Книга: Путёвка в спецназ
Назад: Глава шестнадцатая
Дальше: Глава восемнадцатая

Глава семнадцатая

Выслушав короткий, буквально в пару слов, доклад Листика, Рогожин кивнул и спросил:
— Родители девушки в порядке?
— Почти. Накосячил я, командир, — повинился Антон.
— Что такое?
— Да я когда их нашел они, как зомби были. Слышали, как дочка кричит… Я им говорю, сидите сейчас принесу… — замолчав, понуро опустил голову и тяжело вздохнул.
— Ну! Листик, не тяни кота за хвост! Что случилось?
— Девчонку на руки беру, поворачиваюсь, стоят в проходе! А тут сами видите! Короче: женщина в обморок упала!
— Эк, ты… Не услышал?
— Да, о девушке этой думал, как она жить то теперь будет, а? Дай бог, если нормально все! А если удумает чего?
— Антошка, ты это… — смутился командир. — Ну, тяжело конечно, но не смертельно. Переживет… — а потом не хорошо так усмехнулся. — Там у нас где-то, командир этих ублюдков был!?
— Командир, это… — Листик запнулся и, отведя глаза, продолжил: — В больничку ее надо, у нее низ живота в крови. Или повредили чего, или…
— Черт! — выругался Рогожин. — Вот тебе и первая любовь. Ну, суки! Ладно, я сейчас пойду вопрос решать, а Хасана чуть позже кастрируем!
И замерев на мгновение скомандовал:
— Мажер, берешь Листика, и проводите заложников наверх: в гостиную, — и припустил к выходу, бубня на ходу. — Яйца отрежу, и сожрать заставлю, и подстилку эту французкую… — тут голос командира затих.
Что-то железного капитана накрыло, вон как разошелся! А я что? Я ничего! Ножик там поточить, или наоборот, лучше тупым пилить? Надо, на кухне столовый поискать… Право слово, не командиру же этим заниматься! Вот я и подсуечусь…
Поднялись наверх: в гостиную. Девушку пришлось нести отцу, так как при нашем приближение она в страхе скукоживалась. Ну да понятное дело: пережить такое, врагу не пожелаешь…
Сидим, ждем, а командира все нет! А вот и он: злой как черт и явно жизнью не довольный. За ним Димка-Маркони со своей рацией… Вот ведь интересно: живем в век высоких технологий, а радист таскает на спине дуру — в двадцать килограмм весом?! Да еще запасные аккумуляторы! Абсурд какой-то!
— Мажор, за мной. Маркони, с Листиком.
Ох, вот чего не люблю, так это злого командира… Он тогда превращается в натурального Джина: дымится и так же непредсказуем. Выходим, на улицу. Там уже сидит на крылечке Степаныч и задумчивый Марат. А у нас, похоже, военный совет? Рогожин всегда по возможности подтягивает нас с Маратом — учит думать! Мы же младшие командиры?! Вот и приобщает к таинству.
— Степаныч, хлопцы все целы? — командир интересуется состоянием пленных — рабов.
— Да как тебе сказать, Иваныч… — прапорщик достает из кармана пачку сигарет, тяжко вздыхает, — состояние паршивое, да и с головой у ребят, того… — крутит пальцем в воздухе и наконец, прикуривает сигарету. Выдохнув дым продолжает: — Один на меня кинулся. Ох-хо-хох… Связал их на всякий случай. Один побит сильно: это, которого сегодня видели. Остальные истощены. Ну и били, конечно… В больничку бы их. Не ходоки.
— Я так и думал, — Рогожин покачал головой. — Короче: будет вертолет, отправим всех в больницу. Но! За это мы не убьем Хасана… — было видно, как этот факт расстраивает командира.
— Как же это? — не выдерживаю и влезаю в разговор старших. — Джинн, гляди, какой я ножик на кухне нашел! Совсем тупой! Нельзя его отпускать…
— Цыц! Его никто не отпускает — засветились мы. Понимать должен, что на руках мы всех не упрем, да и молчать они не будут! Вот я с Васильевым и связался. Он теперь хочет сделать из нашей самодеятельности — законную операцию. Тут же всего навалом: дело сшить раз плюнуть. Нужен только приказ! Вот он и ищет того, кто его отдал!
— Как это ищет? Мы же сами! — заинтересовался Марат.
— Молча. Если захотеть, то из всего этого можно такую конфетку сделать, что и награды и звания не заставят себя ждать. Вот Васильев и ищет кого-нибудь, кому звезда на погон требуется. А таких пол штаба, как минимум. Так что ждем! Но самое главное: нужен тот, кого можно судить…
— Или договариваться! — сказал и прикусил язык. Рогожин и так как пороховая бочка, а тут я!
— Или договариваться! — сверкнув в мою сторону глазами, командир сплюнул и душевно выматерился.
— Соскочит, как есть соскочит! — стискиваю кулаки: обидно до слез!
— Мажор, ты кто?
— А?
— Я спрашиваю: какая у тебя профессия?
— Диверсант.
— А специализация?
— Э-э-э… Разведка?
— Угу. Это понятно. А поконкретней? Расширенно так сказать!
"А гори оно все огнем! Один черт не могу понять, что он от меня хочет!" — и я решил приколоться. А что? Если и получать по шапке, то хоть за дело!
— Незаметное проникновение и удовлетворение потребностей врага в суициде!
Вместо гневной тирады, Рогожин хрюкнул и начал смеяться. К нему тут же присоединился Степаныч. Ну и мы с Ханом до кучи. Отходняк, однако!
— Вот проникнешь и удовлетворишь, если что… — сквозь смех выдавил из себя командир. — Незаметно! Ты главное баб удовлетворяй — заметно! — продолжило веселиться начальство.
— Командир, — смахивая набежавшую от смеха слезу, пытаюсь говорить серьезно, — давай, хоть руку ему сломаем!
— Кхм… — Рогожин даже смеяться перестал, — руку, говоришь? Интересная мысль… — и старательно почесав затылок, вынес вердикт: — Левую, чтоб бумаги подписывать смог!
Не буду углубляться в подробности, скажу только: руку мы Хасану сломали. Точнее не руку, а только кисть, но зато качественно — в щебень! А как вы хотели? Если уронить на эту самою лапу комод, стоящий у стенки в спальне, предварительно положив ее на что-то твердое, например, на пол — что будет? Правильно! Хреново ему будет! Жалко только три раза, но мы ведь типа случайно! Мы ж не звери какие — специально людей калечить!
После того, как Балагур с Тихоней утащили скулящего бандита, приступили к разговору с наемницей — слегка офигевшей от произошедшего, но, тем не менее, не в павшей в истерику. Железная дама, сразу видно профи! А как она нас разводила! Но по порядку…
Вот лежит эта дамочка на кровати, голенькая и со связанными ручками. Все как полагается, психологический эффект: обнаженный человек завсегда в проигрышном состоянии перед одетым. Ага! Щаз!
Вначале-то парни ее прикрыли покрывальцем, чтоб значит не отвлекаться… И все было нормально. Пока мы, значит, в психологов играть не начали. Мы — это я, Рогожин и Степаныч. Стянули покрывальце и приступили к допросу. Вот какой… умный человек сказал, что голая баба перед мужиками в невыгодном положении? А если эти мужики голых баб уже… Короче давно не видели? И кто тут в этом самом? А она типа застеснялась со связанными ручками, вроде как прикрывается! И ножками сучит… Так чтоб рассмотрели. И титьками мотает! Аркх…
И невинные глазки строит, и то, что она журналистка рассказывает, и то, что она невинная жертва, и документики вон лежат, и вообще она мягкая и пушистая… И все это под показ женских прелестей, а мозг кипит, гормон попер! Тут Степаныч и спрашивает:
— Я не понял, она что, нас совращает?
— Могу спросить! — я ж единственный, кто понимает, что она там лопочет.
— А ты спроси, — по виду Рогожина уже видно, что он ни в чем не уверен. Может и журналистка! А ведь попадалово! Мы же, только что, на ее глазах человека покалечили! Спросил, конечно, куда я денусь. А дамочка в слезы, и давай значит, на жалость давить: и про испуг, и про то, что больно, и то, что жить хочет, и молчать будет, и никому не скажет. И что если нам очень надо, то мы можем ее… Только не убивайте.
Перевожу синхронно, а сам закипаю. У меня последнее время аллергия на женские слезы… Говорят, что это самое страшное женское оружие. Не спорю и сам раньше велся, но меня вылечили: жестко, больно, зато надежно! Но об этом я позже расскажу… Мужики-то уже в сомнениях. Нет, не по поводу попользовать, а всего остального! Того и гляди утешать начнут. А у меня паранойя разыгралась. Гляди, как старается, и ведь не забывает позы по эффектней занять. И плечиками поводит. Плечиками!
— Ах ты, сука! — честно говоря, едва успел. "Надо, надо верить себе и своей паранойе!"
Схватив за волосы: рванул вперед, пригибая голову к коленям. Вот ведь! Почти перепилила ремешок! Вырвав из рук нож, швырнул ее на пол. И отбросив подушку в сторону — офигел. Там лежала граната.
— Охренеть, она даже трахается с арсеналом под подушкой! — и душевно так вытянул берцем в бочину. Аж перекосило всю…
Мужиков уже нет, остались только злые, как черти, солдаты. А дамочка-то, вдруг взвилась вверх, ремешок в процессе падения лопнул, и попыталась воткнуть Рогожину в глаза пальцы. Наивная! Хруст, сопровождающий перелом шаловливой ручки, прозвучал в ушах как музыка! После чего командир просто впечатал тварюшку в пол.
— Гранату! — требовательно протянутая рука. И команда: — За дверь!
Пока мы со Степанычем шустро выметались из спальни: капитан, надавив на челюсть, заставил наемницу открыть рот и просто вбил в рот, вместе с зубами, безоболочечную гранату, найденную мной под подушкой.
Выскочив вслед за нами, прижался к стене и, открыв рот, заткнул уши. Вот в таких позах мы и встретили взрыв.
— Ик… Джинн, а можно, не я пойду проверять? — с надеждой в голосе поинтересовался я.
— И не я! — отрезал Степаныч.
Рогожин усмехнувшись, приоткрыл дверь и сразу закрыл.
— А не хрен там проверять… — и потирая грудь, добавил: — Не блевануть бы…
— Да уж… — прапорщик усмехнулся в усы, — облажались мы. А молодой молодец, не повелся на титьки… Пора! Пора — старшого давать.
— Повелся я, Дед, повелся. Только: как слезу пустила, меня аж колотить начало, знаешь ведь мою историю. У меня с тех пор иммунитет на слезы…
— Вот! И от дурости есть польза, — усмехнулся пришедший в себя капитан. — Так что походи пока сержантом!
Пришлось изображать разочарование. А что!? Пусть начальство думает, что мне оно надо. Глядишь, и других наказаний придумывать не будет.
— Здесь Джинн. Все в порядке! — выкрикнул Рогожин стаду носорогов, летящему по лестнице.
Носорогов изображали: Пепел, Балагур и Тихоня. Ну, это понятно: сидишь никого не трогаешь, а тут бабах! Вот и прибежали — кони. Сейчас огребутся… И огреблись, по полной! С нарядами, все как полагается. Спросите за что? А вот за топот и появление скопом! Ну, это я так объясняю… У Рогожина оно красочней получилось. Хотя в последний момент командир передумал и отменил Балагуру кухню:
— Тебе я персональное наказание придумаю!
— За что?
— За пререкание!
Поняв, что спорить бесполезно, Вовка покаянно опустил голову и засопел. И тут капитан объяснил для народа свой поступок:
— Есть у меня подозрение, что твоя наглая морда на кухне себя очень хорошо чувствует. Вот обрюхатишь повариху, и что?
— Я да ни в жизнь! — начал долбить себя пяткой в грудь этот прохиндей. — Я ж аккуратно, со всеми предохранениями…
— От молодец! — Рогожин, довольно улыбаясь, пару раз хлопнул в ладоши. — И сразу раскололся! Все! Нет больше нарядов на кухню! А то я его наказываю, а он и рад стараться.
Тут-то до Вовки и дошло, что он сам себя подставил. И тяжко вздохнув, поинтересовался:
— Что хоть тут случилось?
— Ты слышал, что спички детям не игрушка? — менторским тоном спросил командир.
— Как бы, да.
— Не как бы, а так точно!
— Так точно! — выпучив глаза и вытянувшись по стойке смирно, гаркнул этот балбес.
— Вот… А солдатам — граната! Понял?
— Так точно! А что случилось?
— Тьфу ты. Иди, посмотри…
Когда зеленый Вова вывалился из бывшей спальни, добрый Рогожин, постановил:
— Будем считать, что наряд ты отработал.
Дальше было не интересно: прилетело два вертолета: на них генерал-майор с сопровождением и взводом десантников. Ах да! Еще был майор Васильев, который быстренько состыковал Рогожина и генерала — небольшие переговоры и мы свалили… А что? Нас же тут не было! А прилетевшие приступили к освоению найденных богатств! Среди которых нашлось много интересного и забавного: на пару пожизненных точно! Кстати: по старой, доброй традиции мы опять затарились гранатами и патронами. А что? Запас карман не тянет и не учтено нигде. Чувствуете перспективу?
Назад: Глава шестнадцатая
Дальше: Глава восемнадцатая