Гестель за казенный счет.
Надо или смириться с этим, или сгореть вместе с лесом.
— Лучше я застрелюсь, — думая вслух, проговорила она.
Не так уж это сложно. С молитвой «Избави, Господи» оттянуть курок до щелчка, приставить дуло к голове, а после нажать на спуск. Если у девушки нет иного выбора, она восходит по радуге. Или уходит в темное царство. Смотря, что заслужила.
— Э, нет, брось дурить!! — закричал Юг в командирской машине. — Перестань, ничего не делай! Я тебя не выдам, не подумай. Сейчас я что-нибудь придумаю. Подожди. Ага, придумал! Только обещай меня слушаться.
— И что ты предлагаешь?
Он объяснил ей в нескольких словах.
— Думаешь, у тебя получится?
— Лари, —снисходительно сказал Юг, — хоть я кадет, мне подчиняются полковники, потому что я — голос Купола.
— А тебя не накажут?
— Пускай. Первый раз, что ли. Но завтра вечером, когда ударит колокол на ужин, отзовись, ладно? Я буду ждать. Я буду очень ждать. Ты не обманешь? Придешь?
— Дать сигнал «по машинам»! — скомандовал глава самоходного дивизиона.
Гудки протрубили «внимание всем экипажам», затем засверкали телеграфные мигалки.
Водокачные наряды бегом сворачивали рукава, машинисты дали пар в цилиндры, из труб тугими струями пошел дым. Громады, пыхтя движками и скрипя катками, задним ходом двинулись к речке. Смяв деревца на берегу, самоходки до осей погрузились в речную воду, форсировали преграду и как болотные чудовища начали взбираться на противоположный берег.
Была уже синяя звездная ночь. Огненные лучи прожекторов шарили по опушке, но изломанный строй громадных машин отодвигался все дальше от леса и реки, поднимаясь на холмы.
Ночная прохлада заволакивала долину стелющейся пеленой тумана. Электрические лучи вязли в молочной дымке. Наконец, перекличка гудков доложила, что новый рубеж достигнут, стоп машины.
— Кадет Хавер, можете доложить, что приказ выполнен.
— Гере штабс-генерал, — смело отчеканил Юг, пытаясь во тьме за рекой разглядеть хоть какое-то движение, — дивизион отведен на две мили от прежнего рубежа.
— Что такое, Юг? Почему дивизион сменил позицию?
— Обещают северо-восточный ветер, гере Купол. При завтрашней атаке дивизион будет под угрозой летящих углей. С нового рубежа мы держим долину под прожекторами и перекрестным прицельным огнем.
— По-моему, ты рвешься в офицеры, — с усмешкой ответил штабс-генерал. — Рано тебе заниматься тактикой, сынок. Решение одобряю. За самовольный приказ — десять суток ареста, сразу после акции.
— Слушаюсь, гере штабс-генерал!
Когда Юг получал нагоняй от Купола, три девчонки уже пили из реки, встав на четвереньки. Илистый берег был разворочен катками, вода перемешана с грязью, но Ларе казалось, что она сроду ничего вкуснее не пила.
— Я сейчас лопну. Напузырилась по уши. — Лара упала и растянулась под деревом.
— Палиджу хаджида! — рядом повалилась Хайта, блаженно утирая лицо рукой. От измазанной ладони ее довольная физиономия стала маской грязи.
— Может, расскажешь, как ты это сделала? — прилегла с другой стороны Лисси.
— Наколдовала. Дух дерева помог.
— Не смешно.
— Он меня поцеловал. — Лара закатила глаза, будто собралась в обморок.
— Еще глупее! — рассердилась Лисси.
— Надо перейти речку вброд. Здесь неглубоко. Где-то вправо лежит овраг. Мы пройдем по нему и выйдем за оцепление. Но сначала пошарим вдоль берега вон там, у плакучих деревьев. — Нащупав револьвер, Лара обессилевшей рукой приложила ствол к виску. — Хайта, в том месте лежит сверток. Пакет. Завернутая еда. Искать. Делить поровну.
— Да, госпожа Лара.
— Иди ты вон, какая госпожа! Госпожа это Лисси…
— Зря ты так говоришь, мы сейчас наравне, — обиделась графинька.
— …а если величать по правилам, то «барышня». Повтори — ба-рыш-ня.
— А-я-джа. Ю-ни-ца…
— Во, дурында заморская! Говори по-людски — барышня, барышня!
— Аяджа, аяджа, — кивала Хайта.
Отчаявшись чего-нибудь добиться, Лара опустила руку с револьвером:
— Упертая, умучишься с тобой!..
— Гиди, аяджа дайва ри?
— По-моему, она повторяет не слово, а смысл… — в раздумьи проговорила Лисси, а потом с хитрецой взглянула на Лару: — Ты училась в школе?
— Да, а что, не похоже? — бросила та, обозлившись.
— Просто я не знаю, как вас учат.
— Грамота, счет, Закон Божий, домоводство. Что еще надо? Юбкам больше не положено.
— А электричество? Законы природы?
— Ой, не надо. Кто много знает, таких замуж не берут.
— Я читала в журнале…
— Скажи все это Хайте.
— Хайта, Хайта! — просияла златовласка, счастливая, что ее не забывают.
— Есть учение, — продолжала Лисси, не обращая внимания на то, как Лара отвергает ее, — про электрические токи в воздухе. Вроде бы они притягиваются, как молния к громоотводу. Я не знаю, правда ли это…
— Вранье! Читай меньше, голова болеть не будет.
— Но твои занятия с револьвером кажутся мне странными. Голоса, лесные духи, откуда-то свертки с едой.
— Просто мне показалось, что он там лежит. Его кто-то уронил.
— Ладно, я больше не стану допытываться.
Спать на земле очень плохо. Лара твердо это знала. Один из ее дядек, любитель выпить, однажды спьяну продрых ночь на земле и нажил чахотку. Поэтому Лара заставила Хайту с Лисси собирать все ветки и сучья, которые можно найти в овраге, чтобы устроить хоть какую-то постель. Получилось не очень уютно, зато бока не застудишь.
После пакета с едой всем стало веселей, даже Хайта разговорилась. Она поглядывала искоса на Лару: не приложено ли страшное оружие ко лбу? Лара не дергалась переводить ее речи, и златовласка болтала без опаски в свое удовольствие. Она доверилась Лисси и старательно учила слова: «есть», «пить», «ты», «я», «небо», «земля». Найденыш оказался способный, быстро ухватывал.
То, как Лара угадывает, где лежит еда, удивляло Лисси больше, чем находка в лесу спящей иностранки.
Судя по всему, эту еду не уронили, а оставили нарочно. Иначе почему Лара первая бросилась разворачивать сверток, выхватила что-то из него и спрятала?
Всего она спрятать не могла. На толстой бумаге даже в слабом отсвете прожектора четко читались буквы: «ГАЛЕТЫ АРМЕЙСКИЕ». А еще в свертке оказался коробок спичек, кусок мыла, моток бечевки и раскладной нож. Тот, кто все это уронил, знал, что надо ронять!
Самое интересное сыскалось под пачкой галет: мятая, потертая цветная карточка из тех, какие дарят в день Духа Любви. Ирисы-цветочки, птички, мальчик дарит девочке вазочку, а девочка жеманится и прячет глазки. Лара сердито хмыкнула и торопливо сунула карточку за пазуху.
Но главное, там было вдоволь еды! Галеты, завинченная банка с тушенкой, кусок колбасы, сыр, бутылка компота, заткнутая пробкой.
— Ложки нет, — заметила Лара, навернув галетину с мясом толщиной в два пальца.
— Мня, — отвечала Хайта. Она старательно вылизывала свои жирные пальцы. Никакого воспитания. Она бы и в банку рукой влезла, не отдерни ее Лисси.
— Хайта, цыц! — велела Лара, приложив нож плашмя ко лбу. — Надо оставить на завтра.
— Мня?
— Ты знаешь здешние места? Куда надо идти? — Лисси, насытившись, тоже подумала о завтрашнем дне.
— Озера в той стороне, — показала ножом Лара. — Там есть поселки, телеграф. Мы проехали миль двадцать по железке, значит, до озер идти полдня. Только не по дорогам, по ним будут ездить военные.
— О, это не страшно!
— Кому как. Мы разделимся, можешь идти к жандармам. И Хайту забирай с собой. Башмаки я с нее сниму, мне нужней.
— Хайта, мня! Я, есть!
— Хватит лопать, ты, обжора! Еда останется со мной. Вас на полевой кухне накормят.
— Очень жалко, что ты уходишь, — помолчав, с грустью сказала Лисси.
— У нас разные пути. Я из простых, ты из графьев. Тебя в беде не оставят. А я должна сама выкручиваться.
— Я могла бы помочь тебе. Батюшка мне ни в чем не откажет.
«Только твоего батюшки не хватало с его Гестелем! Лучше быть от вас подальше».
— Мне подарков не надо. Мы, Динцы, завсегда своим умом жили, взаймы не просили.
— Мы, Тор-Майда, быть в долгу не любим. — Глаза Лисси вновь заблестели упрямством. — Даже если ты откажешься, я найду тебя и отблагодарю.
Лара насупилась.
— Хорошо, один раз я попрошу, а ты выполнишь. Забудь, что видела меня, и никогда не вспоминай, вот и будет благодарность. Поклянись, что не расскажешь обо мне отцу.
— И все?
— Больше ничего не надо.
— Будь по-твоему. — Лисси вынула из-за ворота Око и сжала его в ладони. — Клянусь всевидящим Оком, Громом Господним и Молотом Гнева, что не скажу отцу о встрече с тобой.
— Рухаца будис акэсиру, — прошептала Хайта. Лара машинально приложила нож ко лбу и уловила конец фразы: «Красивая бляшка».
«Из какой же она дикой страны, если Ока не знает?»
— Скажи ей, что она пойдет со мной, — попросила Лисси.
— Хайта, нисо гиджику лимо ца Лисси.
— Лифэ! — Хайта хлопнула в ладоши. — Фа нисо, Лара?
— Что она говорит?
— Ну, радуется, что с тобой.
— А еще?
— Спрашивает, куда я пойду.
— Ты могла бы учиться на переводчицу. Бывают гости с севера, из Витена или жарких стран, где мужчин к женщинам не подпускают. К северянкам в миниты нанимают грамотных девушек.
— Спасибо, Лис, я запомню.
Едва девчонки улеглись на ложе из ветвей, как Лисси и Хайта сразу заснули. Еще бы, столько пережили, так устали! Даже холодок оврага, где на дне журчал ручей, им не мешал. Но было зябко, обе подобрали ноги, а Хайта для тепла обняла Лисси во сне.
Лара, хотя ее одолевала дремота, старалась не заснуть. Когда обе светловолосых ровно засопели, она присела, развернула записку, найденную в свертке, и прочла ее, спалив несколько спичек.
Вот что было там написано:
«Лари, этого тебе хватит, а потом я принесу еще. Я тебе скажу, куда бежать. А зря ты удрала, теперь будет трудно. Если захочешь, могу замолвить за тебя словечко Куполу, он злой, но умный. Наверно, ты красивая. Давай дружить?
Твой Огонек».
Тихий ужас охватил Лару.
Ее первый раз приглашали на свидание, а она была в грязных чулках, в страшно мятом платье, без ботинок!
«Как же я к нему приду? Вот в этом виде? Нет, ни за что не пойду! Какая срамота, я словно пугало! Бродяжка, и только. А он уже пишет ТВОЙ ОГОНЕК! Сейчас же соберусь и утеку, чтоб девчонки меня не догнали. Почему он не положил в сверток денег? Лик двадцать хватило бы. Это он нарочно, чтоб я у него просила! А еще подлащивается, собака, два хвоста».
Так она думала и сомневалась, пока не прилегла: «Вот отдохну чуток, и удеру».
Во сне она обняла Лисси с другой стороны, и дочери графа Бертона стало теплее всех.
