Будущее выглядело почти радужным. Наш альбом попал на 34-е место в чартах, после чего нами заинтересовалась новая и очень прогрессивная издательская компания Zomba Music, которой руководили Клайв Калдер и Ральф Саймон. Они представляли интересы авторов песен, а также студийных продюсеров, понимая, что зачастую именно последние контролируют итоговый результат, а значит, через них компания может эффективно влиять на положение дел в музыкальной индустрии. Они были хитрыми и жесткими ребятами, но в бизнесе, полном шарлатанов и мечтателей, они были ближе всех к тому, чтобы быть честными.
Они занимались делами музыкального продюсера Роберта Джона Ланга по прозвищу «Матт», который только что выпустил альбом AC/DC «Back in Black». Инженером на этом альбоме был Тони Платт, и они были заинтересованы в том, чтобы развивать его карьеру тоже. Этот человек знал, зачем нужны большинство кнопок в студии, и он оказал глубокое влияние на меня в частности. Он помог мне развить мой голос, и тот стал тем самым голосом, который люди безошибочно узнают сегодня.
Samson отправились в Battery Studios в Уиллесдене на юго-западе Лондона, чтобы записать свой третий альбом, «Shock Tactics». По счастливому стечению обстоятельств, по соседству в той же студии работал еще один продюсер из обоймы Zomba. Его звали Мартин Берч. Он продюсировал некоторые из величайших – если не величайшие – рок-альбомов всех времен, работая с такими группами, как Deep Purple и Rainbow. Он был легендой.
Он делал альбом, называвшийся «Killers», для группы под названием Iron Maiden. Я впервые увидел Maiden в клубе Music Machine в Кэмдене. Хедлайнерами шоу были тогда мы, Samson, но среди зрителей присутствовало огромное количество фанатов Maiden. Бескомпромиссные, интенсивные, играющие с дикой первобытной энергией, они были острием нового металлического движения. Когда в 15 лет я слушал «Deep Purple in Rock» и «Speed King» из-за закрытой двери, я чувствовал всплеск адреналина, озноб, пробежавший по моему позвоночнику и дошедший до кончиков пальцев. Точно такие же мурашки выступили на моей коже, когда Maiden начали играть «Prowler». Они были как современные Purple, только с театральной составляющей.
С того самого момента, как они вышли на сцену в Кэмдене, я знал, что буду вокалистом этой группы. Это был словно бы театр разума, и я был вполне способен делать это вместе с ними. Нет, за моей спиной не стоял Дарт Бейдер, шипя и говоря «Это твоя судьба». Для этого у них был Эдди.
Первый же альбом Iron Maiden с ходу занял четвертое место в чартах, и они мгновенно стали группой мирового масштаба. Необычно, что их бескомпромиссным лидером был бас-гитарист, Стив Харрис. Их неуклюжего менеджера звали Род Смоллвуд. Они заслужили репутацию жестких парней, поскольку уволили многих музыкантов. Что ж, я это понимаю: такси вас бесплатно не повезет. Дейв Мюррей, гитарист, был правой рукой Стива; левой рукой был друг детства Дейва, Эдриан Смит, который присоединился к группе незадолго до записи «Killers». Этот тандем стал одним из самых грозных гитарных ударных подразделений Великобритании. Барабанщиком в группе был Клайв Барр.
За год до этого Клайв также играл в Samson, и он нашел наше соседство крайне забавным. Он был очень открытым, теплым и дружелюбным человеком, который постоянно болтал о барабанах, женщинах и дизайнерских солнцезащитных очках. Все участники Maiden одевались в одинаковой манере и были похожи на бойз-бэнд, одетый в стиле «типичного» поклонника тяжелого метала. Кроме Стива Харриса, который всегда носил узкие джинсы, белые кроссовки и кожаную куртку. Я думаю, что мистер Смоллвуд хотел быть уверенным, что в группе не будет никаких отступников, которые докатились бы до гавайских рубашек или, в моем случае, красных плоских шляп.
В Samson это называли «костюмом манды». Например: «Доброе утро, Клайв. Вижу, ты свой костюмчик манды-то уже надел».
На самом деле за этой оскорбительной терминологией скрывалось не что иное, как зависть. Maiden лучше играли, у них был, очевидно, лучший менеджмент, а также надлежащее финансирование от звукозаписывающей компании EMI, которая дала им по-настоящему хороший толчок в развитии карьеры. В них ощущалась серьезность. Samson, напротив, любили побездельничать, обмениваясь интеллектуальными шутками, до тех пор, пока не иссякали запасы наркотиков. Между нами уже начали появляться трещины, и я видел, что как для группы для нас скоро настанет конец. Тем не менее как раз тогда мы написали то, что я считал нашим лучшим материалом.
Тони Платт происходил из продюсерской школы Матта Ланга, и у него имелись некоторые устоявшиеся взгляды на то, что и как должно делаться. Основная проблема заключалась в том, что наш «Громовержец» на самом деле не очень-то и хорошо играл на барабанах. Барри полагал, что его стиль являет собой нечто среднее между Kiss и The Police, что означало для него отчаянно колотить по всему, что находилось в пределах видимости, наносить лихорадочные удары по различным лязгающим и звенящим поверхностям, но при этом всегда игнорировать простое требование: играть в такт со всеми остальными. Записывая материал на двухдюймовую магнитную ленту через пульт с двадцатью четырьмя дорожками, следовало все же управляться с барабанами хотя бы с некоторой видимостью точности. Наша демо-запись выглядела как попытка сделать подтяжку лица монстру Франкенштейна: там было полно склеек, разрезов, правок и подгонов – сотни их. Все это было сделано для того, чтобы удержать игру Барри в рамках общей канвы.
Звучание гитары Пола было менее рассеянным и более цельным – что сам он ненавидел. Главным образом мы занимались подробными разборами того, что делали, а это требовало определенной степени трезвости. Для меня это было серьезное облегчение. Мне надоело заниматься пустопорожним трепом. Пришло время сделать пристойную пластинку.
Итак, наконец, настал мой черед. Тони откопал песню Расса Балларда «Riding with the Angels» и постановил, что это должен быть первый сингл. Это казалось довольно простым. Я сделал два или три дубля.
– Нет, – сказал Тони. – Подтяни всю партию на пару октав выше.
И это началось. Я изо всех сил растягивал свои голосовые связки, а моя голова раскалывалась от напряжения. Мой естественный голос расширился до такой степени, что стал пульсировать в глубине моих глазных яблок, и я наверняка превзошел всех, кто визжит фальцетом. Мои легкие и сердце вбросили столько энергии в эти верхние ноты, что фальцету из этой точки было бы просто некуда развиваться. Но мне это показалось слабоватым, и я был шокирован. Прослушивание альбома «Shock Tactics», в полном соответствии с его названием, стало для меня настоящим шоком. Еще больше меня шокировало то, что всем остальным понравился мой новый голос, и они не считали его копией кого-то другого. Это и был настоящий я. Я ненавидел это.
Мы начали репетировать, чтобы сыграть несколько концертов. Я охрип уже через полчаса. Мы играли в клубе Marquee, и после этого я не мог говорить два дня. Я был в отчаянии. Я пел на альбоме, который получал отличные отзывы, но при этом я чувствовал себя обманщиком. Мой голос не мог такого сделать. Я пару дней шатался по городу и ронял слезы в свое пиво, пока в моем подсознании не всплыл один мудрый совет, который я получил от своей бывшей девушки-дантиста. Она была выпускницей очень престижного женского колледжа в Челтнеме, где получила обширную практику в уроках пения, и у нее сохранилась тетрадь с учебными записями.
– Мне кажется, у тебя приятный голос, но ты должен чуть лучше его контролировать, – сказала она мне.
Это меня слегка задело – но и заинтересовало.
– Например?
– Ну, например, сможешь ли ты сделать вот так своим языком?
Я заглянул ей в глотку. Если бы кто-то видел меня в этот момент, он подумал бы, что я пытаюсь поймать золотую рыбку, но на самом деле я изучал способность моей подруги расплющивать свой язык до состояния раздавленной жабы.
– Хм, – я позаимствовал ее тетрадь и отправился в библиотеку в поисках голоса и того, как он работает.
«Помнишь тот маленький блокнот с записями по пению и часы, которые ты провел в библиотеке, исследуя принципы дыхания и резонанса? – спросило мое подсознание. – Помнишь глупые упражнения со свечами, то, как ты держал стул в вытянутых перед собой руках, как прижимался нижней частью спины к стенам, и множество других странных вещей, которые нужно сделать, чтобы укрепить диафрагму и развить резонанс в своем грудном и горловом голосе?» – сказало оно. Я начал обращать на это внимание.
«Техника сама по себе бессмысленна, если ты ее не применяешь. У тебя есть техника, которую можно применить к твоему новому голосу. Перестань жалеть себя и будь умнее. Научись быть собой. Научи себя сам».
Я начал наслаждаться своим новым трубным голосом. Я начал видеть, что передо мной открылась совершенно новая картина. Будь я художником, а не музыкантом, это было бы, как если мне дали огромный холст и целую палитру новых цветов.
Театр разума становился очень захватывающим, но я не был уверен, будет ли он продолжаться для меня именно с Samson. Они вполне определенно были во мне заинтересованы, что является весьма очевидным из фотосессии к альбому, на которой я однозначно был выдвинут на передний план. Группа выдвигалась на среднюю дистанцию.
Фестиваль Reading в том году был более приземленным, и мы играли на нем с другим барабанщиком. Барри ушел – Пол хотел, чтобы он ушел. Мне нравился Барри, но я должен был признать, что в плане барабанного ремесла у него имелись определенные недостатки. Вместо него в группу пришел Мел Гейнор. Он играл в четырех группах одновременно и вел очень активную общественную жизнь. Он был просто невероятным барабанщиком. Наша лебединая песня на Reading получилась довольно классной. Я обкатал свой новый голос, все взбодрились, и никто, казалось, не скучал по маске извращенца.
В тот вечер кулуары фестиваля были полны сплетен и слухов. Там не было грязно – стояла прекрасная сухая погода, – а алкоголь и наркотики прекрасно справлялись со своей задачей создать атмосферу психической нестабильности и физической недееспособности. Посреди поляны, в окружении гостеприимных шале и пивных палаток, возвышался одинокий длинный столб с яркими фонарями наверху. Я сидел в углу пивной палатки, когда ко мне подошел менеджер Iron Maiden Рон Смоллвуд и сказал: «Давай пойдем куда-нибудь в тихое место, где мы сможем поговорить». Мы вышли и встали, освещенные на виду у всех, под столбом в середине закулисной зоны. Я был уверен, что Рон к чему-то подводит.
– Не хочешь ли зайти в мой номер, чтобы поговорить? – спросил он. Я был уверен, что он зовет меня туда совсем не для того, чтобы показать мне гравюры. Гостиница Reading Holiday на время фестиваля превратилась в кроличье убежище с низким потолком, под которым можно было спрятаться от бушующего вокруг разгула – если, конечно, у вас была возможность арендовать норку.
Когда мы скрылись в номере от посторонних глаз, Род раскрыл свои карты. «Я предлагаю тебе пройти прослушивание в Iron Maiden, – сказал он. – Тебе это интересно?»
Я решил, что в этой ситуации стоит обойтись без лишних выкрутасов, поэтому сказал ему то, что думаю:
– Во-первых, ты уже знаешь, что я получу эту работу, иначе бы ты и не спрашивал. Во-вторых, что будет с нынешним вокалистом, Полом, и знает ли он, что ему придется покинуть группу? И в-третьих, когда я получу эту работу – а я ее получу, – готовы ли вы будете к совершенно другому стилю, другим взглядам и человеку, который не собирается перестраиваться? Я могу быть очень занудным, но всегда только по делу. Если тебе такое не нужно, скажи мне прямо сейчас, и я уйду.
Моя речь была смесью скверного фиглярства, воззвания к справедливости, изображения жертвы, бравады и чистой импровизации. Если Iron Maiden хотели поиграть с молотом богов – что ж, давайте. Если нет – отправляйтесь в поход и найдите кого-нибудь поскучнее. Как говорится, всем нам нужно быть осторожнее со своими желаниями – потому что они могут исполниться.