Глава 5

Эта ночь прошла спокойно: шрамы по-прежнему ныли, но уже не так сильно, и Дайсон спал бы без задних лап, если бы Лэсси не вертелась с боку на бок на скрипучей кровати. Что с девушкой не так, он не знал: судя по запаху, она не заболела, а узнать ее мысли Дайсон никак не мог. Хотя догадывался, конечно: ей не дают покоя эти загадочные убийства. И наверняка Лэсси хочется взять и найти преступника и утереть нос опытным полицейским… С одной стороны, с ее неуемной жаждой деятельности и внимательностью к деталям девушка действительно может напасть на какой-то след. С другой… как бы сама не пострадала, если в самом деле выйдет на преступника и решит задержать его в одиночку, чтобы с триумфом приволочь в управление!

«А ты на что? – вздохнул Дайсон и устроился поудобнее. – Присмотришь, чтобы девочку никто не обидел. Может, она ничего и не найдет: опыта-то нет, а на одном везении далеко не уедешь. Но вдруг наведет на какую-нибудь дельную мысль? У нее мозги как-то по-другому устроены, чем у нас, мужиков. Вдобавок мы-то действуем привычно, а для нее все это в первый раз. А значит, взгляд свежий, незашоренный. Хотя ошибаться она будет постоянно, по неопытности-то… Но это дело наживное, научится. Словом, поживем – увидим…»

Многие удивились бы, узнав, что Ротт «Ухожор» Дайсон, вопреки сложившемуся мнению, ничего не имеет против службы женщин в полиции вообще и в оперативном отделе в частности. Во-первых, потому, что у них действительно голова работает по-другому, а значит, всегда можно услышать какую-нибудь неожиданную версию, которая среднестатистическому мужчине и на ум-то никогда не придет.

Во-вторых, женщинам проще войти в доверие к тем же свидетелям: Лэсси на самом деле рассказали намного больше, чем Килли и его подручным, и пускай многое из этого было обычной шелухой, но факт говорил сам за себя.

В-третьих, если женщины могут работать на фабриках и фермах, водить машины, трамваи и даже тракторы, и частенько не хуже, а то и лучше мужчин, почему служба в полиции и армии – что-то особенное? В войну всех брали, не глядя, какого человек пола, и Дайсон точно знал, что многие женщины отлично обращаются с ружьями. Причем знал из первых уст: его мать пять лет отслужила в бригаде горных стрелков. Правда, три года ухитрялась маскироваться под собственного брата – в юности была высокой и худой, легко сходила за юношу, особенно в форме, но потом фигура вдруг оформилась, и обман вскрылся. Случился скандал, но между возможным позором, который падет на славное имя бригады, и отличным стрелком командир выбрал стрелка. И ничего, небо на землю не рухнуло. Наоборот, после нашумевшей публикации во фронтовой газете на редакцию обрушился шквал писем, часто анонимных. Писали женщины – кто просто выказывал поддержку Эрни Гардис, а кто делился собственными историями. Оказалось, не так уж мало девиц ушло на фронт, переодевшись мужчинами – иначе не выходило. Одно дело медсестры, связистки или даже водители – туда под конец войны брали всех, кто не путал педали и у кого хватало сил крутить баранку, – и совсем другое артиллерия или даже пехота…

С той войны у Эрни Гардис остался на память шрам на плече после поединка со вражеским снайпером, дюжина орденов и медалей, изрядная пенсия, мировая известность, которую она нещадно эксплуатировала и по сей день, а еще – сын.

Кем был отец Ротта, Эрни никогда не говорила. Даже классического «погиб» или «пропал без вести» он от нее не слышал. Добился однажды таких слов: «Он согревал меня несколько ночей – я угодила в буран и заблудилась. Если бы не он, я бы погибла», – и только. Наверно, имя Эрни знала, иначе почему дала сыну такую фамилию? Но что толку от этого имени?

Впрочем, Дайсон был крайне далек от идеи разыскать неизвестного отца. Зачем? Тот почти наверняка не знает о нем, это раз. Два – далеко не факт, что он еще жив. Три… когда Дайсон узнал о второй своей сущности, все стало на свои места. Кто мог спасти девушку в горах, в буран? Только местный житель или обученная собака. Или, скажем так, два в одном. Вероятно, дотащить Эрни до жилья со всем ее снаряжением, которое она наверняка отказалась бросить – сейчас, жди, до сих пор на свое ружье надышаться не может! – спаситель не сумел. Наверно, нашел укрытие или даже вырыл яму в сугробе, там и грелись вдвоем. А потом… Можно до бесконечности гадать, как так вышло, но смысл? Случилось и случилось. И явно по доброй воле, иначе что мешало Эрни избавиться от ребенка, едва только она о нем узнала? Но нет, снова скрывала свое положение, сколько могла: это было не так уж сложно, живот почти не вырос – двуликие даже в утробе матери умеют приспосабливаться к обстоятельствам, а потому родился Дайсон щенком, пускай и крупным. И даже когда все обнаружилось, Эрни не сумели отправить в тыл, даже силой, даже с ребенком. Победу Дайсон встретил ровно на свой полугодовалый юбилей и, говорят, ухитрился переорать залпы праздничного салюта…

Замуж Эрни так и не вышла, хотя мужчин в ее жизни хватало. Иногда Дайсону казалось, что она нарочно выбирает тех, кто способен чему-то обучить ее отпрыска. Не стрельбе, конечно, – этим она занималась сама, – но тому, что непременно пригодится в жизни. Иногда это были довольно странные типы, но Дайсон не удивлялся.

«Запомни, щенок, – часто говорила Эрни, не отрываясь от пишущей машинки, на которой отстукивала очередную главу книги или статью для журнала, – никогда не суди о людях по первому впечатлению. Кто я теперь? Известная писательница и журналистка, верно? Член всевозможных клубов, организаций и ассоциаций? Кругом восторженная публика, гонорары приятно удивляют… А копни поглубже – найдешь все того же горного стрелка. Только теперь я выцеливаю не врага, а наиболее выгодное предложение, глаз-то у меня по-прежнему верный. Шелуху можно ободрать, а сердцевина останется. Ясно тебе?»

И Дайсон звонко тявкал в ответ, потому что любил лежать под столом у матери в собачьем облике, когда она работала. Эрни часто проговаривала вслух то, о чем писала, а он слушал и мотал на ус.

Конечно, Дайсон состоял на учете в соответствующих органах, но там тайну личности соблюдали строго, а Эрни очень рано объяснила ему, почему не стоит раскрывать свою вторую сущность посторонним. «Это огромное преимущество, – говорила она. – Если бы я была такой, как ты, мы не застряли бы на перевале на целый месяц: достаточно было взять ружье в зубы, навьючить на спину сумку с боеприпасами и сбегать к вражескому лагерю разок-другой. Человек там не пройдет, особенно ночью, а собака потемну как раз и прокрадется… Ясно, щенок?»

Эрни часто его так называла – не в обиду, просто… он же действительно был таким. Дайсон настолько к этому привык, что в армии неизменно поражал старшину, ругавшего новобранцев щенками, – для него это не было оскорблением. Немного погодя, конечно, Эрни стала называть его кобелем, и небезосновательно. К тому времени он уже не жил дома: решил, что достаточно взрослый, хватит сидеть возле материнской ноги и тратить ее деньги. В армии отслужил, значит, может пойти служить в полицию, а учиться дальше смысла не видит: ну какой из него стряпчий или банковский клерк? К тому же у самой Эрни того образования – несколько классов сельской школы, однако это не мешает ей вращаться в обществе. Дайсона, впрочем, в это общество на поводке было не затащить, и он заявил, что нашел свое призвание.

«Убьют – домой не приходи», – только и сказала мать. И довольно улыбнулась, как ему показалось.

Ну, он не подвел: карьеру делал не то чтобы стремительную, но вполне убедительную. Тем более выше начальника отдела лезть даже не собирался – и так бумажная волокита замучила, дальше ее станет еще больше, а настоящего дела и не понюхаешь…

К его размышлениям можно было бы добавить и «в-четвертых», и «в-пятых», и так далее, но смысл? Главное, женщин Ротт Дайсон любил и уважал (хотя некоторых решительно не понимал), а потому надеялся, что стажерка приживется. И не потому, что она ему понравилась… То есть понравилась, как любая девушка с отличной фигурой, симпатичным лицом и отменной стрелковой подготовкой, но не более того. Просто лиха беда начало: если удержится эта, потянутся и другие. Будет повеселее, как у «пятерок», – там две заклинательницы имеются, и пусть одна из них предпенсионного возраста, все равно в отделе как-то… уютнее, что ли?

С этой мыслью Дайсон и уснул.

Утро началось со звонков трамваев за окном, дребезжания будильника и вопля Лэсси: «Лежать, Дайсон, я падаю!»

– Извини, я опять забыла, что ты тут спишь, и споткнулась, – виновато сказала она, встав с пола и потерев ушибленную коленку. – Хорошо, что ты такой… м-м-м… упругий! Правда как диван…

«Дожил…» – думал Дайсон, положив голову на передние лапы и наблюдая за мельтешением Лэсси. Нет, это надо же! Никогда ни одна женщина не сравнивала его с диваном! Вот зверем называли, было дело, чудовищем, даже, прости Создатель, лапочкой и пупсиком, но чтобы так…

«И локти у нее твердые, – добавил Дайсон про себя, потому что ему досталось под ребра, когда девушка упала. – Таким локтем да в нос злоумышленнику… Тьфу, о чем ты опять думаешь?»

– Пора идти, – сказала Лэсси. – Сье Ланн опять станет ругаться, что я пропустила завтрак, ну да ладно. У нас же есть колбаса!

«У нас? Кто-то обещал не давать мне ни кусочка», – подумал Дайсон и постарался выразить скепсис на морде.

– Она так пахнет, что лучше уж съесть ее разом и забыть навсегда, чем видеть во сне, – пояснила девушка и сняла сверток с верхней полки. – Ну-ну, погоди, не капай слюнями, я тебя не обделю… Где-то у меня тут еще галеты были… а запивать придется из твоей кастрюли. Но ты не заразный, переживу. Только вот слюни твои… фу!

Дайсон чуть не подавился шкуркой от колбасы, но не совался к кастрюле с водой, пока не напилась Лэсси. Слюни… Подумаешь, какая неженка!

– Значит, так, – говорила она по пути, – велосипед я оставлю возле дыры. А мы с тобой зайдем в контору, а потом, как обычно, отправимся бегать. И я скажу еще, что надо зайти к Кирцу – дать тебе лекарство от паразитов. Ну, я сама, во-первых, не могу разжать тебе зубы, во-вторых, что-то опасаюсь совать руку в твою глотку, а если прятать таблетки в той же колбасе или сыре, ты их выплевываешь, только продуктам перевод. На полпути мы пропадем и поедем посмотрим на место преступления. А то вдруг в прошлые разы мне померещилось?

Дайсон чуть не кивнул, но вовремя сдержался и ограничился неопределенным ворчанием.

– Колбасы больше нет, – по-своему поняла его Лэсси и облизала жирные пальцы, а потом сунула руки псу. Он с удовольствием прошелся языком по ее ладоням и подавил не вполне приличные фантазии. – Ой, щекотно как… Так, я бегу в душ и одеваться. У нас сегодня уйма дел!

Дайсон проводил ее взглядом и вдохнул аромат колбасы – еще немного, и он совсем развеется… Кто бы подсказал модным дамам, что такой запах сделает их неотразимыми для ограниченного круга любителей?

– Что это вы сегодня пешком, сье? – спросил у Лэсси попавшийся у ворот управления Килли.

– Колесо погнула, – ответила та, не задумавшись ни на секунду. – Представляете, как обидно: ехала вчера домой, угодила в выбоину, и… И вот я безлошадная. Отдала соседу своего железного коня, обещал починить за малую мзду. А мы пока своим ходом, верно, Дайсон?

Пес ответил коротким «гав».

– Ну, удачи вам, сье…

«Что-то она затеяла, – невольно подумал Килли, глядя вслед шефу и Лэсси. – Надеюсь, Дайсон ее притормозит».

Лэсси сходила переодеться в тренировочную одежду, размялась и кивнула Дайсону:

– Ну что, вперед?

Он снова коротко гавкнул.

Лэсси бежала легко, но ее длинные ноги Дайсон уже видел, поэтому несколько раз обгонял девушку, чтобы полюбоваться тем, как упруго подпрыгивает грудь в облегающей майке. И не сомневался: коллеги тоже наблюдают, возможно, даже в бинокли, хотя вид сверху не идет ни в какое сравнение с тем, что наблюдал он…

– Устал? – спросила она наконец, в очередной раз перейдя на шаг. – Нет? Тогда за мной! Я умоюсь и переоденусь, потом пойду пообедаю, а после мы с тобой собирались к Кирцу, помнишь?

Лэсси посмотрела в несчастные глаза Дайсона и шепнула:

– Я принесу тебе из столовой котлету.

По его мнению, это тянуло на очень, очень близкие отношения…

Котлета оказалась рыбной, но Дайсона это не смутило – сглотнул подачку в мгновение ока и снова уставился на Лэсси.

– Пойдем. И не забывай хромать, – сказала она, почти не разжимая губ. – Я всем наговорила, что тренировки тренировками, но что-то с тобой не так. Пускай посмотрят. В общем, до вечера нас искать не станут. А если позвонят или зайдут в питомник… Ой, ладно, выкрутимся как-нибудь! Скажу, что ты упирался и ни в какую не желал туда идти, а разве я тебя пересилю?

План удался: на полпути подельники, то есть напарники, исчезли в кустах и сквозь дыру в заборе выбрались на улицу. По счастью, в середине рабочего дня людей попадалось не так много, а в этот закоулок вовсе никто не заглядывал – иначе почему бы Дайсон выбрал именно его?

Велосипед оказался в целости и сохранности, и Лэсси, отстегнув цепочку, для надежности продетую сквозь спицы обоих колес, смотала ее и сунула в сумку из плотной материи вроде той, из которой шили форму.

«В самом деле, не может же она выйти из дома без всякой дамской ерунды?» – подумал Дайсон, впервые увидев этот, с позволения сказать, аксессуар, но ошибся. То есть пудреница и помада тоже болтались в каком-то из множества кармашков, но… он имел удовольствие наблюдать, как Лэсси вытряхивает содержимое сумки на кровать и сортирует по одной ей понятному методу. В груде вещей нашелся порядочных размеров складной нож со множеством инструментов, больше подошедший бы опытному вояке, маленький перочинный ножик, коробка патронов, кастет и – тут Дайсон даже встряхнулся от неожиданности – связка отмычек. И, конечно, аптечка, пачка печенья, шоколадка и маленькая фляжка, не говоря уж о блокноте, ручках и карандашах.

«Ей бы больше ранец подошел», – подумал тогда Дайсон, потому что таскать этакую тяжесть, перекинув лямку через плечо, попросту неудобно. И удивился, обнаружив, что Лэсси и об этом подумала: лямка была двойной, и сумка легко превращалась в этот самый ранец, точнее, рюкзак.

– Поехали, – сказала девушка. – Сначала посмотрим на предпоследнем месте преступления, тут совсем недалеко. А потом – на сколько времени хватит.

До искомой подворотни в самом деле было рукой подать – минут двадцать спокойным шагом, а если на велосипеде и рысцой – еще быстрее.

Учуяв миазмы, исходящие из этого места, Дайсон, невольно сморщился и чихнул. На первичном осмотре он присутствовал в человеческом виде и хотя бы мог зажать нос, а теперь… оставалось только терпеть.

– Жуть какая вонища, – поддержала его Лэсси, стараясь дышать ртом. – Но мы прямо уж вглубь не пойдем, зачем? Тело давно убрали, а на фотографиях все хорошо видно. Кроме вот этого…

Дайсон изо всех сил вгляделся в то, что рассматривала девушка на стене, но разобрать не смог: во-первых, высоковато, во-вторых, в подворотне темно, в-третьих, зрение у собак неважное. У него еще относительно неплохое в силу того, что он не настоящая собака, и все равно – чтобы разглядеть что-то, ему пришлось бы встать на задние лапы и уткнуться носом в стену.

«А почему бы и нет? – подумал он и со второй попытки проделал этот трюк, хотя раненая лапа отозвалась болью. – Нет, док прав, нужно сбросить вес…»

– Вот он. – Лэсси ткнула пальцем в нацарапанный на выщербленном кирпиче значок и подсветила фонариком. – И вокруг еще несколько разных. Здесь я нашла два, а в других местах – где три, где четыре. Но тут могла просто штукатурка осыпаться. Или того, кто рисовал, спугнули.

Дайсон слушал вполуха, внюхиваясь в непонятный символ. Запах был поразительно неприятный: какая-то невообразимая смесь приторных духов и прогорклого мыла. Ничего общего с тем, что он чуял на самом месте преступления.

– Я случайно нашла первый, – зачем-то сказала Лэсси. – Когда шеф Дайсон первый раз взял меня осматривать место преступления, еще полгода назад. Хорошо, была зима и тело не очень… пострадало, но я все равно, как увидела… Отошла, в общем.

Дайсон покопался в памяти и припомнил этот эпизод. Действительно, тогда убили девушку и раскромсали так, что его самого едва не вывернуло, а уж на что он был привычен! Словом, ему тогда было не до перемещений стажерки – не путается под ногами, и ладно.

– Я там выронила платок, – продолжила Лэсси. – Очень жалко было – мамин подарок, ее вышивка. Я и вернулась на следующее утро, думала, вдруг его еще не затоптали? И вот – нашла и платок, и эти знаки.

Дайсон нахмурился – полет мысли стажерки его порой озадачивал.

– Их не было днем раньше, понимаешь? Я к этой стенке прижималась лбом, чтобы не грохнуться, она у меня перед глазами отпечаталась до последнего кирпичика! Не было там никакого рисунка, уверена. А наутро – был. Вот как раз на уровне моих глаз.

Он обратился в слух.

– Я подумала: мало ли кто и что чертит на стенах, – говорила Лэсси. – Но потом увидела этот значок у сье Ланн. Она, знаешь, гадает под настроение, и вот на одной фишке… или косточке? Не знаю, как правильно… Словом, там был такой же точно рисунок. Я расспросила ее – оказалось, это знак смерти. Ну, то есть там уйма толкований, но основное – именно смерть. Тогда я решила, что рисунок оставил преступник. Ну, знаешь, есть такое поверье, что их тянет на место преступления, вот он вернулся и нарисовал.

«И ты действительно решила его найти!» – мысленно застонал Дайсон.

– Но не сошлось, – сказала девушка. – Пару раз оцепление стояло долго, эксперты работали. Как бы преступник просочился? И, кстати, он не на самом месте преступления чертит свои значки, чуть поодаль. И еще – я прикинула – не раньше чем на второй-третий день после убийства. Ну, это понятно – оцепление снимают, зеваки тоже уходят…

Дайсон согласно гавкнул.

– Но кому об этом расскажешь? Шеф бы меня высмеял, – сердито произнесла Лэсси. – Тогда я попробовала понять, что преступник пытается этим выразить… Сье Ланн дала мне книжку, но там все ужас как запутано. Всего Древних знаков три дюжины, к нашему времени добавилось еще столько же Новых, и каждое сочетание что-нибудь да значит! А в разных школах еще и толкования отличаются.

Дайсон предпочел бы выслушать все это на вольном воздухе, а не в вонючей подворотне, тем более кое о чем Лэсси уже рассказывала в ночном докладе. Правда, там она явно делала скидку на материалистический склад ума шефа и просто упомянула о том, что преступник может быть известен в каком-нибудь гадательном салоне или кружке по интересам. Но их в городе сотни, поди поищи! Если же он когда-то наслушался от бабушки сказок и легенд или просто прочел пару брошюрок соответствующего содержания, после чего начал царапать на стенах магические рисунки, его вовсе не найдешь.

– Но я долго разбиралась, – сказала Лэсси. – Вечерами делать нечего, не радио же слушать? Тем более все соседи рано ложатся, я мешать буду… Вот я и выписывала сочетания знаков, которые сумела найти – а я нашла дюжину разных, Дайсон! – их значения и всё прочее… Словом, теперь я, наверно, могу научную работу написать по толкованию и использованию знака «Смерть» в разных магических школах!

«И это притом, что ты не маг», – подумал Дайсон. И в пятерку за помощью Лэсси не обращалась, он бы немедленно об этом узнал. Очень интересно, что ни говори…

– Понимаешь, знак почти везде был нарисован перевернутым. А это уже не просто «смерть», это «из смерти в жизнь», если грубо. Ну там… старинные ритуалы, зима умирает, лето возвращается и наоборот… Хотя зачем я тебе об этом говорю? – озадачилась Лэсси. – Ты все равно не понимаешь! Ну ладно, будем считать, я рассуждаю вслух. То есть подытоживаю.

Дайсон тяжело вздохнул.

– В общем, у меня сложилось впечатление, будто кто-то пытается призвать дух умершего, – выдала Лэсси, и он сел от неожиданности. – Знаю, знаю, это все чепуха, но некоторые в такое верят. Вряд ли это сам преступник: он, исходя из образа действий, скорее нарисовал бы знак «Смерть» и несколько закрепляющих прямо кровью убитого. Или вырезал бы их на теле. Так надежнее – считается, дух не сможет вернуться и отомстить убийце.

Дайсон окончательно забыл о мерзких запахах и таращился на Лэсси во все глаза. Да уж, милая девушка, ничего не скажешь: такую работу проделала и рассказывает с истинным энтузиазмом!

– Может, вызывающий дух хочет допросить убитого и узнать, кто на него напал? – продолжала она. – Вдруг это какой-то частный сыщик? Только он или плохой маг, или вообще не маг, а, как я, изучал Древние знаки самостоятельно, по книгам, вот у него и не получается, приходится пробовать разные сочетания. Как тебе идея?

Мысль не была лишена рационального зерна, и Дайсон задумчиво гавкнул, припоминая отчеты. Ни о каких таинственных знаках там речи не шло, это точно, он бы запомнил и непременно привлек заклинателей для проверки.

А еще – запах… Дайсон его не помнил, хотя такую вонь и человек бы учуял, не то что собака.

Он снова привстал на задние лапы и внюхался как следует. Теперь точно не забудет…

– Ты заметил? – обрадованно спросила Лэсси, обняв его за шею. – В тот, первый раз я тоже почуяла: там будто всю стену облили этой гадостью, и хоть на морозе все быстро выветривается, все равно – кирпич и штукатурка запахи какое-то время удерживают. Мой платок лежал в снегу, на него тоже попало, еле отстирала. Зря, наверно, но очень уж воняло.

Дайсон опустился на все четыре лапы и наморщил лоб. Запах действительно специфический, но что он напоминает? То ли лавку специй, то ли кондитерскую, то ли мыловарню… Таких по городу тоже десятки, если не сотни, все и за год не обойдешь.

– Я еще вычитала, что для призыва духов используют определенные вещества, – сказала Лэсси. – Наверно, это что-то из арсенала заклинателей. Жалко, нельзя их позвать и попросить понюхать стенку – кто меня слушать будет? Шеф высмеет, уверена, а просто так к ним пойти я не могу… И платок, говорю же, постирала… не знала тогда еще, что может пригодиться!

Дайсон утешающе ткнулся носом в ее руку, и девушка погладила его по голове.

– Ничего, – воинственно сказала она. – Попробуем взять образец! Надеюсь, нам не открутят голову за то, что испортили этот вот… рисунок.

С этими словами она выудила из сумки чистую тряпочку и долго терла ей стену.

– Вроде пахнет. – Тряпочка оказалась под носом у Дайсона, и он чихнул в подтверждение. – А теперь вот так…

И девушка сунула лоскуток в стеклянный флакон с плотно притертой пробкой.

– Может, кто-нибудь сумеет что-то уловить, а то я не могу определить, что это за запах. Вроде бы лежалое мыло и дешевые духи, – подтвердила Лэсси его первое впечатление. – Хвоя, розовое масло, золотое дерево… больше ничего не разберу, такая ядреная смесь.

Дайсон посмотрел на нее с уважением: он в этой пакости сумел вычленить только хвойную нотку. Ну да, девушки любят духи, неудивительно. С другой стороны, стажерка твердо соблюдала негласное правило, согласно которому пользоваться на службе духами, туалетной водой и одеколоном со слишком сильным запахом считалось неприличным. Сам Дайсон и его коллеги выбирали что-то нейтральное, но по иной причине: он – потому, что не хотел сбивать себе чутье, они – чтобы не раздражать его. Впрочем, к запахам своих ребят он давно привык… Однако и сотрудники других отделов не оставляли за собой удушливых ароматных шлейфов: посиди в кабинете, где десяток запахов пытаются перебить друг друга, взвоешь, даже если ты не собака!

А от Лэсси – Дайсон принюхался внимательнее – пахло душистым мылом, здоровой молодой девушкой и самую чуточку – копченой колбасой, будь она неладна…